Текст книги "Оллвард. Разрушитель миров"

Автор книги: Виктория Авеярд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Соратники обернулись на шум, и их лица застыли от шока.

– Пепельные земли, – выдохнула Роуэнна из Сиранделя.

В ее округлившихся золотистых глазах читался тот же ужас, что Эндри ощущал в своей груди, пусть он даже не представлял, что она имеет в виду. На мгновение она оторвала взгляд от храма и перевела его на коней, привязанных на вершине холма. Прочитать ее мысли не составляло труда.

Ей хотелось спасаться бегством.

Кортаэль и Таристан по-прежнему стояли на краю поляны, скрестив клинки.

– Это Веретено? – проревел Кортаэль в лицо близнецу.

Во взгляде Таристана блеснуло злорадство.

– Да, и оно уже разверзлось, открыв проход, – произнес он и молниеносным движением ударил Кортаэля локтем по лицу. Раздался треск, и великий лорд упал на землю. Из его сломанного носа алой струей текла кровь. – Ты же не считаешь меня болваном?

Дом издал боевой клич Древних и бросился на мага. Его тело двигалось по изящной траектории, пока волшебник не поднял руку. Всего одно мимолетное касание – и принц Айоны отлетел на несколько ярдов и упал в грязь.

Зловонные мертвецы дюжинами выбирались из храма, наваливаясь друг на друга. Некоторые были ранены тяжелее других: они ползли на переломанных конечностях, грохоча липкими черными доспехами. Они походили на смертных, но их тела были словно вывернуты наизнанку. Почти все сжимали в руках изломанное в бою оружие: ржавые железные мечи и зазубренные топоры, треснувшие кинжалы и расщепленные копья. И все же лезвия оставались острыми и смертельно опасными. Сирандельцы осыпали орду мертвецов дождем из стрел: первая волна пала, словно пшеница под серпами жнецов. Этих существ можно было убить, но все же их число лишь увеличивалось. Они несли за собой вонь, в которой безошибочно угадывались запахи дыма и жженой плоти. Из храма, в котором горело Веретено, дул жаркий ветер, принося с собой облака пепла.

Эндри застыл на месте, едва дыша. Он мог лишь смотреть, как на Соратников набрасывается израненная и окровавленная армия трупов из иного мира. Они живы? Или мертвы? Эндри не мог ответить на этот вопрос. Однако они не приближались к Тристану и Кортаэлю, заключив их в странный круг, словно им было приказано позволить братьям сразиться друг с другом.

Копье Окрана танцевало, с неуловимой легкостью описывая полукруг за полукругом и протыкая глотки существ насквозь. Галлийские рыцари построились в привычный боевой порядок, встав по углам треугольника, и вкладывали в удары всю свою мощь, так что их клинки вскоре покрылись черными и красными пятнами. Сурим и Наур мелькали по полю боя размытыми пятнами, танцуя с коротким мечом и кинжалами в руках. Они несли за собой разрушение и оставляли позади дорожки из сокрушенных тел. Существа отбивались и визжали нечеловеческими, изуродованными голосами – их голосовые связки были изрезаны в клочья. Эндри почти не различал их лиц, да и едва ли они сильно отличались друг от друга: у всех были лысые головы и кожа того же цвета, что и кость, изуродованная красными шрамами или раскрашенная маслом, капавшим на землю. С мертвецов осыпался пепел, делая их похожими на скукожившуюся, выгоревшую изнутри древесину.

«Мы рассчитывали, что двенадцать человек выступят против двух врагов, – в ужасе думал Эндри. – Но это не так. Двенадцать воинов сражаются против нескольких дюжин врагов. Против сотен мертвецов».

Лошади фыркали и дергались, натягивая веревки. Они чуяли опасность, запах крови и прежде всего Веретено, шипевшее внутри храма. Именно от его близости в их костях разливался панический ужас.

