Текст книги "Просто поход"

Автор книги: Виктор Белько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Часть 3
По горячему следу в холодном море

Девять дней капитан

сквозь шторма гнал меня

И я нес мятый борт свой и срезанный ют

Мои ванты мне пели, гитарно звеня…

М. Боярский «Влюбленный бриг»

Через некоторое время корабль резво бежал к выходу из залива, досадливо расталкивая недовольную волну, бурлящую седой пеной у форштевня. Весело пели его турбины, и горький соляровый дым стелился далеко за кормой, а встречный ветер распрямил на гафеле Андреевский флаг.

Согласно заданию, все было просто, как апельсин – надо было в течение неопределенного времени таскаться по нейтральным водам за этой самой «Машкой», по возможности затрудняя ей работу по сбору всевозможной информации. Надо было не давать ей влезать в запретные районы, которые-то и были ей интересны. Причем – делать это подчеркнуто корректно, но всеми возможными средствами и способами фиксируя ее действия. Все-таки «новое мышление», «вероятные друзья». Как говаривал командир: «На елку влезть и рыбку съесть!» [19]19
  Говаривал он, правда, не совсем, что бы именно так…


[Закрыть] – выполнить задачу и не допустить международного скандала, всяких там «нот» и «заявлений» МИДа за грубости и провокации.

«Могут и холку изрядно намылить за излишнее усердие» – поучал командир старпома и других офицеров. Был у него в этом кое-какой собственный небогатый, но болезненно-памятный опыт…

Корабль несся вперед, развив полные обороты. Турбины тонко пели. Было в их голосах что-то от валькирий – думал командир БЧ-5 Вячеслав Балаев. За «Бесшабашным» катился здоровенный вал-бурун, выше собственного юта. Командир торопил механика, постоянно требуя от него увеличивать скорость – надо занять район, пока РЗК «соседей» далеко не оторвался. «А вот возьмем «Машку за ляжку» [20]20
  «Взять Машку за ляжку» – выражение из лексикона парусного флота. «Машка» – это особая швабра для скатывания палубы, изготовленная из каболок старых пеньковых тросов, а то и из нарезанных старых же фалов. Если иметь воображение определенного плана – то это все – швабра и выбеленные временем концы – напоминают голову блондинки. Отсюда и выражение, означающие – орудовать шваброй, драить палубу. Здесь командир остроумно нашел этому выражению новое применение.


[Закрыть] – тогда и отдохнешь на средних и экономичных ходах!» – успокаивал его командир. Так оно и вышло…

Поколдовав со штурманом над картой, командир вывел корабль точно на цель. Довольный Караев, разглядывая «Марьятту» в визир, замурлыкал песню под нос, что-то наподобие: «Никуда не денешься, только обсеренишься!». Злые языки говорили, что его поэтические способности никак не дают ему написать приличную балладу для самого себя, под свою собственную гитару. Зато, они вполне позволяют ему испохабить любую самую популярную песню, и даже – оперную арию. Тем более, что голос и слух у командира действительно были, и на гитаре Караев играл вполне прилично, а когда оставался один, то втихую терзал даже хорошее пианино в кают-компании [21]21
  Не для красного словца пишу – сам видел! Ф. Илин.


[Закрыть]. Что-то получалось, как вестовые «заложили»…

Экран индикатора кругового обзора радиолокатора был усеян точками-целями, подсвеченными нездешним изумрудно-мерцающим светом.

В полигонах было еще достаточно кораблей и лодок – спешили завершить все планы за полугодие, отстреляться, всем, чем можно, набрать контакты – каждому своё! Вы удивитесь, сколько всего должен успеть сделать в море экипаж приличного корабля по программе боевой подготовки, за выделенные ему ходовые сутки. И все равно – сколько бы на его долю этих самых суток ни выпало!

А «зевать» вахтенному офицеру вовсе было некогда – того и гляди – что-то как выпрыгнет, что-то как выскочит! Рыбакам-то что – у них деньги за бортом плавают, вот и носятся они, как броуновские молекулы, все в хаосе, собирают эту свою рыбу, нахалы! Приходилось мгновенно принимать решения на маневр, чтобы избегать «тесного общения», с этими «лайбами» и «корытами» [22]22
  Сленговое названия гражданских и рыболовецких судов. И не только на военном флоте…


[Закрыть], дергать вахтенных, добывая информацию.

