Текст книги "Тридцать три счастливых платья"
Автор книги: Виктория Габриелян
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Свадебное платье про запас
I
Бобби сварила чашку бразильского кофе и плеснула туда немного ликера «Бейлис». Утро, как всегда, начиналось прекрасно: легким бризом с океана, ласковыми солнечными лучами, шелестом пальм. Так в Калифорнии начинаются минимум триста шестьдесят дней в году.
Большая стеклянная дверь легко отъехала в сторону, и Бобби вышла к бассейну. От яркого солнца и голубой воды зарябило в глазах. Бобби с удовольствием оглядела патио у бассейна: все, что так нравилось ей, мужу и детям, было делом ее рук. Нет, конечно, не своими руками она вырыла яму под бассейн. Зато из личных средств оплатила работу лучшей в округе строительной компании, которая занимается исключительно бассейнами. А оформление площадки вокруг – это ее. Высадить магнолии, азиатские карликовые клены и туи вокруг бассейна помогли нелегальные эмигранты-мексиканцы, круглосуточно толпящиеся возле магазинов Seven-Eleven в надежде заработать несколько долларов, готовые на любой тяжелый труд. Розы, бегонии и ноготки Бобби посадила сама. За два года розовые кусты и деревья разрослись, магнолии уже выше глухого забора, которым пришлось отгородиться от соседей, потому что у тех маленькие дети. Власти города четко следят за тем, чтобы все частные бассейны были ограждены, а то с маленькими детьми и до беды недалеко.
Бобби босиком подошла к бассейну, села на теплый край, опустила ноги в прохладную воду.
«Оказывается, даже на заднем дворе можно устроить рай», – подумала Бобби и потянулась к солнечным очкам на шезлонге. Утреннее солнце еще приятное, а днем будет жарить по-настоящему. Белую кожу и голубые глаза надо беречь.
Барбаре Андерсон всегда хотелось иметь свой бассейн: в ее понимании – признак роскоши. В Северной Дакоте, в фермерском доме, где она жила с мамой, отчимом и сводными братом и сестрой, было не до бассейнов. Вот новый амбар построить или трактор купить – это да! А бассейн – это игрушки-погремушки для бездельников, как считал отчим.
В школу, где учились Бобби с братом и сестрой, неизвестно каким ветром эмиграции занесло итальянку – маленькую, пухленькую, черноволосую, с оливковыми глазами – учительницу музыки мисс Капони. После первого же урока учительница попросила Бобби подойти к ней после занятий. Девочке очень хотелось снова оказаться в музыкальном классе и послушать удивительное пение на незнакомом языке, но она торопилась на школьный автобус, который развозил учеников по домам, и не смогла остаться.
Ночью Бобби плакала и молилась. Она просила у Бога чуда – научиться играть на пианино. Бог, видимо, услышал маленькую девочку. На следующий день мисс Капони сама пришла в класс Бобби и уговорила учительницу мисс Свенсон, которую коллеги за глаза называли Blockhead[10]10
Block – здесь: детский кубик (англ.).
[Закрыть] за почти квадратную голову, отпускать Барбару на полчаса пораньше, чтобы успеть позаниматься до отхода автобуса. Бобби оказалась талантливой и прилежной ученицей, и вскоре ни один школьный концерт не обходился без выступления Барбары Андерсон.
Через год, предварительно помолившись Богу, Бобби выпросила у родителей пианино. Инструмент привезли из большого магазина, из самого Фарго. Всё свободное время Бобби занималась музыкой, ее детский голосок окреп, и к пятнадцати годам она прекрасно исполняла итальянские песни, аккомпанируя себе сама. Мисс Капони готовила девочку к консерватории, но мать Барбары Элвайна и отчим объявили, что платить за обучение в другом штате им не по карману и, не вняв мольбам дочери, отправили ее в университет Северной Дакоты, в фонд которого они регулярно отчисляли деньги со своих скромных прибылей. Даже этот заштатный университет проделал приличную дыру в их бюджете, и оплатить колледж для младших детей они так и не смогли.