Таристан и Кортаэль обходили друг друга по кругу. Латы Кортаэля испачкались в грязи; кровь стекала по его подбородку и капала на украшенный оленьими рогами нагрудник. Клинки братьев скрестились еще раз. Кортаэль был воплощением искусности и силы, в то время как Таристан походил на уличного кота – он постоянно двигался и перемещал свой вес. В одной руке он держал меч, а в другой – кинжал, в равной мере пользуясь и тем, и другим. Он бил наотмашь, уклонялся, использовал грязь и дождь, чтобы создать себе преимущество. Он ухмылялся и насмехался, сплевывая кровь брату в лицо. Наконец Таристан ударил его мечом по плечу, защищенному лишь кольчугой и тонкой броней. Кортаэль сморщился от боли, но все же сумел схватить близнеца за талию. Они упали на землю вместе и покатились по грязи.

Эндри следил за боем, не моргая. Его ноги словно приросли к земле. «Что я могу сделать? Чем могу им помочь?» У него дрожали не только руки, но и все тело. «Вытащи меч, проклятый трус! Сражайся. Это твой долг. Ты хочешь стать рыцарем, а рыцарям неведом страх. Рыцарь не стал бы смотреть за боем со стороны. Рыцарь помчался бы вниз с холма и ворвался бы в самый центр этого хаоса, держа наготове щит и меч».

Грязь, покрывавшая поляну, покраснела от крови.

«А затем этот рыцарь бы погиб».

Первым закричал Арберин.

Мертвец схватил его за красную косу и забрался ему на спину. За ним последовал другой, а потом еще один, и еще один, пока они своим весом не повалили Древнего на землю. В руках они сжимали множество клинков – из белой стали и черного железа. И пусть старые лезвия давно проржавели, все же они были достаточно остры.

Они с легкостью вошли в плоть Арберина.

Роуэнна и Маригон попытались пробиться к своему родичу. Когда им это удалось, они увидели бездыханное тело, усеянное ранами, из которых еще текла кровь. Вечная жизнь Арберина подошла к концу.

Сэр Грандель и кузены Норт уступали позиции, с каждой секундой сжимая свое треугольное построение. Мечи плясали, щиты сталкивались, латные рукавицы впивались в кожу. Вокруг них росла гора тел, белых конечностей и оторванных голов. Первым поскользнулся Эдгар. Он падал медленно, словно сквозь толщу воду, уже осознавая близость гибели, пока сэр Грандель не схватил его за мантию, помогая подняться.

– За мной! – взревел он, перекрикивая шум битвы. На дворцовой тренировочной площадке этот клич означал «Так держать! Соберитесь с силами! Атакуйте мощнее!». Сегодня он заключал в себе другой, гораздо более простой смысл: «Останьтесь в живых!»

Укротитель Быков рычал, раскручивая топор и с каждым поворотом перерезая новую глотку. Его доспехи были испещрены красными и черными пятнами, оставленными кровью и маслом. Но наемник устал и уже с трудом выдерживал собственный темп. Эндри едва удержался от крика, когда рогатый шлем Укротителя Быков Бресса исчез из вида, сметенный волной мертвецов.

Секунды тянулись словно часы, а каждая смерть была длиною в жизнь.

Следующей пала Роуэнна. Она лежала лицом вниз, наполовину погруженная в лужу, а из ее спины торчал топор.

Удар молота пробил нагрудник Рэймона Норта. Его предсмертный вздох, влажный и хриплый, был слышен даже сквозь шум битвы. Выронив меч, Эдгар подхватил кузена за шею и упал на колени рядом с ним. Несмотря на усилия сэра Гранделя, существа набросились на склонившегося рыцаря, вонзая в него ножи и зубы.

Эндри знал кузенов Норт с детства. Он никогда не думал, что увидит их гибель – и что она будет настолько страшной.

Массивного сэра Гранделя было непросто повалить на землю, но существа не оставляли попыток. Рыцарь поднял глаза и встретился взглядом с Эндри, стоявшим на холме. Эндри бездумно, словно со стороны наблюдал, как машет своему лорду руками, призывая его бежать. За мной! Останьтесь в живых! Раньше, в другой жизни, сэр Грандель отругал бы его за трусость.

Но сейчас он послушался и бросился бежать.

