Текст книги "Возвращение маленького принца"

Автор книги: Виктор Золотухин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Этим вечером Татьяна черезчур уж долго одевалась. Пока я ее дожидался, успел протоптать в снегу целую тропинку. Но когда она вышла, причина задержки была, как говорится, на лице. Под ее глазом красовался огромный синяк. – Что случилось? – перепугался я. – С соседкой подралась. – Из за чего? – Просто она меня меня ненавидит. Я, впрочем, теперь тоже ее ненавижу. – Причина-то была какая? – Нет. Успокойся ты, это обычные тюремные взаимоотношения. На зоне еще не то было. – А я хотел с тобой в кино сходить. – Какое тут кино с таким лицом. Давай лучше посидим где-нибудь на лавочке. Подъезды она не любила. Считала, что там собирается всякая гопота. Поэтому мы сидели на лавочке, болтали и целовались. Когда Таня была под дозой, губы у нее были горячими и очень сухими. – Сушняк, – поясняла она. – Так всегда бывает. – А как ты умудрялась постоянно морфий находить? – удивлялся я. – Постоянно не получалось, конечно. Искали и находили новые источники кайфа. – Расскажи. – У нас в компании таксист был, по тяжелому подсевший на наркотиках. Приходит как-то и говорит, что не мешало бы из обычного мака опий попробовать выделить. У него ломки страшные были, поэтому и воображение, в плане – где достать, работало четко. Обычно опий получают из опиумного мака. Но такой в Калининграде не произрастал. Зато клумбы усажены обычным маком были. Сели мы в его тачку и рванули по городу. Он, говорит, что нашел клумбу, где растет мак с большими головками. Прямо как у опиумного. Сорвали несколько кустов и на квартиру. Он все сделал как положено. Пониже маковой головки надрезал и свернутой уголком марлей стал сок собирать, густой такой и белый. Потом над зажигалкой марлю подпалил до кофейного цвета и в столовой ложке прокипятил. Когда снадобье остыло, мы укололись. Сидим – а ни фига, только голова разболелась да потташнивать стало. Ничего понять не можем. Вдруг один парень из нашей компании говорит, что не тот мак мы взяли. С большими головками он декоративный, выведен искусственно и опия не содержит. Надо обычный садовый попробовать. Еще раз сгоняли на машине. Таксист повторил процедуру, наполнили шприцы и укололись. Бах!!! Волна по телу как хлынет! Садовый мак оказался годен. Той же ночью мы бригадой отправились резать мак с клумб. Но слухи распространяются по городу мгновенно. Поэтому ночью можно было наблюдать уникальную картину – все маковые клумбы шевелились как живые. Это наркоманы собирали урожай в свои закрома. А наутро в городе не осталось ни одной клумбы с маком. Все было вырезано подчистую. – Таксист был доволен? – мне вся эта история показалась забавной. – Не долго он радовался. Мы маковый сок пережигали, а он не делал этого. Непережженный опий куда сильнее действует. Но он очень опасен. Чуть привысил дозу и на тот свет. Так и случилось, вскоре мы его хоронили. – А я в книге читал, что мак заваривают как чай. – Сушеный заваривают. – Как чай? – Нет, мы по другому делали. Часа три в кружке кипятишь, а потом пьешь. – Это вы от жадности. – Наверное. Но для тебя мне ничего не жалко. Хочешь дозу тебе поставлю? Хоть знать будешь, какой подарок мне сделал. – Нет, спасибо. Я уколов боюсь.