О музыке как о профессии пришлось забыть, и Бобби углубилась в изучение английского языка и литературы, готовясь стать учительницей. Но в ее планы опять вмешалось провидение, в этот раз по имени Рональд Нильсен. Внешне он был чем-то похож на Бобби, тоже светловолосый и голубоглазый, что неудивительно для потомков викингов. Рональд был лучшим студентом, лучшим спортсменом университета, был красив, остроумен, и Бобби, тая от восторга от его манер и ума, все чаще показывалась с ним на студенческих вечеринках на зависть многим девушкам. Рональд был довольно амбициозен и собирался продолжить учебу после университета в law school. В юридическую школу попасть было трудно, поэтому парень грыз науку всё время, свободное от спорта. Но миниатюрной, женственной Барбаре удалось достучаться до сердца будущего правоведа, и сразу после выпуска они поженились. Рональд продолжал учиться, а Бобби, не найдя работу в малюсеньком городке, где находился юридический колледж, сидела дома и ожидала рождения первенца. Мальчик родился в день, когда Рональд получил диплом юриста.
После вручения дипломов декан факультета доктор Харрис вызвал Рональда к себе в кабинет. Профессор всегда благоволил к способному студенту. Пожал Рональду руку, похлопал по спине:
– Поздравляю, дружище. Университет гордится твоими успехами. Мы наблюдали за тобой пять лет и можем с полной ответственностью порекомендовать тебя в академию Федерального бюро расследований.
Доктор Харрис поднял руку, не давая Рональду ничего сказать или возразить:
– Ты заслужил эту честь, и теперь ты должен послужить своей стране, потому что ты – лучший.
Это был первый шаг на пути к блестящей карьере.
С того дня и до самой отставки из ФБР Рональд больше не мог выбирать себе место жительства, время отпуска или поездки за границу. Теперь он навсегда был подчинен американской системе секретной службы.
Бобби пришлось еще раз распрощаться с мечтами о собственной карьере. Ее жизнь тоже закрутилась по распорядку ФБР.
Рональда почти никогда не было дома. Бобби сама запаковывала и распаковывала семейный скарб, снимала дома и квартиры, воспитывала детей, находила школы, спортивные секции для Джеффа, кружки танцев для Кристи. Переезжали с места на место часто, почти каждый год, поэтому забрать пианино с фермы родителей никак не получалось.
Если Рональд не находился в командировке с каким-нибудь важным расследованием, которое могло затягиваться на месяцы, то каждый вечер, ровно в шесть часов, вся семья усаживалась за стол обедать. Это было то короткое время, когда дети общались с отцом. Остальное свободное время он проводил в своем кабинете, работая с документами.
За восемь лет Джефф и Кристи поменяли шесть школ. Они не успевали познакомиться с одноклассниками, сблизиться с ними, как приходилось прощаться и расставаться.
Пятнадцать лет совместной жизни Рональд и Барбара отметили в Лос-Анджелесе. Они переехали в Город ангелов год назад и решили купить дом – надоело жить в съемных квартирах и домах. Барбаре хотелось свить постоянное гнездо, найти применение своему врожденному чувству прекрасного.
В один из редких совместных вечеров Барбара с мужем отдыхали в креслах с бокалами вина в небольшом патио за домом и любовались закатом сквозь листья раскидистой пальмы.
– Как ты думаешь, Рональд, не устроить ли нам здесь бассейн?
– Было бы здорово, но у нас нет средств. Это огромные деньги, а еще расходы на содержание и очистку.
– Не такие уж и огромные, я всё выяснила. Пять тысяч долларов. А Джефф уже достаточно большой, чтобы помогать мне чистить бассейн.
– Ты же никогда не ухаживала за бассейном, это целая технология. Ты понятия не имеешь, во что собираешься ввязаться!
– Я научусь, – сказала Барбара, – я пойду работать.
– Это дурацкая затея, у тебя ничего не выйдет. Денег я тебе не дам.
