355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Виктор Молчанов » Вся жизнь - бардак » Текст книги (страница 1)
Вся жизнь - бардак
  • Текст добавлен: 2 сентября 2020, 17:30

Текст книги "Вся жизнь - бардак"


Автор книги: Виктор Молчанов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

   –         Малёк! Опять ты под ногами путаешься! Марш отсюда, не мешайся. Клиенты все разбегутся, глядя на твою нечёсаную гриву!


   Толстая Матильда в очередной раз схватила меня за ухо и потащила на выход из таверны. Ну, спрашивается, чего я ей такого уж сделал? И зачем сразу за ухо? Больно ведь!


   –         Вот ведь нашла с кем связываться, ребёнка не пожалела, – проскрипела ей вслед Эльза, выметавшая ночной мусор.


   –         Тебя, карга, не спросили. Знай, мети, пока не вышибли на дорогу. Да и там кому ты нужна? Так и подохнешь в канаве...


   Ну да, если Матильде попасть на язычок, то уж так просто от неё не отвяжешься. Всю плешь проест, ещё и половину шеи в придачу. Зря Эльза за меня заступилась. Мне чего? Не привыкать. Выведут меня за дверь, шлёпнут пониже спины и на время забудут о моём существовании. Пока там водЫ не потребуется или ещё какого рожна. Тогда сразу, – «Где носит этого поганого мальчишку?!» Где носит, где носит, а то сами не знают, где у них сеновал. Лошадей клиентских кто-то ведь должон обихаживать. Раньше-то это делал Железный Грай, но с весны он на ногах стоит как-то уже не твёрдо, а потому больше щёки надувает и усы крутит, нежели дело делает. А мне – только успевай вертеться...


   –         Всё, марш! И чтоб духу твоего...


   Ладно, хоть ухо отпустила. Какой дух? Дух – он от лошадей, а от меня так, отголоски. Клиенты, небось, тоже после всех своих войн и походов не мятными пряниками благоухают, так им никто ничего не говорит. Деньги – они не пахнут. А как я – так сразу «дух». Сегодня Матильда ещё не слишком разошлась. Бывает и хуже. Особенно, когда с гостями напряжёнка. С клиентами то бишь. В нашем-то бардаке. Девочки простаивают, и это её бесит. Хозяин орёт – «Вышибу тебя со всеми твоими...», забывая, что без них за одну жрачку из тухлятины никто к нему и на порог не ступит. Но такое чаще зимой бывает. Когда войны не ведутся. Война ведь как? Как трава взошла, чтоб лошадям можно было ущипнуть – так и понеслось. То южный на северного, то западный на восточного, то куча на кучу. А мы – посерёдке, значится. Кто побогаче, те в город ломятся, а кто не очень – те к нам, в предместье. Чтоб за проход внутрь стен не переплачивать. Вино-то везде кислое, а девки сочные.


   Девочек у Матильды всего пятеро. Это если Эльзу не считать. Эльза тоже когда-то работала, но теперь на неё никто и не позарится. После того, как ей все зубы какой-то северный офицер пересчитал. Да и чего тут говорить. Ей уж за четвёртый десяток перевалило. Только и остаётся, что подметать да после клиентов марафет в «нумерах» наводить. За что свою похлёбку и получает, а работают, растопырив ноги, другие. Занятие, конечно, не то чтоб очень сложное, но, как говорит Лагди, моя сестрёнка, – «судьбу не выбирают».


   Лагди, она у меня хорошая, добрая. Она иногда гладит меня по голове и вздыхает, – «Потерпи дружок, у нас ведь не всё так плохо, а?». Плохо – не плохо, как я судить-то могу? Чтоб судить, надо что-то ещё видеть, с чем-то сравнивать. А что тут увидишь, кроме пьяного офицерья, тумаков, да объедков? Нет, ну приезжали мимо и знатные господа с детишками, так на то они и знатные. Их само небо создало распоряжаться и носы задирать. А нас... Хотя были, по словам сестры, и у нас булки с изюмом, но после смерти родителей всё куда-то спустилось, а тётка, которая как бы на тот момент должна была о нас позаботится, сама даже на похороны не пожаловала. Отписала  местным воротилам, чтоб те детишек пристроили и на дорогу не отправили, вот мы и тут. Только давно это было, я тогда совсем малой был, так что и родителей-то своих совсем не помню,  только сестру. А она, она всегда казалась самой лучшей. Она не была страшной, как Эльза, не была толстой, как Матильда. Худенькая, смуглая, с густыми золотистыми волосами, всегда аккуратно собранными в высокую причёску, Лагди была для меня принцессой из сказки. Только потом я понял, что сказка сказке рознь и что если у тебя нет мозолей на маленьких ручках, то они точно есть в каком-то ином месте. Я не раз просил её уйти из нашего «Приюта хорька», но она только улыбалась и гладила меня по голове.


