Текст книги "Ошибка"

Автор книги: Виктор Улин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Я отвез ее домой, вернулся, принял снотворное и проспал почти до вечера.

Потом мы стали иногда встречаться. Несмотря на полное отсутствие своего удовлетворения, мне понравилось с Ольгой. Потому что она была не только неистово темпераментной, но одновременно и невероятно нежной. Едва не теряя сознания от переполнивших ее ощущений, она не уставала при этом ласкать меня и шептать разные слова, от которых я уже отвык.

И обнаружилась в ней еще одна особенность, которая просто поразила: я мог с ней спать. Да, именно спать в самом прямом смысле этого двусмысленного слова. Дело в том, что никогда в жизни я не мог уснуть с женщиной под одним одеялом. Даже с единственной на свете Анечкой мы спали под разными на огромной кровати. Будучи нервным с самого детства, я отличался плохим сном: всю ночь переворачивался с боку на бок, по несколько раз вставал пить или еще куда-нибудь. И уж совершенно не мог спать, если рядом лежало чье-то тело: для отключения мне всегда требовался кусок личного пространства, где бы я мог повертеться, успокоиться и наконец с трудом уснуть.

А с Ольгой, как ни странно, я мог спать как угодно. В самой неудобной позе: например, лежа на боку и вытянув руку, на которой лежала она. Или просто крепко обнявшись. Или даже – по ее просьбе – войдя в нее сзади и оставшись так засыпать. Я проваливался в сон мгновенно, и близость ее тела абсолютно не мешала. Я не узнавал себя. И не мог понять, в чем дело.

Познакомившись с Наташей и впустив ее в свою жизнь, я продолжал видеться с Ольгой. Потому что Наташа была для меня в первую очередь другом, и лишь потом – немножко женщиной; Ольга же сразу стала именно женщиной. Причем встречались мы обычно не по моей, а по ее инициативе. Я по-прежнему практически ничего не ощущал во время секса, но получал томительное вторичное удовольствие, видя наслаждение, испытываемое ею со мной. И еще мне до сих пор было приятно слышать от нее, что я ласков и нежен… Имея раньше многих женщин, я как-то не задумывался о проявлении своего отношения к ним, никто никогда не оценивал моей нежности. Возможно, тогда это казалось в порядке вещей, а сейчас все переменилось, я отличался от среднего мужчины, и подобного мне никогда не было в Ольгиной небольшой жизни.

Естественно, от Наташи я все скрывал: несмотря на исчерпывающие рассказы о своих парнях, она была очень ревнивой и не раз говорила, что если узнает про другую женщину, то ей вырвет волосы, а мне кое-что более важное. Все это звучало в шутку, но я понимал, что моя посторонняя связь ей будет неприятна, и не хотел ее огорчать.

Когда я устроился на газовый завод и переселился в общежитие, ночи с Ольгой стали невозможными. Мы несколько раз встречались летом у нее, когда ее родители жили на даче, а потом наши контакты постепенно сошли на нет.

В общем-то намеренно с моей стороны.

Отчасти потому, что эта связь оказалась невозможной в нынешнем состоянии по чисто материальным соображениям. Ольга была обычной женщиной и ей казалось естественным получать от меня разные подарки. В любой момент она запросто могла попросить, чтоб я купил ей новые колготки или еще что-нибудь. Это было мелочью и в прежние времена я даже не замечал подобных расходов на женщин. Сейчас даже такие траты стали для меня непосильными; я неимоверно напрягался даже просто для того, чтобы катать ее на машине. Я перестал называться полноценным мужчиной, и не в моем положении было иметь настоящую любовницу.

Но в общем даже эта серьезная причина не представлялась главной; тем более что с переходом на новую работу я уже мог позволить себе какие-то траты. Главное препятствие заключалось в ином.

В отличие от Наташи, Ольга абсолютно не ощущала разницы в наших возрастах. Смотрела на меня не как на «дяденьку-инструктора», а как на нормального партнера. Внутренним чутьем я понимал, что стал нравиться ей и уже чисто по-человечески. И во время наших встреч в самые жаркие моменты она стала шептать, что любит меня. Причем тоже не как Наташа: абстрактно и по-дружески, в рамках выдуманных ею «нестандартных отношений» – а чисто по-женски и, кажется, искренне.

