Текст книги "Заулки"

Автор книги: Виктор Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Раз – и выскочил из тоннеля в короткий просвет, шарик замер в луночке, короткий общий вздох, или возглас, или матюжок; Жорж сгребает со стола фишки одним ловким движением длинной руки либо быстро распределяет плексигласовые кружочки между выигравшими. И снова все погружаются в темноту ожидания. Через несколько минут, успев потерять и вернуть несколько фишек, Димка кажется себе знатоком, раскусившим тонкости игры, ее законы, вероятности, замысловатую линию удачи.

Тоннель – свет, тоннель – свет. Димка ставит то на комбинации цифр, то на цвет, то на чет-нечет, чувствуя себя с каждой остановкой шарика немножко нищим, немножко богачом, потому что при этой игре он и проигрывает, и выигрывает одновременно. Это осторожная стариковская тактика, и, освоившись, Димка решает рискнуть. Он уже называет водилу Жоржем, толкается, как все, научился ловко и небрежно ставить фишки. Поехали, поехали, черное жерло тоннеля, мелькание, грохот, выпрыгивание в свет с замиранием шарика, снова нырок…

– Возьми, малый!

Жорж сдвигает в его сторону фишки и добавляет деньги. Оказывается, фишек в банке не хватает – Димка рискнул поставить на цифру и сгреб все. Мелькает несколько лиц, глаз; Димку заметили, на него обратили мимолетное внимание. Но сам Димка не замечает уже никого. Глаза его слезятся от густого дыма и хлынувшей в голову крови. Щеки пылают, рулетка дышит на него жаром, как раскаленная печь. Он чувствует прилив вдохновения. Сегодня ему все должно удаться, говорят, что новичкам везет.

Еще раз на цифру. Мимо! Карман с фишками пустеет. Кто-то с коротким ругательством отваливает от стола, расталкивает груду прижатых друг к другу потных тел. Кто-то, откинувшись назад, в короткой паузе между метаниями шарика пьет из бутылки.

Везение отворачивается от Димки. Конечно же ненадолго. Не может быть, чтобы ему не пофартило. Димка достает из кармана последнюю пятерку и получает фишку. Одну! Снова на цифру: была не была! В ногах дрожь от возбуждения. Серый, то ли с проигрышем, то ли с выигрышем, исчезает из поля зрения. А у Димки опять в кармане фишки. Краем глаза Димка успевает заметить в полумраке – сквозь завесу дыма – девчонку-циркачку, она сидит у стены, напротив, на табуретке, положив ногу на ногу, и курит длинную папироску. Ах ты, черт, прямо как в трофейном фильме про западную жизнь. Димка насмотрелся этих картин, как только приехал в Москву из деревни, ни одной не пропустил. Вот выиграть бы миллион, как в фильме про короля Монте-Карло! И… и… Тот парень заплатил хирургам и вернул зрение бедной нищей девочке. А что может сделать он, Димка? Девчонка напротив зрячая, да и медицина у нас бесплатная. Вон сапожник Митька из «Полбанки» ездил к самому Филатову, исправил глаз.

Димка отгоняет глупые, мешающие играть мысли. С миллионом можно хорошую квартиру снять, можно одеться в барахольном углу Инвалидки, где, бывает, толкутся матросы-дальневики с «либертяшек», можно потом заявиться к Евгению Георгиевичу, показать себя – каков он есть, пропащий человек, можно… да вот к этой девчонке подойти и пригласить ее в коктейль-холл в гостиницу «Москва», куда только прилично одетых пускают… Ничего, что она намазана, как приблатненная, у таких девчонок добрые души, они отзывчивые друзья: Димка знает из литературы. И, конечно, можно сфотографироваться в хорошем ателье у МХАТа – шляпа, лакированные туфли, клеш из манчестерки, пиджачок в полоску с плечами – и маме отправить. Давно он обещал маме сфотографироваться и прислать портрет, показать, каков он теперь, москвич, студент важнейшего вуза… Да все никак не соберется. И в чем фотографироваться?