   –         Куда я уйду? – говорила она, – Земли у нас нет, да и была бы – мне одной никак нельзя, сил мало.


   –         А я? Я тоже могу работать, – отвечал я, – но она только снова вздыхала и, улыбаясь, советовала быстрее расти.


   Вот и расту. И думаю, как умотать отсюда. Надоело уже, сил нет. Каждый день одно и то же, – со всех сторон – Малёк, да Малёк, как будто имени нет. То принеси, это убери. А хотелось бы жить не так и не здесь. Да и Лагди вытащить, сама-то она не пикнет, с её-то характером, точнее – с его отсутствием. Это пока она – «прынцесса», а  ведь ещё год, два, восемь и схлопочет и она по мордасам от какого не то бородатого южанина. И тогда – кому мы с ней нужны? И тётка, о которой только и знаю, что у неё шрам на плече в виде месяца, тоже не поможет.


   На сеновале летом хорошо. Лошади фрумкают, жуют своё сено из торб. Солнышко сквозь щели лучиками лузгает.


   –         Малё-ок! Малё-ок! Ну, попадись мне этот мальчишка!


   А вот и не попадусь, лучше тут затаюсь. И буду как мышонок в норке. Вчера к нам в трактир заехало аж пятнадцать шевалье. С запада они все. По словам Матильды – «настоящие кавалеры». Эльза, правда, выразилась попрямее, – «шваль». А что по мне, так особой разницы и нет. Старше сержанта и нет ни одного. Грязные, драные. Но при деньгах. Ну, а когда барышень только пять, а кавалеров куда больше... В общем, пока я тут на сеновале сидел, парочка из них тоже решила сюда забрести, отношения меж собой повыяснять.


   –         Багинс, ты предлагаешь мне драть эту мочалку после тебя? – разорялся крепыш с орлиным носом и глазами навыкате, взвинчивая сам себя.


   –         Ну и, – тот, которого звали Багинсом, широкоплечий верзила с квадратным лицом смерил спокойным взглядом сверху вниз крючконосого, – Не хочешь – не пяль. А то, может, козу?


   –         Сам дери козу, у, глыба, твою мать, – собеседник Багинса со злости пнул черенок вил и те, отскочив,  ударились о стенку. – Я лучше мальчишку оттопырю, видел тут одного, всё под ногами крутился, где он?


   –         Не заводись, Ромуло, пошли лучше по глоточку, – Багинс положил своему собеседнику руку на плечо, но тот нетерпеливо стряхнул её и быстрой походкой вышел во двор.


   –         Девка, девка, как тебя там? Подь сюда, дело есть!


   Матильда подлетела, словно в ней было веса, как в молоденькой ярке:


   –         Чего господину угодно?


   –         Вот золотом плачу. Пацан тут бегал. Тащи мне его. И – в свою комнату, поняла, дура?


   –         Поняла, поняла, – подобострастно заулыбалась толстуха – Всё будет исполнено в лучшем виде, ваше благородие. Малё-ок!


   Вот те и приплыли. Вот и приключение на пятую точку. Нет уж, спасибо. То, что девочек наших, так это, как говорится, у каждого свой хлеб, а лично я с Матильдой в эти игры играть не договаривался. Там принести-отнести – ещё как-то, не зря хлебушек кушаю, а вот чтоб тебя попользовали в самом прямом смысле, так это как-то не моё. Не согласный я – и все дела. Значит, придётся ныкаться. Ну, еда – оно летом не проблема, в конце концов, можно и у лошадок подзанять, да и сестрица через щёлку в окошке булку выбросит, не чужой всё же. Впрочем, если подумать, всё равно не то. Матильда может сцапать в любой момент. А сцапая, за ухо проводит и отдаст в самые лапы носастого, не спросив личного согласия на «внеземные удовольствия». Ей лишь бы с клиента стрясти, а за что – это уж как получится.


