Текст книги "Пленники Долины"
Автор книги: Виктор Кузнецов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– За что тебя? – поинтересовался незнакомец, чуть прищурившись и склонив голову набок.
– За дело, – коротко бросил Роган, не желая затевать беседу.
– Все мы здесь «за дело». И чем дело правее, тем больший срок, – осклабился длиннорукий.
– За воровство, – солгал Роган.
Незнакомец придирчиво оглядел здоровяка и с сомнением в голосе произнес:
– Из тебя вор, как из меня надзиратель.
Роган мысленно согласился, что, действительно, выбрал не самый подходящий ответ.
– Умеешь становиться невидимым? – Человек снова растянул губы в ухмылке.
– Тебе-то что? – буркнул Роган, мысленно ругая себя за несдержанность. Его раздражал навязчивый тип, но затевать выяснение отношений сейчас было бы непростительной роскошью.
Длиннорукий поднял с пола осколок кувшина и метким броском вогнал высунувшуюся из норки мордочку назад. Крыса не успела даже пискнуть, настолько молниеносным оказался бросок.
– Свидетелем меньше, – брезгливо скривился длиннорукий. – Так всегда бывает: или ты, или тебя. – Он почесал заросшую щеку и добавил: – Не могу понять, чей ты: из наших или нет?
– А если поймешь, что-нибудь изменится? – подавив волну неприязни, спросил Роган.
– Получу ответ на свой вопрос.
– Ну…
– С нами ты или нет.
– С кем это «с вами»?
– Брось прикидываться, – уже не скрывая раздражения, проговорил узник.
– С вами, – солгал Роган в надежде, что его наконец-то оставят в покое.
– Хм… – Незнакомец набрал в рот слюны, смачно плюнул и с едва уловимой насмешкой в голосе спросил:
– Зовут как?
– Роган.
– Паук, – стукнул себя кулаком в грудь длиннорукий собеседник. Он подался вперед и с нескрываемым азартом добавил: – Нам здорово повезло, не находишь? Тут можно жить. Не то что на острове. Даже девки есть.
Роган согласился.
– Будешь со мной, сделаю так, что работать почти не придется. Всё будут эти делать, – новый знакомый пренебрежительно указал большим пальцем за спину.
Довольный, что все вышло именно так, как он и задумывал, Паук наконец-то оставил Рогана в покое и, подойдя к двери, ударил по ней ногой:
– Жрать несите!
На уровне глаз в двери открылось крохотное оконце.
– А ну прекрати шуметь!
– Да я не шумлю, служивый, – Паук изобразил дружелюбную улыбку. – Желудок скоро меньше рыбьего пузыря станет. Ужин когда?
– Когда положено, тогда и принесут, – ответил все тот же голос, но на этот раз он звучал уже не так сурово.
Напоминание об ужине вызвало всеобщий радостный вздох, и лишь единственный среди запертых в амбаре людей, не обращая ни на кого внимания, продолжал негромко причитать: «Господи, Господи». Иногда он смолкал, но лишь для того, чтобы стукнуться лбом о бревенчатую стену и, спустя мгновение, продолжить завывания.
Пока Паук беседовал с охранником, Роган мысленно перебирал варианты побега. Самым простым было выломать дверь. Роган не сомневался, что сможет отыскать Заред, но понимал, что вряд ли им двоим удастся покинуть особняк незаметно. Привлекательнее выглядел другой способ: сообщить охраннику, что он – Роган – располагает очень важной для губернатора информацией. Неважно какой, для начала нужно хотя бы выбраться из амбара. Однако вряд ли охранники захотят тревожить губернатора сегодня.
Роган мысленно выругался. Он поднял с земли кусок черепицы и начал медленно его крошить, отламывая кусок за куском. Так продолжалось до тех пор, пока в руках не остался крохотный, не крупнее ногтя большого пальца, осколок. Зашвырнув его в угол, Роган до боли прикусил губу – оба варианта выглядели неубедительно.
Вскоре из коридора донеслись голоса, шум шаркающих ног и постукивание половника. В проеме дверного оконца появился растянувшийся в улыбке лик раздатчика пищи, и веселый работник господина Мигеля громогласно сообщил:
– А ну живо занимайте очередь!
