Текст книги "Жена ювелира"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
– И что же там случилось? – спросила Джейн.
– Какие-то люди…
– Искали меня?
– Увы, боюсь, что это так.
– Они пришли, чтобы арестовать меня?
– Кажется, эта мысль не очень тебя тревожит! – резко сказала Мэри.
– Нет, не тревожит. Мне все равно.
– Ты рассуждаешь как дура. Жизнь многое тебе предлагает. Ты красива. Когда-то ты была умна. Не говори мне, что разучилась развлекать и очаровывать сильных мира сего. Не забывай, что многие все еще стремятся поговорить с Джейн Шор и… восхищаются ею, той Джейн Шор, которая была фавориткой короля до самой его смерти. Ты наделена необычайно большим даром, мой друг.
– Люди, которых вы видели сегодня, – это люди герцога Глостерского?
– Вовсе нет. Это купцы, которым ты должна деньги. Они требовали вернуть им долги.
Джейн побледнела.
– Я совсем забыла. Я, вероятно, должна огромную сумму.
– Так оно и есть. И тебе придется раздобыть эти деньги, иначе попадешь в тюрьму Ладгейт.
– Что за проклятие на мою голову! – вскричала Джейн. – У меня отняли все мое состояние… все, чем я владела. Они могли бы, по крайней мере, заплатить моим кредиторам, прежде чем лишать меня моей собственности. О, Мэри, скажи, что мне теперь делать?
– Ты должна оставаться в укрытии, пока не заплатишь им.
– Но разве я смогу когда-нибудь заплатить? Эти долги появились тогда, когда такой поворот событий не мог присниться и в страшном сне. Я владела многим до тех пор, пока…
– Пока не предала протектора и тем самым не вызвала его гнев.
– Мне некого винить, кроме самой себя, – промолвила Джейн, мысленно возвращаясь к фантастическим месяцам рабской покорности Дорсету. Если бы не ее безрассудный поступок, они с Гастингсом могли бы быть сейчас счастливы.
– Да, – живо отреагировала Мэри, – тебе и вправду некого винить, кроме себя. Но я помогу тебе. Ты можешь скрываться у меня сколько пожелаешь. Я позабочусь о тебе. Я буду охранять тебя так же старательно, как это делали твои любовники. И пока ты будешь скрываться, ты сможешь зарабатывать деньги, чтобы заплатить кредиторам: заплатишь и мне за тот комфорт, которым я тебя окружила. Дорогая, ты испугалась? А как ты думаешь, во что обошлись мне все те красивые платья, которые ты сейчас носишь?
– О! Боюсь, я не задумывалась… – едва пролепетала Джейн.
– Вполне возможно, что тебе и не свойственно слишком много думать. Всегда находились те, кто думал за тебя. Вначале твой отец, потом Уилл Шор, король, Дорсет, Гастингс… ну, а теперь… Мэри Блейг.
Джейн встала, она внезапно поняла, что замыслила Мэри Блейг.
– Итак… – проговорила она. Но Мэри Блейг тоже поднялась.
– Решение твоих проблем, Джейн Шор, – это мой дом за рекой. – Она опустила руку на плечо Джейн, но та сбросила ее столь гневно, что Мэри отшатнулась назад.
– Я ухожу сию же минуту.
– Неужели! А почему? Могу тебя заверить, мой дом в Саутуорке – самое роскошное заведение такого рода. Тебе там очень даже нравилось, когда в свое время ты приходила туда навещать Дорсета. Я предлагаю тебе более достойное положение. Теперь не ты будешь посещать любовников, а они будут приходить к тебе.
– Замолчите! – закричала Джейн.
– Ты, вероятно, запамятовала, что ты теперь уже больше не любовница короля. Эдуард гниет в могиле. Бог знает, что случилось с Дорсетом. К тому же можешь не сомневаться, что он давно уже устал от тебя. Гастингс похоронен. А ты изволишь презирать человека, предлагающего тебе хоть какую-то надежду.
– И мысли не может быть о том, чтобы принять ваше предложение.