Рональд встал и ушел в дом.
На следующий день Барбара записалась на курсы по строительству и содержанию бассейнов. Через три месяца легко нашла работу в компании по обслуживанию домашних бассейнов. Спустя год после той беседы с мужем у нее уже был свой бассейн.
Барбара была по-настоящему счастлива в Лос-Анджелесе. У нее была работа, дети подросли: Джеффу было тринадцать, Кристи – одиннадцать. Барбара наконец-то перевезла свое пианино с фермы, много занималась, вспоминая забытые за много лет произведения, и даже подумывала поступить в консерваторию, как вдруг из Северной Дакоты позвонила мама. Отчим Барбары был при смерти. И Бобби вылетела в Фарго. Муж матери был для Бобби отцом, она никогда не чувствовала, что он, может быть, любит своих родных детей больше, чем ее. Рак съедал большого и сильного человека, помочь было уже нечем. Барбара пробыла с родителями неделю, попрощалась с отцом и вернулась домой.
Рональд встретил жену в аэропорту:
– Бобби, у меня хорошая новость!
– Да? Какая?
– Меня переводят в Вашингтон! Мы переезжаем.
– Рональд, ты что, серьезно? Ты называешь переезд хорошей новостью?
– Но я всегда стремился в Вашингтон, это прорыв для моей карьеры.
– Но нельзя же думать только о своей карьере. У тебя есть семья, жена, дети. У нас тоже есть желания, планы.
– Барбара, я считаю, что твои возражения неуместны. Ты думаешь только о занятиях музыкой и бассейне.
– И что? Что в этом плохого? Почему твои расследования важны, а моя музыка нет? И то, что у детей будет седьмая школа? Сколько это будет продолжаться?
– Столько, сколько я буду служить своей стране.
Барбара уже открыла рот, чтобы возразить, но, увидев жесткий взгляд мужа, брошенный вскользь на нее, передумала.
«Бесполезно, ему не объяснишь, что моя жизнь проходит в переездах, что у меня нет постоянного дома, работы, карьеры. Надо самой выкручиваться», – поняла она.
И впервые за всю жизнь с Рональдом Барбара задумалась о разводе.
Через два месяца, продав дом в Лос-Анджелесе, Барбара с детьми вылетела в Вашингтон. Следом по железной дороге шел контейнер с вещами, мебелью и пианино.
Рональд получил повышение и большую прибавку к жалованию, а Барбара нашла хороший дом в три этажа в пригороде Вашингтона, в штате Вирджиния. Уютный и ухоженный городок Октон очень понравился детям, новая школа тоже. Рональд купил Джеффу мотоцикл, и тот гонял по крутым и запутанным дорогам октонских холмов. Казалось, всё наладилось, но мысли о разводе всё чаще и чаще приходили Барбаре: «Что есть муж, что нет. Разницы никакой. Я даже вспомнить не могу, когда мы были близки последний раз. Как женщина я его больше не волную. Кроме работы ему не интересно ничего. Его и дети не интересуют».
С детьми было много проблем, тинейджерами они были сложными. Кристи прогуливала школу, уезжала с ребятами на машинах, не ночевала дома. Джефф тоже мог укатить на мотоцикле в неизвестные края и днями не показываться на глаза родителям. Если Рональд бывал дома, он пытался поговорить с детьми, но они его слушать не желали, скандалы и ссоры теперь были каждодневным явлением в семье. Барбара просила мужа быть терпеливее, сдержаннее, говорила, что криком ничего не добьешься, но и сама часто срывалась. Дети становились совершенно неуправляемыми. Ночами Бобби ворочалась в постели без сна или дежурила у окна на кухне, поджидая загулявших где-то ребят, опасаясь, что вдруг раздастся звонок и ей сообщат ужасную новость: «Ваш сын или ваша дочь погибли».