   Короче, рванул я из «Приюта». Взял руки в ноги, и – прощай дорогая сестренка, милая Лагдален из предместий. Непутёвый твой брат решил начать самостоятельный поиск кусков хлеба, будучи неполных скажем так скольки-то лет от роду. Кажется, больше десяти, но меньше двух десятков. Ибо борода у меня ещё не растёт, а Мальком не зовёт только ленивый, потому что и до плеча не достаю своим затылком среднему обывателю. Хорошо, что читать умею. Лагги среди всех девочек одна – грамотная. Так чтоб буквы понимать, а не только золотые по карманам щупать. Она и меня выучила. Сперва сама мне читала. Была у неё книжонка про принцев всяких и витязей, говорит, ещё из родительского дома, осталась, а потом... ну и я втянулся. Так это всё к чему? А к тому, что рванув из давно почти родного трактира, я точно решил, что вернусь уже разбогатевшим, и Лагди свою всенепременно оттудова заберу. Вот только как разбогатеть, времени подумать не было.




   Двинул я на юг. Понял я это, правда, куда позже, когда в желудке засосало, а солнце над головой припекло затылок. На юге было море. А в море было можно ловить рыбу. А рыбу можно было продавать, и на эти деньги... В общем, безбедное будущее начало светиться и переливаться всеми радужными чешуйками перед моими глазами. Вот только жрать хотелось... А к вечеру под ложечкой засосало так, что море поплыло на второй план. На первый выплыла забота о пропитании. Только достать еду, не дошагав до моря, было, скажем так, несколько проблематично. Впрочем, дорога, какой бы пыльной она ни была, к размышлениям о жизни всегда располагает. Главное – помешать некому. Вот и я так решал и решал, пока не понял, что придётся в первом же попавшемся мне поселении самому зарабатывать на хлеб. Любым способом. Ну, не совсем каким угодно, но всё же. Не подаяниями и не как девочки у Матильды. Это исключено. Я человек, конечно, не гордый, но тоже до особых пределов.


   Попрошайничать и правда не пришлось. Пришлось воровать. А что ещё прикажете, когда ни в одном из дюжины домишек тебя даже на порог не пустили? Они, конечно в своём праве, но хоть спросили бы, чего это паренёк тут разгуливает. Так нет, – «не подаём» и стук дверью перед носом. А я ведь мог и воды натаскать и дров пощёлкать. Да мало ли. Я и грамоту знаю, и нитки в иголку вдеваю прямо таки с первого разу. А тут – отлуп посреди бела дня. А ещё ребятишки ихние привязались. Идут сзади и горланят, – «Нищеброд – кривой рот». И вовсе рот у меня не кривой. Лагди, так та меня симпатичным считает. И остальные девочки тоже. Я такой. Я весь в сестрёнку. Только более к жизни прикрученный. Вот и стащил я у них, крестьян тамошних, чего плохо лежало. Как солнышко закатилось – специально вернулся и по всем дворам прошёл. И по огородикам. А потом полночи бежал. Боялся что догонят и...  Если напрямки говорить, так я и раньше чуток подворовывал, чего скрывать-то? Трактир в предместьях – совсем не то место, где клювом щёлкают. Но одно дело стырить у клиентов Лагдиных. Их не жалко. А пятак или там носовой платок, так кто ж потом схватится? Спьяну клиенты и не такими деньгами сорили. Но там – Матильда. Всё подчищала, что лишнее утаишь. А чуть что – за ухо. А тут.... Короче, к утру я шагал уже и в шапке и в камзоле с чужого плеча, а на спине легко покачивалась торба с редисом, луком и другими плодами огородов, характерных для начала лета. О трактире больше не думал. Вернуться туда – вернусь, но не с полупустой же торбой возвращаться?


   На второй день мне подвезло куда знатнее. Шум я на дороге заслышал. Заслышал и... и, не будь дурак – в кусты. Мало ли. Кто идёт или едет, обидеть меня – проще простого. И так защитников нет, а посреди леса – и подавно. Сижу, значится. Ну, а тут шевалье. То ли те, что у нас гостили, то ли ещё какие – летом, я уже говорил, много их туда-сюда по дорогам разъезжает. Воюют. Проехали, значит, а я сижу. Потом слышу – крики. Ну, я совсем залёг. Тут уж по жизни такой принцип – двое дерутся, третий морду не суй. А то и по ней попадёт. Вот я и не сунул. А как всё сунул – на четвереньках туда. Любопытно же – ужас.


