Текст книги "Дранг нах остен по-русски (CИ)"

Автор книги: Виктор Зайцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 66 страниц) [доступный отрывок для чтения: 24 страниц]

   Желание приобрести сотню ружей высказывали магаданским послам при дворе императора Максимилиана, явно с целью разобрать изделие и выпустить свой аналог. Послы, проинструктированные Петром, лишь улыбались и кивали головой. Мол, приезжайте к нам в столицу, там и решайте вопрос. Заводили разговоры о покупке магаданских пушек датские представители, но, как-то неуверенно, толком не понимая, чего им надо. Потому Пётр эти намёки не принимал всерьёз, рассчитывая только на шведские и русские заказы. Кроме оружия, мастерские готовились к выпуску товаров народного потребления, – от плугов и борон, до ножей, кос, топоров и наконечников для стрел. На продажу стальных изделий у магаданцев была основная надежда, других источников дохода в ближайшие годы не предвиделось. Не считать же откровенно пиратские рейды магаданских кораблей источником дохода.

   Отдохнувшая летом Надежда принялась сразу за два проекта, производство бумаги из привезённой с севера целлюлозы, и, выдувка особо чистого стекла, с использованием апатитонефелинов. Обе технологии главным химиком были давно продуманы до мелочей, оборудование подобрано, оставалось всё установить и заняться делом. Под бумагу уже были приготовлены три трофейные и одна местная типографии, даже тексты набраны и прочитаны контрольные оттиски. Дело было за бумагой, не покупать же за бешеные деньги ту бумагу, что продают в здешних магазинах. Первыми изданиями во всех типографиях станут листовки, обыкновенные рекламные листовки. Правда, огромным для местных жителей, тиражом в тысячу и более экземпляров.

   Листовки сочиняли втроём, выбирая самые простые и понятные тексты, вернее один текст на четырёх языках, с иллюстрациями, вернее, с картинкой. На картинке симпатичный, хорошо одетый бюргер, стоял с женой и тремя детьми, под окнами своего двухэтажного уютного домика, окружённого садом, за которым виднелись лошадь, корова и свинья. Смысл подписей на русском, голландском, немецком языках и латыни, сводился к комментарию рисунка. Как говорится, все народы в гости к нам, будем жить в Западном Магадане весело и богато. Никаких угнетений, налоги снижены вдвое, православным подданным отмена налогов на семь лет, на заводах и в мастерских рабочий день не более девяти часов, физические наказания запрещены. Счастье, а не жизнь. Пока решили начать с подобных рекламок, дальше будет видно, как народ потянется. В шестнадцатом веке никто из власть имущих не стремился увеличить, таким образом, число подданных, магаданцы станут первыми.

   Шеттингоф тоже ушёл на зимние квартиры, изрядно пощипав войско Стефана Батория, и захватив добрую половину исконной территории княжества Литовского. Под властью польского короля осталась южная часть Речи Посполитой, к востоку от Львова и к югу от Орши. Судя по активизации шведских политиков, пожелавших закупить, ещё пять тысяч ружей, на следующий год они дожмут короля Стефана. Но, как втайне подозревал Пётр, шведские походы приведут не к заключению мира, а к вмешательству в войну Турции, на стороне своего ставленника Батория. Шведы, видимо не просчитывали такой вариант развития событий, хотя, скорее всего, именно потому спешили выбить с захваченных земель максимум прибыли. Осенью на захваченные земли высадились десятки мытарей из Стокгольма, в сопровождении стражников, занявшись любимым делом – выбиванием налогов.