Единственной отдушиной для Бобби была работа. Она сдала экзамен на лицензию агента по недвижимости и теперь вполне успешно продавала и покупала дома. А еще она возобновила занятия музыкой и пела в церковном хоре. За три года путем неимоверной экономии Бобби скопила небольшую сумму и теперь была готова подать на развод, но решила сделать последнюю попытку спасти семью.
В один из вечеров Рональд, вернувшись со службы домой, обнаружил жену в легком кружевном халатике, из-под которого просвечивало тонкое белье. Барбара выглядела великолепно: несмотря на возраст, приближающийся к сорока, фигуру она сохранила девичью. Стройные ноги, плоский живот; грудь только пришлось слегка подправить у пластического хирурга. Рональд, во всяком случае, не заметил. Светлые волосы Барбара уложила так, как любил муж – волнами по моде пятидесятых, когда они познакомились. Их с Рональдом спальню она украсила свечами и розами. На тумбочке у кровати поставила ведерко с охлажденным шампанским во льду. Устоять перед такими соблазнами было сложно.
Последним штрихом, когда Барбара с мужем допивали бутылку шампанского после близости, оказались два билета на самолет: романтическое путешествие в Пуэрто-Рико – только такой недорогой отпуск могла позволить себе Барбара со своей зарплаты. Она достала билеты из-под подушки:
– Honey, мы летим с тобой в отпуск!
– Когда?
– Через неделю, как и планировали.
– Извини, я не успел тебе сказать, но у меня командировка в Оклахому. Ты можешь поменять билеты?
– А ты можешь изменить сроки командировки? Наш отпуск был запланирован три месяца назад!
– Прости, но я не могу.
– Тогда и я не могу.
– Не упрямься, Бобби, мы поедем через две недели.
– А ты уверен, что сможешь через две недели?
– Не уверен, но я надеюсь.
– А я уже ни на что не надеюсь, поэтому полечу в Пуэрто-Рико сама.
– Ну, возьми с собой хотя бы детей.
– Дети останутся с Элвайной. Она прилетает через неделю. Я ее попросила присмотреть за ребятами, они обещали не доводить бабушку до инфаркта. Рональд, я всё устроила, чтобы провести две недели только с тобой, а ты опять не можешь.
– Я присоединюсь к тебе, как только сумею.
– Можешь себя не утруждать.
Через неделю Барбара улетела в Пуэрто-Рико. Рональд так и не смог присоединиться к ней. Из Оклахомы он вернулся только через месяц. Расследование взрыва в офисном здании, унесшего жизни ста шестидесяти девяти человек, в том числе девятнадцати детей, занимало все его время. И даже уведомление от юриста о том, что Барбара подала на развод, не отвлекло его от расследования. Он всё оставил жене и детям и легко перевелся в Оклахому.
В Пуэрто-Рико в один из одиноких, но прекрасных солнечных дней Барбара зашла в небольшой магазинчик, торгующий женскими платьями в национальном стиле жибаро[11]11
Jibaro (исп.) – национальный пуэрториканский костюм, в котором отразилось влияние испанской, карибской и латиноамериканской культур.
[Закрыть]. Среди ажурного великолепия перьев, кружев, ярких полосатых и цветных тканей ее внимание привлекло элегантное свадебное платье цвета слоновой кости с накидкой, расшитой речным жемчугом. Она застыла перед необыкновенным нарядом как вкопанная. К ней подошла хозяйка в пышной цветной креольской юбке и белой кружевной блузе со спущенными рукавами до локтей, открывающей смуглые плечи. Черные как смоль волосы украшал гребень с белыми цветами.
– Я сшила это платье для племянницы, украсила жемчугом, сто ночей провела за вышиванием, – сказала женщина с сильным испанским акцентом.
– Сто ночей! – ужаснулась Барбара.
– Да, это очень кропотливая работа, но племянница купила готовое американское платье, – пожаловалась женщина Барбаре.
– А я бы выбрала это!
– Ну так примерьте, я же вижу, что оно вам понравилось.
– Платье прекрасно, без сомнения, но мне не нужно свадебное платье. Я замужем.