   Шевалье рядом не было. Зато была телега, точнее то, что от неё осталось. Пегая лошадёнка со вспоротым брюхом лежала в оглоблях. Ветер играл ошмётками кишок. Если б я этих лошадок не насмотрелся во всех видах, вплоть до колбасы, меня бы вывернуло рядом со всем этим хозяйством. А тут нет. Желудок даже не ёкнул. Зато ёкнуло в другом месте. В том, где жадность у человека. Потому что кроме лошадки где-то тут должен лежать и её хозяин. Не взяли же его шевалье в свою компанию.


   И хозяин нашёлся. Он лежал под телегой, то есть – телега лежала на нём. Как он туда попал – оставалось только догадываться. Наверное, от страха полез, а тут его и придавили. На его беду и моё, так сказать, счастье. Потому что выколупывать его из-под тележины никто, судя по всему, не стал. Или не смог. Или не решился. Пах он сильно. Пропахнешь тут, когда на тебя своя же телега громыхнётся. Да и от страха бывает, говорят... так что лошадиные кишки рядом просто прелестно выглядят и благоухают. Впрочем, парню из таверны приходилось не только навоз выгребать, но и за клиентами порой... Воины после обильного принятия не всегда всё в себе носят. Эль имеет обыкновения находить дырочку. И не всегда нужную. Ну да не о том речь. Главное -поискать у хозяина телеги сокровенное. А где оно, так это сообразит даже прынц, не ходивший с гувернантками дальше ограды своего замка. Нашлось у трупа, впрочем, не слишком много. Зато уж такого, о чём в прошлые сутки можно было только мечтать. Среди прочего нашёлся кремешок, а это значило, что сегодня я не просто ем сырой лук, а питаюсь жареной кониной. И завтра тоже. А возможно и ещё один день. Если не протухнет в торбе. Погода-то прямо шепчет.


   И погода шептала. И на следующий день и после. А я топал дальше. Жить становилось легче и веселее. Дорога петляла по перелескам. Иногда меня обгонял то всадник, то целый отряд, но всё обходилось мирно. Заслышав шум, я успевал скрыться и ни одна живая тварь, окромя птиц, о моём существовании вблизи от дороги так и не догадалась. И не потому, что я уж больно хорошо прятаться горазд, а просто и мысли ни у кого не возникло, что за ними из кустов наблюдает пара недоверчивых глаз. На пятый день пути я увидел город. Ничуть не хуже Арсавена. Дома, правда, чуток другие, крыши какие-то чудные, не сильно высокие. Зато городские стены знатные – не иначе, как вдвое выше нашенских. Я аж загляделся – тяжело придется тому, кто надумает осадой их брать. Но вот зевать-то как раз не стоило – из кустов раздался залихватский свист, и на меня выскочила грязно-белая псина, обвешанная репьями, что ёлка – шишками... Впрочем, разглядывать мне её было, собственно говоря, и некогда – не успел я понять, что произошло, а ноги уже несли меня в противоположном направлении.


   – А куда это мы так спешим? – паренёк, выскочивший наперерез и сбивший меня с ног, был немного повыше, но впечатление опасного противника не производил. Скорее так – любитель погыгыкать за чужой счёт, особенно когда за спиной дружки.


   Я поднялся, оглядываясь. Судя по всему, придётся драться. Сколько их? Не считая собаки, трое. Или четверо? Нет, четвёртый явно слишком мелок, чтоб воспринимать его всерьёз. Скорее – чей-то младший брательник.


   – Я... это... в город вот иду. А тут ваша собака. Вы чего, а?


   – А ты чего, не знаешь, что за проход платить положено? Это ж не твоя улица.


   – Не, не моя. Зато вон-он там мой брат идёт. Эй, Арто-о!!!


   Я замахал руками, словно кого-то увидел у них за спинами, старый трюк всегда срабатывал безотказно.


   – Где?


   А вот теперь пришла пора делать ноги, пока они рты-то пораззявили. Конечно, здешние места они знали куда лучше, но я в тот момент больше рассчитывал на то, что бегать за мной по солнцепёку им просто не захочется. Рассчитывал, впрочем, зря. Радовало одно – мальчишки бросились за мной сами, а не послали вслед своего пса. Его-то я бы точно не обогнал.