Минуту-другую они молча смотрели друг на друга, а затем Мэри сказала:
– Будь благоразумной. У тебя же нет ничего, тебе придется голодать. Что ты станешь делать? Просить милостыню на улицах? Тебе не разрешат. Будучи знатной дамой, ты наделала столько долгов, что не сможешь оплатить их из нищенских средств, которые ты получишь в качестве подаяния. Даже платья, которые сейчас на тебе, не твоя собственность. За них еще придется заплатить, моя дорогая.
Джейн была вне себя от ярости, но гневалась она больше на себя, чем на Мэри Блейг. Как она могла оказаться такой дурой? Джейн развязала пояс на талии, и он упал на пол, затем опустила платье с плеч, а Мэри в это время разразилась притворным истерическим хохотом.
– Превосходно! Итак, ты презираешь кров, который я предложила тебе, ты, которую провели по улицам с зажженной свечой в руке, словно гулящую девку? Ты выйдешь на улицу, одетая только в плащ и эту грубую юбку? Очень благородно!
Джейн схватила Мэри за плечи и начала трясти ее так, что у той перехватило дыхание.
– Замолчи, чертовка, не то я убью тебя!
– Значит, ты можешь еще и убивать, а не только распутничать. Ну, ты, должно быть, весьма опытна в этих вещах. Говорят, что король всегда с тобой советовался и что в Лондонском Тауэре совершались весьма загадочные дела.
Джейн уронила руки. Эта женщина, казалось, подстрекала ее к бессмысленным и безрассудным поступкам.
– Я сейчас же ухожу отсюда, – промолвила она.
– Но не забудь, что ты у меня в долгу. Я представлю тебе счет. Сумма в нем довольно большая. Видишь ли, я считала, что у Джейн Шор должно быть все самое лучшее.
– Вы самое злобное существо, с которым мне когда-либо приходилось сталкиваться!
– Ты так не думала, когда я столь мастерски устроила твой роман с королем. Тогда ты меня называла: «Милая Мэри», «Дорогая Мэри»! Ты просто дура. Была бы ты умная, подпрыгнула бы от радости, услышав мое предложение. Ты должна говорить: «Благослови, Боже, Мэри Блейг», как ты говорила когда-то.
– Я никогда не скажу этого. Я найду способ заработать себе на жизнь… и оплатить долги.
– Но ты же никогда не работала и ничего не умеешь делать, кроме как ублажать любовников. Ты еще достаточно красива, хотя последние недели вряд ли добавили тебе очарования. Будь же благоразумной!
– Нет смысла вести разговор дальше. Я ухожу.
– Ты не возьмешь с собой одежду. Не забудь, что за нее еще не заплачено.
– Я уйду в том, в чем пришла. Мне ничего не нужно.
– Ну, тут ты опять ошибаешься, моя упрямица. Очень скоро ты вернешься ко мне.
– Никогда.
Джейн бегом поднялась в комнату, которой ей разрешила пользоваться Мэри, сбросила с себя купленную ей Мэри одежду, надела свою грубошерстную юбку и завернулась в плащ.
Мэри ждала ее на лестнице.
– Неужели ты думаешь, что можешь пойти в таком виде? – спросила она и схватила Джейн за руку, но та высвободилась. – Куда ты пойдешь? – неистовствовала Мэри.
– Уж не воображаете ли вы, что я вам расскажу?
– Я требую оплатить счет.
– Я его оплачу в свое время.
Мэри подозрительно взглянула на нее.
– Ты, наверное, знаешь, где Дорсет?
Джейн улыбнулась: «Пусть думает что хочет. Пусть думает, что Джейн Шор не так уж одинока и беспомощна».
– Ты еще глубже погрязнешь в измене герцогу Глостерскому! – воскликнула Мэри. – Неужели ты думаешь, что такой человек, как Дорсет, сможет когда-нибудь победить протектора?
Она вновь попыталась задержать Джейн, но та оттолкнула ее.
– Чтобы мне больше никогда не видеть твою хитрую рожу! – крикнула Джейн и сбежала вниз по лестнице, а затем выскочила из дома.
Джанет – служанка Мэри – с изумлением смотрела ей вслед.
– За ней… живо! – приказала Мэри. – И не смей возвращаться, пока не разузнаешь, куда она пошла.