   Налоги они выбивали и выколачивали весьма умело, корабли едва успевали перевозить в Швецию скотину, зерно и изъятые материальные ценности. За два года поляки отвыкли от власти на своей земле, или просто прикидывались, но, сотни крестьян бродили по дорогам северной Польши, жалуясь на шведов и собирая милостыню. Тут поспели первые листовки, хоть и на русском языке, но, достаточно понятные для желающих прочитать. Бывшая Восточная Пруссия всем соседям была хорошо знакома, и, находилась рядом, сотня-другая вёрст для привычного мужика не крюк. К декабрю первые поляки, желающие жить и работать в Магадане, пришли в Королевец. К их приёму были выстроены бараки, с печным отоплением, заготовлен определённый объём неквалифицированных работ. Потому, как нищих и попрошаек, в Королевце никто привечать не собирался. Елена Александровна находила работу всем, даже инвалидам, по способностям. А тех, кто убегал из казарм от предложенной работы, пускаясь снова нищенствовать и бродяжничать, обеспечивали иной работой, уже в запертых помещениях.

   Хотя, особо таких легкотрудников не караулили, а предупреждали, что следующее рабочее место будет в Мурманске, далеко на севере. Так, что любители вольной жизни, в Магадане не задерживались. Зато приживались обнищавшие и разорённые крестьяне и рыбаки, особенно семейные. Им не только давали работу, жильё, пусть и в бараке, но и платили, вели разъяснительную работу. Петро не забывал воспитывать и находить коммуникабельных парней, способных объяснить любому человеку всё, что угодно. Таких умельцев подполковник и Елена Александровна легко вычисляли и не жалели сил и денег для найма или вербовки. Всё это приводило к тому, что почти любой, кто задерживался в бараках на срок, больше двух недель, начинал планировать свою новую жизнь в Магадане. Чего и добивались магаданцы, обещая всем, кто доработает до весны, нарезать землю и выделить бесплатно лес для строительства дома. Более того, тем, кто сядет на землю вблизи Королевца, губернатор выделяла деньги на постройку дома.

   За два года Елена Александровна неплохо поработала, внедряя европейские порядки и норму жизни магаданских подданных. Улицы Королевца и Риги, даже в старых крепостях, обзавелись сточными канавами, облицованными камнем. Всех горожан и жителей, королевских сёл, приучили мыться в бане не реже раза в неделю. Городские улицы ежедневно вычищались созданными коммунальными службами. Эти же службы с удовольствием штрафовали на круглые суммы тех, кого заставали за выливанием помоев на дорогу или другими неприличными делами. Бедняки, не способные уплатить штраф, поступали на временную работу в ту же коммунальную службу, привлекаясь к увлекательной работе золотарями (проще говоря, вычерпывали содержимое уборных и вывозили за город, в отстойные ямы).

   Горожане быстро смекнули, нет лучше способа испортить себе жизнь, как нарушить правила гигиены. Или иные правила, установленные великим и ужасным губернатором, Еленой Александровной. Подданные нового государства поняли, кто в доме хозяин, и не стремились с этим хозяином ссориться, выполняя требования губернатора безоговорочно. Елена Александровна не сомневалась, что не пройдёт и десяти лет, как жители Западного Магадана будут самой чистоплотной и аккуратной нацией. Потому не забывала о привлечении будущих туристов, и заранее заботилась о строительстве будущих достопримечательностей. Для этой цели увеличила выход кирпича в кирпичных заводиках, и приступила к строительству кафедрального православного собора, крупнейшего в Северной Европе. Так, как-то, рассчитывая закончить постройку очередного чуда света через пару лет, для прочности армируя кирпичную кладку стальными стержнями.

   Пётр, невольно завидуя работоспособности губернатора, работал без выходных. Он выстроил на берегу две артиллерийские батареи, для защиты Королевца с моря. Затем принялся за сушу, гонял солдат в хвост и в гриву, особенно аборигенов, мобилизованных на полгода. На всех опасных направлениях вокруг города выстроили и замаскировали доты, с крышами в два наката. Перед ними вырыли настоящие волчьи ямы и противоконные рвы. На всё это незаметно ушли три месяца слякотной и промозглой прибалтийской зимы. Новобранцы неплохо овладели магаданским языком, особенно его строительным диалектом. Шесть столичных полков в совершенстве овладели умением пластунского передвижения и стрельбы из положения лёжа. От них не отставали бойцы Рижского гарнизона, регулярно менявшего место дислокации с одним из столичных полков.

