Текст книги "День Зои Виноградовой (сборник)"

Автор книги: Виктор Сапарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

– Ребров может налететь на любую машину беспрепятственно? – безжалостно повторил вопрос Карамышев.

Но Павленко уже оправился.

– Если бы случилось что-либо подобное, мы давно бы знали о происшествии.

– И все-таки оно случилось. То самое столкновение, которое было неизбежно.

Карамышев откинулся на спинку сиденья.

– Слушайте, – он положил руку на плечо инженера. – Произошло что-то нам неизвестное. Где? В самом конце пути? Когда? В то время, когда Ребров сильно утомился. Дорожное происшествие, вероятнее всего, могло случиться там, где пейзаж особенно однообразный.

Павленко слушал очень внимательно.

– Тогда перед нами самые подходящие километры, – сказал он. – Позади однообразная тундра, которая тянулась сотни километров и вполне могла усыпить Реброва. Недостает только чего-то внезапно поражающего воображение…

– Смотрите! – перебил его Карамышев.

Кабриолет выехал на обочину и замер.

На лужайке, окруженной низкорослыми деревьями, происходило нечто странное. Черный блестящий лимузин то двигался рывками вперед, то подавал назад, то описывал почти полный круг.

– Это его машина! – воскликнул Павленко.

Они вышли из кабриолета и стали спускаться по некрутому откосу. Лимузин на лужайке продолжал выделывать па своего странного танца.

– Привет! – закричал Павленко и помахал рукой. – Не устроить ли перерыв?

Ответа не было. Лимузин развернулся так, что заскрипели колеса, и ринулся прямо на Павленко. Тот едва успел отскочить в сторону. Автомобиль врезался в кусты, но тотчас отпрянул назад и чуть было не сшиб Карамышева.

– Там никого нет! – закричал Карамышев.

Действительно, автомобиль был пуст.

– Отойдем в сторону, – инженер потянул Карамышева за рукав. И вовремя. Лимузин, этакий гроб на колесах, прошуршал по траве рядом с ними.

– Ослеп! – невольно крикнул Карамышев.

– Скорее взбесился, – заметил инженер. – Давайте укроемся в кустах. А то этот псих нас задавит.

Они отошли за кусты на краю лужайки и, придерживая руками ветви, стали наблюдать за «психом». В действиях его обнаруживалась некоторая закономерность. Он довольно лихо катил по открытому месту, но, едва упершись в кусты, отлетал словно ошпаренный.

– Кустобоязнь, – сказал Павленко, – так я определил бы заболевание.

– Но это случай не медицинский.

– Но и не инженерный. Машины не страдают расстройством нервной системы. Скорее это по вашей части.

– Смотрите, он вырвался!

Черный лимузин нашел просвет в кустах, окаймляющих лужайку, и устремился туда. Он двигался по зеленому коридору, словно пьяный. Тыкался в кусты, вытаскивал нос из зарослей и неправильными зигзагами пробирался к выходу.

Он прошел рядом с Павленко и Карамышевым, и те могли рассмотреть исцарапанный кузов, помятое крыло и треснутое переднее стекло.

Автомобиль сделал еще несколько порывистых движений и выбрался, наконец, из рощицы.

– Здесь он стал более опасным, – забеспокоился инженер.

– Нам нельзя выходить на открытое место.

Осторожно, словно выслеживая крупного зверя, они пробрались к опушке.

Автомобиль крутил «мордой», словно прицеливаясь, куда бы ткнуться. Он тыкался вправо, влево, отходил назад, делал легкий поворот, устремлялся в новом направлении, но, пройдя метров двадцать, возвращался, чтобы тотчас снова броситься вперед.

– Что он ищет? – прошептал Карамышев.

Но, кажется, автомобиль нашел, что искал.

Он подкатил к началу откоса, ведущего к шоссе, и, словно убедившись, что перед ним желанная цель, принялся взбираться по травянистому склону.

