Текст книги "Пленница Вепря (СИ)"
Автор книги: Виктория Волкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Мне бы развернуться и уйти. Так, по крайней мере, советует здравый смысл, но мое прирожденное упрямство будто магнитом тянет меня к двери. Я подхожу поближе и замираю на месте. Мой грозный жених сидит посреди небольшой комнаты, залитой мягким отблеском горящих свечей, и с кем-то разговаривает. Просит прощения, что женится на мне…
«Твою ж налево!» – мысленно ругаюсь я, добавляя еще парочку выражений покрепче, и пытаюсь разглядеть, с кем это беседует мой милый.
Но кроме Вепря в комнате никого нет. Лишь огромные портреты, развешанные по стенам и расставленные на низком длинном комоде. Там же стоят и подсвечники, освещающие фотографии. Тусклый мерцающий свет искажает лица на снимках. Вернее, одно и то же лицо. Женщина! Погибшая или ушедшая возлюбленная Вепря. Я делаю шаг назад, чтобы поскорее уйти. Вернуться в спальню и притвориться спящей. Скорее! Но совершенно случайно оступаюсь и вскрикиваю от неожиданности. От моего голоса Родион вздрагивает. Затем резко разворачивается и, будто выброшенный катапультой, несется ко мне.
– Чижик, – рычит он, нависая надо мной грозной тенью. – Ненавижу когда шпионят…
– Я… мне… – лепечу я, пытаясь на ходу придумать правдоподобную версию.
– Ты сама напросилась, – тяжело вздыхает он, развязывая толстый пояс халата. По его недовольному лицу я вижу, что он в уме чертыхается, пытаясь быстро расправиться с дурацким узлом. Но не помогаю и не препятствую. Просто стою истуканом посреди коридора.
Развязав пояс, Вепрь откидывает прочь полы моего халата. По-хозяйски проводит рукой по моему бедру и впивается в губы горячим и требовательным поцелуем.
6.
Если б можно было откусить себе башку, я бы так и сделал. Учудить подобное безрассудство мог только полный безответственный кретин. Переспать – и с кем? С мошенницей и авантюристкой! С той самой наглой девкой, обчистившей меня и еще полгорода.
«А если меня к ней тянет!» – спрашиваю я сам себя и, накинув халат, выскакиваю из спальни. Оборачиваюсь в дверях и натыкаюсь на презрительный взгляд Майи Белецкой.
– Не волнуйся, – усмехается она. – Я не самка богомола, голову тебе не откушу после соития.
Задыхаясь от бешенства, я хлопаю дверью.
Как?! Вот как она смогла прочесть мои мысли? Ведьма, блин!
Я спускаюсь в библиотеку, наливаю себе виски в баре и, усевшись на диван, пытаюсь почитать, хватая с журнального столика первую попавшуюся книгу. Гоголь, твою мать!
«За каким маринадом я ее вообще достал с полки? И что хотел прочесть?» – я в недоумении пялюсь на запылившуюся книжку и открываю ее на первой попавшейся странице.
«А это что у вас, несравненная Солоха?… – Неизвестно, к чему бы теперь притронулся дьяк своими длинными пальцами, как вдруг послышался в дверь стук и голос козака Чуба», – читаю я и мгновенно представляю красавицу, оставшуюся наверху в моей спальне. Руки, обвивающиеся вокруг моей шеи и скользящие по спине. Нужно посмотреть, нет ли там царапин. Ноги, обхватывающие мои бедра. И стон, тихий и оглушающий одновременно. Как взрослый и состоявшийся по жизни мужик, я давно способен отличить настоящие чувства от имитации. Последнего добра я насмотрелся с лихвой. Даже Янка, моя любимая и несравненная, тоже иногда изображала Чайку из пьесы Горького «Война и мир». Но ей-то я до сих пор готов простить каждый фальшивый стон. Моя новая жена резко отличается от нее, да и от многих баб, прошедших через мою постель. Она не притворяется. Ни капли. Я верю каждому ее стону и, когда она вскрикивает от страсти, догадываюсь, что сумел ублажить. Я понимаю, что запал на нее. Тут даже отрицать не получается. Хотя любой человек врет больше всех самому себе. Но я по крайней мере стараюсь быть честным с самим собой.