Наташа училась со мной, принимая нашу связь за то, чем она была: временной игрой перед вступлением в жизнь.

Ольга относилась серьезно и – я был уверен – допускала возможность выйти за меня замуж. Точнее, я полагаю, уже стремилась к этому.

А я не мог себе позволить такого. Потому что лишь внешне – несмотря на то, что сухощавый от природы, сейчас потерял еще килограммов восемь, а волосы изрядно разбавились сединой – я казался обаятельным, нормальным мужчиной. Привлекательным и перспективным для женских глаз. Тем более, я никогда ничего не рассказывал о себе и Ольге; поэтому, вероятно, представлял в ее жизни особую находку. Ведь любая женщина ценит все тайное в тысячу раз выше, чем познанное до дна.

На деле я – как ни банально заезженное сравнение – был подобен дереву, пораженному молнией. Снаружи еще вроде бы здоровым, но выжженным до пустоты внутри. Мой внешний вид мог обмануть кого угодно, только не меня самого.

И я не мог позволить себе занимать чужое место в Ольгиной жизни.

Однако чувствовал, что против своей воли вошел в ее жизнь, и она всегда рада встрече со мной.

Ее мобильный номер все еще хранился в моей книжке. Опять-таки, в отличие от Наташи она вела себя как положено взрослому, уже уставшему от жизни человеку – и выключала свой сотовый перед сном. Поэтому ей можно было звонить в любое время без боязни разбудить.

Мы не виделись с Ольгой месяца два, а то и три. За это время в ее жизни, скорее всего, успел появиться нормальный мужчина. Возможно, она уже не испытывала желания быть или хотя бы бывать со мной. Я не сомневался лишь в одном: в любом случае, она меня помнит.

Поэтому не раздумывая позвонил ей сейчас, надеясь, что она еще не спит.

16

Ольга не спала, хотя и взяла трубку не сразу. Я догадался, что она уже дома, недавно вернулась с работы и сейчас собирается спать.

– Витенька… – радостно отозвалась она, прочитав, видимо, мое имя на дисплее.

Таким голосом, будто мы встречались вчера.

Меня обдало мгновенным теплом: она не стерла мой номер и, кажется, искренне обрадовалась моему звонку.

– Да, это я… – сказал я и сразу приступил к делу: – Оля, я тебя хочу.

– Правда? – она, несомненно, улыбнулась. – Это радует… Когда?

– Сейчас.

– Сейчас?!! – похоже, Ольга изумилась. – Но…

– Да. Прямо сейчас. И немедленно.

– Хорошо, – мгновенно согласилась она. – Я еще и переодеться не успела… Ты где?

– Минут через пятнадцать буду у твоего подъезда. Позвоню, когда подъеду… Да, – спохватился я. – Прихвати какую-нибудь газету с объявлениями.

– Зачем? – удивилась она.

– Объясню. Не будем тратить трафик.

Я прибавил скорость, и был у Ольги даже не через пятнадцать, а через десять минут. Она сбежала ко мне, сияя от предвкушения встречи, послушно сжимая номер «Вечернего экспресса».

Тут же, не отъезжая от ее дома, я развернул страницу с объявлениями о сдаче квартир, нашел почасовой круглосуточный вариант, позвонил по указанному мобильному номеру – сегодня, после реквизиции денег у нечаянно убитого Решетова, я был богат, как крез – и через полчаса мы уже заперли за собой дверь.

В квартире оказалось довольно чисто даже на мой привередливый вкус. И я смог наконец отмыться под душем, и мы упали в постель.

Конечно же, я оказался не прав, услышав позыв своей натуры. Желание иметь женщину, как и весь последний год, было чисто умственным. И я по-прежнему ничего не ощущал, хотя мог бесконечно долго заниматься сексом.

А возможно, даже лучше, чем обычно: во мне произошел выброс адреналина; ведь несмотря на кажущуюся бесконечность ужасной ночи, с момента убийства Решетова прошло всего несколько часов.