– Можно подумать, что он ищет себе подобных, – сказал Карамышев. Нелепое сравнение, но он напоминает животное, отбившееся от стада.

– К тому же увечное, – добавил инженер. – Двигается так, словно у него парализовано сухожилие.

Едва взобравшись наверх и ступив на ровную дорожку, черный автомобиль остановился. Он больше не двигался, не метался, не дергался – вообще не шевелился. Стоял как вкопанный.

– Сломался?

Инженер не ответил.

Машины, бегущие по шоссе, обходили автомобиль.

– Не кажется ли вам, что он повторяет опыт, который проделывали вы? спросил инженер. – Инсценирует вынужденную остановку. Продолжение вам известно…

– То вы сравнивали автомобиль с животным. Теперь вы рассматриваете его как экспериментатора.

– Да не его же, – поморщился инженер. – Неужели вам не ясно, что производится сигнализация! Ребров старается привлечь внимание к этому месту.

– Но, честное слово, я ничего не слыхал о дрессированных автомобилях. Карамышев растерянно провел рукой по лбу. – В мое время, как вы выражаетесь, ничего подобного не было.

– Кажется, я начинаю догадываться, – сказал инженер. – И если я прав, Ребров где-то неподалеку. Может быть, в соседнем леске. И, что особенно важно, – ему нужна помощь. Иначе зачем было устраивать весь спектакль! Необходимо найти место, где он покинул машину.

Однако задача оказалась не такой простой. Следы от колес на лужайке напоминали запутанный клубок лесы после неудачного заброса спиннинга.

Они обследовали один за другим помятые кусты и, к удивлению, обнаружили, что кольцо деревьев вокруг лужайки нигде не разорвано. Автомобиль вошел и вышел по одному и тому же коридорчику, ведущему от шоссе. Только вкатился он прямо – старые колеи шли ровно, как рельсы, а выбирался, как уже видели Карамышев и Павленко, «хватаясь за стенки».

– Это произошло здесь, – сказал Павленко, стоя в центре площадки. Здесь Ребров покинул автомобиль.

Тщетно вглядывались они в помятую траву. Автомобиль так заездил лужайку, точно ставил специальной целью сгладить следы человека.

Карамышев начал было осматривать ближайшие кусты, но инженер спохватился.

– Так ищут грибы…

Он достал блок-универсал.

– Самый надежный метод – прочесывание.

Очень коротко и деловито он информировал о положении дел и вызвал помощь.

Тем временем на шоссе прибыл кран, взял автомобиль тремя парами захватов и осторожно переставил на обочину.

– Сейчас он осведомляется, не нужно ли что-нибудь, – улыбнулся Карамышев, вспоминая встречу с краном-джентльменом. – Он ведь не сообразит, что на сиденьях никого нет?

– Что-то разговор затянулся, – удивился Павленко. – Можно подумать, что автомобиль отвечает или передает какое-то поручение. Хотя… Знаете, мы с вами… впрочем, вы-то ни при чем, а я порядочный олух! Нам надо было не прятаться от автомобиля, а вступить с ним, так сказать, в контакт.

– Он стремился к контакту, – пробурчал Карамышев. – Но, согласитесь, понимал его слишком механически.

– Да он и не мог бы ощутить, пока не сшиб. Ведь у него нет локаторов. Но вот когда он остановился на шоссе…

– Тогда вы еще не представляли, что с ним можно разговаривать.

– Вы правы. Мысль пришла мне в голову только сейчас.

– Смотрите, разговор окончился. Мне показалось или на самом деле кран кивнул в знак того, что понял?

– Вы рано начали шутить. Сейчас уже я начинаю беспокоиться о Реброве. Мы его нашли, он жив, но…

– Что но? – снова встревожился психолог. – Только я уверовал в вашу технику, как вы…

– Во всяком случае, он в сознании, – поспешил заверить Павленко.