Джейн мчалась по улицам с единственной мыслью поскорей добраться до Кейт. Кейт должна знать, где спрятать ее: потаенных мест в Тауэре было больше, чем в любом другом уголке Англии. Пока ее опальное положение никак не отразилось на Кейт, а значит, ей нечего опасаться. Кейт даст ей пищу, одежду, временное пристанище и свою дружбу.
Джанет заметила, как Джейн свернула в ворота Тауэра, вернулась к хозяйке и рассказала ей все, что видела. Мэри зловеще улыбнулась, напомнив себе, что лучше быть Мэри Блейг, богатой владелицей публичного дома, чем прекрасной Джейн Шор, оказавшейся на самом дне.
* * *
В комнате над кухней Джейн временно обрела покой. Это была небольшая комнатенка с толстыми стенами, узкие окна в глубоких нишах едва пропускали свет. Кейт принесла ей кое-какую одежду, а Белпер усердно потчевал ее. Они были рады ей и гордились тем, что она осталась у них. Джейн пыталась предупредить их о том, что им может грозить опасность, но они не захотели ничего слушать. Они пообещали, что будут держать в тайне ее пребывание здесь, хотя в Тауэре вряд ли сыщется человек, который бы выдал ее.
– Бог мой, – сказала Кейт, – я ведь знаю подземные переходы Тауэра как свои пять пальцев. Я была очень дружна с одним тюремщиком, и он показал мне… ну наверное, если не все, то чуть больше того, что мне положено знать. Я найду такое место, где никому даже в голову не придет искать тебя.
– Кейт, ты – мое утешение.
– Мы всегда держались вместе, госпожа, и мне приятно это делать. Жаль только, что ты не пришла ко мне раньше, а попала в руки этой твари.
– Действительно, жаль, Кейт, но давай не думать об этом сейчас. Я здесь, и только мои друзья знают об этом. Не могу представить, что будет со мной, мне ведь нельзя оставаться здесь долго. А у меня нет ничего, абсолютно ничего.
– Какой позор и какая жалость! – воскликнула Кейт. – Мне не хочется даже думать, что сказал бы на все это Его светлость – наш дорогой король. – Кейт перекрестилась и посмотрела на потолок комнаты, похожей на тюремную камеру. – Заставить тебя в таком виде идти по улицам…
– Ладно, с этим покончено, – промолвила Джейн, – лучше не бередить душу. Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними. Я, которую так любили, осталась теперь совсем одна. Но у меня есть ты, Кейт, и я не забываю об этом. У меня есть ты и Белпер и, несомненно, еще много добрых друзей, которых я не знаю. Может быть, жизнь вновь порадует меня. Утри свои слезы, Кейт.
Кейт не заставила себя долго упрашивать.
– Ну конечно, ты ведь так красива! – сказала она. – Ручаюсь, что ты найдешь себе близкого друга, такого же красивого, каким был Его светлость король. Я просто уверена в этом. – Вдруг она задумалась. – Как все это похоже на старые времена… Я чуть было не поверила, что мы снова в Чипсайде, на Ломбардной улице или во дворце… Я вот думаю, куда бы спрятать тебя. Есть достаточно удобная комната между Белой башней и Битчемом. Мы обставим ее, по возможности, с комфортом и спрячем тебя там. Ты не будешь бояться?
– Не думаю. Вообще-то я боюсь мертвых, но среди них так много тех, кого я любила: Эдуард… Гастингс… Они не должны причинить мне никакого вреда. Я не верю, что мой отец может желать мне зла. А Уилл?.. Я часто думала о том, что стало с Уиллом.
– Наверное, он нашел себе другую жену.
– Надеюсь. А с ней и свое счастье. Кейт, ты видишь когда-нибудь маленького короля?
– Почти никогда.
– Но ведь он все еще здесь, в Тауэре?
– Да, он здесь. Я слышала, что сюда привезли и его младшего брата, чтобы он не скучал один.
– Маленький Ричард! Как я рада! Эдуард будет в восторге оттого, что Ричард с ним.
– Теперь оба маленьких принца в Тауэре. О, я, конечно, знаю, что один из них – король, а другой – герцог Йорк, но люди называют их маленькими принцами.
– С какой радостью я бы повидала их! Глаза Кейт заблестели.
– Может, нам удастся это устроить.
