Текст книги "Три короны"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)
Виктория Хольт
Три короны
РОЖДЕНИЕ МАРИИ
Во дворце святого Якова весь день слышались отзвуки народного ликования. В честь новой королевы звонили все лондонские колокола; к ночи сотни фейерверков озарили черное апрельское небо.
Король по-прежнему проводил вечера с леди Кастлмейн – обстоятельство, заставлявшее многих горожан покачивать головами и задаваться вопросом о возможности супружеского счастья для юной португальской принцессы; ее жених слыл самым обаятельным принцем в мире, а потому давал повод вспоминать о легком характере, остроумии, терпимости, мягкости, и, увы, чувственности его деда, французского монарха Генриха Четвертого, почти сорок лет назад заколотого фанатиком Франсуа Равильяком.
Праздничные церемонии, маскарады и уличные шествия доставляли огромное удовольствие жителям Лондона – они от души благодарили короля, сумевшего развеселить Англию после стольких лет унылого пуританского правления. Горожане смеялись, жгли чучела прежних героев и радостными криками приветствовали своего некрасивого, но прелестного повелителя, прогуливавшегося в компании таких же бесшабашных весельчаков, как он сам. Среди придворных были и дамы, и именно женская половина свиты привлекала особое внимание английских зевак. «Какая из них будет развлекать его за ужином, а какая – после?» – с одной и той же снисходительной улыбкой спрашивали друг друга лондонцы. Рассказы о его любовных похождениях передавались из уст в уста и при этом почти никогда не повторялись. Он был неутомим, как Дон Жуан. И вот – невеста из Португалии. Могла ли она рассчитывать на безмятежную семейную жизнь?
В торжествах не принимала участие лишь одна женщина, жившая во дворце святого Якова. Анна Хайд ходила взад-вперед по своим апартаментам, изредка поглаживала живот и думала о ребенке, которому вскоре предстояло появиться на свет. Она мечтала о сыне, возможном претенденте на английский трон. Ее мечты имели не слишком много общего с реальностью – особенно после того, как король обзавелся невестой и несколькими внебрачными детьми, доказавшими его полную пригодность к супружеству. Первым среди них был молодой Монмут, беспутный шалопай, которого многие – как поговаривали, включая самого Карла, – желали бы видеть законным преемником короны. Однако следующим в линии наследования мог оказаться ребенок Анны, что и заставляло ее уповать на бесплодность португальской принцессы.
Анна подошла к зеркалу – длинному, отражавшему ее с головы до ног, – придирчиво осмотрела себя и поморщилась. Она и в Лучшие времена не считалась красавицей. Что ж, тем больше у нее причин поздравить себя с удачным замужеством за Яковом, герцогом Йоркским, а главное – братом короля.
В комнату вошла служанка.
– Ваша Светлость… – озабоченным тоном начала она. Анна покачала головой.
– Ступай прочь. Когда понадобишься, позову.
– Но…
Анна махнула рукой.
– Время еще есть. Ты мне не нужна – все равно ведь ты не попросишь, чтобы на улице не шумели.
– Ах, Ваша Светлость, там все словно с ума посходили. На площади столько народу, что того и гляди, кого-нибудь задавят. Я видела Его Величество… – Служанка покраснела. – Он улыбался мне…
Уголки губ Анны немного приподнялись – скептически, образовав две небольшие ямки на щеках. Слова служанки ее ничуть не удивили. Она знала о необыкновенной способности короля смотреть на женщин таким взглядом – на всех, любого возраста и сословия, – что впоследствии тем казалось, будто он не меньше, чем они, взволнован этой встречей. Карл был известным волокитой, и хотя Яков не обладал столь же неотразимым обаянием, он походил на брата ровно настолько, чтобы держать в постоянном напряжении свою супругу.
– Не сомневаюсь, так оно и было, – холодно заметила Анна.
– А рядом с ним ехал милорд герцог… ах, какой прелестный мужчина, Ваша Светлость! И с каждым днем все больше становится похожим на своего брата.
Анна усмехнулась.