Как-то раз, когда синяк под глазом моей подруги рассосался, мы сидели на последнем ряду в кинотеатре. Для Татьяны это было пустым занятием находясь под дозой, она плохо запоминала происходящее на экране. Фильм к тому же был неинтересным. Поэтому вскоре мы вышли из кинотеатра и сели на лавочку. Как я раньше не замечал такой красоты! Лавка находилась на возвышении, а прямо перед нами раскинулся широкий бульвар. Летом он был разноцветным зеленые, аккуратно постриженные кусты, клумбы с желтыми и красными цветами, а местами фиолетовые анютины глазки. Зимой напротив, формы кустов и клумб оставались, но все было искристо белым, как кокаин. Особенно вечером, в свете уличных фонарей. После дозы Татьяна любила вдаваться в воспоминания. Расказывала о своих знакомых по Калининграду. – Главное в жизни – уметь себя поставить. У меня был знакомый инвалид Гога, из дома вообще не мог выходить. Толстый, косопузый, ноги парализованы, но в глазах что-то такое есть. Притягательное. Среди местных девчонок считалось хорошим тоном переспать с ним. Это считалось высшим сексуальным пилотажем – удовлетворить беднягу. – Ты тоже с ним того? – я заревновал. – Нет, что ты! У меня с ним ничего не было. Да и разборчив он был. Знаешь, сколькие его внимания добивались? Там такие женщины были, что с моей весовой категорией даже соваться бесполезно было. – Не такой уж он бедняга был судя по всему. – Да, в его жизни были свои прелести. Хотя завидовать инвалиду – грех. Бывает летом врубит магнитофон на всю катушку, выкатится в коляске на балкон, американская сигарета во рту и обозревает с высоты свои владения. – У меня тоже знакомый инвалид есть, – сообщил я. – Валеркой-Альпинистом зовут. Кликуха такая. Но у него даже балкона нет, не говоря уже о поклонницах. Да и вообще, я бы его жизни не позавидовал. – Это как себя поставить, я уже говорила. Один знакомый по кличке Онанист... – Я бы не хотел иметь такую кличку. – А он и был прирожденным онанистом. Так вот, встанет возле окна, достанет свое хозяйство, снизу батарея греет, уставится в окно на прохожих и дрочит. Моя подруга ему говорит, мол, жалко мне тебя, Онанист, дать тебе что ли? А он говорит, что с женщиной ему не интересно, гораздо лучше тихо самому с собой, глядя на прохожих. – У меня бы от вида прохожих даже не встал, – поделился я сокровенным. Таня посмотрела на меня удивленно. – Так значит ты не... То есть, я хотела сказать, что у тебя с потенцией все в порядке? – Конечно. Еще как! – А тогда? На квартире? Почему так произошло? – Переволновался я просто сильно, очень уж хотел быть с тобой. – Значит ты не болен? – Татьяна еще более поразилась. – Абсолютно здоров! А ты что? За импотента меня приняла? – Честно говоря, были у меня такие мысли. Я еще после этого братишкой называть тебя стала, чтобы подчеркнуть, что наши отношения от этого хуже не стали. – А я тебя сестренкой... Что мне, кстати, нравилось. – Так значит у тебя все в порядке с этим делом? – Таня еще не вполне осмыслила открывшееся ей. – Как ты могла такое обо мне подумать, женщина! – я немного иронизировал. – Ты должна узнавать звук моих шагов, как тот Лис. Зря мы что ли звездочки на небе загадали? – Конечно, нет. Вон – твоя, а вон – моя. Знаешь, мне хочется сделать для тебя что-нибудь приятное. – Давно бы так. – Хочешь, я тебе миньет сделаю, как тогда? Прямо здесь, на скамейке. – Пойдем лучше в подъезд. – Не люблю я подъезды, впрочем, ладно. Мы двинулись к ближайшему жилому дому. – А ты мне потом как-нибудь сделаешь лэк. Знаешь что это такое? – Нет. – Это типа миньета, только наоборот – когда мужчина делает женщине. Я тебя научу потом. – Уж пожалуйста не забудь. Во дворе дома никого не было. Мы зашли в подъезд. Дом был старинной постройки, поэтому подъезд был теплым и просторным. Я растегнул ширинку и достал напрягшийся член. Татьяна как-то по-новому взглянула на него. Но это было мимолетно. Секунду спустя она взяла его в рот и задала темп. А я смотрел вниз, не сводя с нее глаз. Прервавшись она сказала мне укоризненно: – Не смотри на меня, это мешает. Я тупо уставился в стену. Когда дело было сделано, Танечка вышла из подъезда и сплюнула содержимое рта в снег. Я последовал следом за ней. – Он у меня не слишком крупный? – застенчиво поинтересовался я. – В норме, – успокоила меня Танечка. – А то я где-то слышал, что большой член признак атавизма. Вроде бы от поколения к поколению он едва заметно уменьшается. И настанет время, когда у всех мужчин будут маленькие пиписьки. – В твоем лице генный прогресс еще не достиг своей завершающей стадии, но и у истоков развития человечества ты уже не стоишь. – Значит нормальный? – Абсолютно. – Это хорошо, а то я одно время стеснялся в бассейн ходить. Думал, что он у меня сильно выпирает. А если и приходил, то сразу в воду нырял. От холодной воды он быстро скукоживается. Я еще хотел сказать, что то же самое говорят про женщин: чем меньше у них причинное место, тем более они высокоразвиты – но решил не развивать эту тему. – Как говорила моя подруга: не бери в голову, а бери между ног – больше влезет. Короче, меньше об этом думай. Не забывай, что душа – Богу, а нам смертным – тело. Я ведь тебе рассказывала, как комплексовала в школе, когда у меня грудь расти начала. А потом нормально все. Главное не думать об этом. Не зря говорят: лишь тот достоин чести и свободы, кто каждый день за них идет на бой. – Маленький Принц не шел на бой. Он не вмешивался в ход событий. Помнишь как он покорно принял смерть от Змеи? – А почему ты решил, что он погиб?