   Ближайшей преградой, которая могла бы их задержать, виделся мне каменный забор чуть на пригорке, видать, огораживающий от местных мальцов чей-то буйно разросшийся сад. Туда я и рванул со всей мочи. Уже на бегу я обратил внимание на раскидистый вяз, словно обнимающий своими ветвями один из столбов в каменной ограде... Ну и что, что я не слишком ростом удался, зато жизнь научила меня хорошо лазать... Ветви послужили мне своеобразной лестницей к заветной цели. Скуляще-обиженный лай собаки под деревом заставил меня посмотреть вниз. Мальчишки, тоже все в мыле после преследования, столпились полукругом под деревом и таращились на мои пятки, задрав патлатые бошки.


   – И куда ты... придурок... дальше денешься? – прохрипел один  из них, севший от усталости на землю в двух шагах от ствола.


   – Куда-куда! Туда! Не скучайте, увальни! – я показал им жест, повсеместно известный как проявление самого большого неуважения, и лихо сиганул со стены. Разумеется, в сад. Там, словно поджидая меня, была уложена большая копна скошенной травы, и потому отбить себе пятки я совсем не побоялся. Вот отсижусь тут до вечера, а потом – дальше. Можно считать, что полдела сделано – до побережья добрался. Странно, что те, кто бежал за мной, не полезли следом, впрочем... я бы тоже не стал ради желания навалять по шеям пришлому пареньку вламываться в чужие владения. Ведь там могут быть и собаки...


   Собаки? Об этом мысли как-то сразу не возникло. А зря. Про деревенских волкодавов я знал не понаслышке, а уж какими могут быть городские, оставалось только догадываться. Впрочем, рычания и топота сильных ног пока ещё слышно не было, что, однако, не исключает того, что всё это раздастся, как только я сделаю пару осмысленных движений. А потому вставал я с опаской – сперва на четвереньки, а, немного погодя, и на обе ноги. Было тихо. Вдалеке, за грушевыми деревьями, в доме скрипнули ставни и мягкий женский голос позвал какую-то Жоржетту. Небось, служанку... Приказной барский тон ни с чем не спутаешь... Кажется, меня тут никто не ловил. И на том спасибо. Мелькнула мысль переночевать внутри этих стен. Мальчишек с их шавкой к утру уж точно не будет поблизости, а тут, глядишь, и перекусить чем найдётся. Если сад не охраняется, то для меня это, как сладкий пудинг после жаркого. Оглядеться бы и какую сараюшку найти, но так рисковать я не мог – вдруг собаки там как раз меня и поджидают? В животе засосало – с утра, когда хотел перед дорогой слегка подкрепиться, оказалась, что конина, ну, та, что пять дней тому назад еще весело ржала, в моей суме умудрилась протухнуть. Есть такое – себе дороже, ну а потом подкрепиться я так и не сподобился. А ещё эти... Короче, захотелось набить живот. Да вот хоть грушами, что так весело желтели как раз между мной и усадьбой. Оглядываясь, как и положено лазальщику по чужим садам, я шмыгнул к деревьям и осторожно пригнул одну из ветвей, стараясь достать заветный плод. Как назло, ветка хрустнула. Груша оказалась у меня в руках, но холодный пот уже тёк по спине широким ручьём –  таким громким показался мне этот неожиданный звук.


   – Жоржетта! – раздался совсем неподалеку от меня тот самый голос, что не так давно слышался в доме, и в траве совсем рядом со мной что-то зашуршало. Собака? Да, это была собака, но какая же она была .... Уродливая? Нет. Мерзкая?  Тоже вроде нет. Она была... Как бы так объяснить поточнее... Она была словно покалеченная. Коротусенькие лапки еле несли стелящееся  по земле тело с длинной, буквально волочащейся по земле шерстью. И всё это замыкала приплюснутая спереди голова, словно животное долго били мордой об шкаф, чтоб выбить последние мозги. А уши? Нет, разглядеть уши я, конечно, успел, но вот обдумать, на что они похожи – уже нет. Это недоразумение меня увидело! Увидело и тявкнуло! Я понимал, что удрать от барыни будет легче лёгкого, да и от этой собачонки не сложнее, но вот куда мне было бежать? Взобраться назад на стену уже не получится, а летать словно птичка, я, увы, до сих пор ещё не научился. Да  и больших деревьев, примыкающих вплотную к забору, тоже не наблюдалось. Вот недоумок-то! Жрать полез, а пути отступления не предусмотрел.