– Во всем?
– О, Ваша Светлость!
Блестящие глаза и легкий румянец, выступивший на щеках служанки, позволяли предположить, что в свободное время она подумывала о более продолжительной встрече с одним из носителей королевской фамилии. Может быть, Карл уже успел мимоходом поцеловать ее. А Яков?
– Герцог – верный супруг, Ваша Светлость. А что касается Его Величества, то его время вышло. Правда, поговаривают, что эта португальская принцесса…
– Недостойна его? – перебила Анна. – Держу пари, именно так отзываются о ней все англичанки.
– Нет спору, Ваша Светлость, в своих бриллиантах она выглядит великолепно. Но кому бы они не пошли на пользу? Подумать только, каких денег стоят все эти украшения!
Анна пожала плечами.
– Ладно, ступай. Когда начнутся схватки, я тебя позову.
Служанка поклонилась и вышла. При дворе Екатерина Браганская вызывала такое же повышенное внимание, какое в свое время уделяли Анне Хайд. Обстоятельство, позволявшее заключить, что англичанам Екатерина не приглянулась. Странное дело, эти двое мужчин – король Англии и герцог Йоркский, в равной степени неравнодушные к представительницам женского пола – довольствовались женами, внешне вполне заурядными. Ну, ладно еще Карл – его брак был обусловлен политической необходимостью объединить Англию и Португалию, да к тому же Екатерина привезла с собой неслыханно богатое приданое. Но вот герцог, он-то уж точно женился по любви, да еще с такой поспешностью, что все сразу поняли, в каком положении находилась его невеста.
Это случилось больше двух лет назад, и ребенок, заставивший герцога торопиться с заключением брака, уже давно умер. И все же Яков не жалел о браке. Его верность вызывала сомнения, но Анна Хайд знала, что, встречая при дворе своего брата гораздо более привлекательных женщин, он едва ли мог найти хоть одну, значившую для него так же много, как она, его супруга; во всяком случае, ради другой женщины Яков не рискнул бы навлечь на себя гнев семьи; а поскольку Анна не слишком мешала его похождениям, то во всем остальном он полностью подчинялся ей. Она понимала, что глупо было бы ждать верности от внука Генриха Четвертого.
Сейчас, подъезжая к дворцу и принимая радостные приветствия собравшегося народа – его морские победы принесли ему славу, сравнимую разве что со славой самого короля, – он наверняка думал о ней, наверняка молился о том, чтобы она благополучно разрешилась от бремени и подарила ему сына. Пожалуй, в качестве супруга он вполне устраивал ее настолько, насколько это было возможно в данных обстоятельствах.
Внезапно боли усилились, она даже захотела позвать служанок, ожидавших в передней вместе с лекарем и повивальной бабкой; еще никогда в покоях не было так безлюдно – сказывалось творившееся на улицах города. Вероятно, оставшиеся во дворце тоже мечтали присоединиться к народному гулянью.
Она вспомнила свою первую встречу с Яковом. Тогда ему как раз исполнилось двадцать два года, а она, восемнадцатилетняя девушка, находилась в услужении его сестры, принцессы Оранской. Это было еще до Реставрации – Карл и Яков, оба без единого пенни в карманах, скитались по Европе и искали друзей, которые помогли бы им вернуть трон. В Париже мать Якова устроила братьям встречу с принцессой, и когда она, Анна Хайд, приехала туда из Бреды, герцог ее приметил. Впрочем, он обращал внимание на многих женщин; лишь после того, как он сам нанес визит в Бреду, между ними вспыхнуло пламя жаркой, неукротимой страсти.
«Я женюсь на тебе», – сказал тогда Яков, и она ему поверила, хотя понимала, что дочь Эдварда Хайда, в то время одного из самых близких советников короля, а ныне графа Кларендонского, не могла составить партию возможному наследнику британской короны; когда же она узнала, что пуританское правление в Англии скоро закончится и Карл будет провозглашен законным монархом, ее надежды на брак и вовсе растаяли. Ей казалось, что для Якова найдут какую-нибудь принцессу и его легкомысленное обещание будет забыто.