– Ты знаешь, где они разместились? Кейт покачала головой.
– Но я могу узнать. Я дружна с одним из слуг.
Обе они весело рассмеялись, как часто смеялись когда-то. Они обязательно найдут способ связаться с мальчиками. Их охватило радостное волнение.
Пока они сидели в комнате и разговаривали, внизу раздались крики, и они услышали топот множества ног. Побледневшая Кейт подбежала к окну и выглянула во двор. Когда она обернулась, на ее лице было ясно написано, что она там увидела.
– Они пришли за мной? – спросила Джейн. Кейт кивнула.
– О Пресвятая Богородица! – прошептала она. – Они уже здесь, и теперь слишком поздно прятать тебя.
* * *
Джейн никогда не представляла, что в Лондоне можно так страдать, пока не попала в тюрьму Ладгейт. Первые дни она едва замечала, как течет время. Она лежала на каменном полу, подавленная тем ужасным положением, в котором очутилась. Тошнотворный запах разлагающегося мяса, проникавший в узкие зарешеченные окна с реки Флит, кишащей мухами, вызывал у нее рвоту. Она с отвращением отворачивалась от грязных стен, по которым струйками стекала накапливавшаяся годами слизь. Ее потрясло, что мужчины и женщины находились вместе в огромном общем зале, в котором ели и спали, проводили дни и ночи. Все они были ужасным подобием человеческих существ: нечесаные, страшно изможденные; одни – обозленные, другие – смиренные; многие страдали от жутких болей и лежали, умирая, на холодном полу. Через щели густым черным потоком проникали мухи, а вместе с ними и осы, откормленные на мерзких отбросах, громоздившихся по обеим берегам Флита. К ужасному запаху, доносившемуся из окон, примешивался другой, такой же отвратительный запах больных, давно не мывшихся людей.
У большинства обитателей Ладгейта не было никакой надежды вновь обрести свободу. Многие оказались здесь за долги, оплатить которые они не могли хотя бы потому, что находились в заключении. Говорили, что преступление, совершенное Джейн, – это нечто большее, чем неуплата долгов: ее обвиняли в покушении на жизнь протектора посредством колдовства.
Стояла жара, непрестанно жужжали отвратительные осы и мухи, громко плакали несчастные дети, другие бегали по камере и дрались друг с другом из-за корки хлеба, которую не в состоянии был съесть какой-нибудь ослабевший от болезни заключенный.
Вначале Джейн едва сознавала весь ужас своего положения. Никогда, даже в кошмарном сне, она не могла представить себе столь ужасную картину. Она часто проходила мимо тюремных ворот. Тогда тюрьма казалась довольно милым дополнением к пейзажу – древним величественным зданием, возвышавшимся рядом с городской стеной и старыми городскими воротами. Ребенком она иногда просила разрешения положить что-нибудь в одну из корзинок, которые бедные заключенные опускали из зарешеченных окон, жалобно прося подаяния, но отец не позволял ей этого. В тюрьме, говорил он, содержатся прокаженные и больные чумой люди, от которых лучше держаться подальше.
Сейчас такое предупреждение могло бы вызвать у нее смех, очень горький смех. Теперь она сама была одной из тех, от кого следовало держаться подальше. Она никогда не подозревала, что существует такая жестокость и такое безразличие к страждущим людям.
Когда ее доставили в тюрьму, тюремщики отнеслись к ней с уважением. Для заключенной она была хорошо одета: на ней было платье Кейт, к тому же говорила она мягким голосом, как благовоспитанная женщина. Наверное, это леди, подумали тюремщики, значит, будет случай подзаработать деньжат. Перед Джейн раскрылась картина чудовищного вымогательства. Ей объяснили, что если она не захочет платить, то питаться будет хлебом и водой, а коли заплатит, тогда можно и жареную утку, и толстый кусок сочного мяса, и хорошее вино. Тюремщику не составит большого труда принести все это заключенному, который хорошо платит.
В Ладгейте было много таких, кто жил как господа. У них был хороший стол, отдельные комнаты, дамы навещали джентльменов, а джентльмены – дам. А для того чтобы скрасить время – приятная, немного рискованная игра в карты. Организовать все это было несложно, надо только раскошелиться.