«Завтра я женюсь на Майе, – криво усмехаюсь я. – Примерно через год разъедемся. Потом разведемся. Обычный среднестатистический случай. Влюбиться с первого взгляда, естественно, можно, вот только полюбить другого человека получается не сразу. Для настоящей любви нужно время. А те триста шестьдесят пять дней, указанные в брачном контракте, вовсе не срок!»
Я откладываю книгу в сторону и долго пялюсь в стройную красоту книжных полок. Рассуждаю, как сложится моя дальнейшая жизнь, и запрещаю себе хоть одну минуту помыслить, как жил бы сейчас, будь жива моя Яна. Я гоню прочь тревожные думки о своей никчемной жизни и пытаюсь понять, что я ощущаю к Майе. Ненависть? Желание отомстить или простое мужское любопытство. Ну-ка покажи, кисонька, как там у тебя все устроено? От недавних воспоминаний об упругом в нужных местах теле я чувствую, что вот-вот спячу. Мне хочется подняться наверх и снова ощутить, как подо мной выгибается дугой моя пленница. Хочется укусить ее, оставить всевозможные отметки на безукоризненном теле, чтобы каждый знал, кому принадлежит именно эта женщина. Я пытаюсь взять себя в руки, но ничего не получается. А желание обладать Майей перевешивает все остальные чувства. Про здравый смысл просто молчу. От близкого общения с худенькой нежной птичкой я, похоже, вообще утратил способность адекватно рассуждать. Но моему нахохлившему чижику, надежно запертому в клетке обязательств, знать об этом не полагается.
– Интересно, – бурчу я себе под нос. – Она мне быстро наскучит? Или запала хватит месяца на три, на четыре? – Я подрываюсь с дивана.
– Какого фига я тут вообще разлегся? – Выхожу из комнаты и, перепрыгивая через ступеньки, несусь наверх.
«Хорошо хоть в доме никого нет, – думаю я. – А то бы опозорился…» – хмыкаю я мысленно под нос и в душе не ведаю, что из темного проема столовой на меня кто-то смотрит с нескрываемой ненавистью. У себя в спальне я нахожу заплаканную девицу и, удивленно глядя на огромные, будто озера, глазищи, полные влаги, я плюхаюсь на кровать. И утерев тыльной стороной ладони слезки на Майкиных щеках, рычу словно тигр:
– Кто тебя обидел, жена?
Я и сам толком не понял, как у меня вырвалось это слово.
«Какая к лешему жена?» – хочется закричать мне.
– Жена? – хмыкает Майя, смаргивая слезы. – Нас еще не расписали, Роди. Пока можем поздравить друг друга с приятным знакомством. А вот с законным браком только завтра. И то при условии, что мы вовремя приедем в ЗАГС…
– А что может нам помешать? – рыкаю я, нависая над ней. – Ноги переломаем, когда с лестницы спускаться будем? Или ты превратишь меня в лягушку?
– И прикажу прислуге приготовить тебя на обед, – усмехается наглая девица. – Это идея, Роди!
Я не знаю, что меня бесит в ней больше всего. Этот независимый вид или дурацкое «Роди».
– Какой я нафиг Роди? – бурчу я, проводя ладонью по животу Майи. Чувствую, как под моей рукой чуть напрягаются мышцы пресса.
«Нужно узнать, каким спортом она занималась», – думаю я и, придавив красавицу к кровати, жарко шепчу ей в ухо:
– Я знаю самый лучший способ побороть твою хандру… Ты не пожалеешь…
Провожу языком по шее, затем спускаюсь в маленькую и трогательную ложбинку ключицы.
«Ты не пожалеешь, – повторяю я про себя. – Но у девчонки совершенно нет выбора. Вот и пусть отрабатывает», – хмыкаю я и тут же понимаю, что в этой битве нет победителей и побежденных. Одна лишь страсть, твою мать! Я не осознаю, в какой момент меня накрывает с головой. И я как сопливый юнец, добравшийся до бесплатной телки, могу лишь мычать, осознавая, что эта женщина моя. Только моя!
Я засыпаю, когда за окном начинает светать. Майя, откатившись, спит на другой стороне кровати. Честно сказать, я не сразу не пришел в себя от ночного марафона, когда словно по волшебству хитрый маленький чижик превратился в гибкую и яростную пантеру. Багира, блин!
Мне кажется, еще чуть-чуть, и я начну с рук есть у этой аферистки. Интересно, какие техники она применяет? Гипноз? НЛП?