Внезапно для себя Эндри сжал в руке меч и ринулся навстречу. Его ноги скользили по мокрому склону, опережая разум. «Я оруженосец сэра Гранделя Тира, рыцаря Львиной гвардии. Это мой долг. Я обязан ему помочь». Все остальные мысли ушли на второй план, а страх забылся. «Я должен быть храбрым».

– За мной! – прокричал Эндри.

Сэр Грандель карабкался вверх, но существа ползли за ним, хватая его за руки и за ноги и оттягивая назад. Рыцарь поднял руку в латной перчатке, широко растопырив пальцы. Он не тянулся к Эндри, не умолял о спасении. Он даже не просил помощи или защиты. Его глаза округлились.

– БЕГИ, ТРЕЛЛАНД! – проревел рыцарь. – БЕГИ!

Последний приказ сэра Гранделя Тира поразил Эндри, словно удар. Оруженосец замер, глядя на кровавую резню, разворачивавшуюся внизу.

Мертвец вырвал меч из руки рыцаря. Сэр Грандель сделал еще одну попытку продвинуться вперед, но его стальные сабатоны провалились в грязь, и он начал соскальзывать вниз по холму, навстречу острым ногтям, раздиравшим мокрую траву.

Глаза Эндри защипало от слез.

– За мной, – прошептал он. Его голос был подобен увядавшему на морозе цветку.

Он не мог заставить себя смотреть, как еще один меч падает на землю, а вслед за ним – другой. Перед его глазами поплыли пятна и закружились черные точки, лишая его зрения. Запах крови и гнилостная вонь поглотили все остальное. «Нужно бежать», – подумал он, но его ноги словно превратились в водяные столбы.

– Давай же, – прошипел Эндри, заставляя себя сделать шаг назад. Он чувствовал, что его отец смотрит на него – и сэр Грандель тоже. Рыцари, павшие в бою. Рыцари, исполнившие свой долг и не предавшие свою честь. Рыцари, одним из которых Эндри уже никогда не станет. Он убрал меч в ножны и коснулся пальцами поводьев своей лошади.

Наур лежали на мраморных ступенях храма, распластав длинные изящные руки и ноги. Они были прекрасны даже после смерти. Маригон рыдала над телом Роуэнны, но все так же сражалась, не сбиваясь со смертоносного ритма. Она выла, размахивая волосами, похожая не на лису, а на волка с рыжей шерстью. Сурим и Дом еще держались; они пытались пробиться на помощь к Кортаэлю.

Копье Окрана переломилось и упало к его ногам, но у кейсанца оставались щит и меч. Кровь врагов окрасила его доспехи и изображенного на них орла в ярко-алый цвет.

Дрожащими руками Эндри отвязал свою лошадь, а затем подошел к коню Окрана и, сжав зубы, приказал пальцам повиноваться. Они онемели от страха и двигались неуклюже, распутывая узел на кожаном ремешке. «Хотя бы это я смогу сделать».

Кортаэль и Таристан сражались в эпицентре кровавой бури. Земля, выщербленная и изрешеченная, как ристалище в день рыцарского турнира, превратилась под их ногами в жидкую грязь. Кортаэль теперь ничем не отличался от брата: грязный и измотанный, он больше не походил ни на принца, ни на императора. Оба близнеца тяжело дышали и покачивались от усталости. Каждый следующий удар был немного медленнее, чуть-чуть слабее предыдущего.

Ронин стоял у дверей храма, и вокруг его фигуры плясали хлопья пепла. Он распростер руки ладонями вверх, но, если он и возносил молитву какому-то божеству, Эндри оно было неизвестно. Маг склонил голову набок и улыбался, глядя на башню. Колокол звонил, как будто отвечая на его призыв.

Веретенные клинки ударились друг о друга, и блеснувшая в это мгновение молния озарила каждый из них ярким бело-фиолетовым сиянием.

Один из коней заржал и встал на дыбы, разрывая веревку, к которой были привязаны все поводья. Кони поскакали. Выругавшись, Эндри схватился за первый попавшийся кожаный ремешок и сжал его в кулаке, приготовившись к тому, что сейчас конь понесет его вниз с холма. Вместо этого он услышал тихое ржание: белый жеребец, принадлежавший Дому, остановился, натягивая поводья, которые Эндри держал в руке.