Во всяком случае, Ольга наслаждалась мною сильнее и глубже, чем бывало прежде.

Испытав пик ощущений бесчисленное количество раз и всеми способами, устав и даже похудев за пару часов, она тихо лежала рядом со мной на свежей подушке и осторожно перебирала мои короткие, жесткие волосы.

– Витюша… – счастливо шептала она мне в ухо, точно нас мог кто-то подслушать. – Витюша… Ты сегодня… Ты сегодня был неподражаем… Ты ведь знаешь, что так хорошо, как с тобой, мне не бывало никогда ни с кем. Но сегодня… Сегодня ты превзошел самого себя… Я вся обкончалась, никогда еще так не было…

Я молчал, думая, что пока не умер, раз мог принести хоть кому-то простую, но важную радость…

– Слушай! – вдруг спохватилась она и даже привстала на локте, коснувшись меня своей не очень большой, но довольно тяжелой грудью. – Слушай, ты сам-то хоть кончил? А то я…

– Я кончил сегодня уже, не волнуйся, – ответил я, погладив ее волосы и думая в этот миг о том, как по ошибке прикончил Решетова.

– Тогда будем спать? – беспечно предложила Ольга. – Я тааак устала…

– Будем. Сейчас, подожди меня минутку.

Я вылез из постели, пробрался на небольшую кухню, взял с мойки чистый стакан. Открыл припасенную бутылку «Краун джуэла», налил сразу граммов двести. Секс без ощущений не принес облегчения, я по-прежнему чувствовал себя лишь усталым автоматом. Для расслабления требовалось выпить.

В несколько глотков прикончив джин, я вернулся в комнату. Ольга уже спала, по-детски перевернувшись на живот.

Я лег рядом, положив руку на ее теплые, приятные ягодицы и почти сразу отключился.

17

Мне приснилась Анечка.

Точнее, не просто и не сразу она. Сначала долго тянулся медленный, томительный и тягучий, самый мучительный из кошмаров. В котором ничего не происходило, но это отсутствие чего бы то ни было и представлялось самым кошмарным.

По какой-то причине я оказался в Ленинграде. Не в нынешнем помпезном Санкт-Петербурге, а именно в Ленинграде – городе, где бывал наездами множество раз, пока учился в Москве, один и с нею вместе, и куда мы потом иногда ездили отсюда.

Я шел по Невскому проспекту и не узнавал местности. Тротуары сделались какими-то осклизлыми, всюду, прямо на дороге, громоздились странные, полуразрушенные или недостроенные дома с пустыми окнами – которых никогда не существовало в самом деле. На месте одного здания на углу с улицей Толмачева, которое я помнил хорошо, громоздились жуткие исполинские колонны желтого цвета, словно портик отсутствующего античного храма, только во много раз больше. На них нелепо висела гигантская вывеска «Гостиница Метрополь», хотя в этом городе такой не имелось.

Но меня поразили даже не перемены городского пейзажа. На улице не было людей. То есть нет, кругом шевелилась целая толпа, она струилась мимо меня и даже как будто насквозь, но то были не люди, а серые бесплотные тени со смазанными пятнами вместо лиц. Раньше так снилась только Анечка, но теперь их стало много; мне хотелось освободиться, но я шел, бежал, скользил и падал, и никак не мог вырваться в другую плоскость.

И вдруг увидел Анечку. Она шла впереди меня, и казалась не тенью, а человеком. Я узнал то лиловато-серое, в мелкую клетку, демисезонное пальто с большим остроконечным воротником, которое она носила в год нашего знакомства. И еще – шляпку. Маленький круглый ток с черной вуалью: тогда, вернувшись из бездны прошлого, вуаль была на пике моды.

– Анечка! – окликнул я.

Она обернулась и остановилась. Я наконец увидел ее лицо. То есть нет, его скрывала вуаль, гораздо более плотная, чем в реальности. Но оно точно у нее было.

Я рванулся к ней – она протянула руки, давая знак не приближаться. Я бежал, но она отдалялась, оставаясь недвижной, и от нее веяло тяжелым, могильным холодом.