   –  Жоржетта! Где ты, лапочка? –  голос был совсем близко, и я даже услышал мягкие, но очень уверенные шаги.


   – Тяв! – опять сказал кусок шерсти и шарахнулся от меня в сторону хозяйки.


   – Что там, Жужи, что ты испугалась, малышка?


   – Э, госпожа, это тут не ваша собачка? – ой, не раз я слышал от шевалье в нашем бардаке, что лучший способ обороны это нападение. Вот и теперь, когда ситуация загнала меня в угол, словно швабра нерадивую крысу, я попёр напрямую, решив, что если я побегу, то меня догонят. А если не побегу, так, вроде, тогда и догонять-то и некого.


   – Гарсон? – выражение лица женщины, стоявшей напротив меня, наверное, напоминало моё в тот миг, когда я увидел ее собачку. – Что ты тут делаешь?


   – Нет, госпожа, я не ваш гарсон, но собачка вот. Она потерялась, да?


   Тётка, перед которой я в этот момент изображал полного кретина, нахмурилась, видимо, пытаясь понять,  кто же я всё-таки такой, и что делаю в её саду.


   – Нет. Как она может потеряться, если я рядом? – недоумение сквозило в синих глазах незнакомки, но неприязни я не почувствовал. Скорее,  любопытство.


   – А я её нашёл! – Вот тут надо улыбнуться и сделать рожу кирпичом. У меня иногда прокатывало в таверне, может, прокатит и на этот раз, – А потому с вас это... вознаграждение!


   Нет, кажется, это уже было чересчур. Потому что рука незнакомки поднялась и сделала то же, что сделала бы Матильда, оказавшись на месте хозяйки усадьбы: тонкие, но такие хваткие пальцы незнакомки вцепились в моё ухо...


   – Ай-ай, – заголосил я, отчаянно пытаясь вырваться, но делая этим лишь ещё больнее себе же, – простите, я больше не буу-уду!


   – Марк! – громко рявкнула  у меня над ухом женщина уже совсем другим голосом, – Марк!


   Какой еще Марк?  От мужчины убежать будет во сто крат сложнее! Да и драным ухом тут не отделаешься. Я попытался разжать её пальцы и тем самым избавиться от захвата, но получил такую звонкую затрещину, что в голове зазвенело, словно новый кофейный прибор в Матильдовом серванте. Паника почти охватила меня, но тут я вспомнил еще один финт и безвольно повис на руке незнакомки, будто тут же на месте потерял сознание или поскользнулся. Сперва, мне показалось, что я точно останусь одноухим, но почти тут же хватка ослабла – удержать весь мой вес было, наверное, трудно, и я буквально шмякнулся на землю.


   Мама моя, сестра моя милая, Лагдален, и куда теперь мне рвать когти? В какую сторону? Тот, кого называли Марком, мог быть уже рядом. Рванул я прямо между ног «прекрасной госпожи», с чьими пальчиками моё ухо успело близко познакомиться. Ноги у неё, на моё счастье, были длинные, такими, что между ними мог пролезть не только я, но и десяток шевалье. Э....кажется, каламбурчик получился в духе кхе-кхе, бардака, но уж что-что, а огрехи воспитания, они исправляются ой с каким трудом. Вот только подол... Подол оказался длинноват. Я-то рассчитывал приподнять его, как гардину в гостиной, и проскользнуть, а он, зараза, еще и следом за ней тянулся, чтоб ей самой в нем запутаться! И я... Эх... лучше не рассказывать.   В общем, села она на меня, словно на поросёнка перед тем, как ножик ему под горлышко воткнуть.


   Самое странное, что вместо ожидаемого здорового визга «наездница» сначала слегка ойкнула, а потом  я услышал... Смех? Точно – самый настоящий смех... Глупее я себя не чувствовал с тех пор, как  угостил одного северянина тем, что было в ночной вазе у его соседа. (Ночью ж на двор выйти после влитого в себя шибко трудно).


   – Тётенька, пустите меня, а....


   Полузадушенный, растерявшийся, я и не услышал, как к нам подошел кто-то ещё.


   – Марк, где тебя носит? Возьми Жужу, пока она снова не потерялась. И давай, поднимай меня, болван. Руку хоть дай, да не с собакой, другую.


