Текст книги "Третья ось"

Автор книги: Виктор Киселев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

В ПОЕЗДЕ № 15

Задержать Грохотова в управлении дороги не успели. За несколько часов до получения полковником Ярченко шифровки Грохотов с поездом № 15 выехал в Москву с квартальным отчетом. Майор Голубев получил задание снять его с поезда на станции Новая. Сообщался номер вагона и место, занимаемое Грохотовым.

За несколько остановок до станции Новая в мягкий вагон с обоих тамбуров вошли Голубев и его помощники. Дамбаев и Васильков стали у выходных дверей, Голубев решительно направился к середине вагона. Держа в правой руке пистолет, левой он вставил трехгранный ключ в замочную скважину четвертого купе, осторожно повернул его и рванул дверь вправо. Дверь подалась всего на несколько сантиметров и уперлась в предохранитель.

– Откройте, ревизия, – внушительно сказал майор, пропуская луч карманного фонаря в узкую щель и освещая затемненное купе.

На нижней полке метнулась фигура человека. Увидев направленный на него свет, человек нырнул под одеяло.

Голубев двинул дверь влево. Пассажир, лежавший на верхней полке головой к дверям, включил свет, отогнул защелку предохранителя и впустил Голубева.

Майор вовремя успел спрятать пистолет; тринадцатое место, где он ожидал увидеть Грохотова, занимала миловидная блондинка с артистической внешностью.

– Почему вы на чужом месте? – в упор спросил ее Голубев.

Испуганная блондинка рассказала, что она едет в Новосибирск с эстрадной бригадой на гастроли. Накануне в вагоне-ресторане за вечерним чаем она разговорилась с сидевшим напротив солидным мужчиной в форме железнодорожного подполковника, пожаловалась ему, что не смогла достать место в мягком вагоне и вынуждена ехать в купейном. Подполковник оказался настолько любезным, что уступил ей свое место в мягком, перенес вещи, перекомпостировал билет, а сам, бедняжка, наверное всю ночь ворочается на жесткой полке. «Чем только не пожертвуешь ради искусства», – сказал он ей перед сном, уходя в соседний вагон и обещая зайти к ней утром, чтобы вместе позавтракать. По приметам Голубев установил, что это был Грохотов. «Опять перехитрил меня «очкастый», – подумал майор. – Старый разведчик осторожен и предусмотрителен».

Они всей группой перешли в соседний вагон. Проводник, узнав работников государственной безопасности, торопливо сообщил им, что человек, которого они разыскивают, вышел час тому назад на станции Таежная дать телеграмму и не вернулся в вагон. Вещи его остались в купе, а с собой он взял только кожаную папку, с которой ни на минуту не расставался всю дорогу.

Андрей вскрыл принесенный Дамбаевым чемодан. В нем оказались форменный серый костюм с погонами подполковника, пижама, белье, продукты и книга «В погоне за призраком».

– Интересуется советским детективом, – заметил Голубев. – Нелегкая погоня предстоит и нам. Только мы пойдем не за призраком, а за живым, известным нам человеком.

Колеса вагонов застучали на стрелках. Поезд подошел к станции Новая.

ПОГОНЯ

Капитан Дамбаев остался на станции для проверки всех проходящих на запад поездов. Василий Иванович с Андреем на автодрезине срочно выехали на станцию Таежная. Семьдесят километров автодрезина пролетела без остановки менее чем за час.

«Где может быть Грохотов? – в сотый раз задавался вопросом майор, мысленно ставя себя на его место и обдумывая, как бы он поступил сам, попав в подобную ситуацию. – На станции он не останется: слишком приметная фигура. В город тоже не пойдет. Не так просто там получить ночлег незнакомому человеку. Явки в Таежной у него не может быть. Ехать дальше он не решится, чувствуя, что впереди поставлен заслон. «Очкастый» должен забиться куда-нибудь в сторону, чтобы переждать опасное время, а затем спокойно выбраться из ловушки».

Станционные работники, опрошенные Голубевым, не могли ничем ему помочь, так как не видели человека с приметами Грохотова. Надо было срочно принимать решение. Каждая минута промедления шла на пользу врагу, отдаляла его от преследователей.