Джейн сказала, что у нее совсем ничего нет. Тогда они выразительно пожали плечами. Нет денег? Значит, ей придется пойти в общий зал. И вот она здесь, вокруг раздаются жалобные стоны, непристойные шутки, крики ссорящихся людей. Джейн видела, как потрепанная старая проститутка, которой каждый день присылали вино, совершенно пьяная валялась на полу и что-то слезливо бормотала; она слышала, как безумный пастор, так и не сумевший преодолеть позор своего заключения в тюрьму, беспрерывно читал проповеди толпе людей, иногда пробуждавшихся от своего безразличия, чтобы поглумиться над ним; она заметила, как старый карманник обучает молодого очищать чужие карманы; как изнуренная мать пытается кормить грудью свое новорожденное дитя; как умирает старик, а рядом мужчина и женщина, сбросив надетое на них тряпье, стараются удовлетворить свою похоть; она слышала непрестанные крики попрошаек. И не могла осознать, что все это стало ее миром, в котором придется доживать оставшиеся дни.
* * *
– Пожалейте бедную узницу! Господа и дамы… свободные мужчины и женщины… пожалейте бедную узницу!
Как ни пыталась Джейн, но она не могла не слышать уставший, отчаявшийся голос. Боже, хоть бы она замолчала! Джейн забыла о своих бедах и негодовала на людей, проходящих мимо тюрьмы и не обращающих внимания на мольбу нищей. «Разве можно надеяться, – мрачно думала она, – что кто-нибудь удосужится подумать о бедной узнице, не говоря уже о том, чтобы подать ей милостыню?» Джейн вся кипела от гнева и жалости.
Из окна спустили корзинку, она болталась на стене, но прохожие, посмотрев вверх на полное отчаяния лицо, только содрогались и уходили скорее прочь. Женщина, державшая корзинку, была стара, ее волосы свисали, как отвратительные извивающиеся серые змеи; с перекошенным ртом, воспаленными глазами и покрасневшими веками она являла собой весьма печальное зрелище.
Огромные черные мухи весело кружились в удушливом воздухе. В Ладгейте они были единственными веселыми существами. Поэтому странно, что они вызывали только еще большую досаду и раздражение.
– Пожалейте бедную узницу…
Рядом с Джейн на постели из грязной соломы лежала женщина, которую Джейн приметила уже давно. Вид женщины внушал уважение, Джейн видела, как ее передергивало от некоторых сцен, неизбежными свидетелями которых им приходилось быть, и как она все время старалась сохранить благопристойность. Джейн попыталась подружиться с ней, но женщина явно не была к этому расположена.
Как и большинство обитателей камеры, она знала, кто такая Джейн, так как даже в этом плохо освещенном помещении невозможно было не заметить ее красоты. Люди смотрели на нее во все глаза: некоторые отпускали язвительные шуточки и непристойности, в глазах других читалось благоговение, так как во всех лондонских тюрьмах было известно, что Джейн помогала бедным.
У женщины была дочь по имени Бет, лет одиннадцати, довольно привлекательное создание, несмотря на грязь и вши, отвратительную пищу и жуткое окружение. Девочка часто отлучалась от матери, и Джейн глубоко трогало, когда бедная мать в отчаянии искала ее. Мать ужасно боялась, что с девочкой что-то случилось.
Сейчас девочка с матерью сидели рядом и наблюдали за попрошайкой у решетки. Взглянув на них, Джейн заметила, что они вдруг насторожились. Причина была очевидной – в корзинку что-то положили. Старуха украдкой посмотрела через плечо, из ее беззубого рта потекла слюна, воспаленные глаза засветились. Этого было достаточно, чтобы присутствующие все поняли.
– Пресвятая Дева, помоги ей! – молилась Джейн. Сопя от волнения, бедная старуха тащила вверх тяжелую корзинку. В камере наступила тишина, слышалось только жужжание ос и мух. Наконец корзина оказалась наверху, и вдруг все бесшумно двинулись к ней. Джейн отвернулась. За несколько дней, проведенных здесь, ей пришлось увидеть много ужасных вещей, но эта сцена было просто невыносимой.