Скорее всего, я совершаю глупость, решив жениться именно на ней. Но сделка, мать ее так! Канская ни за что не продаст землю, если заподозрит меня в обмане. Или продаст Фигнищеву.
Ни один из этих вариантов меня не устраивает. Лучше уж с год потерпеть Майю Белецкую, чем уступить Фигне!
«Да и Майя Белецкая не потомственная ведьма», – хмыкаю я про себя и тут же отчетливо понимаю, что больше всего на свете я хочу прижаться всем телом вот к этой самой женщине, и, проваливаясь в сон, я инстинктивно притягиваю ее к себе. Ощущаю прикосновение каждой клеточкой. Кожа к коже по всей длине нагого тела. Засыпая, я чувствую, как в душе разливается глупая и наивная безмятежность, дарящая радость и покой. И кажется, будто я возвращаюсь в детство, когда каждый день был солнечным и беспечным.
Утром я просыпаюсь в гордом одиночестве. Лишь легкий запах духов говорит мне, что Майя существует не только в моих фантазиях. Через пару минут в ванной я напряженно вглядываюсь в собственное отражение. С той стороны зеркала на меня смотрит огромный жлоб. Синяки под глазами и помятая морда словно вопят о бессонной ночи. Сейчас бы массаж не помешал. Юна и Эрна разгладили бы мне личико и размяли тело.
«Но ты же вчера отпустил их на неделю, придурок, – напоминает мне внутренний голос. – Последние мозги потерял?»
Я предпочитаю не отвечать самому себе. И быстренько захожу в душевую кабину, отделанную мрамором. Провожу ладонью по гладкой, идеально отшлифованной поверхности. И включив тропический ливень, вмонтированный в потолок, лениво вползаю под тяжелые капли. Потом, немного придя в себя, беру другую насадку и врубаю на полный напор. Тонкие жесткие струи будто иголками пронизывают мое тело, разгоняя кровь и остатки сна.
– Теперь можно и жениться, – бурчу себе под нос и, наскоро вытершись, бросаю полотенце на пол. Выхожу нагишом из ванной и застываю на месте. Моя новая жена уже умудрилась полностью одеться. Белое платье от Бальмана обошлось мне примерно в двести штук. Но оно того стоит. Приталенное, почти в пол, с золотыми пуговицами, оно больше напоминает двубортный жакет. И Майя в нем смотрится изумительно. Я окидываю ее восхищенным взглядом.
«Хороша стерва», – шепчу про себя и тут же натыкаюсь на насмешливые карие глаза, ощупывающие меня с головы до ног.
– Ну и как? – ухмыляясь бросаю я, даже не подумав прикрыться. – Нравится?
– Пойдет, – кивает она и отворачивается к зеркалу. Поправляет волосы, закрученные в тугой узел. Надевает серьги, струящиеся каскадом жемчужин и мелких блестящих камушков.
«Стразы или бриллианты?» – проносится у меня в голове. Я подхожу почти вплотную. Беру обеими руками ее лицо и впиваюсь в губы требовательным поцелуем. Коротким и властным. С усмешкой наблюдаю за Майей, в немом изумлении хватающей воздух, словно рыба. Ни секунды не сомневаясь вытаскиваю шпильки, тем самым разрушая строгую конструкцию. Мягкие волнистые волосы водопадом обрушиваются на плечи.
– Не вздумай опять свернуть их в дульку, – рыкаю я и, надев халат, собираюсь выйти из спальни.
– Трусы не забудь, – несется мне вслед.
«Похоже, мой брак не будет скучным, – фыркаю я про себя и, спустившись в столовую, с удовольствием оглядываю накрытый стол. На большой тарелке дымится свежепожаренная картошка, нависая над отбивной. Плюс стакан томатного сока. Не из пакета, разумеется. Марина каждый год консервирует для меня соленья. И заготовляет в каких-то астрономических количествах томатный сок.
«Нужно было жениться на Марине», – хмыкаю я про себя, принимаясь за еду. Как по мне, так это и есть самое здоровое питание на свете. Кусок жареного мяса и картоха. А любители пожрать сырую морковку пусть идут лесом.