Бросив клич, лицо исчезло, вместо него появилась жестяная миска, до краев наполненная гороховой кашей. Люди охотно потянулись к двери. Первым еду получил Паук. Он жадно выхватил миску и, пристроившись на перевернутом ящике, звонко застучал ложкой. Роган рассудил, что подкрепиться будет нелишним, и последовал примеру остальных.
Каша оказалась горьковатой на вкус, но после сухого дорожного пайка горячая желтая масса поедалась с огромным удовольствием. Расправившись с порцией раньше всех, Паук все еще продолжал испытывать голод. Он подошел к двери, просунул миску в окошко и потребовал добавки.
– Не положено, – отказал раздатчик.
– Кашки пожалел? – угрожающе начал Паук, потрясая пустым блюдом.
– Говорю же: не положено. Завтра получишь.
Бормоча ругательства, Паук подчинился. Он все больше вызывал у Рогана неприязнь, и очередной поступок длиннорукого лишь усилил это чувство.
Паук приблизился к последнему получившему ужин человеку и требовательно протянул руку:
– Давай сюда.
Сухой жилистый каторжанин держал миску в узловатых пальцах, не зная, как поступить. Из-за обиженно поднятых бровей, сутулых плеч и не по размеру широкой одежды он напоминал Рогану огородное пугало, выставленное на острастку воронью, но способное напугать лишь ребенка ветреной ночью.
Паук взял миску за края и потянул на себя. Каторжанин испуганно разжал пальцы. Не ожидая послабления, Паук приложил слишком много сил, и каша выплеснулась ему на рубаху.
– Ты что делаешь?! Сейчас вылизывать это будешь! – взбесился Паук.
Он наотмашь ударил унылого по лицу. Тот попятился и, закрыв голову руками, опустился на колени. Длиннорукий с ненавистью пнул человека в грудь, и ни в чем не виноватый каторжанин опрокинулся на спину. Паук ударил снова, затем еще раз и еще. Находившиеся в помещении люди бросали сочувственные взгляды, но заступиться не решались, втайне радуясь, что все это происходит не с ними. Жертва покорно сносила побои, даже не пытаясь отвечать.
– Паук, прекрати! – крикнул Роган длиннорукому.
Услышав окрик, каторжанин обернулся.
– Угомонись, тебе говорю, – повторил Роган угрозу.
Удивленный поведением «союзника», Паук развел руками, всем своим видом демонстрируя разочарование. Затем медленно наклонился и нащупал что-то в области щиколотки. Когда он распрямил спину, в руке его сверкнул короткий нож. Паук быстро приближался, покачиваясь из стороны в сторону и меняя хват с прямого на обратный.
– Я думал, ты со мной, – потревоженной змеей шипел нападавший.
Роган без видимых усилий поднял одной рукой валяющийся на полу дырявый бочонок и запустил им в вооруженного ножом человека. От неожиданности Паук даже не успел уклониться и вместе с бочонком отлетел назад. Ругая весь белый свет и Рогана, как гнуснейшее из его порождений, задира проворно вскочил, намереваясь воспользоваться ножом, но тут же могучая оплеуха отправила его на прежнее место. Роган подобрал нож и, поигрывая им, назидательно произнес:
– Я тебя предупреждал.
Паук смотрел бессмысленным взглядом, не находя в себе сил подняться. Вскоре в его глазах зажегся уже знакомый Рогану злобный огонек, длиннорукий перевернулся на живот и с трудом, словно делал это впервые, встал на ноги.
– Еще пожалеешь, – не оборачиваясь, проскрипел он сквозь плотно сжатые зубы и заковылял прочь.
Роган безразлично пожал плечами, радуясь, что все закончилось. Под одобрительные взгляды каторжан он подкатил к себе бочку, перевернул ее на попа́ и уселся сверху. Теперь можно было вновь сосредоточиться на плане побега.
Роган мысленно представил весы, где на одной из чаш лежали достоинства силового варианта, а на другой покоились положительные стороны дара убеждения. Убеждения перетянули. Оставалось дождаться, когда каторжане улягутся спать, после чего можно будет попытаться убедить охранника.
