Текст книги "Паутина любви"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Все эти постоялые дворы и таверны так походили друг на друга, что различить их было трудно. В зале располагался, традиционный камин и чувствовалась уютная семейная атмосфера. Мы сели, и Джоуэн заказал сидр.

– Вряд ли вы найдете какое-нибудь отличие, – заметил он. – По-моему, весь сидр в этой округе из одного и того же источника!

Когда мы остались вдвоем, он продолжил:

– Поздравляю вас! Я слышал, вас вырвали из когтей смерти?

Я рассмеялась.

– Дорабелла была права…

– В чем именно?

– Она сказала, что вы уже слышали об этом по местной «информационной сети».

– Естественно, за завтраком мне сообщил об этом один из слуг. Он изложил это весьма драматично: «Эта, значит, мисс, как ее там, ну, вы знаете, сэр, которая чья-то там сестра у Трегарлендов, она чуть было не утонула! Прихватило ее в этой бухточке. Вы же знаете, как это бывает, сэр, как бывает с приливом, нежданно-негаданно! И чего ей было там делать? Видать, насчет приливов она мало разбирается».

Джоуэн прекрасно имитировал косноязычную речь слуги. Я рассмеялась, а он наблюдал за мной.

– Полученный вами отчет весьма точен, – подтвердила я. – Меня и в самом деле «прихватил прилив». Его лицо стало серьезным.

– Вы подвергались реальной опасности!

– Теперь я это понимаю, раньше я не подумала об этом.

– Весьма легкомысленно с вашей стороны!

– Зато я получила урок и обогатилась опытом!

– По-моему, кто-то сказал: «Своим ошибкам мы присваиваем звание опыта».

– Не иначе как это сказал Оскар Уайльд! Конечно, это правда, и все-таки наши ошибки помогают избегать в будущем некоторых глупостей.

– Что ж, значит, вы пострадали не напрасно?

– Гордон Льюит проявил себя великолепно.

– Вне всякого сомнения, полагаю, он совершил настоящий подвиг!

– Мне очень повезло, что он проходил мимо и заметил меня.

Внимательно посмотрев на меня, Джоуэн произнес:

– Это ему повезло! Хотелось бы мне оказаться на его месте…

– Очень мило с вашей стороны.

– Бедняга Льюит, незавидное у него там положение!

– Он предан Трегарлендам.

– Да, но это место никогда не будет принадлежать ему, а жаль: он сделал для него больше, чем кто бы то ни было! Джеймс Трегарленд…

– Это старый мистер Трегарленд?

– Да, он здесь все пустил на самотек, не лежат у него руки к земле! Говорят, что он умен, а я полагаю, что он, скорее, хитер. Здесь он почти не бывал, все время в Лондоне: по-моему, азартные игры! Он довольно поздно женился… очаровательная во всех отношениях леди, но он не из тех, кто способен утихомириться. Он женился только ради продолжения рода – так я слышал. Что ж, его жена родила требуемого сына – Дермота, а через пять лет неожиданно умерла.

Потом появились эти Льюиты… Мать была очень миловидной женщиной, какие-то, как говорили, дальние родственники… и вместе с ней появился ее маленький сын. На некоторое время все утихомирились, но Джеймс Трегарленд и не собирался заниматься землями. К счастью, Гордон, повзрослев, сам занялся делами, и именно он спас поместье от катастрофы, как раз вовремя. Такие имения могут выдержать бесхозяйственность в течение одного поколения, но не больше, поэтому то, что Гордон появился так вовремя и оказался таким умелым, можно считать настоящим чудом! Тем не менее, все это пойдет на пользу лишь Дермоту.

– Дермот тоже безразличен к делам.

– Похоже, что так. Трегарленды должны благодарить небеса за Гордона!

– Как я благодарила их вчера! Кстати, я говорила с парнем на конюшне. Вы что-нибудь Знаете о нем?

Джоуэн озадаченно взглянул на меня.

– Похоже, он что-то хотел мне объяснить, но он производит впечатление не вполне нормального. Когда я уезжала, он начал рассказывать мне очень странные вещи. Он явно слышал о случившемся вчера на утесах и, судя по всему, считает, что некая злая сила пыталась погубить меня! Из-за моих связей с Трегарлендами… Я – сестра новобрачной…

– Да? И что же он сказал?