Все эти мысли залпом пролетают в голове Димки, кажется, в долю секунды. Постепенно он начинает покорять всепоглощающее азартное чувство, замечать, что творится вокруг. И вовремя – Димка, собирающийся заявить цифру, вдруг обнаруживает, что карман его совершенно пуст. Как много стали значить для него эти легкие плексигласовые кружочки. Господи, всего лишь фишечки, детские игрушки, пустячки – но как они нужны сейчас. Может быть, одна-две попали случайно в другой карман?… Нет. И тут же многоглазое существо, даже не заглядывая в его карман, а словно кожей осознав, что Димка выпотрошен, выталкивает его в сторону. И он оказывается в позорном одиночестве, отвергнутый столом. Не для него теперь это волнение, крики, переживания – все оставлено в другом мире, и в него не вернуться. Счастливцы – в конусе света, он – в полумраке.

Девчонка все так же сидит на табуретке, только папироска ее, длиной с полметра, превратилась в окурок. Смотрит она на Димку с равнодушной улыбкой. Но девчонка уже вовсе не интересует Димку. Денег, где взять денег, хоть десятку! Он хочет вернуться. Он еще покажет, каков на деле. Он уже прочти выиграл, почти усвоил премудрости цифр, комбинаций, цвета и странности в метаниях шарика. Нет, дело не в миллионе, он даже не жаждет денег, он хочет играть, быть среди этих взрослых мужиков равным, дергаться так же, как и они, напрягаться, кричать, тянуть к себе или бросать мятые деньги, показывая полное пренебрежение к этим бумажкам, жалким – Димка изучал – всеобщим эквивалентам, хочет держать в пригоршне плексигласовые фишечки, мягко, беззвучно потряхивать ими в кармане… Через руки Димки только что пробежала не одна сотня, может быть, тысяча… Он замирает, пораженный цифрой. Да, тысяча, две, и он ни о чем не жалеет. Жалкие студентики, считающие копейки на столовский кислый винегрет, вот каков Димка – видели бы его в эту минуту!

Серый куда-то исчез. Что ж, идти к куче пальто, отыскивать на ощупь свой перелицованный довоенный ратин, шапчонку и идти в ночь, к общежитию какого-то техникума, где из-под пола брызжет вода?

Германн, подросток, князь… ну… этот… – какие-то неясные литературные фигуры игроков мелькают в воображении Димки. Белые манжеты, сюртуки, свет свечей, столики на гнутых ножках, пистолеты. Боже мой, он, Димка, был почти в этом мире. Во всяком случае, среди тех же великих страстей. Серый выходит из какой-то боковой двери, замечает Димку и останавливается, словно бы зная, что студент сам бросится к нему. Димка хватает его за рукав:

– Серый? Ты выиграл?

– Тот смеется, выворачивает наизнанку карманы брюк. Только связка ключиков и отмычек падает с лязгом на пол. Серый поддевает ее носком сапожка, подбрасывает и ловит на лету.

– А взять неоткуда? Серый пожимает плечами:

– Может, и дадут. А под что?

– Как под что?

– Ну, что у тебя есть? Учебники? – Он смеется. – Ну, под часы, хочешь, Студент?

Он хорошо знает, что у Димки нет часов. Мама; передавала ему со знакомой какой-то старенький «Мозер», но, увы, знакомая исчезла с часами.

– А на «американку» пойдешь?

– Какую «американку»?

– Как в споре. На желание. Проиграешь – деньги можешь не возвращать, но желание выполни. Димка мнется:

– Мало ли какое желание?

Серый пританцовывает.

– А это уж какое будет. Не я деньги дам, у меня нету. Кто-нибудь из этих… Может, заставят под столом кукарекать или на лекции тряпку в профессора бросить – я не знаю. Тут народ знаешь какой! Не деньги ценят, а шутку. Игра есть игра: если будешь только богатеть, голову проломят свои же.

– А ты обещаешь, что без позора?

– Без позора – это точно. А хулиганство какое – вполне возможная история.

– Давай!

– «Давай»! – дразнит Серый. – Я не банк. Тут еще заинтересовать человека надо. Он смотрит на Димку, изучая его.