И без того скудный свет, проникающий в помещение через зарешеченное оконце, быстро тускнел. Темнота скапливалась в углах и, собираясь с силами, готовилась захлестнуть светлячок зарешеченного оконца. На небе зажглись необычайно яркие звезды, запели ночные цикады.
Роган почувствовал, как кто-то несмело тронул его за плечо. Обернувшись, он увидел все того же долговязого каторжанина, взамен ужина получившего порцию тумаков.
– Спасибо, – искренне поблагодарил долговязый. – Если бы не ты, меня бы точно убили.
– Учись давать отпор, – посоветовал Роган. – Иначе пропадешь. Ты кем был-то?
– Гончар я, – поклонился долговязый. – Дарко меня зовут.
– Ты, Дарко, брось мне тут кланяться, – недовольно предупредил Роган. – Мы теперь ровнее травы в поле.
– Не умею я драться. Про глину все знаю: каких сортов, где лучше искать, когда. Какой угодно формы посуду вылеплю, а вот сражаться не обучен.
Роган усмехнулся. Стоявший перед ним человек был не слабее своего обидчика, но, как травоядное животное, привык обреченно ждать участи, уготованной ему кем-то другим.
Поблагодарив неожиданного защитника, Дарко прилег неподалеку, подложив под голову дерюжный мешок. Роган подошел к двери и негромко позвал охранника.
Тот не отзывался. Роган повторил попытку. Раздались шаги, клацнул засов, и недовольный голос спросил:
– Чего надо?
– У меня есть важное сообщение для губернатора. Это очень срочно! – торопился заинтересовать Роган охранника.
– Что за спешка и какое это у тебя может быть для него сообщение? – В голосе стража звучало недоверие.
Каторжанин попытался рассмотреть охранника, но свет факела шел сбоку, освещая лишь пол-лица.
– Я могу сказать это только губернатору, – заговорщицки произнес Роган.
Охранник молчал, переминаясь с ноги на ногу, пребывая в твердой уверенности, что беспокоить старшего на ночь глядя вредно для здоровья.
– Утром скажешь, – принял он окончательное и бесповоротное решение.
– Но… – попытался возразить Роган, однако его уже никто не слушал.
Стражник захлопнул дверцу, и звук удаляющихся шагов говорил о том, что разговор «по душам» не состоялся.
Лицо Рогана исказила злоба. В этот миг он ненавидел ополченца больше всех на свете. Попробовав дверные доски на прочность, Роган Говард убедился, что сумеет их выломать, и только после этого вернулся назад, к своей бочке. Идти напролом, поднимая шум сейчас, когда только-только зажглись первые звезды, было неразумно. Этот последний карточный кон, в котором ставкой становилась его жизнь, Роган решил разыграть под утро, очень надеясь на внезапность. В том, что неожиданное нападение – половина успеха, он неоднократно убеждался ранее, когда возглавлял королевский отряд.
«Как же это было давно!» – подивился Роган, что думает о событиях месячной давности, как о чем-то нереальном, происходившим с кем-то другим; с воином, носящим такое же имя и одинаковые с ним воспоминания.
Тишину ночи тревожили звуки осмелевших грызунов, снующих в поисках еды, стрекот цикад и дыхание спящих людей. Роган накидал возле бочки соломы и лег на спину. С удивлением он поймал себя на мысли, что знакомство с Заред Корвин совершенно неожиданно наполнило его жизнь новым смыслом. Отступила тоска, равнодушие к собственной судьбе сменилось переживаниями за судьбу девушки и болью, что он не может ей помочь. Идея дождаться утра уже не казалась ему привлекательной. Пока он разлеживается тут, с Заред может случиться что угодно. «Нет, ждать больше нельзя!» – принял решение Роган.
В коридоре вновь раздались шаги, заскрипела дверь. В амбар вошли три ополченца. Двое остались у порога, третий, подсвечивая факелом, быстро отыскал Рогана и, толкнув ногой, велел встать. Бывший командир заставы неохотно поднялся. Он сверху вниз смотрел на низкорослого слугу закона, гадая о причинах его внезапного визита. «Может быть, губернатору доложили про „важное сообщение“?» – подумал Роган с надеждой.