Но вот такую напряженную работу на ходовом Крутовский любил – это вам не бумажная рутина, составление отчетов интерполируя между пальцем, палубой и подволоком. Да и собственному самолюбию льстило сознание, что учился он морскому делу вовсе не плохо и уж совсем – не зря. Тут же суетился штурман, выбегая на крыло мостика к репитерам. Доклады БИПа и метриста, Андрей проверял мысленно, «развивая пространственное воображение», как сказал бы командир, требуя внимательности, точности и скорости, привычно отделяя «зерна от плевел» в докладах. Только «зевни», такую лапшу тебе на уши подвесят!

Впрочем, командир сейчас отправился отдыхать в каюту, старпом занимался организацией службы где-то «в низах», а командирское кресло в левом углу ходового поста привычно занимал начальник штаба дивизии. Когда-то, еще до академии, он сам командовал точно таким же кораблем. Сейчас капитан 1 ранга Тихов совершенно справедливо решил, что несколько бессонных ночей подряд для командира – достаточная нагрузка, даже может быть, слишком, и сон ему сейчас никак не повредит. Офицер взгромоздился в высокое «самолетное» кресло, завернулся в уютное меховое пальто и принял на себя «ночное» командование.

– Курсовой… один «Ил-38», угол места тридцать! Идет на нас! – послышался доклад сигнальщика.

Тихов лишь на секунду скосил взгляд по этому курсовому, не вставая с места, и сразу заорал: – Какой там «Ил», едрена вошь! Клизму тебе с патефонными иголками!!! Куда там все смотрят? Это «Орион» [23]23
  Эти самолеты действительно похожи внешне: 4 турбовинтовых двигателя, форма фюзеляжа почти совпадает, есть отличия, – но нужен опытный глаз, чтобы уловить разницу. Тон окраски только несколько другой, а опознавательные же знаки можно разглядеть лишь вблизи. Даже подозрительно это сходство, наводит на коварные мысли! По созданию-то – практически ровесники…


[Закрыть]норвежский! Давайте сюда валенок, я им в вашего сигнальщика кину!

Впрочем, вокруг никаких валенок не наблюдалось, да и добросить его на сигнальный – вообще проблематично, из серии рекордов Гиннеса – подумал Крутовский. Начштаба, разумеется, ничем ни в кого бросаться не собирался, это он показывал народу свое руководящее суровое начало. Зато пристал к Крутовскому и потребовал доложить ТТД этого давно намозолившего глаза самолета. Что тот и сделал легко и свободно. «Подумаешь, теорема Ферма!» [24]24
  В таких случаях известный кот Бегемот говорил про бином Ньютона, а минер не любил никому подражать. Даже таким любимым им авторитетам, как Михаил Афанасьевич Булгаков.


[Закрыть] – презрительно фыркнул (про себя) Андрей, но решил, что сигнальщики вполне честно заслуживают выволочки.

Досталось от Тихова и командиру встречного малого противолодочного корабля, закрывавшего район стрельб, куда нагло лез «рыбак», а корабль проявлял пассивность и спокойствие, как сторож склада крупных железобетонных конструкций. Начштаба тут же ему «помог», обматерив «с садизмом» капитана траулера по УКВ. Тот изумленно промолчал, но судно отвернуло на 90 градусов и скоро скрылось.

– Вот как надо! А вы там сопли жуете, похабную демократию развели! Дети нерусского бога! – удовлетворенно подвел он итог радио переговорам с дозорным МПК.

«Марьятта» вела себя вполне прилично, и «Бесшабашный» ходил за ней, как привязанный. Все желающие фотографировали ее вдоволь. А на корабле разместилась еще и группа специалистов радиоразведки откуда-то из центра. Эти делали свое дело тихо и грамотно – одно слово, разведка! Вот только жаль – своими навыками и результатами – опять же, по понятным причинам – с корабельными радиоспециалистами они не делились. Офицеры БЧ-7, обиженно ворча, готовили свой собственный отчет, который будет явно бледнее уже заведомо.