В следующее мгновение оруженосец услышал выкрик на кейсанском, и его сердце снова оборвалось. Окран упал на спину, пронзенный сразу несколькими клинками. Он умер, взглядом выискивая в небе орла, чьи крылья смогли бы унести его душу домой.

На другом краю поляны мертвец ударом топора отрубил Маригон руку, а вслед затем на землю упала и ее голова.

Сурим и Дом взревели; они пытались добраться до нее, но не могли, превратившись в островки среди кровавого моря. Затем волны сомкнулись вокруг Сурима. Он засвистел, подзывая свою степную лошадь. Она уже была в гуще сражения, стремясь прорваться к хозяину, но мертвецы разорвали ее на части прежде, чем она успела это сделать. Вслед за ней погиб и Сурим.

Эндри потерял дар речи. В его голове не осталось ни одной мысли, ни одной молитвы.

Кортаэль издал яростный вопль, и его удары обрели прежнюю свирепость. Сделав выпад, он выбил из руки Таристана кинжал, который тут же потонул в грязи. За ним последовал еще один удар, заставший Таристана врасплох. Веретенный клинок Кортаэля вошел глубоко в грудь его брата-близнеца.

Эндри замер с одной ногой в стремени, не смея надеяться.

Мертвецы тоже остановились, распахнув окровавленные рты. Стоявший на ступенях Ронин опустил руки, широко открыв алые глаза.

Таристан упал на колени, пронзенный мечом насквозь. Его глаза округлились от изумления. Возвышавшийся над братом Кортаэль смотрел на него без тени радости или триумфа. Его лицо, омываемое дождем, ничего не выражало.

– Ты сам вынес себе приговор, брат, – медленно проговорил он. – И все же я прошу у тебя прощения.

Таристан закашлялся.

– Не… не твоя вина, что ты родился первым. Не… не твоя вина, что избрали тебя, – с трудом произнес он, опустив взгляд на свою рану. Но когда он снова поднял черные глаза, в них горела непримиримая решимость. – Но ты по-прежнему меня недооцениваешь, и за это я не могу тебя не винить.

Он усмехнулся и вытащил скользкое окровавленное лезвие из собственной груди.

Эндри не верил своим глазам.

– Эти колокола молчали на протяжении тысячи лет, не вознося молитвы богам, – произнес Таристан, поднимаясь на ноги. Теперь в обеих руках он сжимал по Веретенному клинку. Окружавшие его существа принялись издавать странные, чирикающие звуки. Так могли бы смеяться насекомые. – И сегодня они звонят не во славу твоих богов. Они прославляют моего. Того, Кто Ждет.

Кортаэль в ужасе отпрянул назад, подняв в руку, в которой больше не было оружия, словно моля забытого брата о неведомой ему пощаде.

– Ради короны ты готов уничтожить Вард!

– Даже если ты король пепла, все-таки ты – король, – насмешливо протянул Таристан.

Дом пытался пробиться на помощь своему другу сквозь болото из мертвых тел.

«Он не успеет, – думал Эндри, следя за происходящим затуманенным взглядом. – Он слишком далеко. Он все еще слишком далеко».

Таристан вонзил Веретенный клинок брата в землю, отдавая предпочтение собственному. Когда он занес клинок, Кортаэль не пытался его остановить. Ему было нечем ответить и некуда бежать. Теперь принц походил на нищего.

– Брат… – проговорил он, сморщив лицо.

Пробив латы и кольчугу, клинок пронзил Кортаэлю сердце. Наследник Древнего Кора упал на колени, безвольно свесив голову на грудь.

Таристан уперся в мертвое тело брата сапогом, чтобы вытащить из него меч.

– А если ты мертвец, то тут уже ничего не поделаешь, – прошипел он, с улыбкой наблюдая, как труп Кортаэля оседает в грязь.

Он поднял меч еще раз, готовясь изрубить тело брата на куски.

Но его удар остановил айонийский клинок, зажатый в руке последнего живого Соратника.

– Оставь его в покое! – прорычал Дом с яростью тигра и с легкостью оттолкнул Таристана назад.