Мысленно я возвращаюсь к сегодняшней сделке. И хоть держу в голове все детали, решаю дорогой еще раз перечитать контракт. Канская не тот человек, чтобы обжулить… Но как знать… Да и я сам давно разуверился в людях. Проходя через холл, я бросаю взгляд на часы, стоящие в углу. Резной корпус из черного дерева, перламутровый циферблат. Золотые стрелки показывают половину одиннадцатого. Остается только напялить на себя костюм от Бриони и тащиться в ЗАГС. Но в комнате моей прекрасной невесты нет. Я наскоро влезаю в брюки, лихорадочно застегиваю рубашку. Усилием воли сдерживаю порыв пробежаться по дому в поисках непредсказуемой невесты и аккуратно завязываю галстук-бабочку. Тщательно расправляю концы и ворот рубашки. И чувствую, что закипаю.
– Где, мать вашу, моя невеста? – рычу я, выбегая из комнаты.
«Если Майя надумала сбежать, – мысленно вздыхаю я, – то именно сейчас лучшее время. Лучше момента и не придумаешь, чтобы подставить меня. В самый раз запороть мне сделку!»
Я заглядываю в комнаты на своем этаже, спускаюсь на второй. Тут тоже пусто. И я уже понимаю, что шутки закончились и нужно звать охрану.
«Остались только гостиная и мой кабинет», – стискиваю зубы я и устремляюсь вниз, в душе костеря себя за наивность. Майю я нахожу в гостиной. Она держит в руках новенький самсунг, купленный вчера же, и с кем-то оживленно беседует на английском.
– Пока, Мелисса, – с сожалением произносит Майя, и в ответ слышится детский голосок:
– Пока-пока, мамочка! Ты у меня самая красивая.
– Скоро мы будем вместе, – поспешно бормочет Майя и с тоской смотрит в экран. – Я работаю над этим.
«Интересно, – проносится у меня в голове, – неужели ее муж, долбаный мистер Бакли, решил-таки вернуть ей ребенка?»
Я, конечно, не силен в английском и могу что-то напутать. Да и какое мне дело до семейных передряг красавицы Майи?
– Поедем, уже пора, – недовольно бурчу я.
– За тобой гнались, что ли? – фыркает она, поднимаясь с дивана. Прямая осанка. Распущенные длинные волосы, аккуратно струящиеся по плечам. И платье это! Белое с золотыми пуговицами! Может, расстегнуть его и скинуть с Майкиных плеч. Стащить брюки и прямо на столе…
– Я готова, – прерывает она мои фантазии. – Если опоздаем в ЗАГС, то и твоя сделка сорвется.
– Хватит болтать, дорогая, – обрываю я пустые разговоры. – Едем!
Подставляю руку и тут же чувствую тонкие пальцы Майи на моем предплечье.
«Сто лет не ходил под ручку», – мысленно усмехаюсь я и, выйдя в холл, замечаю Люка с букетом цветов. Белые розы, какая-то трава и лопухи. Проходя мимо, забираю у помощника веник и передаю его Майе.
– Теперь ты настоящая невеста, чижик, – хрипло бросаю я.
Она молча кивает, удостоив меня равнодушным взглядом.
Кто знает, может, мне и повезло. Говорит эта стервочка мало, в постели вытворяет нечто фантастическое. Не изводит меня попреками и истериками.
«Угомонись, – останавливаю я самого себя. – Вы не пара и, возможно, никогда ей не станете. Но за год случится может всякое, – подключается к беседе внутренний голос. – Вот именно, – рыкаю я. – Сейчас главное – сделка». И церемонно усадив Майю в черный лимузин – майбах Пуллман, плюхаюсь рядом.
Напротив меня грузно усаживается Люк.
– Пересядь, – командую я, скосив глаза на место рядом. И как только Петька пересаживается, блаженно вытягиваю ноги. Тут же нахожу в телефоне проект договора купли-продажи земли, присланный вчера юристами. И не обращая внимания на Майю, утыкаюсь носом в его изучение.
В ЗАГС мы приезжаем вовремя. В светлом зале с колоннами какая-то казенная тетка зачитывает нам набившие оскомину слова и выдает свидетельство о браке.
– Йес! – ликую я, твердо зная, что полдела сделано. И пусть обычные молодожены едут к памятникам и в церковь, мы с Маечкой отправляемся к нотариусу Канской, где нас уже ждет распрекрасная Маргарита Семеновна. Еще пара подписей на документе, и сделка завершена.
Нет, сегодня обалденный день!
Я чувствую небывалый прилив сил и эйфорию. Когда бы меня так колбасило от радости? С Янкиной болезни ни разу.