Наркотики у Татьяны закончились куда быстрее, чем я мог себе представить. Удивительно, но их отсутствие она пережила совершенно спокойно. Восьмого марта я решил преподнести ей очередной подарок. Моя мать по великому блату достала небольшую коробку конфет "Птичье молоко". Эти конфеты я и собирался ей подарить. Но был у меня для Тани еще один сюрприз: я решил ей на время дать в общежитие свой магнитофон. Пусть в мое отсутствие слушает свою любимую группу "Назарет". Утром я уже стоял с подарками возле окон ее общежития. Радости Тани не было предела. Как же, теперь у нее в комнате будет магнитофон. Она пошла его относить, а коробку "Птичьего молоко" предусмотрительно оставила со мной. – Еще тетки соседские съедят. Когда она вернулась, мы решили сходить в гости к моему великовозрастному другу Сереге. Чтобы не идти с пустыми руками, зашли в магазин и купили бутылку водки. Дорога предстояла не длинной: он жил в минутах пятнадцати хотьбы в старой коммуналке. На улице таяло. Ослепительное солнце приканчивало залежалый снег, текли ручьи. Не каждый день в начале марта случается такая погода. У Сергея, тем временем, в единственной комнате уже был накрыт небольшой семейный стол. Были все: жена, тоже Татьяна, пятилетняя дочь Лариска и четырехлетний Коська. – Привет, а я тебе бабу привел! – пошутил я пропуская вперед Таню. Это была типичная шутка между нами. Достали бутылку водки, которая не оказалась на столе в гордом одиночестве, разделись и сели за стол. Когда подняли рюмки, Сергей провозгласил тост: – За лучшее, что есть на свете! За баб! Шутки Сергея порой не имели границ. Вот и теперь, не успели мы выпить, как он оглушительно пернул. – Как тебе не стыдно, Лариса! У нас гости за столом, а ты такое себе позволяешь, – сваливал он свой грех на дочь. Я, честно говоря, в эту секунду даже растерялся и забыл поднести рюмку ко рту. – Хуй выпал, а ты ебешь! – подбодрил меня Сергей своей любимой поговоркой. Это можно было истолковать в том смысле, что пора пить, а я о чем-то задумался. В этом доме любили выпить. Тосты шли стремительно один за другим. Бутылки быстро пустели. Я, в целях самосохранения, пропускал большинство рюмок, тяги к спиртному у меня не было. А вот Татьяна пыталась не отставать от хозяев, что и привело к печальным последствиям. Вскоре она потеряла контроль над собой и, как подстреленная птица, рухнула со стула. – Слабачок, – прокомментировал падение Серега и отнес с моей помощью тело на кровать. Через несколько минут хозяева засобирались. – Мы к соседям на полчасика зайдем, поздравим их, – объяснила жена Сергея. Сам глава семейства подошел ко мне и посоветовал: – Ты пока трахни ее, чего скучать-то? – Она же без сознания, – возразил я. – Так оно и лучше, ничего помнить не будет. – А ты сам не хочешь? Вернулся бы по-раньше да тоже принял участие в разврате, – расщедрился я под действием алкоголя. – Там видно будет. Забрав с собой детей, они пошли к соседям. Я подошел к кровати и придирчиво осмотрел "труп". Видимо в какой-то момент Татьяне стало плохо, так