– Что-то насчет этой бухточки: какая-то из ваших прабабок, утонувшая в море из-за несчастной любви, которая и поныне мстит женщинам из семейства Трегарлендов…

– Значит, «бедняга Сет»? Да, говорят, у него не все в порядке с головой!

– Я слышала, что он «порченый»…

– Это одно и то же – умственное помешательство! Должно быть, он услышал о вашем вчерашнем приключении, вспомнил о некогда утонувшей миссис Трегарленд, взял и связал две темы!

– Он всегда был таким? – О нет, что-то случилось с пареньком, когда ему было лет десять. Он – сын одного из конюхов и прекрасно разбирается в лошадях. Однажды в конюшне произошел несчастный случай: вырвалась необъезженная лошадь. Мальчик был там, лошадь сбила его с ног, и он попал под копыта. У него была повреждена голова, с тех пор все и началось.

Потом я рассказала ему о миссис Парделл и о нашем разговоре с ней.

– Вы расположили ее к себе! – похвалил он. – Обычно с ней нелегко сблизиться.

– Мне жаль ее! По-моему, она действительно очень горюет по своей дочери…

– Она относится к тем людям, которые не умеют выражать свои чувства. Им всегда чего-то не хватает, как вы полагаете?

Я согласилась с ним.

– Но рядом с ней я ощущала, что она любила свою дочь и тоскует по ней, – заметила я. – Кое-что она говорила и об Аннетте. Похоже, это была весьма яркая личность?

– Да, действительно, она очень хорошо подходила для своей работы. Вокруг нее всегда была толпа почитателей!

– И среди них – Дермот, – добавила я.

– Вы же знаете, как любят болтать люди! Говорят, что он – один из нескольких, а она сочла его наиболее подходящим для того, чтобы объяснить свою беременность.

– И он принял эту роль?

– Дермот – благородный молодой человек! Он делает то, что считает справедливым.

– Я убеждена, что он ее любил.

– Не знаю, в таком местечке, как Полдери, вокруг подобной ситуации всегда рождаются слухи, тем не менее, все это уже в прошлом. Давайте выпьем за нынешнюю миссис Трегарленд, за то, чтобы она родила здорового сына и жила после этого долго и счастливо!

– Я пью за это!

Подняв кружку, Джоуэн улыбнулся мне:

– Я бы не прочь познакомиться с ней.

– А она не прочь познакомиться с вами!

– Вы говорили с ней обо мне?

– С ней, но ни с кем другим, принимая во внимание вашу смехотворную вражду! Когда сестра вновь будет в форме, мы посоветуемся с ней и посмотрим, каким образом можно положить этому конец.

Джоуэн поднял свою кружку:

– За ваш успех!

Я была довольна его обществом. Назад мы ехали вместе и договорились встретиться через несколько дней.

ОБЕЩАНИЕ

Вернулась я в Кэддингтон в начале сентября. Мне было жаль оставлять Дорабеллу. Более того, я чувствовала, что меня все сильнее поглощала жизнь Трегарлендов. Тем не менее, я понимала, что мать не хочет, чтобы я слишком долго задерживалась там. Мать сказала так:

– Я знаю, что Дорабелла очень любит, когда ты возле нее, но теперь у нее есть муж, и ей следует вести семейную жизнь. Кроме того, у тебя есть своя собственная жизнь, ты не должна стать лишь частью жизни Дорабеллы!

Я, конечно, понимала, что она имеет в виду. Мать собиралась устраивать званые обеды и приглашать на них подходящих молодых людей. Мне эта затея не нравилась, и я сказала ей, что не желаю быть выставляемой на аукцион.

– Что за чепуха! – отвечала она. – Тебе нужно повидать жизнь, вот и все.

Ее обрадовало предложение Эдварда отправиться в Лондон. Он написал: «Ричард Доррингтон был бы рад, если бы вы и Виолетта, а также сэр Роберт, разумеется, если он сможет приехать, провели недельку у них в Лондоне. Вам, должно быть, захочется посмотреть наш дом. У нас тут некоторый беспорядок, поскольку мы еще толком не устроились. Однако, независимо от этого, некоторое время вы можете погостить у нас. Мэри Грейс собирается написать вам».