Анна до сих пор с дрожью вспоминала май 1660 года: возвращение Карла в Англию и приготовления к родам, до которых оставалось всего пять месяцев! Она была готова до конца жизни боготворить Якова за то, что он тогда сделал для нее. В конце июня он объявил, что ради своей будущей супруги и их ребенка будет противостоять и своему брату, и ее отцу, и своей непреклонной матери; так все и случилось. Уступая старшему брату в обаянии и умении ладить с людьми, он не раздавал обещания подобно Карлу, но зато всегда держал свое слово; и вот, в один из сентябрьских вечеров – за шесть недель до рождения сына – преподобный Джозеф Кроутер обвенчал их в доме ее родителей, далеко за пределами Лондона и королевского дворца.
Однако испытания на этом не кончились. Заключенный брак привел в бешенство королеву-мать – как и бывшую госпожу Анны Хайд, принцессу Оранскую; что касается отца Анны, то он, разъяренный не меньше других, во всеуслышание объявил о своем желании провести остаток дней в темницах Тауэра и даже взойти на эшафот. Напоминать ему об отцовских чувствах не имело смысла. Увы, из страха за свою безопасность благородный Эдвард Хайд был готов пожертвовать даже дочерью.
Во всей той неразберихе нашелся лишь один человек, не принимавший слишком близко к сердцу сложившуюся ситуацию, – к счастью, он был могущественнее других. Карл лишь пожал плечами и сказал, что брак уже заключен; его невестка показалась ему умной женщиной; Яков желал видеть ее своей супругой. Стало быть, дело решенное, тут и спорить не о чем.
Он без лишних церемоний принял ее в свою семью.
Вот почему она с улыбкой подумала о нем, о его проницательных глазах, всегда готовых присмотреть хорошенькую женщину и беззаботно подмигнуть любой, нуждавшейся в ласке или просто в добром слове.
Неудивительно, что мысли Анны обратились к тому ужасному времени именно теперь, когда она снова ждала ребенка. Слишком уж хорошо она помнила, как лежала в постели после родов, обессиленная и задыхавшаяся от слез, а ее супруг заперся у себя в комнате и проклинал все на свете – еще бы, ведь ему сообщили, что ребенок не его! На роль отца вдруг стал претендовать сэр Чарлз Беркли, капитан личной охраны герцога, выразивший желание усыновить младенца и жениться на Анне.
Как она ненавидела этого бессовестного лжеца! Прежде Беркли домогался ее, и вот, получив отказ, решил отомстить. Ей было так плохо, что служанки всерьез опасались за ее жизнь; в порыве отчаяния она умолила епископа Винчестерского и герцогиню Ормондскую приехать к ней, а затем в их присутствии торжественно поклялась, что Чарлз Беркли никогда не был ее любовником, что отец ребенка – Яков, герцог Йоркский. Тогда она и вправду могла умереть; она и сама знала, что близка к смерти. Но внезапно в спальню вошел король – со своей обычной улыбкой на губах и с непривычной озабоченностью в глазах, – и она поняла, о чем он думал: «Господи, ну что мой брат нашел в этой женщине?» Тем не менее Анна с благоговением поцеловала его длинные белые пальцы.
«Ничего не бойтесь, сестра, – сказал он. – Вас оклеветали, но мы накажем ваших обидчиков». И, поскольку он продолжал стоять возле ее постели, события немедленно повернулись в ее пользу. «Поправляйтесь, – добавил Карл, – и присоединяйтесь к нам на рождественские торжества».
Ей было любопытно, как теперь ее примут в обществе. Раз король публично продемонстрировал ей свое благоволение, двор уже не мог отвергнуть ее; однако эта фурия, Генриетта-Мария тут же заявила, что никогда не признает ее своей родственницей, и принцесса Оранская последовала примеру королевы-матери; у них появилось немало сторонников. Более того, Яков, все еще не избавившийся от подозрений, даже близко не подходил к ней, и это было самым сильным ударом из всех, выпавших на ее долю. Позже она часто задавалась вопросом о том, как сложилась бы ее судьба, не заболей принцесса Оранская оспой. Та скончалась в декабре, как раз накануне рождественских праздников. На смертном одре она созналась, что оклеветала Анну Хайд. Вот тогда-то Чарлз Беркли, боясь разоблачения, сам явился к Якову и рассказал о своем обмане.