как возле ее лица растеклась небольшая лужица блевотины. Поморщившись, я перевернул тело на спину, ноги опустил с кровати и начал стягивать с нее джинсы, колготки и плавки. Татьяна сопротивления не оказывала. Она ничего не чувствовала. Окончательно снять джинсы мешали носки. Поэтому я стянул шмотки только с одной ноги, оставив их на другой. Потом раздвинул ей ноги. "Хм-м, влагалище – как влагалище," – рассуждал я, подробно разглядывая то, что минуту назад скрывалось под одеждой. – "Лэк, говоришь." Мне было интересно, так ли противно делать лэк, который, по словам Татьяны, так любят женщины. Я понюхал ее лобок. Запаха практически никакого. Высунув язык, я осторожно лизнул. Ощущения у меня это действие не вызвало никакого. Впрочем, у Татьяны тоже – она была в полном отрубе. – Всего делов-то, – вслух успокоил я себя и направился в туалет. Там отыскал детский горшок, гордость подрастающего сережкиного поколения, и отнес его к кровати. Кончать внутрь было опасно, беременность ни ей, ни мне ни к чему. А горшок для сбора спермы подходил идеально. Так что пословица: кончил в тело – гуляй смело, в данном случае не работала. – Ну что, учительница первая моя, поехали, – прошептал я, приспустив собственные штаны, и прямо с пола с колен вошел в нее. Первый раз кончил я очень быстро и как-то неярко, зато второй раз, после пятиминутного перерыва, вошел во вкус. Сполоснув в ванной горшок, я вернулся, чтобы одеть Танечку. Трусы еще как-то я сумел натянуть, а вот колготки и джинсы натягивались с трудом. Но в итоге я справился и с этим. Когда семья вернулась, я подошел к Сергею и заговорщицки произнес: – Получилось. – Ладно, не ври, – отмахнулся Сергей. Когда я провожал Татьяну к общежитию и болтал о всякой ерунде, она меня внезапно спросила: – А ты меня не раздевал? – Не-а, – соврал я. – Странно, у меня какое-то ощущение...

– У меня для тебя важная новость, – сообщила при очередной встречи Танечка. – Я поплыла. – Что значит "поплыла"? – не понял я. – Менструация у меня началась. Я плохо разбирался в подобных вещах, поэтому решил промолчать, дабы не выказывать свою необразованность. – Теперь я вся запеленатая, – продолжала Таня. – Вот, потрогай. Она взяла мою руку и приложила ее в районе ширинки своих джинсов. Действительно, лобок выпирал несколько сильнее, чем обычно. – И надолго? – Не знаю, у меня с этой тюрьмой восемь месяцев не было менструации. Обычно она идет три-четыре дня, а сейчас может и на несколько недель затянуться. – А я как раз собирался найти для нас уединенное место, – расстроился я. – Всему свое время, – успокоила меня Татьяна. – Я думала на эту тему. Мы можем в пункте проката летом велосипеды взять и ездить на природу. – Отлично! Поедем – куда захочем, остановимся – где захочем! – Вся область будет в нашем распоряжении. – И мы будем вдвоем покорять ее. – Ой! – встрепенулась Таня. – Еще одна капля вышла. – Ты чувствуешь? – Конечно, это же мое. На меня грузом свалились женские проблемы. Меня распирало от чувство собственной значимости, чувства посвященности.