– Есть, пожалуй, маза. Погоди…

Он исчезает в двери. Через несколько томительных, ужасных минут, когда рядом дышит игра, кто то невнятно смеется, кто-то приглушенно ругается и кто-то, отошедший от стола, роняет мелкие деньги из зажатого в горсти кома, Серый возвращается, а следом за ним мягко, неслышно ступает человек, с щелочками-глазами, внимательный и вкрадчивый. В улыбке его – ножевой, металлический всплеск отраженного фиксами света. На шее белый шарф.

Это Чекарь!

Чекарь разглядывает Димку. Разводит руками.

– Надо же – Студент! – Он поворачивается к Серому, говорит строго: – Что же ты не объясни толком кто?

– А я знал, что ты его знаешь? Чекарь трясет Димку за плечи. Говорит своим мягким акающим и приветливым говорком:

– Здорово, Студент! Рад видеть. Новое что-нибудь написал?

– Нет еще.

– Зря. Зря. Пиши. И мою просьбу не забудь. Он ловко стихи тискает, – объясняет Чекарь Серому. – Сам причем, свои.

Серый с уважением смотрит теперь на Димку – так, во всяком случае, кажется. Да и как еще он может смотреть – Студент с Чекарем знаком, тот его за талант ценит. Не фуфлы-муфлы. И девчонка улыбается, видя, как Чекарь трясет Димку.

– Ладно, о чем тут говорить. – Чекарь вынимает из кармана деньги, ровно сложенные, аккуратными пачками, пересчитанные. – На, Студент, побалуйся.

– А сколько тут?

– Выиграешь – отдашь, – уклоняется от ответа Чекарь. – Ну, а не выиграешь… – он смеется, щуря голубенькие острые глазки, – заставлю тебя на «американку»… рассказать чего-нибудь, сочинить… делать ничего не заставлю. Вот, при Сером обещаю и при ней. – Он кивает в сторону девчонки. – Слов потребую, только слов.

Димка знает, что Чекарь блатной, но знает также, что обязательность у них ценится. Впрочем, что бы то ни было, на этот раз Димка выиграет. Нечего и сомневаться. Он сует деньги в карман – не пересчитывать же. Это не стипендия.

– Погоди, – останавливает его Чекарь. Димка холодеет: неужели передумал?

– Ты из-за выигрыша будешь или из-за игры?

– Из-за игры.

– Молодец – расцветает Чекарь. – Настоящий парень, не только стихи тискает. Играй!…

Люди, склоненные плотной массой над столом, словно почувствовав, что Димка теперь снова в игре, легко подаются, расступаются, и он оказывается у рулетки. Никто не озирался, не наблюдал за Димкой, они как будто спинами, головами, плечами почувствовали увесистость Димкиного кармана и приняли его в свою среду. Их масса втянула Димку и сомкнулась. Кто-то выходил за это время, кто-то входил, но масса оставалась неизменной, с ее винно-табачным азартным неровным дыханием, колыханием, возгласами. Может, кто-то успел застрелиться, повеситься, утопиться, кто-то успел стать обладателем раздутого денежного кома?… Это не влияло на груду тел у стола. Кто они? – мелькнуло в Димкиной голове. – Оказавшиеся не у дел фронтовики, не знающие, как пристроиться в новой жизни, бандюги, спекулянты, рыночные торговцы, взяточники, обладатели честных, но живущих лишь мгновение зарплат? Мелькнуло – и исчезло. Здесь, видно, не принято рассматривать друг друга, разговаривать, здесь живут только в конусе света, падающем ровно на стол – и ни на метр дальше. Кто, как, откуда – за такие вопросы можно и поплатиться. Ну и ладно, и ладно. Главное, что он, Димка, вновь в конусе, он ощущает над своей макушкой тепло ослепительной двухсотсвечовки.

Он вытаскивает из кармана бумажки и со страхом замечает, что у него сплошные помятые слегка тридцатки. Боже ж мой, сколько у него денег?

Крупье, этот самый Драный Жорж, бросает на Димку быстрый • револьверный взгляд: ну? Димка швыряет на стол бумажку. Поехали, и да улыбнется нам удача. Димка получает заветные фишки и ставит их на цифру. Вперед!