Беркли оказался достаточно изобретателен, чтобы извлечь выгоду из создавшегося положения. «Ваше Высочество! – взмолился он. – Я всего лишь хотел пожертвовать собой ради вас. Беспокоясь за последствия вашего брака, я желал содействовать его расторжению – а сейчас, осознав всю меру ваших страданий, решил исповедаться как на духу».
Это признание так глубоко тронуло Якова, что он, движимый наследственным стюартовским великодушием, мгновенно сменил гнев на милость. К тому же у него сохранилось немало воспоминаний о тех морских баталиях и походах, когда Беркли на деле доказывал ему свою преданность. В результате он пришел в покои Анны, попросил прощения за то, что усомнился в ее верности, и все уладилось как бы само собой.
Сейчас о том ребенке многие забыли, а она помнила и снова готовилась к родам.
Впрочем, на этот раз ее младенец не мог привлечь к себе особого внимания английского двора: у короля теперь была жена, и все думали, что примерно через год англо-португальский союз принесет свои плоды, а наследник Анны Хайд окажется всего лишь кузеном короля.
Почувствовав приближение родовых схваток, она поспешила лечь в постель и позвать служанок.
В последний день апреля у герцога и герцогини Йоркских родилась дочь; при крещении ее нарекли Марией – в честь тетки, Марии Оранской и прабабки, королевы Марии Шотландской.
На улицах устраивали фейерверки, народ ликовал; однако праздновалось отнюдь не рождение этой маленькой девочки, а прибытие в Лондон новой королевы – супруги беззаботного английского короля, будущей матери наследника британской короны.
Казалось, рождение малютки Марии не имело значения ни для кого, кроме ее любящих родителей.
СЕМЕЙСТВО ЙОРКСКИХ
В детской комнате громадного твикенхемского особняка две дочери герцога и герцогини Йоркских играли под присмотром пожилой няни и служанки. Трехлетняя Мария и годовалая Анна находились в полном неведении относительно причин своего пребывания в Твикенхеме; они не знали, что столица Англии с каждым днем становилась все менее людной, что магазины и лавочки закрывались, а немногие оставшиеся горожане торопливым шагом проходили по узким улочкам, то и дело поправляя повязки на нижней части лица и отводя глаза от дверей, помеченных большими красными крестами. Не знали девочки и того, что королевский двор уже выехал из Лондона, а по ночам в городе колесили санитарные телеги и возчики в черных плащах выкрикивали: «Есть кто живой? Выносите мертвых!»
Как говорила Мария, их переселили в дом дедушки Кларендонского, потому что в поместье воздух чище, чем в столице.
Анна слушала и безмятежно улыбалась – еды здесь было вдоволь, а остальное ее не волновало.
Сейчас Мария с любопытством наблюдала за тем, как Анна уплетает сухие фрукты, набивая ими свой пухленький ротик и протягивая розовые ручонки за следующей порцией, еще не прожевав предыдущей.
– Какая жадина! – наконец воскликнула она.
Мария с гордостью сознавала свое превосходство, поскольку не так давно принимала посильное участие в крещении своей младшей сестренки. Это событие было самым важным из всех, происходивших до сих пор в ее жизни, потому-то и оставило такие яркие воспоминания. В тот день отец Марии был очень доволен ее поведением: всю церемонию она с сосредоточенным видом простояла возле молодой супруги герцога Монмута, а после пообещала всегда ухаживать за маленькой Анной.