Голубев зашел к дежурному по станции, чтобы по селектору вызвать полковника Ярченко. Надев наушники селектора, он услышал, как главный кондуктор с грузового поезда докладывает в отделение: несколько минут тому назад у Крюковского переезда неизвестным был сорван стоп-кран. Виновника задержать не удалось. Поезд следует дальше.

До Крюковского переезда отсюда шестнадцать километров. Голубев понял, что остановка поезда на перегоне дело рук Грохотова. Быстро запросив отправление, группа на автодрезине двинулась дальше.

Вот и дорога, ведущая в Крюковский леспромхоз. От станции Таежная она идет параллельно железной дороге, то появляясь, то исчезая в придорожной лесной полосе. После пересечения с железнодорожным полотном лесовозная дорога круто поворачивает в дремучую тайгу.

В глухой чащобе, вдали от населенных пунктов, – таежный поселок крюковских лесорубов.

Автодрезина остановилась на переезде. Голубев и Васильков выскочили из вагончика. На ходу отдав приказание шоферу следовать обратно и ждать на станции, майор бросился к будке переездного сторожа. Навстречу ему с фонарем в руке вышла дородная сторожиха в длинной овчинной шубе, пуховом платке и огромных валенках, подпоясанная солдатским ремнем, на котором висел футляр с сигнальными флажками.

– Все в порядке, товарищ майор, – откозыряла сторожиха, поднеся растопыренную ладонь к щеке.

– Когда в Крюково прошла последняя автомашина?

– В 21-15 московского. Сразу после отхода останавливавшегося на переезде поезда прошли два порожних лесовоза, – по-военному отрапортовала бойкая железнодорожница и уже неофициально добавила: – На первом ехал Васька Куликов, а второй вел Иван Иваныч Король – лучший наш водитель. Он еще останавливался у будки, кваску своеварного я ему выносила.

У закрытого шлагбаума послышался автомобильный сигнал.

– Разрешите отлучиться для выполнения служебных обязанностей? – снова переходя на официальный тон, спросила сторожиха.

Майор не слышал этого вопроса. Увлекая за собой Андрея, он бросился к автомашине. Почти упираясь радиатором в перекладину шлагбаума, не заглушая мотора, у переезда, нетерпеливо подрагивая всем корпусом, стоял лесовозный автомобиль ЗИС-150.

– Быстро поднять шлагбаум, – скомандовал майор, открывая дверку кабины. – Андрей, сюда.

Обращаясь к шоферу, как к старинному другу, Голубев взмолился:

– Прокати, голубок, с ветерком. Важная птица улетает, надо не упустить.

Шофер без объяснения понял, каких пассажиров он принял в кабину.

Прогромыхав прицепом по переезду, он подвернул к обочине дороги, оставил прицеп у кювета и, переключив скорость на пятую, ринулся в погоню.

Андрею казалось, что он видит воочию, как сокращается расстояние, отделяющее их от машин Куликова и Короля. На которой из них удирает Грохотов? По верному ли они идут следу? А если стоп-кран сорвал кто-нибудь из работников леспромхоза, возвращавшийся ночью из города, как это бывало не один раз раньше? Почему так уверен и спокоен Голубев? Разве не наступает самая ответственная минута решительной схватки с врагом? А вдруг Грохотова нет на этой дороге, он воспользуется прекращением за ним слежки и надежно спрячется? Из раздумий Андрея вывел резкий толчок. Шофер включил тормоза, и машина с шипением остановилась на развилке двух дорог.

– Куда прикажете дальше ехать, товарищ начальник? – спросил шофер. – Налево – дорога в лесосеку, на погрузку леса. Направо – в поселок леспромхоза.

Голубев выскочил из кабины. Свежие следы были хорошо заметны на обеих дорогах. Приглядевшись к следам, майор определил, что последняя машина Ивана Ивановича Короля направилась в поселок. «С чего бы это Король стал терять время и очередь на погрузке леса? – задался вопросом Голубев. – Ответ может быть только один: в поселок его заставил ехать пассажир».

– Жми, голубок, в поселок, – решил майор. – Мы на пятках у Короля...

В ОСАЖДЕННОМ ЛЕНИНГРАДЕ

Теперь, когда наше повествование подходит к концу, мы вернемся на несколько лет назад, чтобы внести в события полную ясность.