Снова рывок в тоннель, вслед за брошенным Драным Жоржем шариком, – в зыбкую темноту. Через минуту Жорж отталкивает от себя кучу фишек в сторону Димки. Попал! У Димки ухает что-то в глубине живота. Всем существом он ощущает восторженную зависть соседей. Но она мимолетна и с новым броском шарика исчезает, уступая место волнению. Общий вдох и затаенность. Димка ощущает себя словно бы в атаке. Да, именно это смертное чувство – пронесет или нет. Похоже, то же испытывают и те, кто рядом с ним.

– Ну, держись, браток, – хрипит кто-то у плеча, должно быть – уже проигравшийся и перешедший в переживатели. Димку поддерживает его явное сочувствие, вдруг прорезавшееся в наполненном азартом и алчностью кругу. Какой-то клеточкой мозга, не вовлеченной в этот круг, студент успевает оценить так нужную ему поддержку, эту дружественную хрипотцу фронтовика, знающего дрожь атаки. Обыденность, рутина и нищета новой/ и так не похожей на мечты мирной жизни гонят таких, как он, к карточным столам, к рулеточной вертушке, к «железке», «двадцать одному», к веселой и дикой поездной игре «махнемся». Здесь они дышат ноздря в ноздрю с базарными спекулянтами или бандюгами, ну и не важно, игра знает лишь риск и азарт, не признает она честных или бесчестных, не ведает симпатий и вражды, чешет всех одной косилкой. Игра ловит фронтовиков, как портовая шлюха, ожидающая дальние суда. Ей что капитан, что матрос – был бы фартовым парнем, не жалеющим себя и близких. Ну, куда же ты, Димка, со своей жаждой удачи? Неужели ты думаешь одолеть вершину, которая сбросила не одного бывалого вояку, расчетливого или рискового, умного тактика или любителя лобовых ударов? Кого ты хочешь опередить, обойти? Но вот – обходит. Сузив прицел с комбинации на цифру, на столь памятную всем и пугающую дату 22 (назло судьбе), Димка ловит за хвост большую удачу, и вновь Жорж, скривив исполосованное багровыми рубцами лицо, подвигает к нему деньги. Фишек у водилы уже нет. Кто-то отходит от стола, с грохотом уронив костыль. Наверно, это его деньги в той кучке, что перешла к Димке, Не из воздуха же она взялась. Ни одно ухо не повернулось на стук. Да хоть подорвись на гранате. Игра!

Через полчаса Димка, уже ничего не соображая, отваливает из электрического ослепительного конуса в полутемный угол. Все, все загреб к себе этот Жорж с отвратительной драной рожей. Сколько там было – Димка и не представляет. Полстола занимал его выигрыш – фишки и деньги. И уже казалось, он не сможет улетучиться. Но выигрыш исчез. Мгновенно – как стог сена от пламени на ветру. Как это случилось? Что-то здесь нечестно, несправедливо, Димка был достоин крупного выигрыша, он действовал по прекрасному наитию новичка, он все соображал, он предугадывал каждую ставку. Это те, в куцых пиджачках, торопливые, матюкающиеся, пахнущие водкой, луком, бриолином, это те должны были проиграть, но не он, бедный студент, которому по всем законам – и в книгах о том не раз писано – должно бешено, дьявольски везти. Откуда-то возникает Серый. Димка, уставившийся в пол, видит только его шевровые сапожки со спущенными голенищами. Димка хватает его за руку, шепчет:

– Где Чекарь? Надо разобраться, Я не мог так быстро проиграть. Мне везло. Ты же видел, а? Серый треплет его плечо:

– Тихо, тихо, Студент. Не духарись.

– Где Чекарь?

– Ушел. Что он, тебя станет дожидаться? Уже все, кранты игре.

Группа людей у стола мгновенно рассыпается. Кто ругается себе под нос, опустив голову, кто молчит. Вмиг игроки растаяли в полумраке – и вот уже сталкиваются где-то в темном коридоре, роняют шинели, хлопают дверью, выходя по одному. Исчез и Жорж с игорной доской, фишками и деньгами, а на огромный стол девчонка уже набросила скатерть с бахромой.