Время на вахте быстро бежало от напряженного ритма. На ходовой мостик поднялся родной отец-командир, проснувшийся оттого, что корабль застопорил ход вслед за задрейфовавшим вдруг «норгом» [25]25
  Старое, общепринятое названия норвежцев. От Norge, norg – Норвегия, Самоназвание норвежцев.


[Закрыть], и стало заметно тише. Ничего удивительного – как было уже давно отмечено, приличного корабельного офицера скорее разбудит остановка корабельного механизма, чем его невыносимый, для уха гражданского человека, грохот!

Выспавшийся командир (много ли надо времени опытному моряку для этого?) источал благодушие, прихлебывая напиток, щедро налитый в персональный командирский стакан в великолепном антикварном серебряном подстаканнике. Он распространял аромат свежезаваренного собственноручно командиром хорошего молотого кофе.

Этот подстаканник – подарок тайной подруги командира. Между прочим, просто шикарной внешности, как свидетельствовали знающие люди. Именно поэтому подстаканник постоянно «жил» на корабле и жене «папа» его не показывал. А вот кофе особого сорта, обязательно – в зернах, поставляла ему только жена. Это тоже все знали, и вот такое сочетание забавляло всех… кроме самого командира. Да и не знал он того, что все-все вокруг давно знали…

«Итак, за наших жен и возлюбленных, господа офицеры! И чтобы они никогда между собой не встречались!» – припомнил ритуальный английский офицерский тост Крутовский и хмыкнул.

За Караевым шел вестовой и нес в руке большую тарелку с бутербродами, балансируя в такт легкой качке. Это означало, что командир сейчас займет свое кресло всерьез и надолго. Он уже облачался в тулуп – в нем было намного уютнее на бесконечной командирской вахте.

– Андрей Алексеевич! – обратился он к вахтенному офицеру, оглядываясь в иллюминаторы на море и обстановку, заглядывая в индикаторы кругового обзора РЛС [26]26
  Ну, если хотите – дисплеи или экраны призрачно-зеленого цвета радиолокатора, с отраженными отметками целей (кораблей и судов), берегового рельефа. Очень полезная штука, скажу я вам!


[Закрыть], – ну, и где эта бл… (блондинка)?

– Пеленг 350, дистанция 12 кабельтовых – уверенно доложил капитан-лейтенант Крутовский, ни секунды не сомневаясь, что других этих самых, что на «б», тут просто быть не может.

– Так, вахтенный офицер, ложимся на курс… – перешел он на командный тон: – вперед средний! Сейчас мы эту братву разбудим!

Корабль стал сближаться с «Марьяттой». «Ну вот! Начались «кошки-мышки»! – оценил ситуацию Андрей Крутовский. «А ведь там, на «Машке»-то, всерьез думают, что «братва» – это как раз мы! Диалектика в жизни!» – опять хмыкнул он.

Часть 4
В морях ходят тоже живые люди…

«Люди делятся на живых, мертвых и тех, кто плавает по морям».

Анахарсис, античный философ. (А Егоркин сказал бы проще: «древний грек»)

Боевые смены стали меняться. Тихов понял, что теперь командира «с моста» не согнать, сошел с ходового сам, отобрал у замполита пачку журналов и газет-«толстушек» и пошел во флагманскую каюту на свое законное место – повышать свой политический и культурный уровень.

Тут из недр корабля, продираясь сквозь вахтенных на БИПе, появился всклокоченный капитан 2 ранга Николай Жильцов, командир группы радиоразведки, «гостившей» на борту. Было заметно, что на его физиономии «развернулся трактор». Проще говоря, простая заслуженная корабельная подушка, потерявшая в суровых походах часть своей перьевой начинки, оставила у него на лице неизгладимые сразу следы в виде глубоких морщин, причудливо перевитых между собой…

«В зеркало, он, видно, глянуть забыл!» – сочувственно отметил Караев, выспавшийся и источавший само добродушие.

– Нет, товарищ командир, представляешь, а? Только вернулся из КПСа [27]27
  КПС – командный пункт связи.


[Закрыть], только глаза сплющил, даже сон какой-то настраивать себе начал – бац, трясет меня за плечо кто-то. «Ну, все!» – думаю я себе: – «что-то началось!». Даже подпрыгнул на койке. А тут над ухом: – «Карасина, вставай по…ть!». Я прямо заревел от бешенства! «Это кто, говорю, карасина?». А тут какая-то фигура в комбезе – шасть в дверь, и с реактивным визгом куда-то унеслась, захлебываясь от собственного жеребячьего ржания! Нет, ну ты подумай – двенадцать лет офицером, из них чисто в море – лет пять – это минимум, только боевые, не считая мелких брызг! – прочувственно взрыднул разведчик, и злобным тоном продолжил: – А меня по…ть поднимают, как карася-энурезника! Поймаю – убью! – хищно завершил свою тираду капитан 2 ранга и перевел дух. На этом запас воздуха в легких у него кончился полностью.

– Опознание всеобщее проводить будем? – вкрадчиво поинтересовался командир, маленькими глотками (горячий, гад!) поглощая свой кофе.

– Народ смешить? – безнадежно махнул рукой Жильцов.

Как щедрый хозяин, Караев крикнул вниз:

– Вестовой! Еще кофе и бутерброды на ходовой!

Из буфетной донеслось веселое «Есть!» и тише, уже обреченное, другим голосом.: «Ну, все – началось! Принеси то, сделай это! Хрен теперь задремлешь!».

– Но-но! Вы еще критикните отца-командира, зелень подкильная! Тоже мне, «Московский комсомолец», блин, нашелся! – немедленно отреагировал «Папа» львиным рыком.

Внизу наступила мертвая тишина. Только быстрее и яростнее зазвенела посуда в буфетной, где готовился ночной завтрак для офицеров боевой смены.

– Знаешь, тебя просто перепутали! – успокаивал разведчика командир. Когда-то они одновременно заканчивали одно и тоже училище, но разные факультеты, а теперь смутно (сколько лет прошло!), но все-таки припоминали друг друга.

– Ты спал в каюте комбатов, кто-то решил подшутить над приятелем, а там – ты! Он-то просто не знал! Значит, ты хорошо сохранился! Вот Тихова с его кудрявой, или несколько обкудренной, лысиной никто бы будить не стал! Его-то знают, он побежал бы вслед за обидчиком с раздвижным упором и гнал бы паршивца до самого Берлина! А ты без погон и за лейтенанта сойдешь – утешающе посмеивался командир.

– Ну, спасибо, комплимент отсыпал – жаль, жена не слышит! А то все старым дураком называет! – сказал Жильцов, которому не исполнилось еще и тридцати пяти.

– Да брось ты, не кокетничай, в первой части она явно ошибается!

– Да иди ты, юморист, блин! – огрызнулся разведчик.

В одной из кают левого борта шла отчаянная борьба за первенство в древнюю настольную игру. Давным-давно ее назвали на флоте «коша». Наверное, от тюркского «кош» – чёт. Еще ее звали «Шеш-беш» (шесть-пять), или нарды, а англичане называли трик-трак. Тоже, небось, с востока привезли!

Мичман Петрюк, давний друг-приятель Егоркина, сражался с Антоном Гузиковым, старшиной команды турбинистов. Соперничество было давним. Победы сменялись поражениями, двухзначный баскетбольный счет уверенно приближался к трехзначному, но разрыв был минимальным. И такая победа всем экипажем считалась случайной и неубедительной. Поэтому, сражение на доске этой древней игры возобновлялись при всяком удобном случае. Вот и сейчас из-за двери раздавался азартный грохот брошенных костей, комментарии и восклицания болельщиков.

Егоркин покачал головой. Сам-то он был заядлым «козлятником» [28]28
  Домино на кораблях часто называют «козел», а «козлятник» – это специалист по этой интеллектуальной игре.


[Закрыть]и в паре с боцманом Васильковым они не знали поражений. Однако Серега Васильков был в отпуске сейчас, а жаль… показали бы кое-кому, не называя имен и должностей… место под баком!

Палыч потопал в каюту Крутовского – надо было представить ему на подпись журналы. Четыре пятнадцать утра (или ночи? – задумался Палыч) – не самое лучшее время для сменившегося с вахты командира боевой части, но коварный мичман справедливо решил, что проверка документа сейчас будет поверхностной – это раз, утром, если удастся выкроить время для сна, «Бычок» [29]29
  Так на кораблях называют командиров боевых частей, по произношению – «бэчэ». Только механика на крупных кораблях уважительно называют «быком».


[Закрыть]уже не будет его разыскивать и будить, вспомнив о журнале – это два. Упредив события из серии «обязательных», будешь располагать бомльшим временем на свое усмотрение – это три. Опыт службы, его и не купишь, да, кстати, и не пропьешь – тоже…

Крутовский, переоблачаясь после вахты, делал поверхностную выволочку командиру группы за совокупность мелких провинностей. Егоркин тактично кашлянул – неудобно, когда при тебе называют офицера «шлангом», «балбесом» и «недоделкиным».

– Свободен! – наконец, скомандовал Андрей Суркову, и вздохнул горестно: – Вот помру я из-за вас, что делать-то будете?

– А вам что надо от моей пропащей души? – это уже к Палычу.

– Да вот, товарищ капитан-лейтенант, по приказанию журнал технических осмотров до ума довел, принес!

– Чегой-то я не припомню такого приказания – дурашливо удивился Крутовский. – Знаете, а я пока еще «эклером», в смысле – склерозом, не страдаю.

– Да как же!? – возмутился Палыч, – а вчера в базе? Крайний срок – пятница? Говорили? А? Так пятница уже как четыре часа назад наступила!!!

– В самом деле, с календарем не поспоришь! – вздохнул минер. Раз сам назначил – самому и смотреть эту муть, а ведь как не хочется!

Крутовский поплескался в умывальнике, разглядывая себя в зеркало, покорчил самому себе рожи. «Сойдет и так – побреюсь потом!» – решил он, оставшись довольным своим внешним видом – с небольшой натяжкой.

– Оба-на! – вдруг удивился Крутовский. – Александр Павлович, вы ничего не слышите?

– Точно! – сказал еще не успевший уйти «групман» [30]30
  Командир группы – первичного подразделения на корабле.


[Закрыть]. – Картошкой жареной вроде бы потянуло!

– Голодной куме хлеб на уме! – хмыкнул минер с высоты своего возраста. Как-никак, а старше своего групмана на целых три года! Ну, ладно, хорошо – пусть на два с половиной, если быть честным!

– Точно-точно, Андрей Алексеевич, картошка! – заверил старший лейтенант Валерий Сурков. И глаза его загорелись охотничьим огнем. Он предложил вкрадчивым тоном: – Давайте сейчас быстренько накроем эту несанкционированную операцию!

Он еще помнил курсантские времена, когда тайно поджаренная в ночное время банальная картошка казалась деликатесным лакомством. Он проглотил предательски набежавшую ностальгически-сладкую слюну.

– И что мы будем делать с полусырой картошкой? – ехидно поинтересовался ветеран Егоркин. – Учитесь, товарищ старший лейтенант! Пока я жив и еще при памяти… Вентиляция, между прочим, разносит этот криминальный запах уже десять минут. Следовательно, еще минут через десять-пятнадцать мы тихо-тихо поднимемся и спокойно войдем на камбуз, повяжем «гурманов» и заберем себе львиную долю этого блюда. Что спать, что воевать – уж лучше на сытый желудок!

Андрей Крутовский думал точно так же и согласился с планом мичмана. Сон откладывался, да и черт с ним – мысленно махнул рукой. «Сколько ни спи – все мало, а сколько ни съешь – все равно это один раз!» – философски заключил он.

Так они и сделали. Как и ожидалось, камбуз был закрыт изнутри. Подкравшийся Егоркин заглянул в щель «амбразуры» [31]31
  Так на корабле называют открывающееся отверстие окна выдачи в металлической двери камбуза.