Я спал и словно не спал; бодрствующая часть говорила, что все правильно: к умершим нельзя прикасаться во сне, контакт с покойником означат собственную близкую смерть. И Анечка из сна это понимала – ускользая, она не позволяла дотронуться до нее. Но сознание, одурманенное сном, стремилось к ней. И я летел, зная, что несмотря ни на что должен поймать ее маленькую ледяную ручку и согреть в своей ладони…

Потом я в очередной раз поскользнулся и упал, и наконец провалился куда-то на другой этаж небытия.

Где вдруг возникло встревоженное Ольги, которая, склонившись, неосязаемо гладила меня по голове…

18

– Кто такая Анечка? – наутро спросила она.

– Неважно… А что? – уточнил я.

– Да ничего… Просто ты так ужасно мучился и метался во сне и называл меня этим именем.

Я промолчал, и она не стала расспрашивать. Несмотря на кажущуюся беспечность, в Ольге имелся некий внутренний стержень.

Я отвез ее домой. Мы простились очень нежно в машине. Ольга, кажется, была в самом деле очень благодарна за эту внезапную и невероятно сладкую ночь.

А я мысленно уже прощался с нею навсегда.

Я знал, что это – наша последняя встреча.

И не потому, что я решил окончательно порвать с Ольгой, не из-за Наташи и вообще совершено по другим причинам.

Встречаясь с нею в течении года, я просто занимал чужое место. Оставаясь выжженной изнутри оболочкой человека, с которой в принципе не могло быть связано ничего хорошего. Теперь контакт со мной становился по-настоящему опасным.

Я переступил черту и стал криминальным элементом и мог бросить тень на любого человека.

И я не имел права рисковать спокойствием Ольги. Ведь она была по-своему мне близка.

На этот раз опасность прошла мимо. Если я не оставил следов – а я был абсолютно уверен, что это так – то никакое следствие не найдет связи между мною и покойным Решетовым. Тем более что труп увезен и при нем не найдется документов.

Однако, если принимать во внимание все возможности, то даже это убийство могло оказаться для меня роковым. Ведь кто-то по совершенной случайности, из праздного любопытства мог наблюдать из окон соседнего дома. И теоретически мог тихо, опять-таки из любопытства выследить мой отход на чердак и поездку на маршрутке, и даже увидеть машину, в которую я сел. Это было маловероятным, но теоретически могло быть.

Возможно, меня еще не взяли лишь потому, что свидетель моего преступления в данный момент только сидит в дежурной части, заполняя протокол показаний. И провести на свободе мне осталось несколько часов.

Такая возможность все-таки имелась…

Поэтому все возможные концы стоило рубить уже сейчас.

Проводив взглядом фигурку Ольги, исчезнувшую за дверью подъезда, я выехал в центр города. Выпил очень крепкого кофе в хорошем баре, заправился бензином и, не заезжая ни в свое общежитие, ни к Наташе, отправился в Медногорск.

Хоть и неудачный, первый этап операции требовал тщательного завершения.

Часть вторая

1

– Кто такой Решетов? – спросил я у Вадима, которому позвонил на следующий день.

Хорошенько размыслив на обратном пути из Медногорска, я все-таки решил не уходить от Наташи сразу: каждый спокойно прожитый час прибавлял мне уверенности в успехе; утренние глубокие опасения прошли. И в данный момент я уже ничего не боялся. Кроме того, наша связь с Наташей стала теперь уже столь долгой и известной, что на нее вышли бы при любом моем поведении. Другое дело, что перед повторным покушением я был обязан заранее исчезнуть из ее жизни, полностью и навсегда. Так, чтобы даже она сама не знала, по какой причине и куда я подевался… Но до этого оставалась масса времени. Поэтому, пользуясь остатком больничного, я опять жил у Наташи.