– Поедем на набережную, чижик, – весело предлагаю я, как только мы выходим от нотариуса. – Сделка оформлена. Земля теперь моя. Погуляем немного. Марина велела домой раньше четырех не возвращаться. А вечером завалимся в клуб.
– Мне что-то не хочется в «Пантеру», – морщит нос моя новоявленная жена. – Я бы поужинала и легла спать. А вообще, Родион Александрович, мне положена какая-нибудь отдельная комната.
– Зачем? – рыкаю я и сам не понимаю, почему начинаю сердиться.
– Личное пространство. Может, я захочу рисовать или музицировать. Или начну ваять скульптуры. Делать-то в вашем замке все равно нечего…
– Мы вроде сегодня утром были на «ты». С чего такая перемена? – ворчу я, понимая, что Майя права, но из чистого упрямства не желаю ей уступать.
– Роди тебе не нравится, – улыбается она. – Вот и приходится звать полным именем и на «вы». Как-то же нужно к тебе обращаться, – смеется она, и мне кажется, что со стороны мы вполне можем сойти за счастливых новобрачных. Если за нами следят люди Феднищева или знакомые Канской, то могут принять за влюбленных. Для пущей достоверности я притягиваю Майю к себе и нежно целую в щеку. Поправляю разметавшиеся волосы.
– Давай подойдем к реке, – шепчу, наклоняясь к жене, и тут же замечаю, что вместо шикарных сережек Майя надела бриллиантовые гвоздики.
– А где те новогодние гирлянды, что ты надевала с утра? – весело подначиваю я, легонько проводя пальцем по ушку.
– Вернула на елку, – парирует Майя.
«Вот же стерва, – мысленно вздыхаю я. – За словом в карман не полезет. Но главное, зная, так, сказать клиента, мне точно не придется скучать. Что еще стукнет в голову этой авантюристке?» – только успеваю подумать я, любуясь красавицей женой. Я обнимаю Майю одной рукой, и мы вместе, облокотившись на парапет, смотрим вниз на серую мутную воду.
– Тебе не холодно? – заботливо интересуюсь я, поправляя легкий пуховичок на груди у жены. И сам ежусь в тонкой стеганой куртке. – Поедем домой, дорогая, – шепчу я. – Растопим камин, посидим у огня…
– Конечно, – кивает она. Ветер треплет волосы. И Майя, высвободившись из моих объятий, накидывает на голову капюшон. В красном пуховике и с веником в руках, она похожа на школьницу.
– Пойдем, – я снова пытаюсь обнять ее и увести в майбах. Но, прежде чем мне это удается, Майя коротким броском кидает букет в реку. Вода цвета асфальта тотчас же уносит дизайнерскую композицию из роз и метелок. Совершенно не ожидая такой выходки, я слежу как зачарованный, за букетом скользящим по волнам. Он отплывает на несколько метров, а потом пропадает из виду.
– Можем идти? – как ни в чем не бывало осведомляется моя женушка.
– Что это было? – рычу я негромко и призываю на помощь всю свою выдержку, чтобы не схватить нахалку за шиворот и не отволочь в машину. Нельзя, нельзя. Это же теперь моя любимая жена. – Я же просил без фортелей… – хрипло бросаю я.
– А он мне не понравился, – улыбается она и, с вызовом глядя на меня, добавляет: – Если бы у нас все было по-настоящему, я бы так не поступила. Ты же не обиделся, Родичка?
7.
Сначала я слышу резкий и неприятный хлопок, а следом наступает зловещая тишина, длящаяся вечность. Будто весь мир остановился или случился апокалипсис. Чувствую, как на меня наваливается тяжелая туша. Вепрь, мать его… Но на самом деле проходит несколько секунд, прежде чем начинается паника. Орут дети, женщины. Где-то уже завывают, приближаясь, полицейские сирены.
К месту взрыва со всех сторон спешат зеваки, но охрана Веприцкого, тут же окружившая нас, никому не дает подойти поближе. Встали мальчики на изготовку. А раньше что-то не чесались… Даже с бутербродом в зубах из майбаха прибежал Люк. Личный телохранитель Вепря.
– Слезь с меня, – шепчу сквозь подступившие слезы, со всей силы отталкивая Родиона, и добавляю со злостью: – Ты от меня решил сразу избавиться?
Уж кого-кого, а моего нового мужа дважды просить не надо. Одним рывком он подскакивает и за руку тянет меня за собой. Наверняка мы представляем сейчас ужасное и жалкое зрелище.