Встав между Таристаном и мертвым телом своего друга, окруженный врагами и изувеченный Древний приготовился к еще одному сражению. Окровавленный и бесполезный меч Кортаэля по-прежнему торчал в грязи, словно могильный камень, которому было суждено отметить место смерти обоих друзей.

Таристан изумленно расхохотался.

– Рассказывают, что ты – образец доброты и храбрости. Само благородство во плоти. Почему же никто не говорил, что при этом ты глупец?

Губы Дома дернулись, тоже изогнувшись в подобии улыбки. Его глаза – глаза Древнего из мира бессмертных – приобрели невероятный оттенок зеленого. На мгновение он перевел взгляд на вершину холма. На оруженосца, уверенно сидевшего на спине белого коня.

Сердце Эндри застучало сильнее. Стиснув зубы в отчаянной решимости, он коротко кивнул.

Древний издал громкий, высокий свист. Конь вихрем бросился вниз с холма. Он мчался не в гущу битвы, а мимо нее, минуя существ и павших Соратников.

Дом бросился к мечу Кортаэля со скоростью, на которую был способен лишь бессмертный. Сделав сальто, он схватился за рукоять меча и вытащил его из земли, а затем выпрямил спину и использовал набранную инерцию, чтобы запустить клинок в воздух, словно копье. Меч пролетел над головами Веретенных мертвецов, будто стрела, выпущенная из лука. Будто последний победный вдох перед лицом сокрушительного поражения.

Таристан взревел, беспомощно наблюдая за тем, как клинок и конь летят навстречу друг другу.

Весь мир Эндри сузился до стальной вспышки: меч упал в скользкую траву немного впереди. Оруженосец чувствовал, как сокращаются крепкие лошадиные мышцы и как в сердце животного бьется страх. Его учили скакать и сражаться верхом, поэтому сейчас он смело наклонился вбок, упираясь бедрами в седло и протягивая смуглые пальцы навстречу мечу.

В следующее мгновение он сжал в руке прохладный Веретенный клинок.

Мертвецы закричали, но конь все так же летел вперед. Пульс Эндри бился в такт с лошадиными копытами, а грудь ходила ходуном, словно в ней началось землетрясение. Перед глазами оруженосца один за другим проносились павшие Соратники, смерть каждого из которых навеки врезалась в его память. Он знал: никто не напишет о них песен и не воспоет их подвиг в легендах.

Сознание Эндри не выдерживало, постепенно застилаясь пеленой. Все мысли, роившиеся в его голове, раскололись на обломки и слились в одну фразу:

«Мы потерпели поражение».

Глава 1. Дочь контрабандистки

– Корэйн —

Море было спокойным, а видимость – отличной. Удачный день для того, чтобы завершить путешествие.

А также для того, чтобы начать новое.

Корэйн нравилось бывать на сискарийском побережье по утрам в начале лета. В ту пору, когда над ним уже не бушевали весенние бури; когда не раздавалось раскатов грома и не сгущался зимний туман. В ту пору, когда оно было лишено буйства красок и пленительной красоты. Когда исчезали все иллюзии и не оставалось ничего, кроме безграничных синих просторов Долгого моря.

Кожаный мешочек, привязанный к поясу, подпрыгивал в такт ее шагам. В нем надежно хранилась тетрадь со схемами и списками, которые были дороже золота – особенно сегодня. Корэйн бодро шагала вдоль береговых скал по дороге, выложенной плоскими камнями еще в эпоху Древнего Кора и ведущей в Лемарту. Она знала этот путь так же хорошо, как облик своей матери. Песчано-бронзовый, обветренный, не выцветший под солнцем, а, наоборот, позолоченный его лучами. Волны Долгого моря, гонимые приливом, разбивались о берег в пятидесяти футах ниже и рассыпались фонтанами брызг. На холмах росли оливковые деревья и кипарисы, а ласковый ветерок пах солью и апельсинами.

«Удачный день», – снова подумала она, подставляя лицо солнцу.

Рядом с ней шел Кастио – ее опекун. Старый сискариец провел в море не одно десятилетие, и за это время его кожа – от кончиков пальцев до пяток – стала темно-коричневой. Его волосы поседели, но густые брови до сих пор оставались черными. Моряк прихрамывал, так как его мучила боль в коленях. Кроме того, ему было легче стоять на борту галеры, чем на суше.