   Так, что к весне 1578 года Западный Магадан обладал самыми тренированными и боеспособными семью полками в Европе. Сравниться с ними могли лишь шведы, а именно армия Шеттингофа, выросшая к началу сезона до шестнадцати полков, опытных, отлично вооружённых, способных раздавить любую армию шестнадцатого века. За исключением, возможно, турецкой, сто тысячной группировки, не дай бог. Слава богу, султан Мурад Третий, был занят захватом Армении и Грузии, после чего, явно двинет в Персию. Остальные европейцы любой численности не представляют для магаданцев и шведов никакого интереса, как противники. Когда Пётр впервые сформулировал для себя такую интересную мысль, упавшую последней каплей в сосуд мировоззрения о политике шестнадцатого века, пришло понимание роли магаданцев с новой истории Европы. Пришло понимание необходимых действий для изменения истории в нужную сторону, в сторону человечности, порядочности, изживания продажности и протестантской этики.

   Подполковник свёл воедино все разведданные по численности вероятного противника, несколько дней провёл в планировании возможных операций. Прикинул необходимую численность войск, потребность в боеприпасах, составил пошаговый план действий. И, принялся ждать приезда уральских магаданцев, Николая из Стокгольма, Валентина из Москвы. Слишком важный вопрос нужно решать, от него будет зависеть будущее России, будущее всего мира.

Глава 16.

   Валентин шёл по заметённому снегом Кузнецкому мосту, это была единственная узнаваемая местность в Москве шестнадцатого века. В своё время военврач часто бывал в пивбаре и книжных магазинах на Кузнецком мосту, в двадцатом веке, естественно. Может быть, именно поэтому его, изредка тянуло навестить "знакомые места". Вспомнить молодость, когда ему приходилось часто ездить по России, почти всегда через Москву. Именно тогда он завёл за правило, при каждом удобном случае, посетить Третьяковку и погулять по Кузнецкому мосту, Лубянке, Варварке. Просто погулять, наблюдая, год за годом, как меняется центр Москвы, и, не всегда в худшую сторону. В столице средневековой Руси, естественно, ничего из этих названий Валентин не нашёл, впрочем, он не был знатоком архитектуры и городских улиц.

   Собственно, и нынешний Кузнецкий мост представлял не конкретную улицу, а скопление кузниц, торговых лавок и даже литейных мастерских. Этот конгломерат разнокалиберных строений от остальных московских домов отделял солидный пустырь, оставшийся после достопамятного набега хана Гирея. Хотя после него прошли шесть лет, москвичи не спешили строить дома, многие торговцы и ремесленники предпочитали ютиться в своих лавках и мастерских. Кузнецы, даже уважаемые оружейники, ограничились пристроенными домиками к своим кузницам. Говорили, что даже Андрей Чохов, работавший по заказам самого царя, ютится в избушке на одно окно. Проверять эти рассказы Валентин не собирался, на фоне возрастающей паранойи Иоанна Васильевича, посещение царского оружейника грозило неприятностями.

   Алексей, личный врач русского царя и Наташа, его жена, помогавшая стоматологу в терапии государя, со свойственной им меланхолией, считали, что последние два года здоровье царственного пациента улучшилось. В разговорах с Валентином, Кочнев не раз улыбаясь, вспоминал, каким застал царя в начале своей карьеры в Москве.

   – Ты бы видел, какие он истерики закатывал три-четыре года назад, – выпивал стоматолог с военврачом, как принято, на своей кухне. Дом Кочневы держали без прислуги, по русской привычке, обходились сами. Лишь для ухода за парой коней, на день приходил конюх. Да в сенях медики держали пару ружей, на всякий случай. И, Валентин уговорил их взять револьверы, настояв на том, чтобы оружие постоянно было под рукой, в спальне или кухне. Наташа долго не соглашалась с этим, но, гибель Жанны изменила точку зрения четы магаданских лекарей.