– Ты считаешь, что это я подсунул тебе в букет взрывчатку? – криво усмехается он. – И зная, что она вот-вот взорвется, стоял рядом? Я, по-твоему, кто? Идиот или великомученик? Прости, милая, – рычит он, таща меня словно на буксире к своей машине, – но если я захочу кого-нибудь грохнуть, то подведу это под несчастный случай и обойдусь без фейерверков.
Я молчу, понимая, что спорить бесполезно. Вижу перекошенное от страха и одновременно растерянное лицо толстого здоровяка, еще с час назад радовавшегося за нас в ЗАГСе.
– Вепрь, – мычит он, покаянно наклонив бычью башку. – Я не додумался букет проверить. В руках его держал, а внутрь не заглянул.
– Садись уже в машину, – яростно рыкает Веприцкий. – И вызывай сразу Олежку. Я сейчас с вас шкуру спускать буду.
– Как… – лопочет шкафообразный Люк.
– Медленно и печально, – тут же сообщает Родион. – Да прекрати ты трястись, Петя, – бросает раздраженно. – У тебя лично много раз была возможность меня грохнуть, и никто бы носа не подточил. Нужно провести расследование, кому я мог помешать…
– Майе Владимировне, – бормочет Люк. – Ты подписал с ней брачный контракт, шеф, – нагло заявляет телохранитель Веприцкого. – Кроме нее никому не выгодно. А тут еще и цветы…
– И как же я, по-вашему, подсунула взрывчатку в букет? – ошарашенно лепечу я. – Когда ехала в ЗАГС или во время церемонии?
– Вам-то самой зачем? – гадко усмехается сволочной Люк. – Кто-то из ваших сообщников. Ну и сами цветы говорят за себя…
– Бред, – возмущенно вскрикиваю я и негодующе смотрю на безучастное лицо Веприцкого. Оно сейчас будто высеченное из камня. Ну или из дерева.
– Майя выбросила букет и тем самым спасла нас, – тихо и совершенно спокойно говорит он. – Твоя версия вообще не сходится. Моя жена, – он делает ударение на втором слове, – все время была рядом со мной. Выясни, где Артем покупал цветы и все его связи. Мне нужна полная информация по цветочной лавке. Кто хозяин, кто его бабушка, кто поставщик и любовница. Всю подноготную. Прямо сейчас. Звони Олегу немедленно. Потом будем рассуждать, – сквозь зубы бросает он, и каждое слово больше походит на плевок.
– Она могла передумать, – глядя на меня в упор, заявляет Люк. – Или испугаться последствий. Может, оставила б тебе свои цветочки, а сама бы отправилась в сортир…
– И давно я бабам цветочки держу, пока они нужду справляют? – негодующе хмыкает Вепрь. – Хватит теории, Люк, – приказывает он. – Звони Олегу. Я сказал.
Преданный оруженосец Вепря замолкает и напряженно сопит, потом яростно тыкает в трубку толстым пальцем и слово в слово пересказывает поручения Вепря. Не в силах слушать личного суфлера Родиона Веприцкого, я отворачиваюсь к окну. Невидящим взглядом смотрю на проносящиеся мимо улицы и внезапно понимаю, что мы направляемся совершенно в другую сторону от дома.
– Куда мы едем? – охаю я.
– В «Пантеру», – хрипло бросает Веприцкий. – Нужно по горячим следам разобраться в этой истории. И если ты причастна, Майя, то лучше сознаться. Когда я выясню все подробности, ты очень пожалеешь, что выкинула букет, а не отправилась к праотцам вместе со мной.
– Ты… ты… ты, – вскрикиваю я. – Не вали с больной головы! Это ты и твои люди подстроили, чтобы избавиться от меня. Ты же выигрываешь от моей гибели, Родион! Как ни крути, ты в шоколаде! – ору я. – Всем остальным покажешь, как расправляешься с врагами, – я хочу добавить еще пару слов про сделку, но Веприцкий молниеносно притягивает меня к себе и шипит: «Заткнись!» А потом впивается в губы злым и ненавидящим поцелуем.
– Ты, надеюсь, про основной инстинкт слышала? – рыкает он, оторвавшись от меня. – Будешь бузить, трахну прямо в машине, – рявкает Родион, все еще сминая мою шею в своих лапищах. – И даже на них не посмотрю, – кивает на водителя и сидящего напротив нас Люка. Довольно наблюдает, как я дергаюсь в его стальных руках, и замечает тихо: – Перестань рыпаться, Майя.