Она услышала звуки потасовки: яростные хрипы, дикие взвизги, гневный вопль несбывшейся надежды, за которым внезапно наступила тишина. Обернувшись, она увидела, что кучка изморенных голодом, только что боровшихся за корзинку людей молча уставилась на ее содержимое, валявшееся рядом на полу.
Джейн тоже охватил ужас – в корзине не было ничего, кроме трех огромных камней. Кто-то жестоко пошутил, положив камни в корзину просящей подаяния, чтобы та подняла их наверх.
Тишина была прервана старухой, которая, опустившись на колени, начала громко рыдать. Сумасшедший пастор, видя, что собралась толпа, стал взывать к ней:
– Покайтесь, ибо грядет Царствие Божие! Кто-то обернулся и с силой пнул его ногой. Он завопил:
– Блаженны вы, всегда будут поносить и гнать вас… Покайтесь! Покайтесь! Вам нужно покаяние.
Жизнь вошла в свою колею.
Джейн вдруг заметила, что заинтересовавшая ее женщина получила травму в драке и была на грани обморока. Бет исчезла, а женщина сидела, прислонившись к покрытой плесенью стене; по ее разорванному рукаву, смешиваясь с грязью, сочилась кровь.
Джейн подошла к ней и своим мелодичным голосом, очаровывавшим многих людей, сказала:
– Вы больны. Позвольте мне помочь вам.
Женщина не ответила, но слабо улыбнулась, когда Джейн оторвала полоску ткани от своей нижней юбки.
– Давайте промоем рану, – сказала Джейн и вывела ее во двор. Воздух немного освежил женщину, а Джейн поддерживала разговор: – Какое счастье, что у нас есть эта вода! Если бы мы очутились здесь двадцать лет назад, нам бы в ней отказали. Помню, отец рассказывал, что одна дама платила огромные деньги, чтобы получать свежую воду в этой тюрьме, а у нас есть свежая вода, и притом бесплатно. Конечно, многие сказали бы там, что мы должны быть благодарны за это.
Женщина не слушала ее, но когда ей немного полегчало, в ее глазах вновь появилось беспокойство.
– Вы не видели мою девочку? – спросила она.
– Нет. После драки она мне на глаза не попадалась.
– Я боюсь за нее. Это место…
Джейн кивнула. Они помолчали, но испуганная мать была рада поделиться с кем-нибудь своими опасениями, а Джейн была рада найти подругу.
Наступил вечер. Они услышали, как поют пьяные проститутки, пришедшие к тем, кто был в состоянии заплатить.
– Разве вас это не касается, – взывал сумасшедший пастор, – всех вас, проходящих мимо?
Старуха-попрошайка понуро сидела у решетки, пока не померк дневной свет.
– Пожалейте бедную узницу! Господа и дамы… пожалейте бедную узницу!
* * *
Каждый летний день, проведенный в зловонной атмосфере тюрьмы, равнялся, наверное, десяти дням.
– У вас же есть друзья на свободе, – говорили тюремщики. – Вам нужны деньги. За деньги можно купить все, что пожелаете. Знаете, некоторые люди приходят сюда, чтобы отдохнуть. Здесь можно устроиться даже очень удобно.
Джейн покачала головой. Там, на свободе, у нее был верный друг. Кейт заплатила деньги, чтобы перемолвиться с ней словом, а когда они встретились, Джейн прочитала ужас в глазах Кейт. Та ничего не могла поделать с собой и смотрела на Джейн широко открытыми глазами. Кейт принесла ржаные лепешки, хлеб и пирожки с мясом из кухни Белпера, но Джейн не могла просить Кейт о деньгах. Кейт заверила ее, что придет снова, и сдержала слово. Джейн могла не опасаться голода, пока Кейт и Белпер были на свободе.
Кейт приходила через день, и Джейн вынуждена была припрятывать принесенную еду; потом она несла еду во двор и делилась ею с Бет, ее матерью и больными детьми. Джейн оставалось совсем немного, и все же когда она ела свою долю, она не могла не думать о тех несчастных созданиях в камере, которым она не могла ничего предложить.