   Из-под тётки меня всё же извлекли. Какой-то хмурый тип с одним глазом, но одетый, что офицер. Тоже с золочёными пуговицами, то ли муж хозяйки, то ли гость её, я сперва и не понял. Он, кажется, даже не удивившись столь странному содержимому дамских юбок, схватил меня поперёк тела и, зажав под мышкой, двинулся в сторону дома. А хозяйка, отчего-то мелко подхихикивая, двинулась следом. Волей-неволей мои глаза вынуждены были наблюдать её откровенное декольте и высокую грудь в нём, прямо таки персикового цвета. Свои чёрные волосы, спадавшие чуть ниже плеч, она то и дело встряхивала и откидывала за спину. И всё хихикала. А на плече, на левом, открытом как раз, я вдруг разглядел шрам. Небольшой такой, в виде полумесяца.


   Шрам? Меня так и тряхнуло. Я завихлял ногами, но тащившему меня Марку, кажется, было всё равно, висят они ровно или дрыгаются как угри на сковородке у Эльзы.


   – Куда его? – густой низкий бас Марка звучал, как приговор. Вот стоит ей сейчас сказать «в подвал» – и меня отдадут на съедение крысам. Почему-то именно такой участи я страшился больше всего.  Крысы мне и ночами снились... Не став додумывать эту мысль, я истошно завопил:


   – Тётенька, миленькая, я вам служить буду, только не убивайте!


   Синие глаза женщины встретились с моими, и я, сделав умоляющую мину, продолжил чуть тише, соображая на ходу:


   – А ещё я грамоту знаю. Знаете, какой из меня писец выйдет? Я вам и завещание составлю! О! Вот эту усадьбу и сад возле неё я завещаю своей племяннице Лагдален, если та ещё жива и в здравии.


   Синиё глаза заволокло льдинками.


   – Нет у меня никакой племянницы. Нет, и не было.


   – Ну, тогда малолетнему племяннику Оскару, по достижению им возраста дееспособности.


   О как воткнул, обрежешься о самый край! Или всё же переусерствовал малость?


   – Марк, в дом. В малую залу. А сам не уходи, посторожишь у двери, чтобы не сбежал.


   Кажется, не переусердствовал. Меня снова встряхнули и понесли, поставив на узорчатый паркет  лишь в упомянутой «малой зале». Женщина не спеша прошла мимо меня, усевшись в мягкое кресло с высокой спинкой и гнутыми подлокотниками. Расправив складки  платья, она холодно посмотрела на меня и почти сквозь зубы спросила:


   – Откуда тебе что знать, мальчишка? Кто ты?


   – А что я такого сказал? Что читать умею? – и дёрнуло же меня включить полудурка. Это всё трактир. Там прямо так правду разве кто станет чужим рассказывать?


   –  Не увиливай! – она повысила голос, – ты понимаешь, о чём я. Открыв одну страницу, открывай весь лист.


   – А кушать мне здесь дадут?


   – А это зависит от того, что скажешь.


   – Тогда я пойду...


   Мальчишек с их собакой я уже не боялся. Сколько можно меня караулить, в самом деле?


   – Стоять. Я десять лет не видела своих племянников и не знаю, где они, а ты называешь мне их имена так, словно других и не знаешь. Может, объяснитесь, гарсон?


   – Да не гарсон я...– Вот тоже, взяла моду, называть как попало. Я шмыгнул носом, и опустился прямо на пол, положив торбу рядом –  Я и есть Оскар...


   – Как ты меня нашел? – недоверчиво прищурившись, женщина внимательно рассматривала меня, – откуда ты вообще про меня узнал?


   – Ясное дело, Лагги рассказала.


   – Где она сейчас?


   Вот дурацкие вопросы задает, да с таким невинным видом, будто ничего и не знает.


   – А куда нас пристроили по вашенской милости, там и живёт.


   Всплакнуть ещё, что ли? На жалелку надавить? А стоит ли? Один раз она уже отправила нас в место с «тёплой постелью», так сейчас и второй раз уже одного меня отправит. И тут уж точно – на казённый харч.


   – А чево? Меня ж теперь за решётку, да? За грушу, которую не съел. С утра голодный. И Лагди, когда я малой был, тоже небось, кушать хотела... А её...


   Слеза вроде потекла, или это я просто носом шваркнул для усиления эффекта?


   – У Матильды ведь все девочки работать должны. И Лагди... И меня бы пустили по этому делу, как бы не убёг-ё-ёг...