– Опять видела сны? – спросил он, искоса изучая лицо своей подопечной ярко-голубыми, зоркими, как у орла, глазами.

Корэйн покачала головой, устало моргая.

– Мне не спалось от волнения, – отозвалась она, выдавив слабую улыбку, призванную его успокоить. – Ты же знаешь, накануне возвращения корабля я глаз не могу сомкнуть.

Обмануть старого моряка было довольно просто.

«Ему необязательно знать о моих снах, да и всем остальным тоже. Он непременно расскажет обо всем матери, а она начнет беспокоиться и сделает мою жизнь совсем невыносимой.

Но все же я вижу их каждую ночь. И они становятся страшнее и страшнее.

Бледные руки. Лица, скрытые тенью. Какое-то движение в темноте».

Сейчас светило яркое солнце, но, вспомнив свои кошмары, Корэйн зябко поежилась и тут же ускорила шаг, словно надеялась обогнать собственные мысли.

Корабли плыли вдоль побережья Императрицы по направлению к порту Лемарты, готовясь войти в узкую бухту, служившую городу естественной гаванью, откуда их можно было прекрасно разглядеть как с дороги, так и со сторожевых сискарийских башен, по большей части сохранившихся со времен Древнего Кора. Это были полуразрушенные строения из побелевшего от штормов камня, названные в честь давно почивших императоров и императриц и напоминавшие остатки зубов во рту у старика. Дозор несли пожилые солдаты и моряки, которые больше не могли отправляться в плавание, – люди, достигшие заката своих дней.

– Сколько кораблей причалит к нашему берегу сегодня утром, Рэо? – спросила Корэйн, когда они проходили мимо башни Баллискор. В оконном проеме стоял дряхлый старик – ее единственный дозорный.

Он махнул морщинистой рукой, похожей на прохудившуюся кожаную перчатку.

– Мимо мыса проплыли всего два. С зеленовато-голубыми парусами.

«С аквамариновыми, – мысленно исправила его Корэйн. – Украшенными символом Тириота – золотой русалкой».

– От вашего взора ничему не скрыться! – воскликнула она, не замедляя шага.

Старик слабо усмехнулся.

– Пусть слух начинает меня подводить, зрение остается острым, как в молодости!

– Точно как в молодости! – отозвалась Корэйн, изо всех сил стараясь не хмыкнуть.

Мыс Антэро действительно миновали два корабля, но за ними следовал еще один: он плыл по мелководью в тени скал. Его было непросто заметить – если человек не знал, куда смотреть. Или если ему заплатили за то, чтобы он отвернулся в другую сторону.

Корэйн не стала давать взятку подслеповатому стражу башни Баллискор, но привычным жестом протянула монеты дозорным башен Макоррас и Алькора. «Подкуп – одна из разновидностей сотрудничества», – прозвучал голос матери в голове у Корэйн.

Привратник тоже не остался без монеты, хотя Лемарта была небольшим портом, и городские ворота всегда оставались открытыми. Не остановило Корэйн и то, что их с Кастио здесь хорошо знали. Или, по крайней мере, здесь хорошо знают мою мать – любят ее, и в той же мере боятся.

Привратник взял монету и жестом пригласил их на хорошо знакомую улицу. Кусты сирени и апельсиновые деревья источали ароматы, заглушавшие запахи небольшого, но оживленного портового города. Лемарта радовала глаз яркими красками: каменные стены были покрашены в насыщенные цвета, похожие на оттенки предрассветного и предзакатного неба. Летом в утреннюю пору у торговых рядов было людно: здесь толпились как лавочники, так и горожане.

Корэйн раздавала улыбки так же, как и монеты – они были для нее обменной валютой. Как всегда, она ощущала невидимый барьер, отделявший ее от остальных людей. Ей казалось, что она смотрит на них сквозь стекло.