Вадим был известным ростовщиком. В свое время он вложил и в наш магазин некоторую сумму, когда нам не хватало оборотных средств; мы расплатились с ним примерно за год до ухода Олега и расстались в хороших отношениях. Не ограничиваясь своим непосредственным бизнесом, Вадим оставался в курсе абсолютно всех дел, творящихся в городе. Поэтому я знал, что никто не расскажет мне о неизвестном Решетове лучше него. Он прекрасно помнил меня – как помнил каждого, с кем имел дело хоть раз – и довольно приветливо принял мой звонок.

– Решетов? – переспросил он и я представил, как толстый Вадим почесал бороду, что-то быстро прикидывая в уме. – Который из них?

– А что – их так много? – удивленный, ответил я следующим вопросом.

– Не очень, – Вадим усмехнулся. – Но достаточно. Два брата-дегенерата.

– В смысле? – я ничего не понимал.

– Да нет, это я просто в рифму… Два урода – немногим лучше твоего Хаканова.

Вадим знал про меня все; как и про любого человека, так или иначе – хотя бы прошлом – причастного к крупному бизнесу.

– Хотя у младшего во внешности определенно есть нечто дегенеративное. Может, у него родовая травма была, а может – страдал в детстве легкой формой идиотии…

Неплохо, – подумал я. – Метил в Хаканова, попал в какого-то идиота… Хотя, если судить по расписке, на идиота он похож мало.

– У него лицо асимметричное, – продолжал Вадим. – И одно ухо больше другого. То есть оттопырены по-разному… В общем, трудно объяснить на словах – но если увидишь, сразу поймешь.

…На фотографии в сожженном паспорте я не заметил асимметрии…

Впрочем, у костра было довольно темно, а я находился, выражаясь юридическим языком, в состоянии аффекта…

– Но редкостный пижон. Ростом с тебя, ходит прямо, носит даже зимой кашемировое пальто, летом всегда костюм и галстук. Сзади поглядишь – человек человеком. А спереди перекреститься хочется.

Убитый мною Решетов был ниже меня, по крайней мере так показалось; и носил он не пальто, а обычную дубленку… Хотя…

– А старший маленького роста, толстый. И будка у него круглая, как у опоссума…

Я не помнил, как выглядит опоссум. Но само слово мне понравилось. Я понял, что, кажется, убил именно старшего.

– Он у них голова. Мыслительный центр, можно сказать. Младший на подхвате, своих мозгов у него отродясь не было.

– А как их зовут?! – я наконец сообразил, что вопрос, кого из двух Решетовых я прикончил, можно выяснить проще, чем по приметам.

– Разве я тебе не сказал? Имена у них прямо-таки царские. Старший Михаил, младший Алексей.

Значит, я убил именно того, который мозговой центр…

– В последнее время они ездят на джипах, – продолжал Вадим, не дожидаясь дальнейших вопросов. – Старший на черном «лэндкрузере», младший на трехдверной «фронтере» – знаешь, такое угребище вроде большой «нивы». Неопределенного цвета, то ли темно-серого, то ли голубоватого. Весь, как новогодняя елка, противотуманками увешан. А номер всегда заляпан грязью – будто скрывается от кого-то. Такой крутой весь из себя – неуловимый Джо, который на хрен никому не нужен, чтоб ловили…

Он усмехнулся, вспоминая, видимо, старый анекдот.

– Они что – бандиты? – неожиданно для себя уточнил я. – Вооружены?

– Да ты что, откуда? – теперь Вадим смеялся по-настоящему. – Какие бандиты? Понты корявые, больше ничего за ними нет… Раньше вроде занимались полукриминалом: левые иномарки, возможно, угнанные, скупали на разборку. Теперь отошли. Черт знает, чем занимаются, но вроде не товаром. Там деньги взяли, туда сунули… Норовят кинуть, конечно, при каждом удобном случае. Но так, по мелочи.

Я помолчал, признав, что все соответствует найденным мной документам. Если только сто тысяч долларов – мелочь. Впрочем, Вадим ворочал такими суммами, что для него это в самом деле могло казаться мелочью.

– Ничего странного, что ты их не знал. Твой Олег с такими типами никогда не водился.