– Я умею читать по глазам, – улыбнулась женщина, – а в ваших глазах я вижу растерянность и сомнение. Вы хотите изменить свою жизнь, не так ли?
– А у меня получится? – вдруг спросила Барбара.
Женщина засмеялась:
– А вы примерьте. Вам необязательно покупать, просто полюбуйтесь на себя. Индейцы тайно верят, что девушка, покупающая свадебное платье, выбирает себе судьбу. Главное – выбрать правильное.
Барбара послушалась, всё равно занять себя в одиноком отпуске было нечем.
Платье сидело на ней великолепно, она даже помолодела лет на десять. Жемчужный цвет очень шел к ее загорелой коже и голубым глазам. Легкими складками, подчеркивая стройное тело, шелк струился по ногам и касался пола. Барбара привстала на цыпочки, прошлась перед зеркалом и засмеялась. Она обязательно купит платье – просто так, назло всем.
Хозяйка заглянула в зеркало из-за спины Барбары.
– Не сомневайтесь, платье принесет вам счастье, уж я-то знаю, – сказала женщина и подмигнула Барбаре, – а это вам в подарок.
И протянула Барбаре роскошный веер из перьев фламинго.
Самолет оторвался от земли и, сделав круг над изумрудным берегом острова, взял курс на север. Барбара откинулась в кресле и прикрыла глаза. Ей почему-то вспомнилась бабушка Лина, которая показывала маленькой внучке свое свадебное платье, сшитое из белого поплина, с кружевной фатой и сохраненное ею в память о муже и счастливой семейной жизни.
На похоронах бабушки, когда все, опустив головы, молились вокруг гроба, красивая белая птица в серых крапинках и с горбатым клювом, разогнав ворон, уселась на голую ветку прямо за спиной священника. Мама подняла голову, и птица вдруг крикнула громко и протяжно, потом расправила широкие крылья и стремительно улетела вверх, стрелой рассекая свинцовое небо.
– Это сокол, – мама наклонилась к Бобби. – Бабушка с нами попрощалась… В девичестве она была Каролина Фальк.
Бобби ничего не поняла. Спустя много лет она узнала, что девичья фамилия бабушки была Фальк, что в переводе со шведского означает «сокол».
И, уже погружаясь в сон, Барбара вдруг четко, как будто наяву, увидела лицо бабушки, которая прошептала ей, как в детстве, на ушко: «Allt ska bli bra…»[12]12
«Всё будет хорошо…» (швед.)
[Закрыть]
II
Лина Фальк никогда не видела такого высокого и чистого неба. В Швеции небо часто бывало свинцовым, тяжелым, иногда бледно-голубым, иногда прозрачно-белым с прожилками перистых облаков, но никогда – таким ярким.
В Северной Дакоте небо было настолько голубым, что, казалось, его покрасили самой насыщенной лазурной краской. Высоко парили ястребы, они почти не двигались, как будто их подвесили к небесному своду. Лина долго наблюдала за птицами, пока глаза не устали от голубизны и яркого солнца. Справа и слева от дороги тянулись пшеничные поля. Прямая пыльная дорога уходила далеко за горизонт. Ни деревца, ни дома, ни холмика… Только небо, пшеница, ястребы и дорога. Лине было семнадцать, когда она и старший брат покинули Швецию. В Канаде жили родственники, и раз в год от них приходила рождественская открытка. Старший брат отца обстоятельно, обращаясь ко всем двойными именами, поздравлял с Рождеством, а затем детально описывал, сколько акров земли оставили под озимые и сколько пудов зерна засыпали осенью в свой собственный элеватор. Заканчивалась открытка всегда одним и тем же вопросом: «Что ты решил?» Отец вздыхал, пыхтя, раскуривал трубку и прятал открытку в жестяную коробку из-под печенья с полустершейся картинкой на крышке: мальчики катаются с горки на санках, на одном из них красная вязаная шапка. Точно такая была у его старшего брата, который теперь жил в Канаде. Шапка переходила от брата к брату, отец был самым младшим в семье, всё донашивал после братьев, и красную шапку тоже.