– Выбери себе помощника, кого-нибудь, кто нравится больше остальных, – приказал ополченец, двусмысленно усмехнулся и резко поторопил: – Давай быстрее!
Роган застыл на месте, решая, как поступить. Если бежать сейчас, то неминуема схватка с четырьмя противниками. Пленник не сомневался в своем превосходстве, но, чем больше целей, тем тяжелее контролировать наносимый урон. Повышается риск тяжело ранить или даже убить людей губернатора, а это все равно, что подписать себе смертный приговор. Роган не боялся смерти, но, позволив себя убить, он бы не смог защищать Заред, и эта мысль заставляла его осторожничать.
– Я пойду, – донесся голос из темноты.
На освещенный участок вышел Дарко. Ополченец удовлетворенно хмыкнул в усы. Рогана и Дарко вывели на воздух и, предупредив о последствиях необдуманных действий, сопроводили к трем огороженным бревенчатым частоколом подсобкам, выстроенным близ жилого дома. Судя по запаху навоза, за оградой находился скотный двор. Каторжан подвели к одноэтажному строению: крытому дранкой, с низеньким окошком, пологим всходом и массивным засовом на входной двери. В двадцати ярдах левее жилого дома чернел пруд, облюбованный говорливыми лягушками. Старший конвоир скомандовал остановиться и, прохаживаясь перед новыми работниками господина Мигеля, многозначительно сообщил:
– Сегодня кое-кому повезло дважды. Первый раз, когда господин губернатор обратил на них внимание. Догадайтесь, когда удача улыбнулась им повторно?
– Неужели сейчас? – копируя интонацию ополченца, предположил Роган.
– Именно! – восторженно подтвердил конвоир. – За оказанную честь вам предоставляется возможность отплатить господину губернатору добросовестным трудом. Так что к утру хлевок должен сиять, как трапезная!
Только темнота не позволила конвоиру прочитать на лице Рогана неподдельную радость. Теперь не нужно будет ломать дверь, оглушать охранника, беспокоиться, что каторжане разбегутся кто куда и привлекут внимание ополченцев.
– Все сделаем в лучшем виде, – пообещал Роган. – Так что утром извольте на завтрак.
– Но-но! Шуточки с законом сокращают жизнь, – предостерег конвоир, однако в его голосе не было злобы, скорее назидание. – Лопаты внутри, тачка на заднем дворе. Навоз сваливайте возле пруда. И не вздумайте делать глупости! – посуровел представитель власти. – Бежать тут некуда, да я бы и не советовал, – предупредил он перед тем, как уйти.
Роган в очередной раз подивился, насколько дружелюбно относятся тут к бывшим узникам. Отправив Дарко за тачкой, он зашел в хлев. Узенький проход делил помещение на две половины, каждая из которых, в свою очередь, состояла из многочисленных загонов и загончиков, где отдыхали жирные боровы, шевелили ушами годовалые свинки и кабанчики, тяжело сипел матерый хряк. Почувствовав присутствие человека, животные просыпались, подходили к пустому корыту и, не обнаружив там ничего, обиженно возвращались назад. Рогана всегда удивляло, как эти бессловесные твари, основное предназначение которых – стать едой, могут различать, с какой целью зашел к ним человек: почистить хлев, наполнить аппетитным месивом корыто или выбрать одного из них для забоя. В последнем случае животные стояли тихо-смирно. Даже поросята, придавленные тяжелой волной всеобщего страха, прекращали повизгивать.
Роган взял в руки лопату и принялся перекидывать навозную жижу. Работа ладилась; гончар старался изо всех сил, и к полуночи хлев был почти чист. Оставленный наблюдать за узниками часовой, привалившись к срубу колодца, безразличным взглядом провожал суетящегося Дарко. Гончар сам вызвался отвозить навоз и, похоже, делал это с удовольствием, пытаясь хотя бы таким образом отблагодарить защитника.
Когда осталось очистить последний закут, в котором тихо похрюкивали три молоденькие свинки, Дарко первый раз присел отдохнуть. Он устроился на перевернутое вверх дном корыто и, не решаясь беспокоить напарника, молча счищал навоз со штанин, изредка бросая в сторону Рогана любопытствующие взгляды.
– Устал? – поинтересовался Роган, встретившись с Дарко глазами.
– Есть маленько, – признался гончар. Он вытер ладонь о рукав куртки и неожиданно предложил: – Давай держаться вместе. Если какая грязная работа, я ее за тебя сделаю, а ты при случае мне поможешь от Паука отбиться.
– Боишься его? – с сочувствием в голосе спросил Роган.
– А как же не боятся? Не все же могут как ты: раз – и бочонком по голове.
Роган тяжело вздохнул. Он давно понял, что физическая сила при выяснении отношений не главное. Иногда выручает ловкость, иногда «длинный» язык, но важнее не бояться противника, помнить, что перед тобой точно такой же человек из плоти и крови, как и ты сам. Что он может заболеть, испугаться, ошибиться, в конце концов. Но как все это объяснить неграмотному гончару, который большую часть жизни провел в мастерской и даже меча держать в руках не умеет?
– Извини, но я не буду тебе помогать.
– Конечно, ты не обязан это делать, – Дарко понуро опустил голову. – Прости, не знаю, что на меня нашло, почему я решил, что теперь мы будем вместе.
– Нет, друг, ты неправильно меня понял, – поспешил Роган загладить неловкость. – Я не останусь тут.
– Ты хочешь бежать?! – Изумлению Дарко не было предела. – Но это же бессмысленно! Тебя схватят.
– Бывает так, когда нельзя поступить иначе.
– Тогда возьми с собой меня! – с надеждой в голосе попросил Дарко. Унылое лицо гончара неожиданно просветлело, распрямились вздернутые домиком брови.
– Да пойми ты, чудак, – беззлобно пожурил Роган напарника. – Я за свою-то жизнь не дам больше медной монеты, а ты просишь заодно оценить и твою.
– Тогда скажи, что я могу для тебя сделать? – Дарко не терял надежды оказаться полезным.
– Помнишь, среди нас была девушка?
– Конечно, – подтвердил гончар. – Стройная такая.
– Если меня убьют, расскажи ей, что я пытался ее спасти. Хотя нет… – засомневался Роган, – ничего не говори. Просто заботься о ней. Как умеешь…
– Так это все из-за женщины?
Бывший воин утвердительно кивнул.
– Ты знал ее раньше?
– Если бы… – с сожалением вздохнул Роган, вспоминая обрамленные пушистыми ресницами глаза Заред.
Помолчав немного, гончар шмыгнул носом, провел по верхней губе тыльной стороной ладони и с грустью в голосе произнес:
– Когда мне исполнилось десять лет, отец бросил из-за женщины семью. Я был пятым ребенком, самым младшим, и никак не мог понять, почему он так поступил.
– А теперь?
– А теперь понимаю: много зла в этом мире творится из-за женщин. – Дарко заметно погрустнел. – Полгода я ухаживал за дочкой цветочницы, а она предпочла сына мясника. В тот день я проклял всех женщин.
– И что, с тех пор ни разу? – искренне удивился Роган.
– Ну почему же? – впервые за время их знакомства улыбнулся Дарко. – Всегда найдется такая, что уступит ради денег. Но я даже не разговаривал с ними, – добавил он поспешно, словно признавался в чем-то постыдном.
Роган сочувственно покачал головой.
– Такое иногда случается, но не стоит таить обиду на всех женщин сразу. Лучше попробуй сложить для девушки песню или соверши отважный поступок.
– Какой из меня герой? – разочарованно махнул рукой Дарко. – Даже за себя не могу постоять.
– Тогда вылепи красивый горшок, в конце-то концов. Это-то ведь ты умеешь? – Роган хитро подмигнул гончару. – Все больше толку, чем винить незнамо кого.
Дарко тяжело вздохнул.
– Не отчаивайся, у тебя все получится, – как можно увереннее произнес Роган. – Если Паук примется за старое, возьми первый попавшийся под руки тяжелый предмет – доску какую-нибудь например, и пройдись ему по ребрам. Главное – не стой, как корова на забое.
Дарко понимающе кивнул.
– Так позаботишься? – вернулся Роган к своей просьбе.
– Не сомневайся! – заверил Дарко и спрятал грязные ладони между колен, словно устыдившись их вида.
– Сделай еще несколько ходок, а я тем временем постараюсь незаметно отсюда улизнуть, – попросил Роган.
Дарко поднялся с корыта и подошел к окну. Стражник сидел возле колодца и мирно клевал носом. За много лет не было ни одного случая, чтобы каторжане пытались бежать в первую же ночь.
– Удачи тебе, – пожелал гончар на прощание. – Даст Бог, еще свидимся, – произнес он грустно и, не оглядываясь, повез тачку на пруд.
Стараясь передвигаться как можно тише, Роган вышел во двор. С моря дул слабый ветер, принося с собой солоноватый запах слежавшейся тины. На пристани залаяла собака, губернаторские псы ответили ей хриплым, прерывистым лаем. Убедившись, что часовой не проснулся, Роган пригнулся и побежал в сторону губернаторских хором.
* * *
На баке [3]3
Бак– носовая часть палубы корабля от форштевня до фок-мачты.
[Закрыть]пробили две склянки [4]4
Склянки– песочные часы. Бить склянки – обозначать время звоном корабельного колокола. В тексте – пять утра.
[Закрыть].
Настроение испортилось еще днем, когда капитан, проклиная себя за малодушие, уступил девушку господину Мигелю. Чуть позже добавилась головная боль и последовавшая за ней бессонница.
Уайтлоу скинул мундир, набрал в ладони пресной воды и ополоснул лицо. Почувствовав себя бодрее, закурил трубку.
Контрабандой руды Грегори занимался не по своей воле. Все началось с того, что как-то раз один высокопоставленный чиновник попросил Грегори забрать с Кролла несколько ящиков руды и доставить их в оговоренное место. «Но все должно происходить в строжайшей тайне. Это сюрприз», – предупредили капитана, пообещав за «эту маленькую услугу» щедрое вознаграждение. В те годы Грегори плавал на небольшой торговой шхуне, и чуть-чуть деньжат совсем бы ему не помешали. «Да и связи в королевском окружении пригодятся!» – рассудил капитан. Сказано – сделано. Руду, полученную на Кролле, Грегори доставил в условленное место. Он благополучно миновал все посты и с ощущением полностью выполненного долга ждал официальное лицо. Но вместо правительственного уполномоченного к месту встречи подтянулся наряд ополченцев.
Капитана связали и бросили в тюрьму, где недвусмысленно дали понять, что оговаривать членов королевского круга – занятие неблагодарное и может очень скверно повлиять на состояние здоровья. Уайтлоу совсем было потерял надежду, когда его навестил «щедрый» работодатель. Разговор протекал так, словно собеседники видятся впервые. В обмен на свободу Грегори пришлось подписать несколько свитков, и отныне, со всеми потрохами, он стал принадлежать «милосердному» спасителю. Уайтлоу незамедлительно выпустили, более того – повысили в должности. Теперь под его началом находился огромный галеон, доставлявший заключенных на Кролл.
Предыдущий капитан корабля Джозеф Грейс лишился должности, пытаясь сбыть в столице партию поддельного вина, купленного им на острове Кролл в славном городе Солине у малознакомого торговца по имени Адсон Мередик. На беду незадачливых предпринимателей, отведал того вина известный ценитель и дегустатор, настоятель одного из храмов Бейонда – преподобный Вильгельм. Весьма удивился маг, вкусив напиток. И потянулась ниточка расследования, разматываемая умелыми руками королевских дознавателей, пока не привела она их на Кролл. Капитана разжаловали, а человека, продавшего ему поддельный товар, сослали на таниевые рудники.
Стук в дверь отвлек капитана.
– Да-да, войдите, – разрешил он.
На пороге каюты выросла ладная фигура стражника. Грегори смутно припоминал этого человека, но из-за головной боли не мог сосредоточиться.
– Прошу прощения за столь поздний визит. Уильям Барри, – представился военный, – начальник конвоя. Мои люди сопровождали партию заключенных, в которой была женщина.