– Я думаю, что они чувствуют себя обязанными пригласить нас, потому что здесь гостил Ричард, – сказала я.

– Это очень милый дружеский жест, – ответила мать. – Я была бы не прочь поехать к ним. Не знаю только, как к этому отнесется твой отец.

Мой брат Роберт вновь начал ходить в школу. Он постоянно жаловался на то, что из-за школы ему приходится упускать множество интересных возможностей, которыми пользуется остальная семья.

– Со временем ты избавишься от этой обузы, – утешила я. – Нам всем пришлось пройти через это.

Я была довольна открывшейся перспективой посещения Лондона, и, как выяснилось, визит к семье Доррингтонов оказался интересным.

Миссис Доррингтон была просто очаровательной, и она сдружилась с моей матерью. Мне понравилась Мэри Грейс: немного моложе Ричарда, довольно тихая и застенчивая девушка, занимавшаяся в основном уходом за своей матерью.

Дом был большим и комфортабельным, с немалым штатом прислуги. Он выходил на тихую площадь с садом, что было характерно для этого района.

Вновь приобретенный дом Эдварда находился неподалеку – на улице, обсаженной деревьями. Он и Гретхен были, судя по всему, очень счастливы и довольны друг другом, хотя временами я замечала в глазах Гретхен грусть и полагала, что знаю ее причину: она, наверное, думала о своей семье в Германии. Насколько я могла судить, ситуация там не изменилась.

Ричард Доррингтон приложил все усилия к тому, чтобы наш визит оказался удачным. Он постоянно водил нас в театр, после чего мы обычно ужинали в небольшом ресторанчике возле Лейчестер-сквер, который часто посещали актеры. После провинциальной жизни это было очень интересно.

Днем Ричард и Эдвард были заняты работой, так что мы с матерью могли вволю походить по магазинам. Главным образом нас интересовали приобретения для будущего ребенка. Мэри Грейс тоже интересовалась этим и иногда сопровождала нас.

Однажды мы отправились с ней в музей, на выставку миниатюр, и я тут же поняла, что она весьма глубоко разбирается в этом предмете. Отбросив застенчивость, она позволила себе пространные и эмоциональные высказывания.

Меня порадовал проявленный ею интерес, и я внимательно слушала ее. Она стала необычайно разговорчива и, в конце концов, призналась в том, что сама занимается живописью.

– Немного, – добавила она, – и без особых успехов, но все равно это – увлекательное занятие!

Я сказала, что хотела бы познакомиться с ее работами, и она сразу приуныла:

– О, ничего достойного внимания!

– И все-таки я хотела бы посмотреть, покажи мне, пожалуйста!

Мэри продолжила:

– Есть – такие люди, которых сразу же хочется нарисовать: есть в них что-то такое…

– То есть, они красивы?

– Ну, не обязательно, в расхожем смысле этого слова… Просто в них есть что-то такое… Мне хотелось бы нарисовать тебя!

Я удивилась и, признаюсь, слегка оторопела. Рассмеявшись, я сказала:

– Вот с моей сестры-близнеца Дорабеллы получился бы очень хороший портрет! Мы похожи, но она все же другая: она жизнелюбива и очень привлекательна. Вот если бы ты увидела ее, тут же захотела бы написать ее! Вскоре ей рожать, но, может быть, после родов ты сможешь написать ее? Я уверена, что она будет более подходящей моделью, чем я.

Мэри Грейс сказала, что ей нравится ни с чем не сравнимое чувство, которое возникает у нее перед началом работы. Специально пока еще ей никто не позировал. Заметив привлекательное лицо, она набрасывала его по памяти, а затем начинала писать: делала эскиз, а затем прорабатывала детали.

– Это мне подходит, – сказала я. – Несколько набросков ты можешь сделать.

– О, ты не возражаешь? Только никому не говори!

– Это будет нашей тайной.

На следующий день я пришла в ее комнату, и она сделала несколько набросков, но отказалась показать их мне. Зато Мэри продемонстрировала работы, сделанные ранее. Среди них было несколько акварельных миниатюр, которые я нашла очаровательными. Она вспыхнула от удовольствия, я редко видела ее столь довольной.