   – Ты несешь какую-то ерунду, я ничего не поняла! – перебила меня тётка Алисия (теперь я уже совсем не сомневался, что это была именно она) и, встав с кресла, решительно зашагала по небольшой зале из угла в угол.


   – Если ты, мальчишка, решил втереться мне в доверие, вызнав  где-то мою семейную историю, я тебя в порошок сотру, понял? И не думай, что я вот так просто тебе возьму и поверю. Поживешь пока у меня, я подумаю, что нам дальше делать. И... надо послать за Лагдален. Скажи точно, где она? Уж её-то я помню и узнаю в лицо.


   – Где, где... А сами не помните, да?


   – Я не могу помнить... Я вас так и не увидела после похорон брата...


   – Вас там не было! Вас на похоронах не было, я точно знаю! Лагги говорила! Где вы могли нас видеть? Да и зачем? Это ведь так просто – дать указание продать детей брата в бордель – и никаких хлопот! – я уже кричал.


   – Что ты несёшь?! – тетка встала напротив меня и принялась сверлить своими синющими зенками, – я не могла там быть... Но я приехала потом!


   – Почему это «не могли», а? Вы жили в двух днях езды от нашего имения, разве не так?


   – Я... – женщина поморщилась, вспомнив что-то и вдруг, словно обозлившись, позвала одноглазого:


   – Я не обязана перед тобой отчитываться! Марк! Проводи мальчика в отдельную комнату и запри там. И вообще – я не могла там быть, понятно тебе?


   Ага, не могла. И тут, – «проводи мальчика». Этот что, тоже за ухо будет провожать или, как в прошлый раз – под мышкой?


   – Я сам пойду. И вообще... мне отлить надо... Ну... это ведь не тут делают, да?


   К сожалению, меня никто не слушал. Нет, таскать меня тоже не стали, но, как нашкодившего щенка, придерживая за плечо, отвели в какую-то каморку, выдали ночную вазу и... В общем, тюрьму я в своей жизни ещё не видел, но, судя по всему, от помещения, мне предложенного, она отличается мало. Разве что обстановкой. Диван был вроде тех, что в номерах у наших девочек. Ещё окошко довольно широкое, ставнями закрытое, , столик и парочка табуретов. Но дверь я тыркнул – никак.


   – А кушать, дяденька? Хоть фруктов наберите, а? – услышал он меня или нет, было неясно.


   Поесть мне всё же принесли спустя какое-то время, видимо, хозяйка дала распоряжение. Кусок мяса, хлеб, молоко... Недурно. Я накинулся на еду, давно уже моё брюхо ничего такого не видывало. Это-то меня и сгубило... К ночи так прихватило, что хоть вой. Вот тут-то ночная ваза и послужила по назначению.


   Вот только спать после этого в выделенном мне помещении совсем не захотелось. Воняло же, как... крышку-то мне от вазы выдать не удосужились: то ли забыли, то ли одноглазый Марк таким нехитрым способом выразил своё ко мне отношение. Ну а если нельзя закрыть, то можно что? Правильно, выпростать сосуд. А куда? В окошко, и начхать, какие там крокусы под ним посажены и дорожки расстелены. К моему удивлению, ставни были закрыты лишь шпингалетом, без замочков всяких и иных хитростей А за рамами... Оглядел я то, что за рамами и понял, что, если по бордюрчику я долезу до ближайшего балкона, то оттуда мне не составит труда спуститься по всей той массе живого плюща, что оплетает его решётки. Сказано – сделано. Одна нога тут, вторая уже через подоконник лезет. Торбу свою я тоже захватил: путь неблизкий, всё будет, где припасы нести. Тут бежать надо, потому как  если уж Лагди пристроили в наш  «Приют хорька», то мне и подавно никакие почести не светят. Я ж не такой милый и обаятельный. А потом... потом я задержался. Подвело меня любопытство. Ну, вы ж понимаете, нелюбопытных мальчишек просто на свете не бывает, а уж среди тех, кто вырос между сеновалом и кухней – тем более. А дело в том, что дверь с балкончика того в комнату оказалась открытой. Так, слегонца, сквознячку напустить после жары, я понимаю. Меня-то уж точно они не ждали, а оттуда... Короче вошёл я, точнее, вполз, словно уж какой, так как из-за перегородки слова услышал. Ну и – туда конечно же.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю