Текст книги "Дойти до рассвета"

Автор книги: Виктор Левашов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Левашов Виктор
Дойти до рассвета

Левашов Виктор

Дойти до рассвета

Невернувшимся с боевых посвящается

"Чтобы вырвать рассвет

из хрипящего горла ножом..."

Валерий Горбачёв

Лето 1985 года

...Надо всё-таки выпить димедрола – иначе не уснуть... Дёмушкин рывком сел на кровати, неприязненно уставился на сладко похрапывающего соседа по гостиничному номеру. Вот бы и ему сейчас так: отрубиться без задних ног, с храпом и свистом, и чтоб без таблеток – что-то привыкать к ним стал...

Таблетки пришлось проглотить, запив тёплой водой из графина. Прихватив с тумбочки сигареты, он прошлёпал на балкон. Ого, три часа ночи! "Нет, всё, сейчас курну и – баиньки, денёк завтра трудным будет. Выстоять очередь за билетами на поезд – раз, дойти до квартиры номер 8 – два... Второе, пожалуй, самое трудное. Поначалу-то всё просто казалось – пришёл, позвонил, объяснил, отдал... Но вот не смог – хоть тресни! Сначала час проторчал под дверью, не решаясь нажать кнопку звонка, потом сидел во дворе, смоля сигарету за сигаретой. Когда вышла из подъезда – он сразу её узнал, лапоньку с фотографии. Но не подошёл, только проводил взглядом цокающую каблучками фигурку...

Дурь какая-то – ведь сотню раз мысленно представлял, как подойдёт, что скажет. А увидел её – и не смог. Год назад, когда она из Омска уехала, думал, самое трудное – найти. Какое там, сейчас бы те трудности сюда!..

Вздохнув, Дёмушкин выбросил окурок и долго наблюдал, как тлеет на земле слабый красный огонёк. Ладно, хватит, утро вечера мудренее. Скоро таблетка подействует, надо успокоиться... Погоди, погоди! Как ему тогда напророчил однополчанин, ну-ка! "Я уже полгода спокойно засыпаю – научился. А вот как ты засыпать будешь – этого я, брат, не знаю..." И ведь накаркал, чёрт голопузый!..

Конец марта 1982 года

...Если припомнить положительные черты прежней "гражданской" жизни, то как не вспомнить мою геройскую попытку осилить одну книжицу. Был там один чудак по имени Фауст, который загнал душу дьяволу во имя какой-то философской бредятины. Этого умного Фауста сейчас бы к нам, да сутки без курева помордовать – послушал бы я его желания! Сам же могу предположить: за возможность ненаказуемо, без всяких демаскирующих последствий засадить пачку "Примы", за эту светлую мечту нашу группу можно купить в момент! Но личность с рогами и копытами к нам отчего-то не спешит, а потому приходится мириться с действительностью: знай, лежи себе на пузе с автоматом в обнимку, мусоль в зубах жухлую травинку да рассматривай серого ослика, что стоит у низенького дувала метрах в ста от наших кустов. Ослик занят тем же: травой и ожиданием, только это доставляет ему заметное удовольствие. Одно смущает: ослик наш что-то уж слишком застоялся. Это я в смысле непонятного отсутствия хозяина. Взнузданный и загруженный вязанкой сушняка, ослик торчит у дувала почти полтора часа. И все полтора часа – ни дымка, ни движения в дувале! Нету никого! А эта несуразность, похоже, крепко смущает нашего майора Дубова. Былинок он, правда, не грызёт, но к окулярам бинокля прилип плотно...

– Дёмушкин!

– Я!..

– Проверь двор и дом...

– Есть...

– Слава!..

– Я!..

– Только без фокусов!..

Поехали... Кеды, маскхалат – всё долой! Так... Рубаху пуштунскую, штаны необъятные, чапли на босу ногу, халат... Подпоясаться, колах на голову, "стечкин" под халат, за пояс, нож на бедро, "эфку"... А-а, чёрт, придётся оставить! Для ближней разведки и маскарада хватит, а если что серьёзнее... Тьфу ты, раскаркался! Вячеслава Дёмушкина больше нет, есть один из молодых аборигенов, выдвигающийся из зарослей "зелёнки" к окраине порушенного войной и обезлюдившего кишлака. Впрочем, за ближним дувалом кое-кто всё же пытается снова наладить хозяйство. Ведь присутствует где-то хозяин ослика, что стоит одиноко и пережёвывает свисающий с арбы клок сена! Кстати, хозяина ослика зовут Фарук, и сейчас он нам нужен позарез. Так где же ты, дехканин?..

...Он нашёл его в сарае и несколько минут, ошарашенный, стоял у стены, вглядываясь в белеющую в полумраке фигуру. Фарук сидел на колу, уронив голову на грудь, и ступни его босых ног не доставали до земли сантиметров десять...

Месяц назад вот точно также нашли Серёгу Быкова, нанизанного на кол возле сгоревшей "бээмпухи", на которой он в тот день мотался за письмами. Серёга живым не дался – успел положить четверых, потом подорвал себя гранатой. На кол сажали уже его останки – то ли от злости, то ли нам в назидание...

Фарука же взяли живьём и заставили умирать дважды. Первый раз, когда в него вогнали остро заточенную палку, второй – когда на его глазах начали насиловать жену. Она лежала тут же, метрах в трёх, разметав спутанную копну тёмных волос в соломенной трухе...

Он присел рядом с истерзанным телом женщины, осторожно свёл её раскинутые ноги. Пошарив вокруг, подтянул кусок старой кошмы и прикрыл начинающее коченеть тело... Выйдя из сарая, с ненавистью оглядел безмолвные кишлачные руины и, обернувшись к "зелёнке", молча поднял вверх скрещённые руки...

* * *

... – Какие мысли, Валентин?

– Матерные, Сергей, других нет. Фарука я пуще глаза берёг, ценнейшим агентом был...

– Бывает, брат. У них тоже не идиоты воюют...

– Знаю, Серж. Просто обидно, ведь почти добрались до той сволоты...

– Стоп, Валя... Эмоции отставить, давай-ка по последней. Вздрогнем... И с завтрашнего дня занимаешься только советником Джунаддира! Ясна задача, майор?..

Начало апреля 1982 года,

Северная часть Кандагарской "зелёнки"

...Не идёт из головы тот сарай, хоть убей! Я ведь помню её, эту девчонку, жену Фарука. Видел её раз пять или шесть, когда выходили с ним на связь. Когда бы наши ни появлялись из "зелёнки", – поздним вечером или на рассвете, – ханумка всегда выходила следом за Фаруком, будто привязанная. Тот цыкал на неё, она послушно отходила, но всё равно маячила неподалёку, пока Дубов или Лямин переговаривались с Фаруком. Жена отчего-то боялась оставлять мужа наедине с нами, будто надеялась защитить его от неприятностей местной жизни. Даже в смерти она его не оставила... Похоронить их мы не смогли – наблюдение засекло приближение группы "духов". Ввязываться в драку нам было нельзя, пришлось в темпе уходить.

Вот такое резюме. Если откровенно, Фарук знал, чем рискует. Пачки "афошек", которые ему передавали, были совсем не хилые. А вот ханумку его жалко, совсем ведь девчонка, лет семнадцать от силы. Её-то они за что? "Борцы за ислам" на жене за грехи мужа отыгрались, гниды "духовские"! Но ничего, даст бог, сочтёмся, не последний день эту "зелёнку" топчем. Сегодня, кстати, эту "программу" и попробуем воплотить, стемнело бы поскорее. Ночка верный наш друг и помощник, потому как к месту, куда мы идём, лучше подбираться затемно. Там у "духов" что-то вроде сторожевой заставы, и под утро там должен пройти Джунаддир со своими людьми. Откуда "контрики" эту информацию выцепили – не нашего ума дело, нам дано что попроще: передавить душманскую мразь. И чем больше, тем лучше. Кроме одного-единственного. Мужика, фотка которого есть у каждого из солдат, приказано взять живым, любой ценой! Впрочем, мыслить об этом пока рано, есть тут другая загвоздка. Район этот нам абсолютно неизвестен, раньше мы здесь не работали, местных тропок не знаем. Короче, нужен проводник из местных, чтобы не плутать попусту. И тогда утречком встретим их как положено.

Но, похоже, старший лейтенант, командир заставы, от этой перспективы совсем не в восторге, да и прапорщик Лямин как-то махом поскучнел, узрев старлея. А ведь застава эта, что к "зелёнке" притулилась, – место для нас идеальное, выдвигаться к месту операции очень удобно. Даст бог, сладится, найдут отцы-командиры общий язык. Вон, стоят уже рядышком, "зелёнку" в бинокль рассматривают, обсуждают чего-то. А у меня пока другая проблема один из обитателей заставы слишком пристально меня разглядывает. Голопузый, руки в карманах тёртых штанов, жуёт сигарету, и что-то нехорошее читается на его физиономии. Физиономия, надо сказать, очень мне знакома. Где я мог его видеть?..

* * *

... – Вдоль арыка не ходите... – старший лейтенант Гриньков глядел в бинокль, упорно игнорируя взгляд Лямина. – Там ещё по осени противопехоток насовали...

– А если левее взять? – спросил Лямин.

– Нельзя, с кишлака засекут...

– Ну, а вообще пройти можно?

– Всё можно, старшина, давай карту, покажу, план накидаю...

– А может, не стоит, товарищ старший лейтенант... – вновь засомневался Лямин. – Я пацанов не к тёще на блины поведу...

– Знаю... – Гриньков наконец оторвался от бинокля, вытер пот. – Знаю, прапорщик, и любую помощь окажу. Но своих я тебе не дам, не проси... Обращайся повыше, у меня ротный есть, комбат...

– Слушаюсь... – хмуро ответил Лямин. – Сейчас со своими свяжусь, пускай вас начальство воспитывает.

– Отлично... – одобрил Гриньков, переведя суровый взгляд на прапорщика. – Прикажут – дам человека, нет – извини... Грех на душу брать не хочу, мне вашего прошлого визита – во! – выше макушки хватит...

Минут пять они молчали, предаваясь угрюмым размышлениям. Старший лейтенант не мог забыть июльский вечер прошлого года, когда пропылённый тягач втащил на заставу сожжённый бэтр, с которого спрыгнул уставший мальчишка-солдат с тяжёлым заледеневшим взглядом. И видеть такой лёд в глазах Гриньков больше не хотел. Прапорщик же мечтал о скорой замене, после которой можно плюнуть на всё это дерьмо и укатить в свой Ярославль, где можно спокойно рыбачить и копаться в огороде, и как можно реже вспоминать эту кровавую мешанину...

Первым не выдержал Гриньков. Со вздохом опустил бинокль и покосился на прапорщика:

– Чёрт с тобой, уговорил...

– Вот спасибо!..

– Погоди... – поморщился "старшой". – Я тебе проводника даю, и не больше... Он у меня по осени на "дембель" уходит и должен уйти живым, понял?

– Понял я, понял... Он хорошо местность знает?

– Знает, всю осень и зиму здесь округу чесали...

– Ну и отлично...

– Да ты его тоже знаешь, он с вами на Яхлак прошлый раз ходил...

– Во!.. – прапорщик в растерянности почесал затылок. – Это тот хлопец, как его... Мальков?..

– Он... Под осень его зацепило, так после госпиталя он какой-то отмороженный стал... Ты гляди с ним, поаккуратнее...

– В смысле?

– В том смысле, что не знаю, чего с ним делать – то ли к награде представлять, то ли в трибунал налаживать...

* * *

...Вспомнил, это он. Тогда, правда, малость посуше был, чуть прихрамывал и наколка отсутствовала. А сейчас раздобрел, орёл во всю грудь крылья раскинул над словом "Кандагар"... "Дед" – по облику и содержанию... Ох, как он тогда о встрече мечтал!..

Дёмушкин сдвинул панаму на лоб и прикрыл глаза, собираясь чуть покемарить. "Голопузый" знакомец по-прежнему стоял у бэтра, щурился от сигаретного дыма и агрессивных действий не предпринимал. Вывод: пока можно отдыхать и размышлять о былом.

"Былое" сводилось к прошлому ноябрю, когда срок службы Дёмушкина составлял всего полгода. Тогда он ждал свою команду, тихо шалел, разглядывая седой от пыли Шинданд, и совсем не понимал, как можно прослужить здесь целых полтора года. Ясность внёс этот самый друг, прибывший с офицерами из 70-й за "своим" пополнением. Дёмушкин умудрился сцепиться с ним в первую же ночёвку. Оказавшийся по сроку службы аж "черпаком", тот тогда возжелал махнуться с Дёмушкиным ремнями...

Ремень у Дёмушкина был почти "нулёвым", у "черпака" – старым, тёртым да вдобавок сшитым в нескольких местах. Обмен выгодой явно не отличался, о чём Дёмушкин честно поведал товарищу по оружию. Секунд через двадцать он обнаружил себя лежащим в углу палатки, левое ухо гудело колокольным звоном, а "черпак", неспешно стягивая с него ремень, объяснял, на каком основании "чижам" не стоит "припухать"... Нет, если исходить из неписаных традиций родной армии, то гвардии "черпак" был прав на все сто, и всё бы кончилось почти мирно, если бы не крайне строптивый характер рядового Дёмушкина, из-за которого он уже имел пару выбитых зубов и кучу неприятностей в "учебке"... Короче, "черпак" приходил в себя минуты две, посреди изломанной табуретки и половины ошарашенных обитателей палатки. Вторая половина перепуганных "чижей" удерживала разъярённого Дёмушкина, который уже успел вернуть своё добро. Вот тогда-то "черпак" и пообещал, ощупывая кровоточащую голову, обязательно "достать" обнаглевшего салабона, даже если придётся топать за ним аж до Персидского залива. Ни Дёмушкину, ни "черпаку" дойти до залива не довелось, ирония судьбы свела их здесь, на одной из застав Кандагарской "зелёнки"...

... – Поговорим, борода? – многообещающе предложил чей-то голос, и Дёмушкин, приподняв панаму, оглядел собеседника. Глянь, до чего крутой мужик! Нас здесь пятеро, ещё полтора десятка лбов по заставе шляются, все до одного – бородатые, а этот "голопузый" поговорить предлагает...

Встал Рябцев, вытянувшись во все свои 185 см, и, смерив новичка хмурым взглядом, почти дипломатично поинтересовался:

– Охренел, пехота?

– Тихо, Саня... – поднялся Дёмушкин и, потянувшись, сообщил насмешливо: – Этот товарищ ко мне...

– А чё он?..

– Кончай... – оборвал Дёмушкин и, обернувшись к подошедшему, предложил: – Отойдём, наверно...

...Если не считать жару и надоедливых мух, то местечко за бэтром было вполне уютным, надёжно прикрытым от любопытных глаз и ушей.

– Ну что, щегол, узнал? – мастерски выплюнутый окурок упал под ноги Дёмушкина.

– Обязательно... – заверил Дёмушкин, растирая окурок носком кроссовки. – Что дальше?..

– Должок за тобой. Табуретку помнишь?..

– Ремень... – поправил Дёмушкин, фиксируя вынутые из карманов руки собеседника. – Ремень сначала был...

– Памятливый – это хорошо... – одобрил "голопузый", и шагнул было к Дёмушкину, засучивая рукава, но из-за брони кто-то властно окликнул: "Мальков!".

Мальков застыл на месте, сплюнул в досаде и, не отрывая сверлящего взгляда от Дёмушкина, громко отозвался: "Здесь я, товарищ старший лейтенант!" – "Ко мне, бегом!.."

Мыслю так: жизнь – сложная штука. Несколько секунд назад мы чуть не начали выяснять с Мальковым всю сложность наших взаимоотношений, но тут на тебе – сюрприз! Выясняется, что наш проводник до "объекта" – рядовой Мальков, и на всём пути следования он – царь и воинский начальник.

* * *

...Третий час по этим зарослям пробираемся, а конца не видно. Одно утешает: дружище Мальков с дорогой действительно знаком, ведёт уверенно, не рыскает. Без него, откровенно говоря, точно бы заплутали! Какая в этой темнотище карта, какие, к чёрту, ориентиры!..

Позади что-то отчётливо хрустнуло. Дёмушкин живо обернулся и молча продемонстрировал кулак неуклюжему Палванову. Тот виновато пожал плечами, и Дёмушкин, скомкав на губах готовые к выбросу матюги, отвернулся. Через мгновение он вцепился в автомат, нащупывая предохранитель и не отрывая взгляда от маячащей впереди фигуры Малькова, застывшего с поднятой рукой. Ещё через пяток секунд мысленно чертыхнулся и обозвал себя кретином: нервы разгулялись, мать их!.. Ну, стоит проводник, ну, руку поднял... Ничего особого – пришли, стоп машина...

... – Прямо, метров двести, дувал... – Мальков кивнул куда-то в темноту. – Там домишко, времянка... По зиме у "духов" там что-то вроде заставы было, "противопехотки" по периметру, на крыше – ДШК. Подходить удобнее вдоль арыка, только осторожнее – там чуть дальше кяризы...

Некоторое время все молчали, стараясь разглядеть хоть что-то в беспросветной темени, потом Лямин тихо сказал:

– Всё, Мальков, давай отдыхай. Если что – в драку не лезть, без тебя обойдёмся. Теперь наши хлопоты начинаются...

* * *

...Если верить нашему старшине, все неприятности в жизни происходят только из-за хронического несоблюдения Устава. На мой взгляд, тут он загибает, но если его мнение наложить на данную ситуацию – Виталя прав. Устав караульной службы надо чтить и блюсти – особенно сейчас.

Твой напарник по нужде в дальние кусты побежал – бывает, дело житейское. Что ты должен? Правильно, внимание удвоить, пялиться вовсю на тропу и её окрестности, дабы неверных "шурави" не прозевать... А ты вместо этого сачкуешь самым неправедным способом – гашишной мастыркой пыхаешь, кумаришь втихаря и "бур" твой к лозе виноградной прислонён. Да ещё в одеяло для тепла закутался... Короче, нарушение караульной службы сплошь и рядом. Впрочем, дядя, ты где-то прав – местечко здесь глухое, тропа надёжная, да и "зелёнка" эта – ваша. И домишко саманный, с крыши которого ствол ДШК успокаивающе торчит, тоже уверенности придаёт... Всё верно, всё так, и всё же зря ты, дядя, Устав не блюдёшь... А ну-ка, дядя, давай-ка ещё разок "косячок" дёрни – для полного кайфа! Думаю, он для тебя последним будет...

Дёмушкин неслышно отлип от земли, в три бесшумных прыжка достиг часового...

С десяток секунд "дух", изогнувшись бешеной дугой, ещё боролся, пытаясь оторвать немеющими пальцами сталь проволоки, что беспощадно резала горло. Но сильные руки крепче стянули концы удавки, и "дух" затих, уткнувшись лицом в землю. Некоторое время Дёмушкин лежал, навалившись на чужое тяжёлое тело, чутко вслушиваясь в предрассветную темень занимающегося утра, потом отпустил затянутую проволоку и, приподнявшись, огляделся.

С этим всё, а где поносник сбежавший? Вроде бы, вон в те кустики наладился... Там-то что? Ага, там уже Генка Васильков руками скрещёнными маячит, значит – порядок. Охране звиздец, теперь пора домишком заняться...

Дёмушкин взмахнул рукой, из зарослей бесшумно вынырнули четверо, быстро побежали к дувалу.

А вот теперь пошустрей действовать надо! Через часок рассветёт, люди Джунаддира будут на подходе. И когда подойдут – ничего подозрительного на этом "духовском" КПП обнаружить не должны. Здесь всё должно быть тихо и пристойно, как в пятницу в доме правоверного. Всё, работаем...

Дёмушкин выдернул из-за ремня "стечкин" с навёрнутым глушителем и побежал вслед за своими...

...Прапорщик Лямин сидел на кочке, задумчиво мусоля потухшую сигарету, и сосредоточенно наблюдал за активными действиями пары ног, обутых в кроссовки. Кроссовки были паршивенькие – китайский "адидас", – а вот ноги, напротив, внимания заслуживали особого. Во-первых, облачённые в добротные армейские штаны, эти ноги "информировали", что владелец в шмотье не нуждается. Во-вторых, ноги выражали явное стремление своего хозяина выжить любой ценой. Они дёргались, елозили, цеплялись за землю, пытались даже брыкаться. А причина столь бурной деятельности заключалась в том, что обладатель ног, дёргая ещё и связанными за спиной руками, пытался вытащить собственную голову из арыка... Такой возможности ему не давали – за шею и плечи его крепко держали Васильков с Палвановым. Лишь изредка, по знаку Лямина, патлатую башку "духа" выдёргивали из мутной воды, давая хватануть широко разинутым ртом чуток воздуха, и вновь подвергали "водной процедуре". Для столь эффективного и экстренного "потрошения" имелись свои веские основания.

Первое: среди убитых "духов" ни Джунаддира, ни интересующей нас личности не было. Второе было ещё паскуднее: один из трёх пленных "духов" оказался славянином. Да-да, землячком, я сам чуть не офонарел поначалу.