– Чем могу быть полезен? – удивился Грегори, разглядывая подтверждающий личность Уильяма Барри документ.
– Простите, капитан, но я забыл вам передать вот это, – Барри протянул Уайтлоу запечатанный сургучом свиток.
– А это что? – спросил Грегори.
– Я не проинформирован о его содержании.
– Присаживайтесь, – кивком Грегори указал на прикрученный к полу табурет.
– Благодарю вас, но я тороплюсь, – отказался начальник конвоя. – Прошу меня простить, – он замялся и опустил глаза, – совсем закрутился. Надеюсь, вы никому не расскажете про мою оплошность?
Капитан сломал сургуч и развернул свиток, в котором ему предписывалось во время плавания уделить особое внимание состоянию здоровья заключенной Заред Корвин. О выполнении приказа подобало составить письменный рапорт и отчитаться в трехдневный срок. Под текстом стояла размашистая подпись. Монограмма была незнакомой, но ее заверял оттиск малой королевской печати.
«Дьявол вас побери!» – мысленно проклял капитан законников, усложнивших ему и без того нелегкую жизнь.
– Что же ты раньше?.. – вырвалось у Грегори.
– Простите, сэр! – опустил голову Уильям Барри. – Теперь я могу идти?
– Да, идите.
Как только начальник конвоя ушел, Уайтлоу вызвал вахтенного и приказал привести старпома. Проклиная губернатора, набросил на плечи мундир и, не в силах оставаться на месте, стал мерить каюту шагами. Девушку нужно было вернуть назад, и, чем скорее, тем лучше. Пока эта скотина губернатор не причинил ей вред. В том, что господин Мигель затеет что-нибудь эдакое, Уайтлоу не сомневался.
* * *
Особняк губернатора находился неподалеку от побережья, на возвышении. Когда-то тут шумела дубовая роща. Рощу давно вырубили, оставив лишь строй тенистых великанов в саду. Со стороны фасада располагалась площадь, украшенная внушительных размеров клумбой, где росли фиолы – высокий кустарник с красивыми фиолетовыми цветами. Первый этаж дома облицовывали плиты из розового мрамора, для отделки второго использовались голубые. На окнах стояли позолоченные решетки, но встречались закрытые одними лишь ставнями. Убранство помещений ничуть не уступало внешнему лоску: мебель, паркет – все было изготовлено из ценных пород дерева, канделябры и держатели факелов сверкали позолотой.
Конвоиры передали девушку слугам. В бордовых ливреях, белых париках и темно-зеленых чулках, они напоминали Заред пестрых лесных петухов-серпохвостов. Таких же нарядных, но неимоверно глупых.
Слуги проводили девушку в просторное помещение на первом этаже; тут стоял чан с горячей водой, на скамейках лежали свежие полотенца, платье и целая охапка цветов. Корвин знала, что, если такие цветы опустить в воду и растереть в руках, получится много душистой пены.
– Его Высочество грязных не любит, – предупредил Заред слуга с остроскулым трапециевидным лицом. – Так что давай по-быстрому, если не хочешь неприятностей.
Другой слуга – рыхлый и круглолицый – стоял молча, с нескрываемым интересом разглядывая новую забаву господина Мигеля.
В купальне парило, и по лицам одетых в ливреи мужчин тек пот. Несмотря на явное неудобство, слуги уходить не торопились.
– Ослепнуть не боитесь? – намекнула Заред. В ее голосе звучала угроза, что показалось слугам забавным.
– И не такое видели, – подал голос полнолицый.
Заред зачерпнула ковш горячей воды и со словами «вот и скучайте в другом месте» плеснула ею в ухмыляющиеся лица мужчин. Опешив от такого поворота, слуги разразились громкой бранью. Просклоняв Заред на все лады, они все же вышли вон.
Оставшись наконец-то одна, Заред сбросила платье, рубаху и с наслаждением забралась в горячую ванну, растерла цветы, и вскоре вся поверхность воды покрылась толстым слоем душистой пены. Девушка прекрасно понимала, зачем ее моют и наряжают. Однако, как ей казалось, возможность остаться тут, в Мерселе, предпочтительнее, чем ублажать охранников в колонии.