В один из субботних дней отец отгонял в гараж машину и вернулся домой во взвинченном состоянии. – Где твоя подруга работает? – набросился он на меня. – В столовой, – ответил я абсолютно честно. – Возвращаемся мы с Васькой-соседом из гаража, – рассказывал он матери, вижу его подруга идет. Отец кивнул на меня. – Я Ваське говорю: вон Витькина подруга идет. А она вдруг заходит в общежитие. Васька, мне говорит: так это же общежитие "химиков". Я чуть со стыда на месте не сгорел. – Прекращай с ней встречаться, – потребовала мать. – Обокрадет еще нашу квартиру. – Она не воровка, – выкрикнул я. – А за что она на химию попала? – спросил отец. – За наркотики. – Совсем плохо, – расстроился отец. – Я-то думал, может по молодости, по глупости где-нибудь на стреме стояла. А она за наркотики. Совсем конченная девка. – Ты должен с ней порвать, – заявила мать. – Можешь сегодня встретиться и все объяснить. И больше что б ни единой встречи! – Я не буду с ней расставаться. Она мне ничего плохого не сделала. – Толку от нее все-равно не будет! – отрубил отец. – Наркоман – конченный человек! Она и детей тебе родить не сможет даже... – А мы не собираемся жениться. В конце года она домой уедет. – Она хоть знает, что тебе всего семнадцать? – спросила мать. – Знает, – пришлось мне соврать. – Ты несовершеннолетний. Так вот скажи своей подруге, если вы не расстанитесь, то мы заявим на нее в милицию. Скажем, что она тебя растлевает. И ее, будь уверен, очень надолго упрячут. – Но ведь это неправда! – воскликнул я. – Ну и что? Мы с отцом вынуждены будем на это пойти. Так передай ей. И если она не полная дура, то сама с тобой прекратит всякие встречи. Через тридцать минут я встретился с Татьяной и передал ей содержание разговора с "черепами". Не стал только говорить, что мне еще на самом деле нет восемнадцати. – Ничего страшного, – успокоила меня Татьяна. – Первое время будем встречаться как можно реже. А летом возьмем в прокате велосипеды, и тогда нам никто не помешает оставаться вдвоем. Вся область будет в нашем распоряжении. – Только магнитофон пока отнести придется, чтобы не вызывать у них подозрение, – успокаивался я. – Ладно, переживу... – Слушай, – пришла мне в голову идея, – а ведь магнитофон тоже в прокате можно взять. Причем сразу, не дожидаясь лета. – Видишь ли, мне на дадут. У меня нет паспорта, только справка о досрочном освобождении. Срок-то у меня не закончился. – Зато у меня есть! Сейчас мой магнитофон занесем, я возьму паспорт и сразу пойдем другой возьмем. На том и порешили. Таня вынесла магнитофон, подождала у моего дома пока я его заносил и незаметно от родителей брал свой паспорт. В пункте проката стоял всего один подходящий магнитофон. – Можно взять на месяц? – спросил я. – Паспорт давайте. Я вытащил документ. Приемщица быстро его пролистала и вернула мне. – Вам нельзя пользоваться услугами проката. – Почему? – удивился я. – Вы несовершеннолетний, вам еще нет восемнадцати лет. Из пункта проката я вылетел пришибленный. – Нам с тобой лучше расстаться, – на Татьяне лица не было. – Ты так считаешь? – А ты разве хочешь, чтобы твои родители посадили меня в тюрьму. Мне хватило. Я больше не хочу туда. – Они только грозились. Вряд ли они свои угрозы выполнят. – А если выполнят? Если они на меня напишут телегу в органы? Я молчал. – Извини, я пойду. – Подожди еще чуть-чуть! Она остановилась. – Таня, я люблю тебя. Я никого еще так сильно не любил. – Что же делать? Нам ведь все-равно надо немедленно расстаться. Ты хоть это понимаешь? – Понимаю. Постой... Я сделал шаг к ней, обнял и поцеловал. – Прощай, сестренка. – Прощай, братишка. – Прощай, моя Роза. – Прощай, мой Маленький, действительно маленький, Принц.