Спустившиеся с возделанных склонов земледельцы погоняли мулов, которые были запряжены в повозки, полные овощей, фруктов и зерна. Торговцы выкрикивали цены на языках всех стран, раскинувшихся на берегах Долгого моря. Жрецы следовали друг за другом; они были облачены в одежды, окрашенные в разные цвета, что свидетельствовало об их принадлежности к тому или иному ордену. Как и всегда, чаще других можно было заметить синие мантии последователей культа Майры, богини морских вод. Моряки, дожидавшиеся прилива или попутного ветра, нежились на солнце во дворах трактиров и распивали вино.

У портового города много лиц, но прежде всего он представляет собой перепутье. Пусть Лемарта не играла особой роли в событиях мирового масштаба, она заслуживала того, чтобы ее принимали всерьез. Здесь было приятно бросить якорь.

«Но только не мне, – подумала Корэйн, еще сильнее ускоряя шаг. – Я не останусь здесь ни на мгновение дольше необходимого».

Лабиринт из лестниц поглотил Корэйн и Кастио, а затем выплюнул их на мощеную дорогу, которая тянулась вдоль пристани. Солнце поднималось по небосклону все выше и оставляло на бирюзовом мелководье ослепительные блики. Лемарта, приютившаяся на склоне одной из скал, взирала на порт, словно зритель со среднего ряда амфитеатра.

Две галеры из Тириота совсем недавно пришвартовались по обе стороны причала, протянувшегося в более глубокие воды. Моряки толпились на кораблях и, перепрыгивая через борта, заполоняли причал. До Корэйн долетали обрывки команд на тирийском и кейсанском, но большинство говорило на верховном – общем языке, который использовали торговцы по обе стороны Долгого моря. Пока моряки выгружали ящики и живой скот, два сискарийских портовых инспектора с подчеркнутой тщательностью делали записи, высчитывая налоги и причальные сборы. Их сопровождали шестеро солдат, облаченных в пурпурные туники.

«Товар не отличается высоким качеством и не представляет особого интереса», – мысленно отметила Корэйн, взглянув в сторону моряков, разгружавших корабли.

Кастио проследил за ее взглядом и, прищурившись из-под кустистых бровей, спросил:

– И откуда их груз?

На губах Корэйн расцвела улыбка, а в следующий миг с них уже сорвался ответ.

– Соль привезли из эджирских шахт, – уверенно произнесла она. – И я готова поспорить на чашу вина, что оливки, из которых сделано это масло, выросли в рощах Оризии.

– Нет уж, спорить с тобой я не стану, – усмехнулся старый моряк. – Я уже не раз совершал эту ошибку и усвоил урок. Этого у тебя не отнять – ты отлично смыслишь в подобных делах.

Корэйн на мгновение замедлила шаг.

– Будем надеяться, что это так, – ответила она, и в ее голосе прозвучали стальные нотки.

Хотя у следующего причала не было кораблей, на его краю стоял еще один портовый инспектор. Сопровождавшие его солдаты казались сонными и совершенно безразличными к тому, что происходило вокруг них. Корэйн изогнула губы в милейшей из своих улыбок и, опустив руку в кожаный мешочек, нащупала в нем последний – самый тяжелый – кошель. Его вес придал ей уверенности, словно она сомкнула пальцы на рукояти рыцарского щита.

Она проделывала это не один десяток раз, и все же у нее дрожали руки.

«Удачный день, чтобы начать путешествие, – снова сказала она сама себе. – Удачный день, чтобы начать».

За спиной инспектора показался корабль. Он только выплыл из тени утеса, но ошибки быть не могло: пурпурные паруса галеры привлекали внимание не хуже сигнального огня. Сердце Корэйн заколотилось о ребра.

– Инспектор Галери! – воскликнула Корэйн, приближаясь к нему. Кастио не отставал от своей подопечной. – Как всегда, счастлива вас видеть!

Хотя на инспекторе и солдатах были не дорогие одежды, а легкие летние мантии, кожаные штаны и простые сапоги, они расхаживали по причалу, словно короли.

Галери склонил голову набок. Инспектор был старше ее почти в три раза – его возраст приближался к пятидесяти годам – и отличался потрясающе безобразной внешностью. Тем не менее Галери пользовался популярностью среди горожанок: главным образом потому, что благодаря взяткам в его карманах всегда водились деньги.