Визиты Кейт были единственным светом, скрашивавшим мрачные дни. Джейн рассказала Кейт о Бет. Может, она сумеет найти какое-нибудь место для девочки? Может, кому-нибудь на кухню требуется девочка-прислуга? Бет разрешат оставить тюрьму, так как попала она сюда не по своей вине: у ее матери после смерти мужа оказалось много долгов, ее посадили в тюрьму, а девочку не с кем было оставить. Но люди вовсе не горели желанием брать в услужение кого-либо из Ладгейта.
Сейчас мать Бет беспокоилась вдвойне, поскольку в тюрьме появился вселяющий ужас человек с порочными наклонностями, да к тому же с кучей денег. Он был известен как Нед-с-большой-дороги, потому что разбогател, грабя на дорогах путешествующих. Ему отвели лучшее помещение в тюрьме, так как у него водились деньжата. Поговаривали даже, что он сам устроил себе арест за долги, чтобы на время скрыться в тюрьме от своих сообщников, которых он обманул и которые поклялись его убить. Ладгейт часто служил убежищем для такого сорта людей, он обеспечивал им безопасность, которую они вряд ли нашли бы за его стенами.
Нед требовал, чтобы друзья каждый день навещали его. В его камере собирались воры и проститутки, они резались в карты, пели непристойные песни; для Неда-с-большой-дороги делалось все, что бы он ни пожелал. Его появление изменило жизнь обитателей тюрьмы. Некоторые женщины стремились привлечь к себе его внимание, но безуспешно. Зачем ему бедные голодные создания, если он может найти женщину на стороне? Каждый день ему приносили горячую пищу. Некоторые заключенные слонялись весь день по внутреннему дворику лишь для того, чтобы вдохнуть запах этой пищи, когда ее проносили мимо. Джейн никогда не видела Неда-с-большой-дороги, но ее раздражало все, что она слышала о нем.
Через три дня после прибытия Неда ему на глаза попалась Бет. Он подозвал ее к себе, спросил, кто она, и дал кусок вкусного мясного пирога. Она съела пирог и побежала к матери рассказать об этой встрече. Страдая от дурных предчувствий, мать Бет поделилась своими опасениями с Джейн.
– Нед-с-большой-дороги никогда ничего не делает даром, так неужели он сейчас отступит от своих правил? – спросила женщина.
Сердце разрывалось на части при виде ее страданий. Она просыпалась по ночам и шарила рукой рядом с собой, чтобы убедиться, что девочка на месте. Всякий раз, когда она слышала, как Нед с друзьями предается пьяному разгулу, ее трясла лихорадка. Джейн полагала, что должна как-то помочь ей.
Несколько раз она видела, как через тюремный двор проходил какой-то человек средних лет, он был одет строго, держался с достоинством и, очевидно, занимал высокое положение. Джейн заметила, что, проходя по тюремному двору, он нюхал букетик цветов и почти не глядел на заключенных. Она подумала, что у него доброе сердце и ему невыносимо смотреть на безмерные страдания людей, а коль скоро у него доброе сердце, да еще к тому же он занимает высокое положение, то нельзя ли убедить его сделать что-нибудь для Бет? Джейн решила непременно поговорить с ним о девочке, когда увидит его в следующий раз. И ей не пришлось долго ждать.
Увидев знакомого господина, Джейн поспешила навстречу и, остановившись перед ним, промолвила:
– Добрый вам день, сэр!
Ее волосы уже почти утратили свой блеск, она побледнела и похудела, но улыбка оставалась такой же лучезарной. Он, запинаясь, ответил на ее приветствие.
– Могу я поговорить с вами? – спросила Джейн. – Я хотела бы попросить вас о помощи. О, не тревожьтесь, я не собираюсь просить подаяния.
– Я… я не богатый человек, – промолвил он. Она улыбнулась.
– Многие здесь сочли бы вас царственно богатым. Возможно, я ошиблась, обратившись к вам. Не будете ли вы столь любезны подсказать мне, с кем бы я могла поговорить?
Он смутился, быстро посмотрел на нее и сдался, не устояв перед ее обаянием.
– Я – королевский нотариус. Она улыбнулась вновь.
– О, тогда скажите мне, пожалуйста, как там маленький король?
– Маленький король?
– Эдуард. Молодой Эдуард. Он покачал головой.
– Вы тут, за этими стенами, отстали от событий, мадам. Я говорю о короле Ричарде.