Проходили месяцы. Постепенно боль потери утихала. Как-то летом я бродил по городу и зашел в аптеку. На прилавке среди других лекарств лежала пачка "Пенталгина". Обычная тройчатка. Только с кодеином. Не долго думая, я купил две пачки таблеток. Рецепт на них даже не спросили. Вечером пришел в гости к Голдману. "Черепов" у него дома не было. – Лева, покайфовать не желаешь? – предложил я ему. – Почему бы нет? Мы пошли в туалет, и каждый проглотил по десять таблеток, запивая их из под крана. – Что-нибудь чувствуешь? – Пока нет. – А у меня кажется что-то заиграло в голове. – О! Теперь и у меня! Голова кружилась все сильнее, и я побежал домой. Родители уже спали. Я тоже лег, но заснуть не мог. Мне казалось, что диван, на котором я спал, раскачивается. Я вцепился в него, чтобы не вылететь. И тут мне стало совсем дурно. Я побежал в туалет. Внутренности выворачивало наизнанку. Меня тошнило. Наутро зашел к Голдману и пожаловался на свое вчерашнее состояние. – А я встал, – улыбался Лева, – оперся на стену, а стена возьми, да отодвинься. Так и рухнул возле кровати. Собирался дождь. Я, немного поболтав с Левой, пошел домой. Поглядел в окно. О подоконник стучали крупные капли дождя. Я достал несколько листков бумаги, сел за стол и начал писать: "За окном лил проливной дождь. Антуан де Сент-Экзюпери сидел в кресле возле камина и курил марихуану. Состояние у него было расслабленное. Внезапно в дверь постучали. Знаменитый писатель встал и пошел открывать. На пороге стоял Маленький Принц. Волосы и одежда на нем были были мокрыми. Сент-Экзюпери молча взял мальчика и провел его в дом. У писателя было много вопросов к нему, но он не торопился их задавать. Глупо задавать человеку вопросы, особенно маленькому, когда он стоит весь мокрый. – Хочешь я тебе приготовлю горячий чай? Не дожидаясь ответа, писатель сходил за чашкой чая. Но Маленький Принц к ней так и не притронулся. Постепенно он начал обсыхать. Писатель знал, что любой заданный им вопрос, гость посчитает пустяком и даже не будет на него отвечать. Поэтому он ждал. – Нарисуй мне розу, – внезапно попросил Маленький Принц. Писатель взял листок бумаги и, как умел, нарисовал розу. – Это не та роза. Нарисуй мне розу без шипов. – Малыш, но ведь таких роз не бывает. – Бывает. Есть, по крайней мере, одна такая роза. Сент-Экзюпери очень удивился, но послушно нарисовал розу без шипов. Маленький Принц долго рассматривал рисунок, а потом внезапно заговорил: – Когда меня укусила Змея, я потерял сознание. Но вскоре пришел в себя. Змея уползала. Она сказала, что не стала меня убивать, потому что есть место, где меня любят и ждут. Она могла читать мысли. Тогда я полетел на свою планетку. А дальше произошло вот что: Маленький Принц быстро отыскал свою Розу. – Здравствуй, милый Маленький Принц, – сказала та. – Как я счастлив, что ты жива! – воскликнул Маленький Принц. – Здесь было много ураганов, но меня спасли четыре моих шипа. Ты помнишь их? Это не простые шипы: один – любовь, второй – верность, третий благородство и четвертый – память. Благодаря им я выжила. Маленький Принц стал еще усерднее поливать свою Розу. А короткими вечерами садился возле нее и рассказывал о своих странствиях, показывал рисунки. Роза слушала и дарила ему свой волшебный аромат. Однажды она ему сказала: – Послушай, Маленький Принц. Я сегодня почувствовала, что стала расти. И правда, она вытянулась и окрепла. Вскоре она стала одного роста с Маленьким Принцем. – Мне скучно, – сказала Роза, когда он в очередной раз рассказывал о своих путешествиях, и потребовала: – Лучше спой мне! – Но я не могу петь. – Тогда расскажи о розах. – Зачем тебе? Ты ведь самая большая и самая красивая. – Ну, ладно, – успокоилась Роза, – тогда молчи и не мешай мне любоваться собой. Когда Маленький Принц в очередной раз пришел поливать Розу, она сказала: – Ты такой маленький. Уходи, мне с тобой неинтересно. – Но ведь нас многое связывает, – возразил Маленький Принц. – Вот что нас связывало, – сказала Роза, и кивнула на четыре шипа, которые валялись на земле, как использованные иголки от шприца. – Я стала большой, и теперь мне не страшен любой ураган. Мои корни уходят глубоко в землю, и я всегда найду себе воду. А теперь уходи! И Роза отвернулась. – Тогда я ушел, – закончил свой рассказ Маленький Принц. Сент-Экзюпери сидел и молчал. Он не знал, что посоветовать Маленькому Принцу. Но тот и не ждал совета. Он положил в карман листок с нарисованной розой и тихо вышел на улицу. Опомнившись, писатель подбежал к двери. За сплошной стеной дождя ничего не было видно. – Маленький Принц! – крикнул он. Тишина в ответ. Антуан де Сент-Экзюпери вернулся в комнату, сел в кресло и достал из шкатулки шприц. Когда наркотик подействовал, зрачки писателя сузились, он откинулся на спинку кресла и ушел в прострацию. – А может это было видение? – запоздало подумал он." Исписав листки, я запечатал их в конверт и надписал Танечкин калининградский адрес. Конечно, она еще была здесь, но я не знал, как пишут письма в общежитие "химиков". На улице я опустил письмо в почтовый ящик.