Послышался гул, и вертолет опустился на лужайку.

– Ребров находится примерно в километре отсюда, – сказал мужчина в спортивной куртке, спрыгнув на траву. За ним из кабины спустились еще четверо. – В двадцати или тридцати шагах от высокого дерева с раздвоенной вершиной. Ну, здесь высоких деревьев, кажется, не так уж много!

– Зато половина их с раздвоенными вершинами, – заметил один из его помощников, оглядывая местность.

– Ничего. Откладываем перпендикуляр от шоссе. Те три дерева берем в первую очередь. Пошли!

Он двинулся быстрым спортивным шагом. Карамышев и Павленко едва поспевали за начальником команды; он шел в середине развернувшейся фронтом пятерки. Карамышев хотел спросить, что же случилось с Ребровым, но начальник спасательной команды проскользнул меж деревьев, словно уж в траве, и исчез из виду.

Когда они догнали его, тот осматривал местность около дерева с раздвоенной вершиной.

– Что с Ребровым? – спросил Карамышев.

– Психическая травма. И с ногой что-то.

– Крикнем, – предложил Карамышев. – Ведь мы не можем с ним связаться иначе.

– Реб-ров! – закричали они по команде.

– Меня удерживало только то соображение, что надо мной будут смеяться. – Ребров лежал в кровати, вытянув забинтованную ногу. Он похудел за последние дни. Но глаза его блестели. – Ну и упрямство тоже. Уж кольцо-то докручу, думал я. Хотелось испытать, сколько смогу выдержать.

Он перевел дух и улыбнулся.

Видимо, он ждал этой беседы.

За окном простиралась трасса. Она пересекала город, но никто не касался ее бледно-оранжевой поверхности. Видимый кусок ее, ограниченный рамкой окна и контурами городских зданий, сохранял в своем облике непреклонную прямизну.

– Ошибка заключалась в том, что я выбрал Кольцо, – продолжал писатель. – Я думал о километрах, о том, что пройду вокруг света, но не учел, что трасса абсолютно прямая.

Психолог и инженер переглянулись.

– Конечно же, на ней нечего делать машине с рулевым управлением! Павленко сокрушенно покачал головой. – Нелепая ошибка! Мы забыли, обернулся он к Карамышеву, – просто упустили из виду! Действительно, вот что значит психология мышления человека наших дней… Очко в вашу пользу, но и очко против вас! Вы-то должны были скорее это понять. Руль связан с дорогой!

Он бросил взгляд в окно, на трассу, которую не видел Ребров. По ней мчались машины без водителей.

Ребров усмехнулся.

– Открытий было сделано много. Вы представляете: ни одного поворота, никакой, в сущности, работы рулем. Я просто должен был держать баранку. Час, другой, третий… Вот уж работа для автомата! На четвертый час мне захотелось кричать и ругаться. На пятый – бросить все! – Ребров приподнялся в кровати.

– Лежите, – потребовал Карамышев.

– Я пожалел автоматы, которые нас обслуживают: если бы они могли ощущать, как мы, какие ограниченные впечатления были бы у них! Отправляясь в путешествие, я жаждал уймы новых впечатлений, а на самом деле перерезал почти все нити связи с миром. Я чувствовал себя механизмом.

Ребров замолчал. На его худом лице появилась гримаса отвращения.

– Вы не представляете разницы в том, как ездите вы и как ехал я. Сев в машину, вы совершенно свободны в своих мыслях и действиях. Можете любоваться пейзажем, читать книгу, разговаривать с друзьями. Вы всегда пассажиры. Машина не выйдет за пределы шоссе, сама сделает повороты, доставит вас, куда ей было сказано, и лишь тогда напомнит о себе словами: «Вы прибыли». Я же как проклятый упирался взглядом в идущую впереди машину.