Я отворачиваюсь к окну и чувствую, как захват немного ослабевает. Наверняка завтра останутся на шее синяки, но это меньшее, о чем сейчас следовало бы подумать.
– Теперь ты двадцать четыре часа будешь находиться под наблюдением, – криво усмехается Веприцкий, и я в который раз поражаюсь изощренному уму этого человека и его выдержке.
– Это еще зачем? – я стараюсь подавить ярость и гнев. – За каким… собственно?
– На тебя покушались, милая. Или это ты хотела от меня избавиться. Я пока не знаю, – заявляет он, и я, мельком глянув на суровое лицо, внезапно замечаю, как ходят желваки.
«Значит, ты не такой уж спокойный, Родиоша, – мысленно хмыкаю я и удивляюсь собственной выдержке. – Ни слез, ни истерик. Тебя чуть не убили, Майя! Пореви хоть для приличия, что ли, – усмехаюсь я и одергиваю саму себя. – Сейчас не время для слез. Где бы ты теперь была, если бы не поддалась секундному порыву. Твои ошметки соскребали бы с асфальта, а потом бы генетики разбирались, какие именно останки положить в твой деревянный ящик, а какие в Родиошин. Кому я могла помешать?» – я пытаюсь прикинуть масштаб чуть было не разыгравшейся трагедии. И внезапно осознав совершенно банальную вещь, начинаю смеяться.
– Что тебя так развеселило, милая? – смотрит на меня как на сумасшедшую Вепрь. – Поделись с нами. Мы тоже посмеемся…
– Я подумала, – заливаюсь я нервным смехом. – Если бы я не выкинула букет, то была бы отличная эпитафия. «Они жили счастливо и умерли в один день».
– Очень смешно, – криво усмехается Веприцкий. – Ты прям Петросян в юбке. Только скажи, в каком месте смеяться, и я тоже повеселюсь, – бурчит он, еле сдерживаясь от ярости. – Отнесу твой смех на нервяки. Истерика, твою мать, – хмыкает он.
– Обычный черный юмор, – пожимаю плечом я. – Ты просто не врубаешься, – добавляю громко. – Не каждому дано…
– Ну конечно, – сипло бросает он и сжимает мне руку. Не больно, но неприятно. Кажется, этот человек прекрасно осознает свою физическую силу и может точно рассчитать захват или удар.
– Не рыпайся, – предупреждает сквозь зубы. – И если знала о взрывчатке, молись.
– А если понятия не имела, могу болтать? – негодующе фыркаю я и тотчас же ощущаю, как мои губы сминаются под натиском мужа. А его пальцы деловито расстегивают пуговицы на платье. Я пытаюсь вырваться, но сильные руки Вепря пригвождают меня к кожаному сиденью.
«Еще секунда, и он задерет мне подол, – мысленно ужасаюсь я и чувствую, как пальцы Родиона захватнически пробирается под платье и нахально движется по моей ноге. – Довыделывалась, Майя», – только успеваю подумать, как неожиданно мой дорогой супруг ослабляет объятия. Садится ровно и поправляет рубашку и брюки.
Мне хочется снова сказать Вепрю какую-нибудь гадость, но я только открываю рот, как у него в кармане дребезжит сотовый.
– Да, Маргарита Семеновна, – бурчит он в трубку. – Все хорошо. Мы с Маечкой живы-здоровы. Вот едем в клуб праздновать. Что сказали? – делано переспрашивает он, ухмыляясь. – Взрыв? Да ну что вы! Не дай бог! Это петарды пацаны запускали на радостях. Вот одна и рванула. Ага, салют в честь праздника, – смеется он, притягивая меня к себе. Не прерывая разговора, засовывает руку в вырез платья и совершенно спокойно подкладывает под мою грудь свою ладонь. Я ерзаю, стараясь освободиться из лап Вепря, и одновременно показываю свое недовольство. Но Родион снова переигрывает меня.
– Мне самому не терпится, любимая. Но сначала придется разобраться с терактом. Хорошо, что все остались живы.