Но однажды, в году так 1892-м, из конверта с открыткой выпали письмо и фотография. На ней был изображен светловолосый мужчина в пиджаке и шляпе: губы плотно сжаты, лоб широкий, нос прямой, всё лицо как будто из камня вытесано, сразу видно – скандинав. Из кармана пиджака выглядывала цепочка часов. Отец повертел фотографию в руках и принялся читать письмо. Брат подробно описывал ферму, принадлежащую хозяину фотографии. Звали того Оле Доккен, и имел он пять тысяч акров земли в штате Северная Дакота, в основанном норвежскими переселенцами местечке Доккен, что на границе с Канадой. У брата были какие-то дела с этим фермером.
«Твоя Каролина подрастает, ей уже скоро пятнадцать-шестнадцать? Пора замуж. А лучшей партии для нее и не сыскать. Мистер Доккен – вдовец, у него пятилетняя дочь растет без матери. Хозяйка нужна в дом и мать для девочки. Долго не думай, а то какая-нибудь шустрая девка приберет Доккена к рукам».
Прочитав письмо, отец присоединил его к открыткам в коробке, еще раз внимательно рассмотрел фотографию и повернулся к жене:
– Что ж, так тому и быть!
Сам он не решился оставить Швецию и пересечь океан. Старшей дочери Лине справили нехитрое приданое: два хороших шерстяных платья – синее и коричневое, вышитую скатерть и две нарядные наволочки. Вместе с бельем сложили всё в небольшой старый чемодан. С Линой отправили и старшего сына: всё-таки боязно было отпускать за океан дочку одну совсем ещё ребенка. Мать сняла с плеч шерстяной платок, повязала его дочери и заплакала.
Лина долго стояла на нижней палубе третьего класса и смотрела вдаль, пытаясь разглядеть в толпе провожающих отца, мать, младших братьев и сестер, пока берег не скрылся в свинцовой дымке.
В Канаде Лина надолго не задержалась. Дядя купил ей место в повозке из Квебека до Доккена, дал на дорогу два американских доллара, поцеловал в лоб на прощанье. Брат долго бежал за повозкой, размазывая слезы по лицу. Больше Лина никогда никого из них не видела и ничего о них не слышала. В большой семье она оказалась отрезанным ломтем, и только шестьдесят лет спустя младшая сестра из Швеции нашла Лину в Америке.
Лине досталось крайнее место в повозке, ее подбрасывало на ухабах, но она радовалась, что может видеть небо и дорогу. Пыль в Америке была какая-то красноватая. Подол синего платья и ботинки словно заржавели от этой пыли, она украдкой пыталась очистить их концом платка, прикрывавшего плечи, но вдруг женщина, сидевшая напротив, засмеялась и сказала что-то по-английски. Лина не поняла ни слова и остаток пути просидела не шевелясь. Дорога с остановками заняла почти два дня. Переночевали пассажиры в придорожной гостинице, где одноместный номер под самой крышей стоил один доллар. Следующим утром выехали рано. Через пару часов стали попадаться редкие деревянные дома с резными террасами и креслами-качалками на них. Повозка покатилась по единственной улице небольшого городка и выехала на пыльную площадь, на которой стояли три церкви, почта, несколько магазинов, парикмахерская и салун. Повозка остановилась у входа в булочную, и вооруженный ружьем кондуктор, сидевший всю дорогу вместе с кучером на ко́злах, помог Лине достать с крыши повозки ее небольшой чемодан. Так шведская девушка Каролина Эриксон с одним долларом в кармане нового синего платья прибыла в Америку.
Двое мужчин во фланелевых куртках и брюках, заправленных в сапоги, разгружали с телеги мешки с мукой под вывеской Dokken Bakery. Одного из них Лина узнала. Это был мужчина с фотографии и ее будущий муж, Оле Доккен.