Присматривать за Анной оказалось делом нехитрым – та ничего на свете не любила больше, чем находиться под чьим-либо наблюдением. Мария делилась с Анной своими игрушками и подарками. Она сказала, что ее сестренка может брать на руки маленького черного кролика, гладить его и даже называть его своим, если ей так хочется. Анна благодарно улыбнулась, хотя в душе предпочитала делиться с Марией ее лакомствами, а не живностью.
Пухленькая розовощекая Анна казалась Марии самым очаровательным ребенком во всем королевстве. Сама она была более худощавой и намного более серьезной девочкой. Такой ее сделал постоянный уход за непослушной Анной.
Женщины, стоявшие в углу комнаты, негромко переговаривались.
– Ну, где еще вы видели таких прелестных деток? – спросила одна.
– Неудивительно, что родители обожают их.
– По-моему, герцог особенно неравнодушен к Марии.
– А герцогиня – к Анне.
– Да, я не раз видела, как герцогиня сажает ее на колени и кормит шоколадом. Нетрудно догадаться, откуда у нашей маленькой госпожи Анны такое пристрастие к сладкому.
Женщины склонили головы друг к дружке.
– Госпожа герцогиня в последнее время очень располнела. Если она не будет следить за собой…
Другая кивнула.
– Герцог будет смотреть на сторону? Он и так позволяет себе кое-какие вольности, но это не всерьез. Она держит его в своих руках.
– О да, она умнее. Вот почему меня удивляет, что она все еще злоупотребляет мучными блюдами и восточными лакомствами. Как я слышала, некоторые придворные тихо посмеиваются над ней. Они говорят, что она больше похожа на бочонок с пряностями, чем на герцогиню. Вторая женщина спросила:
– Интересно, а когда двор вернется в Лондон? Обе вздохнули.
– Дела идут все хуже. Мне сказали, что там все мостовые уже поросли травой.
Они переглянулись и вздрогнули. Затем одна из них произнесла:
– Хорошо, что мы здесь, с господами.
– Все равно, слишком близко к городу. Говорят, болезнь распространяется.
– Неужели наши несчастья никогда не кончатся? Как ты думаешь, это из-за того, что Богу не нравится образ жизни, который ведет наш король?
– Тише! Не ровен час, кто-нибудь услышит.
– А что? Три года брака – и никакого наследника, а теперь еще эта ужасная чума! Если бы у герцога и герцогини родился мальчик, он мог бы со временем стать английским королем! Подумать только, мы бы воспитывали будущего повелителя Англии!
– По-моему, наше положение не изменилось бы ни на йоту – если наследника не будет, королевой станет леди Мария.
Они с уважением посмотрели на девочек. Служанка усмехнулась.
– Это в том случае, если мы все не помрем от чумы.
В детскую вошла еще одна женщина. Судя по ее взволнованному виду, она принесла какое-то важное известие.
– Слыхали? Вчера один из лордов-распорядителей пожаловался на боль в животе. Он недавно ездил в столицу.
– О Боже! Как он себя чувствует?
– Говорят, еще хуже, чем вечером.
Служанка и няня в ужасе переглянулись: вот и все, в благополучный Твикенхем пришла чума.
Ночью лорд-распорядитель умер, а наутро заболели двое слуг графа Кларендонского. Через несколько дней они тоже скончались. Дальнейшей пребывание в Твикенхеме стало небезопасным. В доме герцогини Йоркской поселилась чума.
Приехав с женой в Твикенхем, герцог первым делом поспешил в детскую, где взял на руки Марию, нежно поцеловал, а затем пытливо оглядел ее.
– Как самочувствие моей дочурки? – спросил он. – Все в порядке?
– Ваша Светлость, – ответили ему, – леди Мария в полном здравии.
– А ее сестренка?
– Леди Анна – тоже.
– Немедленно собирайте вещи. Через час выезжаем. Обняв Анну, герцогиня разложила по карманам ее платьица пригоршню сухих фруктов, и та с удовольствием принялась уплетать привычные лакомства.
– Ну, нельзя терять ни минуты, – сказал герцог.