Она намылила голову и плечи, потерла губкой грудь. Горячая вода действовала успокаивающе. Аромат цветочной пены дурманил голову, скрадывая явные недостатки губернатора, делая их несущественными: толстый, лысый – да мало ли таких!
Впервые с момента заключения под стражу Заред удалось расслабиться. Она прекратила думать о губернаторе и вернулась к темноглазому узнику по имени Ланс. Заред вообразила, как сильные мужские руки гладят ее грудь, живот, спускаются ниже. Попыталась представить, каково это – лежать в его объятиях.
По телу прокатилась волна возбуждения, Заред обвела пальцами соски, затем опустила руку вниз и задвигала ею в постепенно возрастающем ритме…
Закончив купание, пленница вытерлась широким полотенцем и надела ярко-красное платье, лежавшее на лавке. Так совпало, или все это время за ней наблюдали, но, как только она прикрыла наготу, в купальню без стука вошли все те же двое слуг. Они молча отвели Заред на второй этаж и закрыли в комнате с высоким потолком.
Девушка обвела помещение взглядом. Напротив окна стояла широкая кровать, пристроившийся рядом стол ломился от яств. В натертый до блеска пол разве что нельзя было смотреться, так он сверкал. Освещали помещение восемь факелов, по два на каждой из стен. Слева от входной двери красовалось масштабное полотно, на котором бесстрашный рыцарь расправлялся с выводком черных гоблинов.
Заред взяла яблоко, откусила кусочек и подошла к холсту, чтобы рассмотреть его внимательнее. На заднем плане художник нарисовал привязанную к дереву дородную пастушку. Крутые бедра пленницы стягивала набедренная повязка, волны густых черных волос прикрывали тяжелую грудь. Пастушка с испугом и одновременно с надеждой в глазах взирала на храброго рыцаря, потрясающего мечом; гоблины в ужасе разбегались, лишь двое из них пытались сопротивляться. «Видимо, для приличия», – подумала Заред. Лицо рыцаря показалось ей неуловимо знакомым, чем-то оно напоминало… губернаторское! Однако на этом сходство картинного героя и городского главы заканчивалось. Рыцарь был плечистее, не страдал шестимесячным животом, его золотые кудри выбивались из-под шлема, в противовес отмеченному залысинами черепу господина Мигеля. Корвин всего два раза видела черных гоблинов. Лесной народец вел скрытный образ жизни, избегал людей и уж точно не испытывал нужды красть пастушек.
«Какая чушь!» – хмыкнула Заред, закончив разглядывать льстивое полотно. Она доела яблоко и подошла к столу, соблазнившись лиловой виноградной гроздью. В этот момент щелкнул замок, дверь приоткрылась, и в спальню ввалился губернатор.
В одной руке он держал моток веревки, в другой – извозчицкий кнут. Господин Мигель запер дверь; семеня коротенькими ножками, словно покатился вперед. Заред инстинктивно попятилась. Вельможа бросил на нее мимолетный взгляд, остановился возле стола и разлил вино по бокалам. Только после этого губернатор снизошел до разговора.
– Я не стану скрывать, – с высоты своего положения заявил он, – до утра ты принадлежишь мне, и только мне. Никто не станет тебя искать, не отзовется на крики, и в твоих же интересах сделать все так, как того пожелаю я.
С этими словами господин Мигель скинул нарядный камзол. Живот губернатора, давно потерявший первоначальную форму, безобразным мешком свисал над широким ремнем.
– Будешь умницей – получишь удовольствие. Я умею его доставлять женщинам, – плотоядно смакуя каждое слово, заверил господин Мигель. – А утром слуги отведут тебя на корабль. В целости и сохранности. Продолжишь, так сказать, морскую прогулку, – губернатор ухмыльнулся. – В противном случае я воспользуюсь вот этим… – Чиновник бросил на кровать моток веревки. – И все равно получу свое, но уже менее приятным для тебя способом.
Заред ужаснулась, догадываясь, что ей предстоит. Капитан не продал ее, а всего лишь дал попользоваться. Словно вещь! Удушливой волной к горлу подкатило отвращение.