Я перешел на дорожку, где скорость допускается не ниже ста пятидесяти. А потом на ту, где двести пятьдесят. Я старался выжать из автомобиля все, на что он способен. Это была отличная машина для своего времени. Как новичок, я держался на почтительном расстоянии от впереди идущей машины, но гонку не ослаблял. Поток словно захватил меня и нес с собой. Я боролся с желанием закрыть глаза, чтобы не смотреть на бесконечную полосу шоссе, которая бежала навстречу мне с тупой неумолимостью. Потом я боролся с утомлением, с опасностью заснуть.

Отдыхал я прямо на природе, отыскав подходящий поворот с шоссе. Спал в лимузине, питался захваченными с собой продуктами, осуществляя свою идею иметь в пути минимум контактов с сегодня. Я ведь ожидал, что автомобиль станет для меня машиной времени. Что такое настоящий отдых, я понял, когда паром перевозил меня через Атлантический океан. Я все время спал в кабине. А потом снова: шоссе, шоссе, шоссе. И все прямо, прямо, прямо. Идеальная трасса для гонок. Только, я думаю, ни один шофер прошлого не участвовал в таких гонках. Ведь это были гонки с автоматами. Есть жесткая логика в том, что на такой дороге хозяева – автоматы. Мои действия страдали отсутствием логики. Я это остро ощутил. Я пересидел за своей неподвижной баранкой. Наступил момент, когда я почувствовал, что сойду с ума или натворю бед, если немедленно не сверну с шоссе. Поворот к железнодорожной станции я проскочил, следующего дождаться не смог. К счастью, откос был пологим, и я, почти не раздумывая, повернул баранку вправо.

Ребров приподнял голову. Но тут же опустил ее на подушку. Пальцы его рук, лежащих поверх одеяла, зашевелились.

– О, какое я ощутил блаженство! Автомобиль прыгал на кочках, а мне хотелось петь. Наконец меня подбросило на сиденье, я услышал «крак» и остановил машину. Я вылез и, не интересуясь тем, что с автомобилем, зашагал по лужайке, потом по лесу, я разминал затекшие руки, мне захотелось бежать, я побежал, с удовольствием чувствуя работу мускулов, и… тут на меня словно обрушилась скала, я упал и потерял сознание. Понимаете, переход из одного нервного состояния в другое был таким резким, что организм, мой слабый человеческий организм, не выдержал. Когда я очнулся, я обнаружил, что у меня повреждена нога. Когда, где я ее ушиб, я не помнил: возможно, когда падал.

Оживление на лице Реброва сменилось выражением раздумья.

– Я натворил массу нелепостей. Смотрите: я сел за баранку специально, чтобы отправиться на несколько десятков лет назад, и из этого ничего не вышло. Но как только я выпрыгнул из автомобиля, я очутился в прошлом. У меня не было блок-универсала, и я не мог сообщить о себе. В каком-то километре клокотала ультрасовременная жизнь, но я не мог преодолеть этот километр. Я мог запросто погибнуть, потому что лимузин закатился в рощу и с воздуха его никто не заметил бы.

Он сделал паузу.

– И тут я вспомнил про браслеты.

– Браслеты? – переспросил Карамышев. Он вспомнил, что, когда они несли Реброва к шоссе, на его запястьях и на лодыжке он видел плоские растяжные кольца, словно покрытые чешуей.