– Пошли, пошли, – торопит Серый Димку. – Чего нюни распускаешь? А еще студент.

Из дома они выходят не сразу, а по знаку девчонки, которая стоит у открытой двери и наблюдает за улицей. Серый сжимает локоть Димки:

– Тсс… Молчки, молчки. Потом поговорим.

– Слушай, а этот Жорж много денег уволок.

– Крупье должен содержать дело?

Они быстро шагают темным переулком. Глубокая зимняя ночь нависла над ними, щекочет лицо снежком. Похрустывают замерзшие лужицы. Серый останавливается, придерживает Димку.

Где– то неподалеку проходит патруль, сапоги звонко ломают льдинки, слышны молодые голоса солдат. И хоть комендантского часа давно уже нет в Москве, Серый предпочитает переждать в темном углу, в тени какого-то двухэтажного барака. Ночь остужает Димкину голову. Который же это час? Серый достает из кармана свой «цикач» -летчицкие часы с ярко светящимися цифрами и стрелками.

– Три.

Значит, он, Димка, играл целых четыре часа или больше. Какие-то чудеса в этом темном доме с конусом света – там по-другому время идет, что ли?

– Слушай, Серый, а сколько я там проиграл?

– А сколько у тебя своих было?

– Ты же знаешь. Рублики. Шестнадцать.

– Ну, значит, моих пятьдесят уплыли у тебя. Да ерунда. Ты сколько стипендии получаешь?

– У нас на курсе стипендия двести тридцать рублей, – отвечает Димка – и это чистая правда. Он не добавляет только, что стипендии этой не получает.

– Ну, так мне скоро отдашь.

– А Чекаря деньги? Сколько их было?

– Да кое-что было, – равнодушным тоном говорит Серый. – Тысяч восемь, я думаю. Может, немного больше.

– Сколько?

Нет, эта ночь ему снится! Не было темного дома, рулетки, согнутых спин, не было барака-общежития с фонтанчиками из-под пола. Это он спит в уютнейшей каморке милого, прекрасного, доброго Евгения Георгиевича, в чудном доме с его симпатичными обитателями, и снятся ему всякие рулетки и бараки. Но ночной ветерок так свеж. А руки, если и поднести к лицу, пахнут плексигласовыми фишками и деньгами.

– Тысяч восемь с прицепом, – негромко добавляет Серый.

Он, Димка, держал в руках сумму, о которой и думать раньше не смел. Тысяч восемь – да этих денег ему хватило бы, если экономить, до окончания учебы. Бабка в селе, работая санитаркой на ветпункте, в креозоте и навозе, среди всяких этих чумок, чесоток и клещей, получает в месяц триста восемьдесят – и все соседи ей завидуют, это настоящие деньги, которые каждый месяц держишь в руках, а не начисления на трудодни: то ли будут, то ли нет. Это сколько ж бабке надо мыть цементных полов и боков коровьих, чтобы заработать такую кучу денег? Бежать надо обратно в темный дом, отыскивать Драного Жоржа, трясти его за ворот! Вдвоем с Серым, может, они справятся.

– Серый, не мог я проиграть столько. Надули меня. Или эти, вокруг, деньги растащили!…

Приятель смеется в ответ. Они уже подходят к общажке. Она темна, как брошенное судно. Несколько бродячих псов мелькают на помойке, рыщут, как шакалы, хрустят мерзлой картофельной кожурой.

– Студент, в этой игре никто копейки не возьмет. Там есть люди – следят. Знаешь, что бывает, если хоть рубль чужой сунешь в карман?

– Что?

– Трюмить будут. А потом вытащат подальше, на помойку, и бросят. Утром милиция найдет.

– Это как – трюмить?

– Ногами бить. Но не как попало, а с толком. Чтобы была одна котлета.

Димка вспомнил – он видел однажды коротко остриженного человека, которого утром подобрали милиционеры и пробовали усадить его в извозчичью пролетку. Найденный был чудовищно синего, не имеющего ничего общего с человеческим, цвета. Они усаживали его, как тряпичную куклу, поддерживая руки, ноги, голову. Стриженый дышал, но глаза его смотрели бессмысленно и тупо. И извозчик, и милиционеры понимали, что имеют дело с человеком, который жить не будет. Это Димка хорошо ощущал.