Доккену было сорок, а Лине – шестнадцать. Но разве возраст имеет значение, если браки совершаются на небесах? А это был именно тот случай. Лина была девушка видная – достойная дочь Скандинавии. Белая, легко краснеющая кожа, светлые волосы, заплетенные в косу, голубые прозрачные глаза. Лина была невысокой, но крепко сбитой. Она всё умела и ничего не боялась. Мистер Доккен остался доволен: такая не подведет ни в хозяйстве, ни в постели. Общих детей у них было восемь. Лина успевала везде и всегда, вот только английский язык так и не освоила. Дома говорили на смеси норвежского и шведского, и дети свободно болтали на этом «языке».
Когда Лина забеременела в восьмой раз, мистеру Доккену было пятьдесят шесть – преклонный возраст по тем временам. «Потянем ли?» – хмурился он, но, когда на свет появилась девочка, он дал ей имя Элвайна, что означает «счастье», и с первого дня нещадно баловал ее. Девочка росла, не зная, что такое тяжелый фермерский труд. С ранних лет чета Доккенов прививала ей желание вырваться из бесконечных пшеничных полей в большую жизнь, где есть автомобили и самолеты, где женщины снимаются в кино и поют на сцене. Они сделали всё, чтобы отправить любимицу в колледж. «Пусть хоть одна будет белоручкой», – надеялась Лина.
Говорят, дочери повторяют судьбу матерей, но Лина делала всё возможное, чтобы Элвайна не повторила ее путь. Элвайна выросла упрямой, бескомпромиссной и последовательной в достижении целей. Характер совсем не вязался с внешностью: она была миниатюрной девушкой с кукольным фарфоровым личиком и большими серыми глазами. На Элвайну заглядывались все местные парни, но она не обращала на них никакого внимания. Училась прилежно и сдала все необходимые экзамены для поступления в колледж.
Северная Дакота в начале XX века была преимущественно сельскохозяйственной. Коренного населения осталось немного, большинство составляли переселенцы из Северной Европы: Германии, Швеции, Норвегии. Самым большим городом был и до сих пор остается Фарго, где и находился колледж.
Элвайне нравилось в колледже всё: трехэтажные корпуса, кафетерий, даже ее комната, похожая на монастырскую келью. Она с удовольствием ходила на лекции и занималась в библиотеке, допоздна засиживаясь за учебниками.
В библиотеке она встретила Раймонда Стенли.
Любовь не планируется, любовь приходит вне плана, и Элвайне пришлось оставить колледж – она забеременела. Лина и слышать не хотела о том, чтобы Элвайна бросила учебу, она предлагала взять ребенка на воспитание, только бы любимая дочь окончила колледж. Элвайна и здесь оказалась непреклонной: она вышла замуж за Стенли, высокого ирландца с копной красных волос и прозрачной кожей, и занялась устройством их дома. У семейства Стенли были деньги, но Раймонд оказался таким же принципиальным, как его молодая жена: ради своей семьи он ушел из докторантуры и устроился учителем в местную школу.
Элвайна и Раймонд ждали мальчика, придумали имя – Джеффри. До родов оставалась неделя, как вдруг Раймонд заболел. Накануне он играл с учениками на школьном стадионе в бейсбол, отражал битой броски, ловил мяч, потом мылся дома под холодным душем. На следующий день поднялась температура, но Раймонд не воспринял недомогание всерьез и продолжил ходить на работу. Через два дня Раймонда без сознания увезли в госпиталь прямо из школы. К вечеру он скончался от отёка легких. Ему было всего двадцать восемь.
На следующий день Элвайна родила девочку в том же госпитале, где в морге лежало тело ее мужа. Назвала дочку Барбарой – «чужестранкой», ведь они с Раймондом ждали мальчика.
За похоронной процессией Элвайна наблюдала из окна госпиталя, держа на руках новорожденную девочку.