Слова «твой Олег» слегка резанули слух. Да, Вадим хорошо относился ко мне – можно сказать, по-дружески; если только у человека, постоянно вращающего сотни тысяч долларов под пять-семь процентов в месяц вообще может сохраниться способность к эмоциям и чувствам. Но он четко отделял Олега от меня. Несмотря на все мои старания, я так и не встал наравне с партнером. Не вошел полноправно в мир бизнеса – впрочем, это подтвердила и сама жизнь. И сейчас с запоздалым прозрением подумал, что был, конечно, полнейшим идиотом. Ведь что стоило еще тогда, услышав Хакановское предложение войти в долю, поднять трубку и набрать номер Вадима? Не сомневаюсь, что он дал бы мне исчерпывающую характеристику современного Хаканова. И сейчас все было по-другому. По-другому…

– А зачем они тебе понадобились, кстати? – поинтересовался наконец Вадим.

Я давно ждал этого вопроса и с нетерпением фильтровал информацию, чтобы подготовить правдоподобный ответ.

– Да, так… – безразлично ответил я. – Один мой сослуживец в ипотеку вступает. Деньги понадобились на время. Ему кто-то этого Решетова порекомендовал. Ну и он, зная, что я… Что у меня остались какие-то старые связи, попросил навести справки. Что за человек и можно ли с ним дело иметь. Спасибо тебе, ты мне все точно осветил.

– Надеюсь, что осветил. Так и скажи своему чудаку, чтоб он от этих пидоров подальше держался. А если ему деньги нужны и человек серьезный, отправь ко мне. Пусть скажет, что от тебя – я ему процент сбавлю.

Все-таки он хорошо ко мне относится, подумал я.

– Ладно, передам. Он обрадуется.

– Тем более… – Вадим помолчал, точно в последний момент раздумывая, не придержать ли язык за зубами. – Тем более, что с Решетовым у него уже все равно ничего не выгорит.

– Почему? – с деланным равнодушием спросил я, стараясь, чтобы он не услышал, как бешено заколотилось сердце.

– Потому что старший кирдыкнулся.

– Вот как? – меня обдало изумлением: прошел всего день, а Вадим уже обо всем знал.

– Да так… выехал в сиську пьяный на своем «крузаке» за город, на Западной дороге в поворот не вписался и улетел под обрыв…

Я мгновенно и остро вспомнил, как именно на той самой дороге слушал с Ольгой ночного Баха и меня посещали мысли о самоубийстве – как раз таким способом, каким Хаканов избавился от трупа…

– И что – насмерть?

– Естественно. Знаешь же, какая там высота. Машина всмятку, к тому же обгорела вся.

Обгореть-то обгорела, но его опознали, – зачем-то отметил я.

– Правда… – Вадим сделал паузу. – Говорят, что при этом у него было пять пуль в спине и одна в затылке.

Я едва сдержал усмешку: слухи успели удвоить количество моих выстрелов.

– Разве в нашем городе такое сейчас возможно? – стараясь, чтобы сомнение звучало натурально, протянул я.

– Выходит, возможно. Он ведь в самом деле по мелочи многих прокинул… Еще слухи ходят, что какие-то москвичи его нашли, еще с тех пор, когда он авторазборкой занимался и тоже кого-то прокатил.

Эти слухи меня обрадовали. Значит, на Хаканова никто пока не подумал.

– Ну и что? Расследуют?

– А хрен их разберет. Копошатся менты… Только вряд ли что накопают.

В таких делах всегда концы в воду.

То, что именно в воду, это он правильно угадал, – подумалось мне.

И перед глазами мгновенно встала жуткая, засасывающая в себя, далекая бездна ледяной воды, поглотившая мой несчастный револьвер.

– Ты-то как сейчас? – спросил Вадим. – Нашел что-нибудь достойное?

– Да… Так, понемногу, – уклончиво ответил я, не желая вдаваться в подробности. – Ну ладно, спасибо тебе за информацию.

– Всегда пожалуйста, – ответил Вадим. – Обращайся, когда надо, я много чего знаю… Да, и парню своему не забудь передать насчет кредита!

Я пообещал, что не забуду, и повесил трубку.

С Решетовым теперь было все ясно.