Мать заметила мне:

– Я очень рада тому, что ты подружилась с Мэри Грейс. Похоже, ей нравится твое общество?

– Очень милая девушка, – ответила я, – но слишком уж неуверенная в себе.

– В отличие от своего брата! Нужно, чтобы кто-нибудь помог ей найти себя.

В этот вечер мы отправились в оперу. В Ковент-Гардене давали «Травиату». Ричард заранее знал, что будет именно эта опера, и приложил все старания, чтобы раздобыть на нее билеты. С того самого момента, как поднялся занавес и показалась с изысканностью оформленная сцена, как только Виолетта поприветствовала своих гостей, – до самого конца все было сплошным наслаждением.

После спектакля мы ужинали в ресторане неподалеку. Настроение было веселое, и постоянно обыгрывалось мое имя, совпадавшее с именем героини оперы.

– На этом и кончается всякое сходство, – завершил Эдвард.

Мать заметила:

– Надо мной смеялись, когда я дала ей это имя, но я ничуть не жалею об этом. Мне оно кажется красивым… и, по-моему, подходит ей?

С этим согласились все.

– А Дорабелле пришлось нести еще большее бремя, – сказала я.

– «Дорабелла» тоже звучит красиво, – возразил Ричард. – Как жаль, что ее сегодня нет с нами!

– При встрече я дам ей детальный отчет о сегодняшнем вечере, – пообещала я.

Домой мы возвратились поздно. Вечер был очень удачным. Я вспоминала Дорабеллу, которая наверняка разделила бы нашу радость, и вновь задумалась о том, как ей удастся прижиться в Корнуолле.

На следующее утро мать сказала мне:

– Вчерашний вечер был просто великолепен, не так ли? Ричард, по-моему, просто молодец!

– Да, он очень предусмотрителен.

– С его стороны было так мило пригласить нас на эту оперу! Он сказал, что решающую роль сыграла именно «Травиата»… то есть то, что тебя зовут Виолеттой.

– Наше сходство на этом кончается, как справедливо заметил Эдвард.

– Хотелось бы на это надеяться. Было бы ужасно думать о том, что ты проживешь, такую жизнь и безвременно увянешь.

Я рассмеялась, а она добавила:

– А ты помнишь, что нас ожидает? С этой суетой вокруг рождения ребенка я чуть не позабыла: ваш день рождения!

– Конечно… в следующем месяце. Я еще не позаботилась о подарке для Дорабеллы.

– Я тоже, а что бы ты предпочла? Нужно решать, пока мы еще в Лондоне. Завтра пойдем и что-нибудь присмотрим, только не позабудь об этом.

– Не позабуду!

В этот вечер нас ждал званый ужин. Доррингтоны пригласили какого-то юриста с женой, а с ними недавно вышедшую замуж их дочь с супругом.

Разговор за столом главным образом шел о ситуации в Европе. Престарелый юрист сказал, что ему не нравится, как там развиваются события.

– Этот союз между итальянским и немецким диктаторами весьма опасен, таково мое мнение!

– Нам не следовало спокойно наблюдать за тем, как Италия захватывала Абиссинию, – сказал Ричард.

– А что мы могли поделать? – спросил Эдвард. – Неужели нужно было ввязываться в войну?

– Если бы все европейские государства вместе с Америкой вели единую политику и приняли бы санкции, Муссолини отказался бы от этой затеи!

– Теперь уже слишком поздно, – заметил юрист. Я бросила взгляд на Гретхен. Ей было не по себе, как всегда бывало при обсуждении европейской политики. Я подумала, что следовало бы сменить предмет разговора. Тема действительно сменилась, но, по-моему, для Гретхен вечер уже был испорчен.

На следующее утро Мэри Грейс сказала, что хочет что-то показать мне. Я отправилась в ее комнату. На столе лежала живописная миниатюра. Мэри указала на нее и отступила назад, отвернувшись, словно не желая видеть мою реакцию.

Я как зачарованная рассматривала портрет. Это была великолепная работа: цвета мягкие, затушеванные. Это было мое лицо, но в нем было нечто такое… приковывавшее взгляд. Выражение глаз как будто пыталось передать что-то невысказанное, а легкая улыбка на губах противоречила ему.

