Текст книги "Последний бой (СИ)"

Автор книги: Виктор Молчанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Сорока вспомнил, что ещё в начале своей службы в армии «деды» заставили его спаринговаться с другим солдатиком. Кто, мол, победит, тот и настоящий мужик. И он дрался. Со своим же дрался. А его кореш, Юрик Седов, отказался. «Что я, дурной, на своих кидаться», – просто сказал Юрик. Получил он тогда, конечно, лещей, но не сильных, скорее для проформы, а в авторитете вырос. И среди своих, и не только. Так неужели и их так же стравливают друг с другом, обещая несбыточное, чтобы...

Утро было обычным. Конечно, как назвать обычным «полигон», Сорока не представлял, но, видно и он уже несколько привык к каждодневным испытаниям. Или мысли об так называемом «Армагеддоне», не дававшие ночью уснуть, сутра продолжали оказывать на него влияние. На полигоне он вытаскивал свою жену с поля боя. Вытаскивал обгоревшую, вытаскивал перепаханную гусеницами танков, простреленную и растерзанную. Причём тащить надо было далеко и по бездорожью. И ползком. И следить за её самочувствием, чтобы не умерла. И он таскал в тыл раненых Танюшек и не понимал, откуда его страхи, его вечерние мысли известны «чёрным» или кто там ответственный за всё это хозяйство. А иногда Танюшка была Наташкой Бариновой. И она смотрела на него своими голубенными глазищами и словно умоляла бросать её. И он тащил её тоже. И её и жену. И у него не хватало рук. И надо было кого-то из них оставить, чтобы хоть кого-то доставить в лазарет, но силы сделать выбор не было. А потому приходилось из последних сил вытаскивать обеих, даже когда враги ему отстреливали одну из конечностей.

И снова его несли, и снова на койке в их комнате он очнулся первым. Лёха Сергеев на этот раз не дрожал. Он просто лежал на животе и не шевелился. А Женька... Женька плакал.

– Лёх... – протянул Сорока.

– У... – отозвался тот неопределённо.

– С Женьком что?

– А... Чего? – Сергеев перевернулся и ещё тупыми глазами осмотрел комнату.

– Женёк плачет.

– Достали, блин... Сорока, будь другом, чифирёк завари. Где там у Когана его НЗ? Вашу медь, сегодня меня Людмилка, математичка наша, доставала. Всю душу вынула. Вот добивалась, чтобы у меня пять была. Это у меня-то!

– А что? – Сорока встал и двинулся за кипятком. – Ты же до средней школы в хорошистах ходил.

– Ну, ты ещё ясли вспомни! А у меня почерк... красивый только штык ножом. В общем, нервов видать я ей помотал – дай божЕ.

– Ладно, забудь.

– Забудешь тут. Ща Женьку откачаем и пойдём чеченам хари чистить. Или кто там... Всё хоть разрядка.

– Погоди, вот тут разговор есть. Я вчера думал, и всё как-то не складывается...

– С разговорами – это к Когану. Да задолбали эти рыжие! – грязно выругался Сернеев и несколько раз ударил себя по шее. – Кровопивцы, мать их за душу.

– Жень, – подсел Сорока к однокласснику, – Ну давай, что ты так? Что там у тебя. Скажи, всё легче станет.

Коган поднял глаза.

– Знаешь, Андрей, я уже почти в норме. Дай, хлебну.

Он сделал глоток.

– Вот, понимаешь, сегодня меня в барак вроде как поместили. Для евреев. Знаешь, в войну гетто были, ну и там потом особые лагеря.

– Да вроде я дружил с историей. Дахау, Бухенвальд...

– Вот именно. И у меня там, а...

Сергеев потянулся. Потом привстав, сделал несколько приседаний. Сорока внимательно слушал Когана.

– И вот, ребята, мне приходилось выбирать между тем, закрысить горбушку хлеба или отдать своим.

Коган улыбнулся обоим, разводя руками.

– Жмот ты всё же, Женёк.

– Есть немного. Но и это пройдёт... Буду теперь радеть о снабжении отдельно вверенного подразделения не за страх, а за совесть, – Улыбнулся тот.

– Ну и славно, а я вот что думаю ещё... – начал Сорока, – Мы ведь собираемся как бы на «светлых» войной, так?

– Вроде того. Не томи, давай по пырому, у меня уж бицы затекли, – потянулся Сергеев, расправляя широкую грудь.

– То есть враги у нас «светлые». И идём мы туда, чтоб нас за битву туда бы тоже приняли.

– Не совсем гладко, но близко к истине, – подтвердил Коган, как раз перетряхивающий свою койку.

– А с той стороны, против нас выйдут те, кто уже там есть, так? Наташка Барышева, вон Женькина мать, твои, Лёха, деды, бабка моя...

– Ну...

– И мы по ним как-то должны открывать огонь и давить их? Да кто мы после этого? Назгулы?

Сергеев сел.

– Ну, ты сказал. Деды... Вот чеха того я б отутюжил, а дедов...

Коган сидел молча.

– Правила? Да к чёрту правила! Эти правила они меняют, как хотят. И «чёрные» и «светлые», и кто там ешё! – Сорока начал горячиться. – Да пускай я каждый день буду лучше свою Танюшку из-под гусениц вытаскивать, чем один раз проедусь по ней... Или по Наташке, или ещё по кому. Так что – без меня пусть оно происходит...Армагеддоны эти. Без. Меня.

– А я схожу всё же туда, – поднял глаза Сергеев. Тренировка – не война. А там...

– Есть время подумать, – тихо вымолвил Коган.

– Да, хорошо, когда это время ещё есть. Но последний бой, он ведь – последний. Он может начаться в любой момент. А может он уже идёт? Только не так, как мы его себе представляем...