...В этот раз хадовская наводка сработала без осечки. Люди Джунаддира появились на этой тропе часа через полтора после того, как мы "обработали" здешних обитателей. Присутствия нашего на этой душманской "хазе" они явно не ожидали, как и кинжального огня с трёх сторон. Но очухались быстро: Джунаддир обкатывал своих в пешаварской "учебке", и рубка закрутилась серьёзная. Стреляться и резаться с этими серьёзными сволочами по всем окрестным зарослям и арыкам нам пришлось почти что час, после чего мы заимели трёх более-менее живых аборигенов. И одного из них, наиболее "достойную кандидатуру", мы сейчас готовили для срочного "потрошения"...

Лямин кивнул, и Васильков выдернул башку "духа" из арыка. Выпученные глаза, рот, судорожно хватающий воздух, явно выражали желание землячка передохнуть, и тогда Лямин чуть заметно кивнул Василькову – не торопись, мол...

– Р-реб-б-бята... – прохрипел "дух", блуждая мутным взором по нашим лицам. – П-пацаны, я свой!..

– Допустим... – негромко отозвался Лямин и, раскуривая сигарету, сменил тон на решительный: – Отвечать живо и ясно! Понял?

– Т-так точно...

– Службу помнит, козёл... – зло удивился Васильков и, слегка двинув "духа" по рёбрам, полюбопытствовал: – А что такое "чмо", помнишь, мразь?..

– Цыц... – спокойно приказал Лямин и обратил пристальный взгляд на "духа": – Быстро – фамилия, звание, полк!..

– Круглов... – Судорожно выдохнул "дух" и, переведя дыхание, зачастил захлёбывающейся скороговоркой: – Круглов Владимир, 101-й полк, второй батальон, первая рота1...

– Когда и почему ушёл к "духам"?

– Не уходил!.. – бывший "шурави" энергично закрутил головой, неприятные холодные брызги полетели с его нечёсаной головы. – С "блока" утащили, в октябре 80-го, сонным взяли, гады!..

– Сонным, значит? Гм... Ну, а пулемёт тебе за какие заслуги выдали?

– Да заставили меня, заставили!.. – почти простонал "дух" и, задрожав расквашенными губами, хлюпнул носом: – Убили бы иначе...

Все молчали, молчал и Лямин, продолжая полупрезрительно разглядывать "духа" Вову, и тот, сразу приободрившись, снова завёл:

– Я свой, пацаны, свой!.. Сбежать хотел, всё случая ждал, в доверие к ним входил... Верьте мне, ребята!..

Началось кино... Всё, не могу, сейчас младший сержант Дёмушкин рыдать начнёт вместе со всеми, охая и причитая над судьбой несчастного узника зиндана... Представили картинку?

Что интересно: она была бы вполне возможной, если б я этого Вову при другом раскладе не встретил. Поверил бы, ей-ей!.. Вид у него несчастный, голос дрожит, глазки голубые, ясные и честные, слёзы и сопли самые что ни на есть натуральные...

Вся проблема в том, что с этим Вовочкой я встретился, когда тот был занят крайне хлопотным и неблагодарным делом, полностью не соответствующим планам геройского побега из плена. Если точнее, стоял Вова за дувальчиком и вовсю лупил из старого "дегтярёва" по нашим залёгшим пацанам. Лупил азартно, патронов не жалел и даже покрикивал что-то злорадное. Я обошёл его с тыла, морды не видел, и мне страсть как хотелось влепить очередь в этого азартного "душка"! Но "язык" нужен был позарез, поэтому разделявшие нас два десятка шагов пришлось пропахать на пузе, кляня судьбу и необходимость выполнять приказы. А когда я очутился у него за спиной, то прикладом по башке двинул почти что нежно. В аут он ушёл сразу – мордой вниз: мне оставалось его же чалмой руки под локоточками скрутить. Спеленал, перекантовал на спину, глянул в морду – обомлел!.. Славянин, мать его за ногу, русак чистейший! С минуту приводил в чувство, усиленно разминая его харю кулаками, а потом орал и отгонял подбежавших пацанов, которые сгоряча чуть не порвали эту сволоту в клочья... Такое вот знакомство получилось у нас с Вовой из 101-го... Поэтому шибко большого доверия к его соплям и стонам я не испытывал.

– Ладно, жертва зиндана, будем считать – убедил... – словно издалека донёсся голос Лямина. – Теперь быстро пой – где Джунаддир?

– Нету... – Вова снова хлюпнул носом. – Свалил куда-то с пару недель уже...

– С американцем? – будто промеж делом поинтересовался Лямин.