Я не могла поверить в то, что Мэри создала столь утонченное произведение искусства. В удивлении я повернулась к ней, и она заставила себя посмотреть мне в глаза.

– Тебе не понравилось? – пробормотала она.

– Просто не знаю, что тебе и сказать. Ведь ты настоящий художник, Мэри! Почему ты это скрываешь?

Она была смущена.

– Я считаю, что это чудесная работа! Да так оно и есть! Казалось бы, небольшой портрет, и все-таки… в нем все есть. Это произведение, которое заставляет вглядеться в лицо и задуматься над тем, что же кроется за этой улыбкой?

Неужели я и в самом деле выглядела так? О чем же я думала, когда позировала Мэри Грейс? О предмете, который постоянно занимал мои мысли? Дорабелла и, Дермот… их брак… миссис Парделл, не верившая в то, что ее дочь умерла… этот хитроумный старик, который наблюдал за нами все время так, будто мы были пауками в банке, откуда нам все равно никуда не деться. Вот какие мысли преследовали меня, когда я позировала ей.

Я восхищенно посмотрела на Мэри. Ее талант действительно поразил меня, и я заговорила, пытаясь придать словам ироничный оттенок, так как Мэри и вправду была взволнована:

– Мэри Грейс, вы обвиняетесь в умышленном сокрытии своего таланта! Известна ли вам притча о талантах? Вы были одарены талантом и скрыли это, а человек, владеющий талантом, обязан пользоваться им!

– Я просто не верю…

– Тебе необходимо поверить в себя! Я собираюсь купить у тебя эту миниатюру и буду твоим первым заказчиком!

– Нет, нет… я подарю ее!

– Я не имею права принять такой дар, но очень хочу получить эту вещь, и получу. Послушай-ка, а ты ведь разрешила одну проблему: в октябре у моей сестры день рождения, и у меня тоже. Я ломала голову над тем, что бы ей подарить? Теперь этот вопрос решен, и я не имею права получить от тебя в подарок вещь, которую собираюсь дарить другому! Это настоящая находка! Теперь мы с ней не слишком часто видимся, хотя до ее замужества постоянно жили бок о бок. Этот, портрет будет идеальным подарком в день рождения! Мы с тобой пойдем и вместе подберем для вето красивую рамку… а потом я подарю его Дорабелле. Она будет в восторге! Очень красиво и совершенно неожиданно! Ах, Мэри, огромное тебе спасибо! Ты нарисовала прекрасный портрет и в то же время решила для меня важную проблему!

Она смотрела на меня, приоткрыв рот от изумления.

– Милая Мэри! – воскликнула я. – Да что ты глядишь, как будто тебя сглазили, – как говорят в Корнуолле?

Наконец, и ее захватил мой энтузиазм. Она в самом деле была необычным человеком. Те немногие художники, которых я знала, имели преувеличенное представление о собственной значимости, и единственное критическое слово об их творчестве означало смертельную вражду. Мэри была скромна и искренне удивлена. Исключительно редкое сочетание – талантливый и скромный художник!

Я уже представляла себе лицо Дорабеллы, рассматривающей эту миниатюру. Наверняка она тоже захочет позировать. «Еще один заказчик для Мэри Грейс!» – с удовольствием подумала я.

Мы с Мэри объявили о том, что вместе отправляемся за покупками. Взяв с собой миниатюру, мы пошли в ювелирную лавку на Хай-стрит, которую я приметила заранее, поскольку в ее витрине было выставлено несколько интересных вещей, некоторые из них – старинные, редкие и красивые.

Звякнул колокольчик у входной двери, и мы вошли в помещение. Из-за прилавка встал пожилой мужчина.

– Доброе утро, леди! Чем могу служить?

– Мы хотели бы рамку… небольшую… вот для этого, – я выложила миниатюру на стол.

Внимательно разглядев ее, он улыбнулся мне:

– Очень мило! И великолепное сходство! – Я покосилась на Мэри Грейс, которая сразу же покраснела.

– У вас найдется что-нибудь подходящее? – спросила я.