– Когда я выбирал автомобиль, – пояснил Ребров, – на складе оказались биобраслеты: мне сказали, что такие штуки делали для космических кораблей. Представьте: авария, корабль не подчиняется автоматике, что-то случилось с пилотом, он не в состоянии подойти к пульту – и вот управляет на расстоянии с помощью биотоков. Потом от таких систем отказались, их заменили машинами, управляемыми голосом. Молодому инженеру, который хозяйничал на складе старья, захотелось испытать эту штуку в деле. Он предложил подключить ее к управлению автомобилем. Я не возражал, потому что вещи относились приблизительно к одному времени. И вот забавная игрушка, как я про нее думал, меня выручила. Я включил браслеты. Автомобиль завелся сразу, но что-то, по-видимому, сломалось в передаче, потому что он не во всем точно подчинялся управлению. Первое, что следовало сделать, – вывести автомобиль на середину лужайки. Тогда его легко заметили бы спасатели. Но осуществить маневр оказалось делом трудным; из-за поломки сразу включалась вторая скорость, и, прежде чем я успевал что-либо сообразить, машина врезалась в кусты. В конце концов я устал и едва не потерял сознание. Потом я понял, что если автомобиль будет ездить от куста до куста, пересекая лужайку, то еще скорее обратит на себя внимание. Правда, тогда мне придется все время работать, гоняя машину, словно шар на бильярдном столе. Не надо думать, что телеуправление по принципу биотоков освобождает человека от всяких усилий. Нервное напряжение почти такое же, а может быть, даже и больше, чем когда на самом деле крутишь баранку.

Я гонял машину примерно еще час, а потом сделал перерыв. И в это время, как нарочно, пролетел вертолет. Конечно, разглядеть меня в зелени было невозможно. Тут впервые я понял, что меня вообще могут не найти.

Ребров наморщил лоб.

– Надо было искать выход. Я вспомнил, что въехал на лужайку через зеленый коридор. Передо мной предстала задача – провести автомобиль по коридору и выгнать на шоссе. Обратная связь позволяла мне ощущать, когда автомобиль натыкался на препятствия. Но я работал как бы с завязанными глазами. Я не видел ни машины, ни поляны, ни прохода среди зарослей. Автомобиль двигался как-то судорожно – я это тоже ощущал, – видимо, из-за неисправности в механизме. Но я увлекся «игрой». Это было гораздо интереснее, чем просто гонять автомобиль взад-вперед по лужайке.

К своему удивлению, я довольно быстро вывел машину из коридора.

– Да, это заняло не больше трех минут, – сказал Павленко.

– Вот что значит практика в любом деле, – улыбнулся Ребров. – Сейчас я с удовольствием вспоминаю о всех перипетиях, но тогда изрядно переволновался. Я понимал, что, выводя фигуру в дамки, я не могу позволить себе неправильного шага, и действовал осмотрительно; вытащив автомобиль из зарослей, я стал прощупывать пространство в разных направлениях, причем орудовал методически, без импровизаций.

– Мы видели движения автомобиля, – заметил Карамышев. – Они нам показались почти разумными.

– Благодарю. Осторожно я повел автомобиль вверх по насыпи и остановил сразу же, как только обратная связь просигнализировала, что под колесами полотно дороги.

– Я стал догадываться о чем-то подобном вашим браслетам, – сказал Павленко. – Но сообразил слишком поздно. Однако о чем и как вы беседовали с подъемным краном?

– Совсем смешная штука. – Ребров рассмеялся. – Отправляясь в поездку, я выучил азбуку Морзе. Так просто, для вживания в образ. А тут решил созорничать. Конечно, меня все равно нашли бы, раз автомобиль выведен на шоссе. Но я решил поговорить с краном на языке точек и тире. Попросту я «стучал» тормозной педалью: она отчаянно скрипит. Кран оказался молодчагой: ничего не понял, но записал незнакомый язык и воспроизвел все в точности на ремонтно-диспетчерском пункте. Там запросили кодировщиков, и те сразу ответили, а чем дело. Отстукивал морзянку я уже почти в бессознательном состоянии, возможно, в знаках что-то и напутал. Но все-таки моя «телеграмма» облегчила поиски…

Наступила пауза.

Комнату с окном во всю стену заливал ровный рассеянный свет. Матово поблескивали пластмассовые кресла, спинка кровати, столик. Серебряная ложка светилась в стакане.

– Итак? – нарушил молчание Карамышев. – В конечном счете я был все же прав. Ваша поездка оказалась бесполезной. Переутомление, поврежденная нога, риск – и все зря!