– Ч-что? – Вова запнулся лишь на миг, всего на одно крохотное мгновение, но этого мига Витале хватило с лихвой – рывком вздёрнув голову "духа", он заорал, глядя в его расширенные глаза: – Куда американец ушёл, падла?!

...Только не надо брезгливо морщиться! Оно понятно: гораздо удобнее сидеть у "телека" и сквозь дрёму слушать вдохновенный трёп Мишки Лещинского, вовсю вещающего об "интернациональном долге" и геройских бойцах царандоя. Это проще и красивее, чем осознавать, что "выполнение интернационального долга" – война, которая не бывает без грязи, крови и мата. На которой убивают право и неправо. На которой солдат, угодивших к "духам", возвращали назад кусками, и мы платили "духам" тем же...

Информация о сгинувшем в неизвестность янкесе нужна была срочно, и сейчас у нас совсем не было времени играть с "духами" в ладушки. Уже рассвело, а до ближайшего поста три-четыре часа ходьбы. Место же здесь было очень пакостное – кандагарская "зелёнка". Да и "гости" могли явиться в любой момент.

... – Кончайте эту гниду...

– Не надо!

– Заткнись, падаль... Умри хоть человеком...

– Стой! – резко приказал Лямин. – Легко уйдёт, гад, шлёп – и нету... Как мыслишь, Вова?..

Вова безмолвно трясся, с ужасом глядя на прапорщика. А Виталя всё продолжал, не отрывая холодного взгляда от елозящего по земле "духа":

– В феврале Быкова в "цинк" запечатали, в марте Фарука с женой нашли... А если там наш Вова трудился? Как, хлопцы?..

Все молчали, потом Васильков, кашлянув, неуверенно подал голос: "Это... того, что ли?.."

– Того... – не отводя взгляда от "духа", подтвердил прапорщик. – Тащи, будем у этих сволочей опыт перенимать, по полной программе!..

Васильков крякнул и, закинув за спину автомат, исчез в зарослях. И Дёмушкин как-то вдруг сразу понял, что именно сейчас произойдёт. Впрочем, догадались все, кто видел Серёгу и выходил в марте на контакт с Фаруком. Только Мальков не врубился – о наших делах он не ведал. Просто сидел себе в сторонке, травинку мусолил...

Дёмушкину вдруг захотелось обнаружить, что всё вокруг – просто сон. Нет никакой "зелёнки", нет пленных "духов", тревожно зыркающих по сторонам, нет серьёзного лица Малькова, который, потеряв напускную невозмутимость, смотрел куда-то в сторону... Дёмушкин медленно перевёл туда взгляд...

Из зарослей торопливо выбирался Васильков, на ходу ожесточённо затачивающий и без того острый кол...

И вот тогда Вова завизжал. Верещал по-заячьи тонко, пронзительно, и сквозь этот визг прорывалось, что мы – козлы и фашисты, что он – свой, что американца уже давно здесь нет, и что к нему его совсем не подпускали... А потом визг превратился в рванувшийся по "зелёнке" нечеловеческий вой...

С минуту прапорщик молчал, с брезгливой отчуждённостью разглядывая побагровевшее лицо "духа" с торчащим изо рта кляпом, потом, отвернулся и отрывисто бросил в пространство: "Собрать всё, уходим!.."

– А этих? – -почему-то хрипло спросил часовой и повёл стволом автомата в сторону сжавшихся "духов". – Их что – тоже?..

– Этих? – Лямин скользнул по ним недобрым взглядом. – С собой берём... – и, растянув в кривой усмешке губы, предположил: – Теперь, небось, как соловьи курские распоются...

...Не знаю, будет ли эта сволота душманская петь соловьями, но что стали они шёлковыми, и на всём пути назад вели себя послушнее домашних собачек – факт налицо. Всё то время, пока мы собирали трофеи, "душки" сидели смирно, с немым ужасом уставившись на корчащегося Вову. Что ж, не только нам стаскивать своих друзей с заточенных кольев и отбивать у бродячих собак окровавленные куски с остатками рваных "хэбэ"... Как враг с нами, так и мы с врагом! И этого гада оставим здесь – в знак немого предупреждения тем, кто снова пойдёт по этой "духовской" тропе. И насчёт "душков" Виталя прав: запоют, гады, куда им деться, – не остановишь... Ведь вряд ли они догадываются, что такой метод дознания даже у нас в батальоне применять не рискнут – тюрягой попахивает. А здесь, в "зелёнке", закон очень даже простой: сегодня нам повезло, а завтра может быть наоборот. Но сейчас мы уходим, а "духи" остаются холодными и неподвижными. Все, кроме одного. Этот пока живой, но только пока. Сколько ещё он проторчит на крепко закреплённом колу, мыча и извиваясь, – не знаю. Знаю только, что пленных мы взяли двоих. Двоих – и никак иначе! Не было никакого Вовы Круглова из 101-го, который по-прежнему считается без вести пропавшим, и которого где-то в России до сих пор ждёт мать. Не было – и всё тут, так оно проще будет...