В числе диверсантов, заброшенных немцами в осажденный Ленинград задолго до прорыва блокады, оказался некто Олег Мертвищев. В первые месяцы войны Олег не спешил эвакуироваться с железнодорожным техникумом, где он читал курс вагонного хозяйства, и встретил «завоевателей» вместе с другими предателями, оставшимися для «сохранения порядка» в покинутом советскими войсками Львове. От должности полицая до разведывательной школы оказался один шаг.

Инструктируя группу диверсантов перед засылкой в Ленинград, начальник русского отдела школы полковник Шлехтер определил Мертвищеву особое задание. Беседа происходила с глазу на глаз.

– Господин Мертвищев! Вы в последний раз слышите свою подлинную фамилию, – начал полковник Шлехтер. – Отныне вы техник-строитель Петр Яковлевич Квасов.

Полковник передал Олегу комплект документов на имя Квасова.

– Войне пока еще не видно конца, – продолжал Шлехтер.– Завтра вас выбросят с самолета в окрестностях Ленинграда. Оттуда вы проберетесь на Урал, устроитесь в тихом уральском городке на незаметную работу в какую-нибудь артель или промкомбинат и будете ждать задания. Свое местонахождение сообщите нам шифровкой через уральского резидента. Адреса явок прочтите и запомните наизусть. Возможно, что задания вам придется ждать очень долго. Это не должно вас огорчать. В период бездействия, чтобы вам не было скучно, заведите обширные знакомства, запишитесь в кружки самодеятельности, в библиотеку, в спортивное общество. На займы подписывайтесь первым. Денег не жалейте. Ваша задача – врасти в коллектив, завоевать доверие, показать себя, как это у русских называется, «парнем в рубахе». Не исключена возможность, что война затянется, и нам нужны свои люди на той стороне...

Мертвищев напряженно вслушивался в каждое слово полковника.

«Петр Квасов... Петр Квасов»... – как метрономом отстукивало в его сознании после каждой фразы, произнесенной шефом...

И вот он в Ленинграде.

Когда Олег приземлялся с парашютом в пригороде Ленинграда, его постигла первая неудача – он угодил на озере в полынью от снаряда. Олег долго барахтался в студеной воде и кое-как выкарабкался на крепкий лед. В воде он сбросил с ног тяжелые сапоги, под стельками которых были запрятаны документы и часть денег. Тщательно обсушившись в заброшенной избушке, сколоченной на берегу озера в довоенные годы любителями охоты на водоплавающую дичь, Олег переоделся в штатский костюм и с трудом пробрался в Ленинград, полагаясь на свою удачливую фортуну. Фортуна не подвела его. Укрываясь от ночных патрулей, он совершенно случайно нырнул в подъезд полуразрушенного дома на Обводном канале. Поднявшись на третий этаж, в темном коридоре Олег нащупал дверную ручку и тихо нажал на нее. Давно не смазывавшаяся дверь, скрипнув, отворилась. Из комнаты пахнуло сыростью и затхлостью, свойственными нежилым помещениям.

В непроницаемой тьме ориентироваться было невозможно, и Олег засветил электрический фонарик. В комнате стояла железная печка и кровать. Под тонким суконным одеялом на кровати угадывалась человеческая фигура. Поставив пистолет на боевой взвод, Олег тихо окликнул хозяина комнаты. В ответ ни звука. Он подошел к изголовью кровати. Из темноты на него стеклянными глазами строго смотрел мертвец. Олег в страхе отшатнулся от жуткого видения. В комнате мебели не было. Все, что могло гореть – шкаф, стол, стулья, книги, – ушло в прожорливую печь, до последнего дня согревавшую своего хозяина. Хладнокровие и спокойствие вернулись к Олегу.

«Надо бояться живых, а мертвые безопасны, – подумал он, осматривая вещи покойного. – Смерть от дистрофии», – заключил он, бегло взглянув на лежащий скелет, обтянутый желтой кожей.

Больше всего Олега заинтересовали документы умершего. Он разыскал паспорт и военный билет с отметкой о негодности к несению воинской службы, а также несколько различных справок на имя студента-дипломника Ленинградского института инженеров железнодорожного транспорта Лапина Александра Петровича. Обрадовало Олега предписание, по которому Лапину надлежало явиться на эвакуационный пункт для выезда из Ленинграда, как дистрофику, по только что проложенной «дороге жизни».

«Полный порядок, – торжествовал Олег. – Есть ночлег, документы и, главное, виза на выезд из этого мертвого города».