– А этот, сам Драный Жорж?

– Он водила. Не веришь ему – не играй. Димка стонет:

– Серый, как же я Чекарю такие деньги верну?

– Чего ты мычишь? – возмущается Серый. – А еще играл как настоящий. Чекарь же сказал тебе – на «американку». И ничего такого не потребует с тебя. Кроме трепа. Он к тебе хорошо относится, Чекарь. Повезло. Я и не знал, что вы знакомы. Вот если б я брал деньги, он бы с меня содрал…

– Что?

– Мало ли что? Может, в форточку куда-нибудь залезть. Может, чего похуже. Тут не отвертишься.

– Никак?

– Никак. Тут похуже будет, чем трюмить. Димка ежится, пробирает его холод.

– А если Чекарь передумает? И с меня что-нибудь потребует?

– Чекарь-то передумает? Ты что?

Димка успокаивается. Они тихо обходят, барак, направляясь к черному ходу. В коридоре на стуле, свесив голову с седыми грязными прядями, спит истопница. Она вздрагивает от храпа. Не зажигая света, они стелют на проволочные койки одеяла.

– Жрать хочешь? – спрашивает Серый.

– Очень, – признается Димка. Чувство голода, после того как он пришел в себя на морозце, жжет его внутренности.

– Я тоже, – говорит Серый. – Не подумали мы… Он ворочается, укладываясь поудобнее.

– Вообще-то, ты можешь не только долг списать, но и еще заработать. Больше, чем получил у Чекаря, – говорит Серый, зевая.

– За что?

– Ни за что. За пару слов.

– Каких?

– Потом скажу.

Через минуту Димка спрашивает:

– Ты вправду или болтаешь?

Но Серый уже не отвечает.

Спит Димка плохо. Перед глазами мечется шарик, бьется о стенки круга, прыгает; рябит от красных и черных квадратиков, цифр. «Тащите билетик», – требует Драный Жорж. На изуродованном его лице золотые профессорские очки. Димка тащит билетик, как на экзамене, видит цифру: 13. Драный Жорж, улыбаясь, отсчитывает ему деньги – сотенную за сотенной. «Молодец, Студент, знаешь материал. После сосчитаемся. На „американку“… Много с тебя не потребую. Объяснишь мне, что стремился выразить исландский народ в своих сагах. Какую вековую мечту? Всего только пару слов». Какую мечту? Димка не знает. В сагах много крови. Там без конца режут друг друга. И каждый раз придумывают все более изощренные способы. Трюмят, в общем. Но разве в этом вековая мечта? Не знает Димка ответа, не знает. «Садитесь, двойка».

Димка просыпается, как от толчка, точно в семь. Серый, укутавшись в одеяла, ровно дышит. Окно серое, мутное. Димка опускает голые ноги на пол, и ледяная вода касается ступней. Брр. Вот она, новая, независимая жизнь. Как бы то ни было, пора собираться на лекции. Храм науки ждет его. Богиня мудрости ласково улыбается студенту сквозь утреннюю мглу. Пора. А все, что было ночью, – забыть… Забыть. Он видит на плакате полнощекую, с чистым лицом девушку. Она рада, что у нее оспы нет.

И вдруг Димку озаряет. Он напишет то, о чем напоминал Чекарь. Стихи о матери. Ведь тот сам просил его об этом. Вот^{и получится «американка». Все, все будет прекрасно. Вот только пожевать бы чего-нибудь, Он шарит по карманам, пересчитывает мелочь. Семьдесят копеек: хватит на французскую булку с румяным гребнем, мягкую, теплую, какие продаются в старой, с лепным потолком, булочной между театром Ермоловой и гостиницей «Националь». А до центра он доедет не на метро, а трамваем, с пересадками. В эту пору трамваи переполнены и кондукторы не обращают внимания на студентов, едущих на «колбасе». Жизнь прекрасна!}