* * *

...Наша броня подошла почти под вечер. Надо было успеть уйти с последней "ниткой", поэтому попрощались торопливо, но искренно.

... – Будь здоров, старлей, свидимся, авось... За помощь спасибо...

– Не за что... Только вот насчёт встречи – давай чуток позже... Скажем, через годик, где-нибудь в районе Сочи...

– И в бархатный сезон, ага?..

– Угадал, прапорщик!.. Шашлыки с хачапури обеспечиваю...

– Понял, командир, вино за мной!..

Сейчас Гриньков и Лямин беседовали как старые добрые друзья, и Дёмушкин никак не мог поверить, что ещё сутки назад отношения старшего лейтенанта и старшины были более чем прохладными.

– Уходите, борода?.. – раздалось сзади, и Дёмушкин обернулся. Так и есть – дружище Мальков.

– Уходим... – Дёмушкину сейчас совсем не хотелось с ним лаяться.

– Ясно... – Мальков чуть усмехнулся. – Договорить-то не успели, а...

– Не успели... – опять не стал спорить Дёмушкин.

– Гм... Слышь, а чего это вы все такие бородатые?..

* * *

... – Обоих трясли порознь и одновременно, утверждают одно и то же – он ушёл с Джунаддиром ещё две недели назад...

– Ушёл... Финита?..

– Это вряд ли... Думаю, ещё встретимся...

– Поясни, Валя...

– Джунаддир ушёл не один, увёл большую часть отряда... В Пакистан? Вряд ли – не сезон для ухода. Значит...

– ...Резервы перебрасывают?

– Во-во!.. Явно закопошились, словно готовятся к чему-то... Даже грызню меж собой прекратили...

– Любопытный расклад. Есть о чём помыслить... Слушай, а скажи-ка честно, сколько пленных было?..

– Двое...

– Дубов!..

– Что, Сергей?

– Не забывай, Валентин, нам уже не по двадцать пять и здесь не Ангола!..

– Я помню, Серёга... И ты не забудь – здесь Восток, драка завернулась на годы, и методы, конечно, должны соответствовать, дабы сволота всякая о Россию ноги не вытирала!..

...Скорее бы появился этот чёртов аэродром!.. Нет, летать-то я не боюсь – "учебка" десантная как-никак пройдена. По моим прикидкам, лететь нам ещё минут пятнадцать, и совсем неохота, чтобы за это время по "борту" шарахнули из ПЗРК. Есть они у "духов", сам видел, когда по зиме перехватили их караван. Тогда среди вездесущего чарса, японских "видаков" и какой-то медициной хреновины мы нашли египетские "Стрелы", аж целый десяток. Это, конечно, не бог весь что, но штука, в общем, надёжная, простая и безотказная. Арабы когда-то быстро доказали это евреям, изведя "Стрелами" и "шилками" чуть ли не половину израильской авиации. Поэтому мне совсем не улыбается сыпаться с громадной высоты вместе с обломками "ИЛа", в которые он может превратиться после встречи со "Стрелой"... Вот если бы за спиной был родимый Д-5 – шанс уцелеть был бы. По крайней мере, до земли-матушки. Но сейчас за спиной не парашют, а плотно набитый РД и спальник. Поэтому приходится утешаться мыслями о скором и желанном баграмском аэродроме. Впрочем, не я один такой. В чреве родимого ИЛ-76, который с крейсерской скоростью целеустремлённо прёт до города Баграма, нас скопилось не меньше сотни. Часть – с десантуры, часть – с "соляры". Народ, надо сказать, крайне дерзкий, пялятся на нас с ухмылками, принимая то ли за чмошников, то ли за припухших "дембелей". Чёрт с ними, не будешь же каждому встречному объяснять, что вид у нас – исключительно рабочий, и какой это труд титанический – бороду отрастить...