   – Ты бы видел его раньше, – повторил Алексей, наливая домашнего самогона на полпальца в стаканы. – Тогда мне самому страшно было. Сейчас клиент просто душка, а, помнишь, он Годунова избил? Из-за сущего пустяка. Наташка молодец, она мне такие травяные сборы делает, печень у клиента лучше моей стала. Остеохондроз мы понемногу купируем. Если ничего не случится, до семнадцатого века дотянем.

   – Дай бог, – согласился Седов, салютуя стаканом. – Всё равно, после смерти Жанны, видеть его не могу. Вчера мне выправили подорожную, скоро уеду в Ригу, там наша земля. Может, ты старшую дочь с нами отправишь? Я договорился лекции по медицине и химии в Кенигсберге читать. Ребята там хотят нормальный университет сделать, все старших детей отдают, вашей Варваре веселее будет в кампании.

   – Да, пытался я Наташку уговорить, не пускает. Обещает сама из дочери терапевта выучить, – сморщился в оправданиях Алексей.

   – Хорошо, будем надеяться на лучшее. Думаю, мы больше не увидимся до моего отъезда. Рация у тебя есть, сигнал подать успеешь. Не забудь, о рации никому не говори, не доставай и не показывай никому. Не нравятся мне попытки царских прихвостней добраться до нашей связи. Официально царь ничего не говорит, видимо, уверен, что сможет завладеть рациями насильно, боюсь я за вас. И, не забудь, я все московские рации заминировал, не вздумай их разбирать, руки оторвёт!

   – Помню я, помню. – Алексей поднялся, провожая друга в прихожую. Подождал, пока тот оденется, затем обнял военврача. – Бог даст, увидимся.

   С Кочневыми Валентин распрощался два дня назад, вчера он официально в составе каравана, уехал из Москвы в Ригу. За неполный год военврач выполнил свою задачу, выстроил острог Магаданской торговой кампании. Подобрал персонал, начиная от охранной роты, заканчивая двумя десятками торговцев. Договорился с богатейшими боярами и купцами Руси, в первую очередь, со Строгановыми, о закупках мягкой рухляди, моржового клыка, речного жемчуга, воска, мёда, зерна и прочего традиционно русского товара. По ценам, на десять процентов выше, нежели многие годы предлагала Московская торговая кампания. Часть закупленного товара везёт караван, состоящий из полусотни возков. В одном из которых едет на запад сам Валентин, вернее, его двойник.

   А по Кузнецкому мосту прогуливается неизвестный ямщик, заросший бородой по самые глаза. Ничего, скоро стемнеет, а ночью, как известно, все кошки серы. Впрочем, вот и агент, для встречи с которым пришёл Валентин.

   – Боярин выедет рано утром, с двумя боевыми холопами, затемно. По тверскому тракту, в одном возке. Том самом, с красным верхом и серебряными колокольцами.

   – Хорошо, вот тебе три свёртка, подсунешь в конюшню, подклеть и ещё куда. После этого сразу уходи, в любой кабак. Выпей, устрой драку, чтобы тебя до утра в холодную свезли. Огонь раньше утра не разгорится, ты в это время в порубе будешь. Вот деньги, на выкуп из поруба хватит, да и на внуков останется. – Валентин передал два небольших баула агенту. – Спасибо, что помог мне. Будет, что сообщить, подойдёшь на улице к командиру острога, передашь привет от меня. Он предупреждён, поможет деньгами, но, лицо ему не показывай, на всякий случай. Не дай бог, станет совсем худо, беги ко мне в Ригу или Королевец. Ну, всё, прощай, не поминай лихом.

   Основам агентурной работы Валентина, Петра и Павла Аркадьевича, обучали оба сыщика, озвучивая теорию и подкрепляя её примерами из своего опыта. Потом военврач не забывал тренироваться, как на Урале, так и в Москве. После гибели Жанны, желание мести пробудило в душе Валентина настоящий талант оперативного работника. Хотя, учитывая поведение Никиты Романова и всей его семейки, найти в Москве человека, обиженного боярами Романовыми, не составило труда. И, не одного, вернее, не один десяток мужчин и женщин, готовых помочь любому, кто найдёт управу на семейство Романовых. Валентин не собирался слепо устраивать вендетту в традициях серного Кавказа. Потому общался со своими осведомителями, соблюдая конспирацию, не хуже знаменитого эсера Савинкова.

   Порой, военврач ловил себя на том, что начинает получать удовольствие, расставляя сети вокруг своих врагов. Он изучил образ и распорядок жизни всего боярского гнезда Романовых. Внедрил в окружение Никиты Романова своих агентов, не жалел денег для своих целей. Однако, искусно плёл отвлекающий след, расплачиваясь исключительно московскими деньгами, всем агентам представлялся человеком семейства Василия Шуйского. Кому официально сообщал эту новость, перед кем, якобы случайно проговаривался, пытаясь скрыть свою причастность к Шуйским. Со всеми агентами встречался исключительно в гриме, накладная борода и усы сильно меняют внешность. А вся Москва знала, что магаданский представитель бреет бороду и не носит усов.

   Единственный человек, которому раскрыл Валентин своё имя, это Аким, тот самый, что сообщил сведения о поездке боярина Романова. Именно Аким подложит в боярской усадьбе сразу три взрывпакета, раздавленная ампула взрывателя, в которых, обеспечит одновременное загорание термитной смеси рано утром, после отъезда боярина Никиты. Обильный снег и зима не дадут разгореться пожару в Москве, но, усадьба выгорит дотла. В том, что Аким выполнит всё верно, Валентин не сомневался, мужчина работал не за деньги. Никита Романов год назад велел запороть до смерти всю семью Акима, пока тот был в отъезде на сезонных работах. Жена и двое малолетних детей к возвращению отца семейства были похоронены соседями, а безутешный муж и отец сообразил вовремя укрыться. Он полгода вынашивал план мести, искал подходы к боярину, пока не встретился с Валентином. Двум мстителям стало легче добиться своего.

   Расставшись с Акимом, Валентин не спеша прогулялся по Кузнецкому мосту, вернулся к оставленным у ближайшего яма розвальням. Отдохнувшая кобыла легко пошла рысью в сторону Тверского тракта, по пути военврач из тайника забрал винтовку с боеприпасом. За пределы Москвы он выбрался до закрытия рогаток стрельцами на основных трактах, ведущих из города. Проехав пару вёрст, Валентин свернул с дороги, навесил кобыле на морду мешок с овсом, накрыл её от ночного похолодания войлочной попоной. Сам укутался в тёплую доху, пытаясь задремать. В том, что он проснётся вовремя, Валентин не сомневался, боевые навыки из двадцать первого века никуда не делись. Так и получилось, проснулся он легко и быстро, не сомневаясь, что через час рассветёт.

   Пришла пора действовать, Седов проверил винтовку, закрепил на стволе самодельный глушитель. Выпил едва тёплый чай из термоса, и, направился пешком в сторону тракта. Пользуясь тем, что в темноте никто из аборигенов зимой не ездил по дороге, военврач прошёл двести метров от оставленных саней к месту засады. Подобные места он присмотрел по всем дорогам из Москвы давно, ещё летом и осенью. Измерил расстояние от засады до цели шагами, с точностью до метра. Винтовку он тоже пристрелял, как с глушителем, так и без него. Забравшись в гнездо, снайпер задремал, прислушиваясь к движению на тракте. По расчётам, Романов должен показаться на дороге сразу, как рассветёт, не раньше.

   Однако, первым прошёл небольшой обоз тверских купцов, явно торопившихся домой. Иначе не объяснить не характерный для зимнего времени столь ранний час выезда. Вот за купцами, с отставанием в полкилометра, показался знакомый возок с красным верхом. Впереди возка рысил на коне один боевой холоп, с копьём в руке. Сзади возок прикрывал второй боевой холоп. Правил возком кабальный кучер. Самого боярина не было видно, он явно дремал в закрытом возке. Выстрелы из винтовки услышал лишь сам стрелок. С тридцати метров из винтовки промахнуться невозможно. Один, за другим, упали с коней боевые холопы, уткнулся лицом вперёд мёртвый кучер. Кони остановились, меланхолично ожидая, пока хозяева займут место в сёдлах, а кучер выпустит натянутые мёртвыми руками вожжи.

   Пока дремавший Романов сообразил, что возок остановился в лесу, и высунул голову из-под навеса, Валентин уже стоял рядом с ним. Выстрел в голову из винтовки с расстояния пять метров неприятное зрелище. Но, военврач не собирался терять время. Он сорвал у мёртвого боярина с пояса дорогую саблю и в четыре взмаха обезглавил все трупы. Ещё пару минут заняла процедура укладывания отрубленных голов в приготовленный мешок, сделанный не протекающим. Три минуты ушли на разворот боярского возка на узкой дороге в обратную сторону. Всё, можно двигаться. До оставленных в лесу розвальней Седов добрался за путь минут. Распряг трофейную лошадь, прицепил её к своим саням сзади. Перенёс мешок с головами и мёртвого боярина в свой возок, предусмотрительно завернув труп в приготовленную плотную мешковину, чтобы не протекала кровь.

   Закидал брошенный возок с красным верхом снегом, тщательно засыпал тем же снегом следы от дороги к месту своего ночлега. После того, конечно, как вывел розвальни из кустов на тракт.

   – Господи, помоги мне, устрой снегопад! – Взглянул на небо мститель и перекрестился.

   Затем неспешно направил розвальни с привязанным сзади запасным конём в сторону обнаруженной осенью тропинки. По ней он через десять минут свернул с тракта, направляясь на запад, к ближайшей деревне. Все окрестности за полгода подготовки к совершённому убийству, военврач изучил тщательно. Прорисовал летние и зимние дорожки, дважды и трижды проехал по ним, в чужой личине, конечно. Зато он не сомневался, что за сутки-другие догонит неторопливый магаданский караван, путь которого заранее был согласован. Ещё через четверть часа, когда розвальни свернули, не доезжая до деревни, на лёд небольшой речки, начался снегопад. Постепенно, падающий снег всё увеличивался в размерах, превратился сначала в огромные хлопья, затем поднялся ветер, снегопад перешёл в затяжную метель. Седов мысленно поблагодарил бога за помощь, засекая время движения, чтобы не пропустить место выезда на другую дорогу.

   Наступила та самая погода, когда добрый хозяин собаку на улицу не выгонит, и сам никуда не поедет. Даже разбойники, усмехнулся про себя военврач, сидят в своих землянках, брагу пьют. Сам он не собирался задерживаться в пути, остановился лишь через три часа, когда выбрался на лёд Москвы-реки. Дав лошади отдых, Седов быстро прорубил заранее приготовленной пешнёй широкую лунку, в которую опустил раздетый догола труп Никиты Романова, с отрубленной головой и распоротым животом. Распоротый живот не даст трупу весной всплыть, от распирающих кишки газов от жизнедеятельности трупных бактерий, отрубленная голова скроет истинную причину смерти от выстрела из ружья и не даст определить личность убитого, при удаче.

   Всех четверых на дороге Валентин убил выстрелами в голову, потому и отрезал головы трупов, чтобы никто не увидел пулевые ранения. Пусть думают на местных разбойников, не связывая нападение с огнестрельным оружием. Отсутствие возка и самого Никиты Романова может направить следствие на розыск живого боярина, что тоже неплохо. Закрыв прорубь лапником, магаданец двинулся дальше. Метель с переменным успехом мела почти сутки, за которые беглец продвинулся в сторону своего каравана на полсотни километров. По пути он выкопал в укромном месте с помощью пешни яму в лесу, где похоронил все отрубленные головы. Седло и сбрую с трофейного коня он выбросил по частям ещё раньше, а перед выездом на Можайскую дорогу отпустил и самого коня, направив его по тропинке в южном направлении. Ночевать пришлось снова в лесу, зато совершенно в ином настроении.

   Теперь Валентин не дремал, а спал с чистой совестью, прислушиваясь сквозь сон к всхрапыванию лошади, охранявшей покой хозяина. Неприятное, но важное дело, которому Седов посвятил последние полгода, выполнено. Теперь впереди новая жизнь, наполненная созиданием и посвящённая живым. Долг перед погибшей Жанной закрыт, словно камень упал с души военврача, майора медицинской службы. Во сне он слышал, как душа убитой жены, пусть и взбалмошной, капризной, но, любимой, благодарит бывшего мужа. Чувствовал, как её рука, молодая, как пятнадцать лет назад, мягкая и ласковая, гладит Валентина по небритой щеке, а молодая Жанна хохочет, предлагая самой побрить мужа. Потом Жанна начала подниматься по огромной лестнице наверх, помахивая рукой на прощание. Именно в этот момент Седов проснулся, с улыбкой на губах и облегчением в сердце.

   – Хорошая примета, увидеть во сне умершего родного человека, – проговорил вслух мужчина, выбираясь из-под тёплой дохи. – Теперь мне будет удача.

   Так и произошло, вечером того же дня Валентин добрался до постоялого двора, где остановился его караван. Осторожно занял своё место, отправив отлично поработавшего двойника-дружинника в авангард каравана. Вымылся, попарился в бане, выспался и утром ускорил движение каравана, намереваясь добраться в Ригу, как можно быстрее. Всё шло нормально, кроме двойника, вогульского парня из селения на Куйве, никто не знал об отсутствии Седова в караване на протяжении почти четырёх дней. Вогул не выдаст, он уверен, что Валентины провёл всё время в объятиях молодой боярышни, своими якобы любовными похождениями военврач легендировал вынужденные отлучки из дома. Многие дружинники "догадывались" о существовании молодой девицы, которую посещает Седов. Не знали лишь её имя и статус.

   Потому и к нападению на боярина мститель никого не привлёк. То, что знают двое, говорил папаша Мюллер, знает и свинья. Майор медицинской службы накрепко запомнил рекомендации сыщиков, "если хочешь сохранить тайну, делай всё сам, ещё лучше – один". Так оно всё и получилось, проговорится Аким или нет, возвращаться в Москву и на Русь Валентин не собирался. Его действительно после смерти Жанны тяготили подданные царя Иоанна. Своим фатализмом, равнодушием к чужой жизни, власть имущие Московского царства напоминали военврачу, побывавшему не в одной горячей точке, политиков и генералов двадцать первого века, так же равнодушно предававших своих солдат и офицеров. И, наёмников с арабских стран, относившихся к русским людям, женщинам и детям, хуже, чем к скотине. Исполнив свой долг, Валентин не желал ни единой лишней минуты оставаться на Руси. По зимнику магаданцы добрались до Риги быстро, как только можно было. Лишь там их застала весть, привезённая купцами, о сгоревшей усадьбе Романовых, где, видимо, погиб сам боярин Никита.

   В середине февраля 1578 года Королевец встречал первый караван из Москвы, с закупками Магаданской торговой кампании. С прибывшим Валентином, который моментально развил бурную деятельность, начал преподавать в университете, создал курсы медсестёр и полевых лекарей для магаданской армии. Занялся делом, на пользу растущему государству Западного Магадана, с нетерпением ожидая приезда друзей и своего сына с Урала. А в Королевец уже спешили торговцы со всей Европы, слухи о богатом караване, доставившем недорогие русские товары, разошлись по побережью Балтики. К удивлению Петра, считавшего магаданскую армию и флот игрушечными и небольшими, даже для Европы, его мнение оказалось ошибочным.