Он посмотрел на герцогиню, одной рукой продолжавшую обнимать Анну, а другой манившую к себе старшую дочь. Когда Мария подбежала к ней, она стала расспрашивать ее о занятиях с наставниками и воспитателями – девочка отвечала, но чувствовала, что мать пропускает ее слова мимо ушей.
Глядя на супругу и дочерей, герцог вдруг забыл о необходимости поторапливаться и подумал, что вполне доволен своим браком. Не потому что он относится к числу уж очень верных мужей. Вовсе нет. Например, сейчас Карл сердится на него – за попытки соблазнить мисс Франциску Стюарт, на которую зарится и король. Впрочем, им обоим тут ничего особенного не светит. Вот Арабелла Чарчхилл, та оказалась сговорчивей – как и Маргарита Денхем. Ах, Маргарита! Очаровательное создание, пальчики оближешь. Всего восемнадцать лет – и только-только выскочила замуж за сэра Джона Денхема, уже отпраздновавшего свое славное пятидесятилетие, а выглядевшего на все семьдесят. Ее любовные интриги приводили бедного Денхема в бешенство, но что он мог поделать? При дворе тон задавал король, поэтому от брата короля никто и не ожидал образа жизни, положенного добродетельному отцу семейства.
Разумеется, Анна старалась чинить ему препятствия – в меру, без скандалов. Она умная женщина; ее единственное безрассудство проявлялось за столом. Впрочем, свои апартаменты она тоже привыкла обставлять всевозможными шкатулочками и коробочками с лакомствами.
Нет, все-таки он был не так глуп, когда решил жениться на дочери графа Кларендонского, хотя граф уже тогда выходил из фавора. Несносный старикашка в те дни дрожал от страха за свою судьбу, а теперь заявляет, что его звезда клонится к закату с тех пор, как дочь вышла замуж за претендента на английский трон.
Анна распекала супруга за неосторожное увлечение Маргаритой Денхем, когда им принесли известие о чуме, разразившейся в Твикенхеме. Оно отрезвило обоих. Какое значение имели ее упрямство и властолюбие или его бесхарактерность и измены – по сравнению с безопасностью и здоровьем их детей?
Своих дочерей Яков любил больше всех на свете. Особенно – старшую.
– Мария, – произнес он, – подойди ко мне, дитя мое. Девочка с радостной улыбкой подбежала к нему.
– Ты уже взрослая и должна многое понимать, – сказал Яков.
Он усадил ее к себе на колени. Она с удовольствием погладила его атласный камзол, брыжи и длинные черные волосы – ненастоящие, но ей нравилось, что их можно снять и надеть на подставку.
– Мы уезжаем, Мария.
– Прямо сейчас?
– Минут через сорок – пятьдесят.
– А Анна тоже уезжает?
– Конечно. Уж не думаешь ли ты, что мы можем бросить ее? Она звонко засмеялась, и он порывисто прильнул губами к ее розовой щечке. Ему хотелось поскорей увезти дочь в безопасное место. Он знал, что у него не будет ни минуты покоя, покуда они не покинут Твикенхем.
– А куда мы едем, папа?
– В Йорк, сокровище мое. Ты поедешь с Анной. – Он позвал няню. – Багаж готов? Тогда начинайте собирать детей. Нам предстоит долгая дорога, в Йорк прибудем не скоро.
– Но папочка, – удивилась Мария, – мы ведь и так Йорки! У тебя даже титул такой – герцог Йоркский…
– Йорк, любовь моя, это еще и город. Он принадлежит нашей семье. Рядом с ним стоит королевский флот, поэтому мы сможем следить за этими разбойниками-голландцами и охранять от них наши берега.
– Папа, расскажи мне о голландцах, – попросила Мария.
– Всему свое время, дочурка, – сказал герцог. – Сейчас нам нужно собираться. Видишь, твоя няня уже стоит с платьем, которое ты наденешь в дорогу. А со мной ты еще успеешь наговориться, даю тебе слово. Я хочу, чтобы ты знала о том, что происходит в нашей стране. Не забывай, ты ведь моя дочь и племянница Его Величества.