Прошел год, который принес много событий. Моя семья переехала в новую, более просторную квартиру. Теперь у меня была своя отдельная комната. И приводить в гости я мог кого захочу. Кроме того я познакомился с Галиной. Она тоже была иногородней. Из Свердловска. Когда она проходила производственную практику в нашем городе, я познакомился с ней. И так уж получилось, что лишил ее невинности. За это я звал ее большеглазой. После того, как у нас с ней произошла первая близость, она сидела на матрасе и тихо плакала. А когда встала, то на матрасе, как большой кровавый глаз, остался отпечаток ее интимного места. Вот тебе и большеглазая! Летним днем я сидел возле подъезда, где жила моя бабушка и где когда-то мы с Татьяной под группу "Назарет"... Впрочем, о ней в те минуты я не вспоминал. Я ждал Голдмана, с которым мы собирались пойти за пивом. И тут меня окликнули. Это была Татьяна. Абсолютно такая же, какой была больше года назад. Может быть чуточку поправилась, да одета по-солиднее. – Что здесь делаешь? – Приятеля жду. – А я переехала. У меня теперь новая двухкомнатная квартира. – Правда? – Я замуж вышла. – Поздравляю. – Пойдем ко мне в гости? – А это удобно? – Абсолютно! Конечно, они были не расписаны. Хотя какое значение это имело для меня спустя столько времени? Ее новый парень давно отслужил в армии и был авангардным художником. Картины были красивыми, но несколько странными. На одном холсте совмещались лики святых и черепа со змеями. Прямо какая-то дъявольско религиозная тематика. – А ведь я нашла альбом "Лауд Ин Прауд". Послушай ту самую вещь. Навалилась музыка. На мгновенье мне показалось, что стены сжались и не чем стало дышать. Крик застрял в горле. Но через секунду все прошло. Татьяна, как же ее по отчеству, казалась в интерьере расчетливой домохозяйкой. "Когда-то она была расчетливой наркоманкой", – подумал я. – Записать вам музыки на катушки? – предложил я. – Будем рады, – ответил "муж". – Заберете через два дня, – сказал я. – Только я сам не смогу подъехать. Таня, ты зайдешь? Семейка переглянулась. – Лучше я зайду, – сказал художник. "Господи, она ему все рассказала", – подумал я. Конечно, она рассказала ему, что я был девственником. Каким я был неумелым. И, наверное, добавила, что секс у нас был всего один раз, да и то не по-настоящему. А сейчас они думали, что я хочу заманить Татьяну к себе домой и изнасиловать. Они не понимают, что мне просто приятно ее увидеть у себя дома, поболтать. Они меня боятся – первая любовь чувственна. Пришла ко мне все-таки Татьяна, а не он. Не знаю, почему она решилась в последний момент. Но вела себя отстраненно, хоть и дружески. Окно было раскрыто. Покачивались листья на тополе. Несколько минут поболтали: когда в армию, есть ли девушка – так, о всякой ерунде. Но знакомство с ее "мужем" все нарушило, разговор не клеился. Я отдал записанные катушки и пошел проводить Татьяну до автобуса. Когда автобус скрылся за поворотом, я повернулся и направился на телеграф. Я хотел позвонить Галине, которую лишил невинности. Как когда-то меня лишила невинности Татьяна.

Челябинск, март 1998.