– На набережной было полно детей, – шепчу я чуть слышно. – Мне даже страшно подумать, сколько народу бы пострадало… – добавляю я тихо, и тут меня прорывает. Слезы льются из глаз потоком, а тело сотрясается от рыданий. – Там дети бегали, – реву я. – Мальчишки лет пяти, ты видел? Они тоже могли пострадать…
– Все обошлось, милая, – ласково сообщает мне Веприцкий и механическим движением оглаживает спину. – Ты – умница, вовремя прислушалась к интуиции, – шепчет он. – Потом расскажешь, о чем подумала в тот момент, когда решила выкинуть этот дурацкий веник.
– Не знаю, – бормочу я. – Никаких картинок или голосов. Просто захотелось избавиться.
– Я и говорю, что умничка, – воркует Вепрь, целуя меня в макушку. – Ты у нас Майя – спасительница. Интересно, есть такая святая? Нужно заказать иконописцам твой портрет с веником и гранатой.
– Водрузишь на свой алтарь? – бросаю я, прежде чем подумать. И сразу же попадаю под прицельный огонь бешеного взгляда.
– Ты… – рявкает Родион, – ты… – повторяет негодующе и сильно стискивает в ладони мою плоть.
Я вскрикиваю от боли и пытаюсь вырваться.
– Идиот, – шиплю чуть слышно. – Садист поганый…
– Извини, чижик, – искренне раскаивается Веприцкий, тут же выпростав из декольте свою руку. – Я не хотел. Но больше не упоминай всуе.
– Как скажете, мой господин, – фыркаю я и, смерив Родиона недобрым взглядом, отворачиваюсь к окну.
«И с этим придурком мне жить год?! – мысленно сокрушаюсь я. – Год! Твою мать! Но все лучше так, чем объяснять очевидные вещи. Родиоша если вбил себе что-то в башку, то никак не переубедить. Какой Вепрь? Баран!»
Мы приезжаем в клуб в разгар дня. И сразу попадаем в необычную тишину. Это по ночам тут вовсю гремит музыка и народ толпами тусуется от барной стойки к танцполу. Зато сейчас пустые залы и выключенные софиты больше напоминают заброшенную усадьбу. Когда все еще на местах, но уже безлюдно. Я будто со стороны внимательно смотрю на подбегающих к Родиону людей. Бедолаги не знают, сочувствовать нам или поздравлять.
– Через десять минут жду всех у себя, – рявкает Родион и тут же, криво усмехнувшись, бросает небрежно: – Пожрать найдется что-нибудь? Кухня уже работает? Пусть хоть бутеров нарежут, – приказывает он и, крепко сжимая мою руку, отправляется в свой кабинет. Я как послушная девочка шагаю рядом.
– Если хочешь отдохнуть, – бурчит Веприцкий, как только за нами закрывается дубовая дверь кабинета. – Тут есть комната отдыха. Можешь часок вздремнуть или просто полежать, пока менты заявятся. Потом начнут по десять раз одно и то же спрашивать.
– Полиция? – изумляюсь я. – Из-за взрыва?
– Ну да, – недовольно хмыкает Родион. – Проходи, устраивайся, – он делает шаг в сторону и распахивает дверь, замаскированную под шкаф.
Мне хочется упрекнуть его. Заявить, что я ни за что не лягу в постель, где он кувыркается с левыми девицами. И кашлянув негромко, я с вызовом смотрю на него.
– Если ты тут с бабами кувыркался, я лучше на табуретке посижу, – фыркаю я. – В одной койке с твоими лебедями я лежать не собираюсь, – добавляю строго, будто сама нравственность и добродетель.
– Не лежи, – равнодушно пожимает он плечами. – Мне-то что… Табуреток у меня нет, к сожалению. Поэтому сама найди, где приткнуться. Мы тут пробудем долго. Постель, кстати, свежая застелена, – добавляет Родион. – Ежедневно меняют.
Положа руку на сердце, мне хочется заржать в голос. Великий и страшный Вепрь проговорился, будто мальчишка. И даже не подумал хотя бы соврать…
«А кто ты ему? – напоминает мне внутренний голос. – Недоразумение ходячее, да и только…»
– Ну так что? – криво ухмыляется Вепрь. – У меня скоро совещание, милая, – произносит он нетерпеливо. – Не хочешь лежать, сейчас велю перенести для тебя кресло, – кивает он в сторону моего прежнего пристанища. – Дома ты спокойно спала в моей постели и никаких требований не выдвигала, – рычит Родион. – Что сейчас на тебя нашло? – раздраженно интересуется он и, покосившись на часы, закрывает дверь прямо перед моим носом.