Утром, надев для большего сходства очки студента, обросший и измученный бессонными ночами, он явился на эвакуационный пункт. В спешке не вызвавший никакого подозрения, Олег с одной из машин был отправлен в путь через Ладожское озеро.

НА КРУТИЛИНСКОМ ЗАВОДЕ

Через два месяца Олег с документами Лапина появился на Урале, в поселке Крутилино, куда в то время из центра эвакуировался вагоностроительный завод. Начисто обрив голову и отрастив запорожские усы, Олег по истечении срока обменял паспорт и узаконил за собой фамилию Лапина. В работе и жизни он строго следовал инструкциям, полученным от полковника Шлехтера.

Давно окончилась война. Разведывательная школа, где проходил выучку Олег, отошла на территорию Восточной Германии, где немецкий народ встал на путь строительства социализма и не собирался вредить своему великому соседу. Иногда Олегу казалось, что о нем забыли и он, обретя права гражданства, снова стал честным советским человеком. Но каждый раз, когда он решал, что от старых связей не осталось и следа, ему невольно вспоминалась разведывательная школа полковника Шлехтера и личное дело агента, зарегистрированного под кличкой Пращур, а в личном деле, среди справок и бумаг, несколько фотографий, на которых он, Олег Мертвищев, в форме полицая запечатлен бесстрастным объективом фотоаппарата на фоне виселиц, пожаров и разрушенных зданий с друзьями, такими же, как и он, предателями и подлецами. Там же, в личном деле, находился составленный им донос, по которому была арестована и расстреляна вся семья секретаря горкома партии – руководителя партизанского отряда.

За годы работы на Крутилинском заводе Олег поднялся по служебной лестнице от рабочего до мастера одного из ведущих цехов – литейного.

Поведение его было безукоризненным. Несколько раз приглашал «товарища Лапина» к себе на беседу парторг ЦК на заводе, интересуясь, почему он до сих пор не в партии. За ним упрочилась репутация «убежденного холостяка». Сердобольные соседки по квартире распространяли слухи, что Александр Петрович потерял всю семью в самом начале войны и остался верен памяти погибшей жены.

Назначение Лапина мастером литейного цеха совпало с награждением его вместе с большой группой работников завода орденом «Знак почета».

И сразу же его призвали к действию.

В цехе у новоиспеченного мастера обнаружился соучастник, следивший за ним в течение всего времени и информировавший о его поведении заинтересованных лиц. Через него Мертвищев-Лапин получил задание. Он же оказывал Олегу активную помощь в выполнении диверсии. Робкая попытка Мертвищева-Лапина отказаться от выполнения задания была отклонена сообщником, предъявившим копии компрометирующих документов и фотографий.

В течение месяца было выдано несколько плавок с повышенным содержанием фосфора и серы. Из этого металла в другом цехе выпрессовывали вагонные оси.

Олег понимал, что увеличенный процент этих элементов ослабит металл, сделает его более хрупким, особенно в суровые морозы, и дефектные оси, поставленные под грузовые вагоны, через определенный срок неминуемо сломаются на ходу, что повлечет массовые крушения и нанесет колоссальный ущерб государству.

Он чувствовал, что на заводе работает целая диверсионная группа, подозревал в соучастии и лаборантку, приходившую за пробами металла в дни, когда выдавались некачественные плавки, и мастера колесного цеха – соседа по квартире, – встреч с которым он избегал, и некоторых других. Но обо всем этом нужно было молчать, и он молчал.

Колесные пары, сформированные на дефектных осях, расходились по вагонным депо Урала, Сибири и Дальнего Востока. Когда деятельность Олега достигла наивысшей активности, он внезапно получил секретное указание разведывательного центра о перемещении его из Крутилино в одно из сибирских вагонных депо, чтобы из исполнителя стать наблюдателем.

Под предлогом отъезда к престарелым родителям Олег с трудом добился расчета и, напутствуемый пожеланиями успеха, выехал из Крутилино.

ПРИЕМЩИК МИНИСТЕРСТВА

Вскоре Мертвищев-Лапин уже под фамилией Грохотова появился на сибирской станции Новая, где устроился мастером вагонного депо. А через год поднялся по должностной лестнице сразу через несколько ступенек и стал появляться на станции Новая и в других вагонных депо дороги как приемщик вагонов Министерства путей сообщения.