– Сами знаете, домиана Корэйн, я тоже очень рад, – проговорил он в ответ, с нарочитой почтительностью пожимая протянутую ему руку. Кошель скользнул в пальцы инспектора и в следующее мгновение исчез в складках его мантии.

– И вам доброе утро, домо Кастио, – кивнул Галери старику. Кастио ответил ему одним лишь хмурым взглядом. – Сегодня ждем такой же груз, как и обычно? Все ли в порядке на борту «Бурерожденной»?

– Все замечательно.

Корэйн окинула взглядом скользящую по воде галеру и улыбнулась – на этот раз от всей души.

«Бурерожденная» была больше тирийских галер, а также в полтора раза длиннее и в два раза надежнее. На ее носу, под самой ватерлинией, находился таран, скорее подходивший военному, а не торговому судну. Красота «Бурерожденной» бросалась в глаза. Ее корпус был выкрашен в темный цвет для плавания в холодных морях, но со сменой времени года ее ожидал камуфляж для теплых вод: зеленовато-голубой с песочными полосами. Однако сейчас она неслась домой, словно тень, раздувая темно-бордовые сискарийские паруса. Пока длинный плоский корабль подходил к пристани, Корэйн наблюдала за идеально синхронным движением весел, свидетельствовавшим о том, что моряки оставались в отличной форме.

Когда Корэйн заметила силуэт женщины, стоявшей на корме, в ее груди разлилось тепло.

Резко обернувшись к Галери, она достала из своей тетради бумагу, на которой уже стояла печать благородной семьи.

– Вот опись груза. В этот раз его больше, чем обычно. – А ведь его еще даже не разгрузили. – Здесь вы найдете точные цифры. В трюме лежат соль и мед, добытые в Эджироносе.

Галери безразлично пробежал глазами по бумаге.

– Где будете их продавать? – спросил он, открывая собственную тетрадь с записями. Один из солдат за его спиной начал справлять в воду малую нужду.

Корэйн благоразумно сделала вид, что ничего не видит.

– В Лекорре, – сказала она. Речь шла о столице Сискарии – о городе, который когда-то был центром этого мира, но сохранил лишь отголоски былой имперской славы. – Его превосходительству герцогу Рекцио…

– Достаточно, – пробормотал Галери.

Товары, предназначенные для продажи знатным лицам, не облагались налогом, и к тому же печать благородной семьи было легко подделать или украсть – при должном желании, умении и бесстрашии.

Галера пристала к причалу; моряки сбросили с бортов канаты и начали спускаться. Слова, выкрикиваемые на разных языках, путались между собой: здесь говорили и на верховном, и на кейсанском, и на трекийском, и даже на раширском, звучавшем переливисто и мелодично. В лоскутное одеяло звуков вплеталось шипение канатов, теревшихся о дерево, всплеск воды, в которую падал якорь, трепетание паруса на ветру… Корэйн прикладывала неимоверные усилия, чтобы сдерживать волнение и спокойно стоять на месте.

Галери согнул спину в легком поклоне и широко улыбнулся. Два его зуба были ярче остальных. Слоновая кость – купленная или полученная в качестве взятки.

– Замечательно, этот вопрос улажен. Разумеется, мы проследим за тем, как вы будете отправлять груз его превосходительству.

Корэйн услышала все, что ей было необходимо. Быстрым шагом она прошла мимо инспектора и его солдат, изо всех сил стараясь не перейти на бег. Будь она младше, она бы не смогла сдержаться и бросилась бы к «Бурерожденной», широко раскинув руки для объятия. «Но мне уже семнадцать. Я без пяти минут взрослая женщина, и к тому же судовой агент, – напомнила она сама себе. – Я должна вести себя профессионально, а не держаться за чужие юбки, словно малое дитя».

«Хотя я ни разу не видела, чтобы моя мать носила юбку».

– С возвращением! – крикнула Корэйн, сначала на верховном, потом на полудюжине известных ей языков и, наконец, еще на двух, с которыми она была поверхностно знакома. Раширский по-прежнему давался ей с трудом, а джидийский, согласно распространенному мнению, не мог освоить ни один человек, родившийся за пределами Джида.