[Закрыть]. На камбузе никого не было. Только штора над закутком с продуктами подозрительно шевелилась. Но вот… из-за плиты осторожно поднялась рука с лопаткой и помешала на сковороде подгорающую картошку. Ага! Улыбающийся мичман приложил палец к губам, призывая к тишине, и подозвал своих спутников. Все тоже заулыбались. Пора!

– Партизаны – сдавайтесь! – заорал Крутовский, грохнул кулаком в стальную дверь. – Выходи по одному.

На камбузе что-то загрохотало. Кто-то чего-то уронил и испуганно ойкнул. На шум появился из коридора помощник по снабжению старший лейтенант Нетребко – камбуз это его хозяйство.

Поняв, что сопротивление бесполезно, «партизаны» решили сдаться. Это оказались молодые матросы, в том числе и из их родной БЧ-3. Кто-то вынул болт из запора с той стороны, и дверь приоткрылась.

– Как будем делить трофейную картошку? – грозно спросил Андрей Алексеевич у перепуганной насмерть публики.

– По-братски или по справедливости? – предложил Егоркин варианты.

– По справедливости! – решился ответить один из бойцов.

– Ага, тогда мы конфискуем всю вашу картошку, а по прибытию в базу вы, кстати, пока не забыл, вместе со своими командирами отделения, моете с мылом и щетками наш родной, но пока осиротевший причал.

– Так они – годки!!! – заступился за своих старших товарищей плотный, конопатый рыжий боец.

– Кто? Ваши командиры отделений? Что-о-о!? – протянул Егоркин, – а вот это слово, сынок, пусть они мне сами скажут. Если не боятся!

«Ага, щас, два раза! Они же не совсем, чтобы идиоты!» – мысленно позлорадствовал Крутовский, представив себе эту картину.

– Вы для них жарили, конечно?!

– Нет, что вы, для себя! Кушать хочется! – преданно глядя прямо в глаза, ответствовал конопатый.

«Так», – подумал Крутовский, оглядывая рыжего, как апельсин, и конопатого, как подсолнух, матроса, – «похоже, «подарочек» подрастает! Надо непременно взять его на заметку – пока еще не поздно! Может быть, не поздно?…» – поправился он сам для себя.

– Ах, вот значит как! Михаил Васильевич – обратился он к помощнику, проследи, чтобы они сами все съели!

– А куда денутся? – удивился здоровенный помощник явно с борцовским прошлым, как минимум, в «полутяже». – Все равно я сейчас коков нудно и долго воспитывать буду. А эти завтракать при мне станут! Обильно и сытно! – И скомандовал: – Взять ложки!

Офицеры и Палыч отсыпали по своим тарелкам ароматный, жареный с луком и перцем картофель, оставив добрую треть «авторам». Помощник по снабжению Нетребко остался со своими делами, хлопотами и молодыми матросами.

Крутовский по пути к себе заглянул в каюту к старпому и разбудил его.

Тот возмущенно плевался и говорил, что хочет только спать, что и без картошки его мучают кошмары. Но Андрей уже вспарывал самодельным ножом-кинжалом банки консервированной рыбы из личного «НЗ». Егоркин уже сбегал в каюту за своим чайником с настоянным на травах крепким чаем. Он напрочь отказывался пить чай с пакетиками – мичман презрительно называл их «мошонками». Расщедрившийся вдруг Миша Нетребко занес к Крутовскому еще и большую банку разогретой тушенки. И грянул пир! Даже, замученный до полусмерти, за минувший день старпом и тот ел так, что за ушами трещало! Чай тоже был действительно очень хорош! Наконец, наступила сытость и пришло умиротворение…

«Черт возьми, а ведь, по большому-то счету, много ли человеку надо?» – думал Крутовский, глядя на своих гостей, с трудом разместившихся в крошечной двухместной каюте.

Но все хорошее заканчивается, «тайная вечеря» – тоже. Что-то явно несло Андрея на благодушие. «Не к добру!» – заключил он, и решил пройтись по постам и кубрикам своей боевой части, осмотреться.

Пустую посуду забирал вестовой, все разошлись по своим каютам – спать оставалось совсем немного, а наступивший день вовсе не обещал быть легким.