– Рамка нужна небольшая, – сказал он. – Такие размеры нечасто встречаются. Небольшая и овальная. Большинство рамок весьма заурядно, а такой образец хорошего искусства нуждается в чем-то необычном, верно?

– Да, это будет подарок.

– Чудесный подарок! – он задумался. – Недавно к нам поступила пара серебряных рамок. Подождите минутку. Томас! – позвал он.

Появился какой-то мужчина, значительно моложе первого. – Да, сэр?

– Что с теми рамками, которые поступили накануне? От Марлона. Наверное, они подойдут для этой картины?

Мужчина подошел и взглянул на миниатюру.

– Превосходно! – заметил он, улыбнувшись мне. – Для этого действительно нужна красивая рамка. – И он ушел.

Старик повернулся к нам:

– Рамки поступили к нам лишь накануне. Мы еще толком и не разглядели их, да и все остальное, что поступило вместе с ними. Подержанные вещи, знаете ли. Они достались нам на распродаже. Такие вещи могут передаваться из поколения в поколение, а потом кто-нибудь умирает, и все идет с молотка.

Он развлекал нас болтовней, пока не появился Томас с рамками. Они были действительно хороши.

– Им, по крайней мере, лет двести! – сообщил наш старик. – В те времена умели делать такие вещи: настоящие мастера! В наше время они не часто встречаются. Что ж, я думаю, эта картина прекрасно подходит сюда по размеру. К сожалению, рамки продаются только парно!

Меня осенило.

– Скорее всего, нам как раз пара и понадобится! – сказала я. Ведь если Дорабелла захочет иметь такую же миниатюру, вторая рамка окажется очень кстати. – Но я не совсем уверена в этом.

– Что ж, тогда пока берите одну, но в случае нужды дайте мне знать, хорошо? Я пока отложу другую… скажем, до конца октября, а после этого пущу ее в продажу. Конечно, им следовало бы идти в паре, но раз уж так…

– Это было бы чудесно! – воскликнула я. – А вы не можете вставить миниатюру в эту рамку?

– Думаю, что смогу, – сказал старик. Вновь появился Томас, и начали выяснять, сможет ли он вставить миниатюру в рамку.

– Придется чуточку подрезать, – заявил он. – Работа тонкая, но мы справимся. Так всегда 6ывает, редко случается, что картина точно вписывается в рамку. Не зайдете ли вы во второй половине дня?

Мы согласились, договорились о цене и радостные вышли на улицу. Мэри Грейс все еще была ошеломлена.

Мать спросила меня:

– Удачно ходили сегодня за покупками?

– Очень удачно! – ответила я таким тоном, что она непременно задала бы дополнительные вопросы, если бы не была так занята собственными делами.

С трудом я дождалась послеобеденного времени.

В этой серебряной рамке миниатюра выглядела еще лучше, и мне захотелось показать ее всем присутствующим.

В этот вечер мы собрались в гостиной Доррингтонов. Я сообщила матери:

– Мне удалось купить чудесный подарок для Дорабеллы!

– Должно быть, ты купила его сегодня? – предположила она.

– Сегодня он принял окончательный вид!

– Что это? Я пояснила:

– Мне хочется сначала показать, а уже потом все объяснить.

– Ну, так где же подарок?

– Подожди, – сказала я, покосившись на Мэри Грейс, погруженную в разговор с Эдвардом и Гретхен. – Сейчас я его принесу.

Я вернулась с миниатюрой, упакованной в бумагу. Развернув ее, я протянула портрет матери.

Взяв в руки, она стала внимательно разглядывать его.

– Это проста чудесно! – воскликнула она.

– Мэри Грейс ходила вместе со мной выбирать рамку.

– Но… это же ты? – удивилась мать. – Иди-ка сюда, Мэри Грейс, и сознавайся во всем! – воскликнула я – Я уже выговорила ей за то, что она зарывает свой талант. – Я обратилась к Ричарду, изумленно рассматривавшему картину. – А вы и не знали, что у вас в семье есть художник?

– Мэри Грейс… – начал он.

– Я знала, что она возится с красками… – произнесла миссис Доррингтон.

– И это вы называете возней с красками? – возмущенно воскликнула я. – Я выяснила, чем она занимается, и она нарисовала мой портрет! Он просто чудесный. Дорабелла будет потрясена! Я заберу Мэри Грейс к Трегарлендам, и там она нарисует портрет Дорабеллы. В ювелирной лавке есть рамка, парная с этой. Дорабелла получит этот портрет в подарок на день рождения, а я, возможно, получу похожий подарок на Рождество!

Все заговорили одновременно, и теперь внимание сосредоточилось на Мэри. Она была растеряна, но, по-моему, и довольна. Я порадовалась за нее.

За обедом все разговоры крутились вокруг Мэри и того, как великолепно ей удалось передать мою внешность.

Особенно довольна была моя мать. Она сочла эту миниатюру необыкновенно удачным подарком и сказала, что завидует мне, поскольку какой бы подарок ни подобрала она, ему будет не сравниться с моим.

Мэри Грейс говорила сегодня гораздо более оживленно чем, обычно, и ей явно доставляло удовольствие находиться в центре внимания.

Мать заявила:

– Скоро нам отправляться в Корнуолл: девочки всегда праздновали день рождения вместе, это был двойной праздник. Просто не знаю, что сказала бы Дорабелла, если бы мы не собрались вместе в этот день! Через пару недель нам нужно быть там. По такому случаю, Виолетта, и твой отец должен появиться там, что бы ни произошло. Жаль, что вы не сможете поехать, Эдвард! Без вас праздник многое потеряет.

Эдвард сказал:

– Мне бы хотелось, чтобы Дорабелла жила не так далеко. Как было бы приятно, если бы мы с Гретхен могли заглянуть к вам на праздник!

– Конечно, и мне хотелось бы иметь ее поближе, – согласилась мать.

Мы оставили мужчин за портвейном, а когда они присоединились к нам, оказалось, что я сижу по соседству с Ричардом. Он сказал мне:

– Я хочу поблагодарить вас за то, что вы сделали для Мэри Грейс! Она кажется совсем другим человеком.

– Не я одарила ее талантом: он всегда был при ней!

– Да, но он был спрятан, вы вывели его на свет!

– Я уверена, что она, действительно, очень талантлива. Я хочу просить ее нарисовать портрет моей сестры, а этот покажу своим друзьям. Уверена; что у нее будут новые заказы!

– Тогда ей скоро понадобится студия в Челси!

– А почему бы и нет?

– Да, это в самом деле полностью изменило ее. Поглядите, как она болтает с Эдвардом. Вы просто чудо, Виолетта! Ваше посещение доставило нам всем огромное удовольствие! – Он серьезно взглянул на меня. – Надеюсь, и вам тоже?

– Безусловно. Я все думаю, сможет ли Мэри Грейс приехать в Корнуолл и остановиться у Трегарлендов? Я уверена – когда моя сестра увидит этот портрет, ей захочется заказать Мэри точно такой же! Мы поедем туда на день рождения – мой и Дорабеллы, и я предложу сестре пригласить Мэри. Как вы думаете, она приедет?

– Я уверен, что вы способны убедить любого члена семьи Доррингтонов сделать ради вас все что угодно!

– Вы действительно в этом уверены? Я и не знала, что умею быть столь убедительной.

Взглянув через стол, я заметила, что мать, которая беседовала с миссис Доррингтон, посматривает на меня. На ее лице была умиротворенная улыбка, и мне стало чуточку не по себе.

Покинув дом Доррингтонов, мы задержались на несколько дней у Эдварда. Мать часто уходила вместе с миссис Доррингтон. Я не просилась с ними, а она не предлагала мне этого: я знала, что мать хочет купить мне подарок на день рождения и сохранить его до поры до времени в тайне.

Много времени я проводила с Гретхен: мы вели с ней продолжительные разговоры. Было бесполезно делать вид, будто я не замечаю ее озабоченности, так что я сама заговорила о ее семье. Гретхен сказала, что дела не стали лучше, точнее, даже хуже. Время от времени она получала от своих вести, и, хотя они уверяли, что все в порядке, она знала, что все обстоит как раз наоборот: они жили в постоянном страхе.

– Все молодые люди Германии вступают в нацистскую партию. Они маршируют по улицам, они везде! К счастью, моя семья живет в сравнительно глухом месте, но ее постоянно гнетет неуверенность.

– Гретхен, а не попытаться ли им выбраться оттуда?

– У них нет возможности это сделать, они потеряли бы все. Да и как можно оторваться от своих корней? Эдвард говорит, что мы съездим к ним следующим летом, но я в этом не уверена, все постоянно меняется. Они мне не пишут об этом, но я чувствую, как им плохо. Они не хотят, чтобы я беспокоилась, говорят, что все у них хорошо, но я очень боюсь за них!

Я попыталась припомнить то ужасное ощущение, от которого мне было никак не избавиться: жуткое в своем неистовстве презрение к человеческим страданиям, этот ужас и безнадежность, которые я видела на лицах людей в ту ночь! Меня приводило в отчаяние сознание того, что люди могут быть столь безразличны и даже находить наслаждение в муках других. И что было причиной этого? Я бы еще могла понять взрыв гнева в ответ на какие-то из ряда вон выходящие действия, но это бессмысленное преследование на почве расовой ненависти было вне пределов моего понимания. Что это были за люди, способные так себя вести? Всякий раз, когда я вспоминала события той ночи, мне становилось дурно от гнева и отчаяния.

– Я хочу кое-что сообщить тебе, Виолетта, – сказала Гретхен. – Я жду ребенка!

Я обняла ее с радостью. Это и еще ее любовь к Эдварду в какой-то мере смогут компенсировать Гретхен постоянное беспокойство за судьбу семьи.

Я с родителями отправилась в Корнуолл на празднование дня рождения. Визит предстоял краткий, потому что мать и я собирались вернуться вновь в ноябре и оставаться там до рождения ребенка. Мать хотела просто убедиться, что все в порядке, я же предполагала задержаться подольше.

Мы еще не строили планы на Рождество, но подумывали о том, чтобы провести его в Корнуолле, поскольку трудно было представить себе праздник без Дорабеллы, а ее ребенок будет еще слишком мал для того, чтобы путешествовать.

Дорабелла, очень хорошо выглядевшая, обрадовалась, увидев нас. Она обняла меня и воскликнула:

– Ты не представляешь, как мне тебя не хватало! Мне не по себе, когда мы с тобой порознь. Как можно сломать привычку, сложившуюся в течение жизни?

Она говорила со мной очень открыто, что было не похоже на нее, и у меня мелькнула мысль, что она может быть… ну, не то чтобы сожалеет о сделанном ею выборе, но, возможно, ставит его под вопрос, хотя Дермот был предан ей и она, по всей видимости, питала к нему теплые чувства. Наверное, на Дорабеллу действовала беременность.

Она горячо обнялась с родителями, и я поняла, как чудесно оказаться всем вместе.

– Теперь остается лишь месяц, – заметила мать. – Потом ты поймешь, что все лишения оправданны!

Увидев миниатюру, Дорабелла пришла в восторг. – Какая красота! – воскликнула она. – И это мое? Я влюбилась в этот портрет! Это почти то же самое, как если бы ты была со мной! Я никогда, никогда не буду расставаться с ним. Да, это здорово! Нельзя назвать это безумной красотой, но все же портрет интригует… как «Мона Лиза»!

– Боже милосердный! – воскликнула я. – Я никогда не пыталась репетировать улыбку Джоконды!

– Я не хочу сказать, что ты похожа на нее, ты выглядишь самой собой, но… это просто красота!

– С каждой репликой комплименты становятся все более неприкрытыми!

Дорабелла рассмеялась.

– Как хорошо, что ты здесь, Ви! – искренне сказала она, и я заметила на ее глазах слезы. – Мне так не хватало тебя… Ты даже не представляешь, как мне не хватало тебя!

– Мне тоже тебя не хватало, – ответила я.

– Нет, нам просто нельзя расставаться! Мы жили бок о бок с первой секунды нашего существования. Нам никогда нельзя разделяться, мы ведь – частицы друг друга! Тебе нужно выйти замуж за какого-нибудь корнуолльца и жить тут, рядом со мной, все остальное меня не устроит. У тебя, кстати, есть шанс, это – Джермин! Вот было бы здорово, если учесть вражду и все такое прочее… А может быть, Гордон? Нет, я предпочла бы Джермина!