Мария вспомнила об этом и подумала, что родилась самой счастливой девочкой во всей Англии. Ее отец был лучшим мужчиной в мире; мать – лучшей из женщин; и вдобавок у нее был дядя, которому все должны кланяться и который – так ей казалось – втайне жалел о том, что она приходится ему племянницей, а не дочерью.
Несколько месяцев, проведенных в Йорке, были счастливым временем для всей семьи.
Герцог и герцогиня наконец-то примирились – отсутствие любовниц герцога благотворно сказалось на настроении герцогини, а по другим причинам они никогда не ссорились.
Яков и Анна как бы заново пережили те первые недели их брака, когда весь мир, казалось, ополчился против них, а они противостояли ему, крепко держась друг за друга.
Они вместе наблюдали за воспитанием и образованием Марии, вместе радовались ее успехам. Герцогу нравилось в ее присутствии принимать морских офицеров, часто приезжавших с докладами о состоянии дел на флоте.
– Даю голову на отсечение, – сказал он как-то Сэмюэлю Пепису, навещавшему его чаще других подчиненных, – леди Мария понимает многое из того, о чем мы говорим.
Разумеется, это было преувеличением, но Мария и впрямь слушала очень внимательно – ей хотелось доставить удовольствие своему отцу.
Чтобы заслужить его одобрение, она усердно готовила уроки и с нетерпением ждала каждого его прихода в детскую. Когда Анна была у герцогини, она проводила время с герцогом, и его слуги говорили, что их хозяин больше всех на свете любит свою старшую дочь.
Однажды отец пришел к ней немного грустный. Посадив Марию к себе на колени, он сказал, что вынужден покинуть ее.
– Совсем ненадолго, – как бы оправдываясь, добавил он.
– Ох, папа, – с трудом сдерживая слезы, прошептала она.
– Послушай, маленькая, – продолжал герцог, – дядя Карл сейчас в Оксфорде, там же и парламент, поэтому я должен присоединиться к своему брату. Нам предстоит множество дел. Ты меня понимаешь?
Она кивнула, но при этом крепче сжала его пальцы – показывая, что без борьбы не сдастся.
– Очень хорошо, что ты понимаешь, какие обязанности лежат на короле и его брате. Видишь ли, любовь моя, может так случиться, что когда-нибудь ты станешь английской королевой… да, ты вправе рассчитывать на такую честь. Подумай об этом, любимая.
– А Анна?
– О, Анна – твоя младшая сестренка! Она идет после тебя. А у дяди Карла нет сыновей.
Мария с долей замешательства подумала о своем двоюродном брате Джемми, известном в Англии как Джемми Монмут. До сих пор она считала, что тот был сыном дяди Карла.
– Да, у него нет сыновей, которые могли бы наследовать трон, – продолжал отец, – поэтому после смерти Карла королем стану я. А после моей смерти… – Она с испугом посмотрела на него, и он нежно поцеловал ее. – Ну, у меня впереди еще много лет сравнительно благополучной жизни… но когда-нибудь я превращусь в жалкого, немощного старика, а ты будешь красивой замужней женщиной, матерью двоих или троих детей. И вот тогда, любовь моя, если у дяди Карла так и не появится наследник, – тогда ты сможешь стать королевой Англии.
Едва ли она полностью осознала смысл его слов, но он был доволен, что поделился с ней частью своих мыслей; ей не мешало знать, какую роль она могла сыграть в истории своей страны.
Затем герцог переменил тему разговора – стал рассказывать, как воевал в Европе и как с дядей Карлом скитался по всем государствам христианского мира, потому что злодей Кромвель прогнал их из Англии. Он мог бы поведать о многих своих приключениях той поры, но Марии больше всего нравился рассказ о том, как английский народ решил положить конец пуританскому правлению и призвать на родину обоих наследных принцев, Карла и Якова. Она любила слушать об их возвращении; о лондонских колоколах, звонивших без умолку; о горожанах, кричавших от радости и бросавших цветы под ноги братьев, их верных друзей и немногочисленной свиты, – желавших поскорей забыть об унылом времени пуритан.