Да, у Стенли были деньги, и жизнь Раймонда была застрахована. Он умер, не оставив завещания. Элвайна должна была получить приличную сумму. Когда молодую вдову с дочерью наконец-то выписали из роддома, Стенли пришли познакомиться с внучкой. В доме Раймонда и Элвайны собралось много людей. Все жалели малышку, у которой жизнь началась с потери. Приехала Лина, она жила теперь одна – муж умер несколько лет назад, дети выросли и покинули родительскую ферму. Лина взяла на руки внучку.
– Красивая девочка, – сказала по-шведски Лина. – Я научу ее вязать носки и печь лепешки с медом.
И запела какую-то старую песенку.
В комнате рядом беседовали Стенли с соседями. Элвайна склонилась над Барбарой, стараясь не прислушиваться, как вдруг отчетливо услышала голос отца Раймонда:
– Я сделаю всё, чтобы Элвайна не получила страховку.
Мать Раймонда добавила:
– Мы платили за его обучение, он должен был стать доктором наук, но не доучился из-за нее и поэтому оказался в этом захолустье, в школе, которая его и доконала.
Элвайна больше никогда не видела Стенли. Она вычеркнула их из своей жизни и жизни маленькой Барбары.
Когда Лина попыталась заступиться за родителей Раймонда и напомнить Элвайне, что Барбара их внучка тоже, дочь их умершего сына, и что они имеют право встречаться с ней, Элвайна возразила:
– Они не заботились о том, как будет расти Барбара, они горевали не о рано оборвавшейся жизни Раймонда, а о страховке и своих несбывшихся надеждах.
И добавила:
– А вдруг я опять выйду замуж, рожу детей. Зачем Барбаре три комплекта бабушек и дедушек? Я не хочу запутывать ребенка. У нее всё должно быть как у всех. Страховая компания выплатила деньги Элвайне. Этих денег хватило на покупку небольшого дома в другом городке, подальше от Стенли и поближе к колледжу. Лина переехала к дочери, помогать с воспитанием внучки, и Элвайна смогла наконец-то закончить обучение. Через год она снова вышла замуж и переехала к мужу на ферму Барбару муж удочерил и дал ей свою фамилию – Андерсон.
Каждый вечер Элвайна приходила в комнату к дочери почитать на ночь книжку с волшебными историями и пожелать спокойной ночи. Но однажды она сказала:
– Сегодня я расскажу тебе новую сказку.
«Жила-была молодая женщина с мужем – добрым учителем. Женщина очень хотела иметь детей, и Бог послал ей маленькую дочку. Девочка росла внутри женщины и скоро должна была родиться на свет, но злой колдун по имени Тяжелая Болезнь забрал мужа у женщины. Она много плакала и горевала, пока не родилась ее маленькая дочка. Еще женщина много молилась Богу и просила сделать ее и ее дочку счастливыми. Как-то поехала женщина на ярмарку за овощами и новой одеждой для дочки, а там встретила молодого фермера. Они разговорились и очень понравились друг другу, а через месяц фермер приехал за женщиной и ее маленькой дочкой и увез их к себе на ферму. Девочка выросла, ей уже пять лет, и скоро у нее родится братик или сестричка. И зовут эту девочку… Знаешь как?»
– Как? – спросила Бобби.
– И зовут ее Барбара Андерсон.
Бобби села в постели:
– Это я?
– Да, honey.
– И у меня скоро будет братик или сестричка?
– Да, sweetheart.
Бобби задумалась:
– И у меня был другой папа?
– Его у тебя почти не было. Он умер еще до того, как ты родилась.
Барбара часто вспоминала тот разговор с матерью и думала о ее жизни. В двадцать лет Элвайна потеряла мужа, но не отчаялась, в двадцать один снова вышла замуж. Родила троих детей. Работала на ферме, так и не воспользовавшись образованием, полученным в колледже, помогала мужу, помогала детям. Когда Элвайне исполнилось пятьдесят пять, умер ее второй муж. Барбара всегда считала его своим отцом. В шестьдесят Элвайна в третий раз вышла замуж и снова счастлива.
Значит, и Барбара будет счастлива. Счастью надо открываться, а судьбу лепить своими руками.