– Нет, – возразил Ребров. Резким движением он приподнялся в постели и остался сидеть. Теперь и он видел трассу – матовую полосу, по которой, не уменьшая скорости, пролетали цветные пятна. – Не впустую. То, за чем я ехал, я получил. Я понял ощущение человека за рулем.

– Позвольте, но вы только что говорили, что с самого начала была совершена ошибка. Кольцо…

– После, после того, как я съехал с Кольца! – нетерпеливо перебил Ребров. – После того, как я вылез из автомобиля. Да, управлять автомобилем – напряженная, нервная, трудная, утомительная работа. Да, да, да! – Он рубил воздух ладонью. – Но это и удовольствие! – Ребров улыбнулся воспоминанию. – Я почувствовал это знаете когда? Когда гонял автомобиль по лужайке и выводил его из лабиринта. Не менее увлекательно, чем гонки телеуправляемых ракет. Поверьте: настоящий спорт! Но главное совсем в другом. Вспомните: работа, которую вы выполняете, особенно если она связана с неожиданным и неизведанным и требует от вас напряжения и собранности, дает вам огромное удовлетворение. А ведь так было, когда шофер вел автомобиль и решал сотни задач в час. В этом именно и заключается секрет работы за рулем. И так будет и через пятьсот и через тысячу лет, что там ни изобретет техника. Человек всегда найдет себе такую работу. Простая штука.

Ребров откинулся на подушки, минуту помолчал.

– Когда я ехал по шоссе, – заговорил он спокойнее, – я попытался вообразить, что это я везу грузы. Нужные грузы. Я представил себя шофером. Интереснейшие возникли ощущения. Понимаете: представление о грузопотоках, которое типично для наших диспетчеров, перебрасывающих массы грузов с помощью управляющих машин, в те времена в в какой-то степени, безусловно, было присуще каждому шоферу. Его общественная функция была очень наглядна. Шофер ведь не просто покоритель пространства. Человек подвозит бетон к месту укладки, сбрасывает камень, чтобы перегородить реку, доставляет зерно из-под комбайна на элеватор – он участвует в производственном процессе. Его рабочее место – в кабине, а зона его деятельности – это сотни и тысячи километров. Вот это рабочее состояние шофера, его привычку мыслить большими масштабами вы не раскрыли в том нашем разговоре, упрекнул он психолога, – когда рассказывали, что чувствует человек за рулем. Вы говорили о чем угодно, только не об этом.

– Я сосредоточил внимание на определенной стороне, – возразил Карамышев.

– Да, на привычках и навыках, помню. Ну что я могу сказать? В быту, разумеется, происходят быстрые изменения. И будут происходить. И Заполярная Кольцевая когда-нибудь станет анахронизмом. Люди придумают что-нибудь еще. Может быть, на других технических принципах. Но связь времен не прервется, а наоборот, все новые нити будут протягиваться в нашем сознании из настоящего в прошлое, и нам все виднее будут нити, которые идут из прошлого в настоящее и из настоящего в будущее. Человек будет все лучше познавать себя и более полно представлять историю человечества. Я о многом раздумывал тут, пока лежал. И мне хочется написать повесть о молодых ребятах, моих сверстниках, крутивших баранку вручную. Мне кажется, я в состоянии оценить их выше, чем, может быть, думали они о себе сами. Ну, а что касается всего прочего… Приятно знать, что ты выдержал испытание.

– Если бы вы выиграли то пари, – беспокойно задвигался в кресле Павленко, – проехали еще каких-нибудь полторы сотни километров, вы бы очень многого не узнали! То есть вы проиграли бы…

– А, честно говоря, если бы не Карамышев, – засмеялся Ребров, – я бы не поехал. Он был так убежден в невозможности поездки – со своей точки зрения психолога, – что это только раззадорило меня… – Он взглянул на Карамышева. – Вот вам еще одна психологическая загадка!