– Они знали, что дядя Карл снова развеселит их, – сказала Мария.
Отец кивнул. Она была права. Карл и вправду заставил их смеяться – над своими остротами, добродушной беззаботностью и бесконечными любовными интригами.
Когда Яков уехал в Оксфорд, Мария очень скучала. Она поняла, что любила своего отца больше всех на свете – больше матери, больше кузена Джемми и даже больше сестры Анны.
Мария каждый день ждала известия о его возвращении; желая обрадовать отца, она усердно готовила уроки, и мать гордилась ею, но Мария знала, что в душе та гораздо больше любила Анну, хотя эта девочка не делала никаких усилий, чтобы завоевать ее расположение; Анна с одинаковой безмятежностью улыбалась всем, кто смотрел на нее, и с каждой неделей становилась все полнее, все неповоротливей.
Герцог и впрямь несколько раз наведывался в Йорк – для Марии это были самые счастливые дни. Она не отходила от него ни на шаг, даже во время официальных приемов и разговоров с офицерами флота. Когда он обсуждал государственные дела, Мария сидела у него на коленях и внимательно слушала; она чувствовала, что этим доставляет ему удовольствие. Так она узнавала кое-что о коварных голландцах, воевавших с англичанами в открытом море; слышала и вести об ужасной чуме, свирепствовавшей в Англии.
Однажды мать позвала к себе дочерей, а когда они пришли в ее покои, обняла обеих девочек и сказала:
– Ну как, вы еще не хотите вернуться домой?
Домой? Но ведь ее дом был в Йорке. Здесь жила ее мать, и сюда изредка приезжал отец, желавший иногда отдохнуть от государственных забот.
– Вам предстоит счастливое время, – пояснила герцогиня. – Вы будете жить в ричмондском дворце, там уже готовят детскую и две спальни для вас. У вас будет гувернантка и множество подруг вашего возраста.
Мария опешила, однако мать улыбалась, а Анна с удовольствием уплетала сладости. Поэтому позже, когда слуги с радостным видом говорили об отъезде, она тоже почувствовала себя счастливой и захотела поскорей вернуться в большой город.
Леди Франциска Вилльерс, младшая дочь графа Саффолкского, несколько лет назад вышедшая замуж за полковника Эдварда Вилльерса и подарившая ему довольно многочисленное потомство, чрезвычайно обрадовалась полученному приглашению.
– Видимо, король так и не обзаведется наследником, – сказала она супругу. – Следовательно, под моим присмотром окажутся два самых перспективных ребенка нашей страны.
Полковник согласился: да, предложение выглядит весьма заманчиво.
– Эдвард и Генри при дворе занимают хорошее положение, – продолжала леди Франциска, – а теперь у нас появился шанс устроить и девочек. Они будут часто видеться с леди Марией и леди Анной, и я постараюсь сделать все возможное, чтобы дочери герцога Йоркского подружились с ними.
– Уверен, дорогая, в этом ты добьешься успеха, – сказал полковник.
– Нужно срочно поговорить с Елизаветой, – добавила леди Франциска.
Она послала служанку за старшей дочерью и, когда та предстала перед матерью, придирчиво осмотрела ее. Надо сказать, Елизавета внушала ей кое-какие опасения. Тем не менее эта десятилетняя девочка казалась смышленой не по годам; ей предстояло оказаться самым старшим ребенком в королевской детской комнате, и в силу своего возраста, равно как и характера, она могла справиться с возложенной на нее задачей.
– Елизавета, – строго произнесла леди Франциска, – стой прямо. Не кривляйся.
Елизавета подчинилась. Она была грациозна и миловидна, но в ее умненьких глазках то и дело мелькало какое-то уж слишком лукавое, не совсем детское выражение.
– На днях в город прибудут леди Мария и леди Анна. Полагаю, ты с пониманием отнесешься к той высокой чести, которую герцог и герцогиня окажут тебе, разрешив бывать в обществе своих детей.
– Это и впрямь такая высокая честь? – спросила Елизавета.