– Но… а как же Эдуард?
– Он находится в Тауэре вместе со своим младшим братом. Его светлость король с удивительной добротой отнесся к незаконнорожденным отпрыскам своего брата. Но… могу я спросить, кто вы, мадам?
– Мое имя Джейн Шор, – ответила она.
Ей показалось, что она заметила ужас в его глазах. Заикаясь, он пробормотал:
– Понимаю. Добрый вам день. – И пошел от нее прочь. «Наверняка он больше никогда не подойдет ко мне», – подумала Джейн.
* * *
Томас Лайном, королевский нотариус, вышел из Ладгейта, направившись в сторону городских ворот. Он задумался и, пересекая мост через реку Флит, даже забыл уткнуться носом в свою бутоньерку. Не спеша он шел по Флит-стрит, ничего не видя перед собой. Взгляд его уходил далеко-далеко – за парки и фруктовые сады к Фикетс-Крофту и еще дальше за луга.
Маленькие ручейки искрились на солнце, и пейзаж, развернувшийся за Темплской заставой, был поистине великолепным, но он не замечал ничего, ибо пребывал в глубокой задумчивости. Какая странная встреча произошла сегодня! Что за поразительные глаза у этой женщины! Они сияли, как два светильника, на ее изнуренном лице. Он не мог забыть прелестные черты ее лица, а ее длинные волосы, даже не ухоженные, все равно были самыми прекрасными из тех, что ему доводилось видеть.
Попрошайка… ничего более. «Я хотела бы попросить вас о помощи, – сказала она и добавила: – Я не собираюсь просить подаяния». Все они так говорят. Разве это не обычный прием? «О, я прошу не за себя, а за больного ребенка, старую мать, парализованного отца…» За кого угодно, но только не за себя.
Но она очень красива… И у нее вполне добродетельный вид. Но разве она может быть добродетельной, если это Джейн Шор? Хотя когда она говорила, он почти поверил ей: ее красота и обаяние располагали к себе. Но потом он вспомнил, кто такая Джейн Шор – проститутка, которую провели по улицам босой, со свечой в руках. Ему не следует иметь с ней дела. Если он вновь увидит ее во время посещения тюрьмы, а ему по служебным обязанностям приходится бывать там, он отвернется и пройдет мимо.
«Я хотела бы попросить вас о помощи», – повторил он вслух ее слова. «Как бы не так, мадам». – «Я не собираюсь просить подаяния». – «Как бы не так, миссис Шор. Знаю я таких, как вы. Слышать о вас не хочу».
Но он продолжал думать о ней, хотя убеждал себя, что не желает иметь с ней дела. Его господин был бы недоволен, если бы он завязал с ней дружеские отношения и это дошло до королевских ушей, ведь Джейн Шор была врагом короля Ричарда, а Томас Лайном слишком ценил покровительство царствующего монарха, чтобы лишить себя его благосклонности. Он больше ни разу не подумает об этой женщине.
Томас продолжал свой путь, пока не достиг принадлежавшего ему небольшого, но очень милого домика, которым он весьма гордился. Свою профессию он унаследовала от отца, но насколько же он опередил его! Отец был простым нотариусом, а Томас Лайном – нотариус короля.
По натуре Томас был спокойным человеком, большим трудягой и вел тихую, небогатую событиями жизнь, он не искал приключений, да с ним ничего и не случалось. Что ему может понадобиться от этой женщины? Разве он не знает, что бывает с любителями авантюр? Порой они добиваются короны, как Ричард, а порой лишаются головы, как Гастингс. А королевский нотариус может вполне оказаться в Тайберне, где его повесят, или в лучшем случае в Ладгейте. Нет, он был уверен, что всякие приключения – это не для него.
Но какая связь между приключением и ладгейтской узницей? Никакой. У этой женщины ослепительная улыбка и прелестные глаза, но ему не следует забывать, что она враг короля. Он постарается держаться подальше от Джейн Шор.
Его домоправительница поспешила выйти навстречу хозяину. Она была довольно миловидной особой, круглой, как бочонок, с пурпурно-розовым румянцем на щеках. Всех слуг и служанок она держала в строгости и прекрасно справлялась с ведением хозяйства.