Осматривая выпускаемые из ремонта вагоны, Грохотов нередко встречал на вагонных осях клейма, номера плавок на которых заставляли его быть настороже и напряженно ждать.

Когда, почти на глазах, сработала первая ось, – результат разочаровал его. Вторая ось принесла еще большее разочарование. Как вели себя дефектные оси на других дорогах, он не имел сведений и мог только догадываться, что серьезного ущерба они не приносили: крупных крушений из-за излома вагонных осей не было.

Вся надежда возлагалась на Сибирь с ее сухими, крепкими морозами, где излишние примеси в металле быстрее делали свое разрушительное дело.

Когда вечером его вызвал с квартиры по телефону заместитель начальника дороги и предложил немедленно выехать с ним на место крушения в Глубокую Падь, Грохотов решил: началось. Предположение его оправдалось – сработала третья ось.

После крушения поезда № 1112 можно было записать себе в актив крупную победу. Грохотов торжествовал. Его торжество омрачилось, когда расследованием крушения занялись органы государственной безопасности.

«Если они найдут истинную причину, – думал он, – все мои долголетние труды пойдут прахом». – Грохотову показалось, что он сумел направить следствие по ложному следу. Подлоги, покушения, убийство – ничем не брезговал гнусный враг, для того чтобы замести свои грязные следы. Он скорее почувствовал, чем узнал, что, несмотря на все предосторожности, попал в облаву и кольцо преследования замыкается. Надо бежать. Времени, для того чтобы связаться с центром, не было, и Грохотов решил действовать самостоятельно. Под видом выезда в Москву с квартальным отчетом он уехал из управления дороги.

Остановка на станции Таежная, возвращение на товарном до переезда, срыв стоп-крана, попутная машина в Крюковский леспромхоз и прибытие туда с поддельным мандатом уполномоченного облисполкома – все это было продумано и подготовлено заранее. Грохотов закрылся в заезжей комнате, гостеприимно предоставленной ему директором, чувствуя себя наконец в безопасности. Он потребовал утром подать ему автомашину, чтобы ехать на самый отдаленный участок лесозаготовок – Топорок.

– Не люблю отсиживаться в конторе, – расставаясь перед сном на крыльце заезжей, заявил он директору. – Хочу сразу ознакомиться с обстановкой...

«В далекой глуши, куда не достают даже телефонные звонки, можно будет некоторое время отсидеться, а потом...» – О дальнейших планах он не успел подумать. Усталость поборола тревоги и опасения. Грохотов уснул.

БЕССОННАЯ НОЧЬ ДИРЕКТОРА

Директора Крюковского леспромхоза Никитаева разбудил телефонный звонок. Вызывали в контору.

– Черт знает что такое! – ворчал недовольный директор. – Только что устроил одного уполномоченного, опять какие-то гости нагрянули. И до всего должно быть дело директору. Пора, пора, старик, на пенсию.

Никитаев хитрил сам перед собой. Проработав свыше тридцати лет в лесу, прочно утвердившись после войны на посту директора одного из крупнейших леспромхозов области, он только сейчас почувствовал себя в силе.

Большим хозяйством он руководил легко и спокойно. Считая основой выполнения плана заботу о людях, старый директор построил в тайге благоустроенные поселки, не отличающиеся от городских, со всеми возможными удобствами. Рабочие из Крюково не увольнялись. Плохо здесь было только пьяницам, бездельникам и бракоделам.

Приезд уполномоченного удивил Никитаева: ему почудилось недоверие к его способностям руководителя, это настроило его на ворчливый тон и заставило заговорить о пенсии.

– Чем могу быть полезен? – вежливо обратился Никитаев к мужчине в военном полушубке, угадав в нем старшего группы.

Голубев коротко рассказал Никитаеву о цели приезда.

– В пути мы встретили возвращавшегося из поселка шофера Короля, который привез к вам «уполномоченного». Не вызывает сомнения, что это тот, кого мы разыскиваем.

– Разрешите проводить вас к месту ночлега самозванца, – предложил директор.

Рассказ Голубева ободрил его: «Верят еще в области старику Никитаеву. Знают, что справится с планом сам, без толкачей и теребильщиков», – удовлетворенно отметил в своем сознании директор.

– Сон Грохотова будет оберегать ангел-хранитель в образе младшего лейтенанта Василькова. Возьмем эту сволочь утром в автомашине.