   Чем больше торговцев прибывали в Королевец со всех концов северной Европы, чем больше не предвзятой информации получал наместник и его помощники, тем сильнее менялась его точка зрения на собственное войско. Примитивная парусная флотилия из полусотни кочей, каракк и шхун оказалась крупнейшей в Балтике, как по количеству, так и по водоизмещению. Не говоря уже о техническом и артиллерийском превосходстве. Нет, купцы из ганзейских городов, конечно, хвастали, что в общей сложности наберут и больше кораблей. Некоторые называли возможное количество кораблей в тысячу и более. Если соберутся все вместе и согласуют действия, но, сами соглашались, что подобное маловероятно. У каждого купца свои планы, свои товары и торговые точки. Потому все вместе корабли не собираются даже зимой. Не говоря о том, чтобы действовать совместно и одновременно.

   По сухопутным войскам складывалась аналогичная ситуация, оказывается, Петро считал численность европейских армий не корректно. О количестве войск в битвах шестнадцатого века ему рассказывал Павел Аркадьевич, запомнивший всё из учебников. Выяснилось, летописцы и очевидцы, сочинявшие мемуары, сильно преувеличивали масштабы сражений. Победителям было приятно сообщить, что их соперник был велик и могущественен, проигравшим также не хотелось признать, что силы были равными и небольшими. Потому и сочиняли летописцы с историками грандиозные битвы с огромными армиями по тридцать-сорок тысяч с каждой стороны. Если же европейцы проигрывали туркам, то исключительно потому, что магометане приводили сто тысячное войско, не меньше.

   В реальности, как рассказывали участники сражений, двадцать тысяч солдат, то есть две дивизии, в своё время выставленные Шеттингофом против магаданской крепости Кируны, оказались стандартной максимальной возможной европейской армией. Узнав о выставленных Стефаном Баторием ополченцах в тридцать-сорок тысяч бойцов, европейцы недоверчиво качали головой. Только славяне способны выставить столько бойцов, и не надолго, даже испанцы воюют небольшими отрядами в три-четыре полка, иначе в затяжных войнах солдат не прокормить. В той же Дании и двадцати тысяч солдат не набрать, в Англии, дай бог десять тысяч войска вооружить. Так, в доверительных беседах и откровенных разговорах, менялась точка зрения Петра на Европу шестнадцатого века. И, что приятно, в лучшую для магаданских планов, сторону.

   После тесного общения с европейцами, магаданская армия из семи полков уже не казалась беспомощной. Потом пришли сведения о победах турецкой армии султана Мурада в Армении и Грузии, о продвижении турок дальше на восток, к западному побережью Каспийского моря. Боязнь турецкого наступления через южную Польшу отошла на задний план, Пётр приступил к разработке авантюрных операций. Ему не давала покоя фраза кого-то из великих полководцев, чуть ли, не Наполеона, "армия должна кормить себя сама". Он постоянно мучился угрызениями совести, что остальные магаданцы, включая мастеров и торговцев, работают на армию, беспечно проедающую огромные средства. Вспоминал, что содержание огромных армий, непосильных для экономики, погубило многие страны, начиная от Советского Союза, покатившегося под откос с началом Афганской войны. Потому и планировал операции, одна авантюрнее другой, чтобы добыть средства, обучить войска и получить политическую выгоду.

   Как всегда, в ожидании лета, Пётр тренировал ветеранов и воспитывал новобранцев. Елена Александровна расселяла прибывающих беженцев, листовки на голландском языке дали первые результаты. К полякам, уносившим ноги от шведских мытарей, добавились голландцы из сожженных и разоренных герцогом Альбой городков и деревень. Население государства росло с каждым днём, с апреля подручные Елены Александровны приступили к расселению новых подданных на земельных участках. Учитывая их нищету, все крестьяне получали посевной материал, в кредит, естественно, и, в обязательном порядке, картофель на посадку. С непременным обучением его возделыванию, конечно. Расселяли беглецов по две-три семьи в существующие деревни, под присмотр старосты и его обязанность обучить новичков выращиванию картошки. Местные крестьяне сажали картошку второй год, худо-бедно могли обучить новичков.