Текст книги "Суета сует - Всё суета (СИ)"

Автор книги: Виктор Щавинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 54 страниц)

Максим лежал и думал своей ещё не вполне здоровой головой: – «Привиделось мне это, что ли...? Хотя всё равно было жутковато. Да и не мудрено всё это.... Так шандарахнуться, как я, и не такое пригрезиться может. И он ещё спросил про какой-то его крестик! Неужто этот, и тот давний „он“, или „оно“, из моих детских снов, один и тот же персонаж!? Ну и дела...! А ведь крестик его, который он мне тогда дал, я действительно давно уже где-то потерял. В одном из моих прежних, часто непонятных, для меня самого снов».

= = =

И в этот раз, хотя и с большим трудом, Максим всё же выкарабкался. Сердце более, или менее, заработало нормально. Кости потихоньку срастались.

Затем, полтора месяца, он пролежал только на одной спине, лёжа без какого-либо движения на койке. И опять выкарабкался. Здоровый пока ещё организм победил.

В это время, к нему в больницу приходило много друзей и знакомых. Приехала из Каменска мама Максима, Зинаида Семёновна. Обнимала его, плакала и подолгу смотрела на сына. Ольга в первое время, почти неотлучно находилась рядом с Максимом. Не пришла в больницу только Инна. Вернее пришла один раз, увидела там Ольгу и больше не приходила совсем. Кстати говоря, Ольга, через какое-то время тоже куда-то пропала. Видно были свои, неотложные дела.... А может ещё чего-нибудь! Кто его знает...!? Женщина всё-таки...! Загадка...!

Максима поместили в двухместную палату. Ему быстро провели телефон, так называемую «воздушку», который стоял на тумбочке, рядом с кроватью. Связь с миром имелась в наличии, хотя ею Максим пользовался очень своеобразно. Поскольку он не мог даже хоть как-то повернуться из-за сломанных рёбер и ног, ему нужный номер набирал мальчик Коля, лет четырнадцати, который лежал в этой же палате с переломом левой руки. Этот мальчик Коля смотрел на Максима, как на героя и был рад выполнить любую его просьбу. Чем Максим и пользовался в полной мере....

Уколов Максиму в этот раз было сделано более чем достаточно, и без какого-либо его согласия на это. За всю его жизнь врачи отыгрались на нём сполна. Эти шприцы, как легкоатлет копья, медсёстры метали в него почти, что от входных дверей, при входе в палату. Копьё, «прилетев», вонзалось в тело Максима. На месте укола, когда шприц вынимали, появлялась маленькая, как бусинка, алая капелька крови. Максим терпел и молчал. Он не мог сопротивляться, он, пока ещё не был способен, даже просто пошевелиться. Лежал как деревянная колода без движения и молча всё терпел и только усиленно, от злости сопел носом.

Но это было недолго. Через неделю Максим уже довольно свободно двигал руками. Колоть стали реже. Если он не делал резких движений, которые отзывались острой болью во всём теле, то всё было терпимо. Ну, а вот руки то, нужны были Максиму, как воздух.

В палату часто, по делу и просто так, заходила одна медсестра. Звали её Катя Курочкина. Ей Максим нравился. Он это чувствовал. Ещё с того самого первого дня, когда она везла почитай полностью голого Максима на медицинской каталке, делать рентген, практически почти, всех частей его тела....

Катя садилась к Максиму на кровать и с присущей только женщине жалостью и состраданием гладила его руки, грудь, лицо. И при этом нежно и ласково смотрела Максиму в глаза....

Максим от Кати не отставал, и запускал свои шаловливые ручонки куда хотел. Катя не возражала.... Ведь Максим в его положении, мог действовать только лишь руками и ни чем больше. – "Пусть себе порезвиться немощный красавчик, от меня не убудет, а ему это в радость..." – наверное, так, или примерно так, думала Катя.

Когда Максим уже начал передвигаться, вначале по палате на костылях, а чуть позже и по больничному коридору, он стал доползать и до процедурной комнаты, где частенько находилась Катя. Особенно в её ночные дежурства. И здесь он, как заправский циркач, на костылях, в медицинских подвязках и подпорках, умудрялся отлюбить Катюшу, иногда приглушенно вскрикивая от боли в ещё неокрепшем теле, вызванной каким-то резким движением. Потом обессиленный припадал к её груди и долго безмолвно так лежал. Катя его ничем не донимала, а только молча гладила Максима по голове. Наверное, жалела....

А «разнарядка» в Бухту Проведения, пока Максим валялся в больнице, от него «убежала...», к какому-то другому офицеру. Ему повезло, а Максиму вот нет.

Но Максим всё же вырвался на Север. Вырвался в гордом одиночестве....

Квартиру он переписал на Инну, ложки и вилки делить не стал..., (наверное из-за своей непобедимой лени...) забрал только свою шинель, удостоверение личности офицера..., и уехал на неведомый ему Дальний Восток. Сыновья остались с Инной.

И вот сейчас, наш разудалый Максим, налегке, без жены и детей, без друзей и даже просто без товарищей, покидал Северный Кавказ. Покидал его надолго....

И, скорее всего, именно по этой причине, что было, в общем– то вполне понятно, естественно и закономерно, в этот, не самый лучший момент своей грустной, и уже не редко основательно запутанной, и частенько не очень-то лёгкой жизни..., у него на Душе, лежала, какая-то непонятная ему тяжесть.

И она лежала на ней, как огромная, или даже проще и вернее будет сказать, как необъёмно-здоровущая железная колода, или наковальня. И вроде бы как, она была ещё пока живая..., и даже иногда звонкая, но для него для Максима, эта колода, сильно напоминала обыкновенные кандалы на его ногах..., и она была очень неприятная и холодная, и абсолютно неподъёмная.

И эта колода-кандалы-наковальня, своим огромным, чудовищным весом, придавливала её, эту самую, очень уставшую Душу Максима, почти аж до самой матушки Земли.

Максим нёс, а вернее, он с большим трудом, тащил по кривым, скользким и смертельно опасным тропинкам, этой запутанной, жестокой и зачастую абсолютно несправедливой Жизни, свой Крест, который до режущей боли, не только в кровь растирал его руки, но и его уставшее к этому времени, беспокойное сердце.

= = =

Часть четвёртая.

«ДАЛЬНИЙ ВОСТОК». (Служба. Жизнь. Тягостные Раздумья Максима).

Мы готовы всегда, свою долю ругать...

Причитанье и плачь языка, не унять!

Если с ним совладать мы ничтожным Не можем...!

Разве в силах хоть что-то, мы в жизни понять!?

Максим.

= = =

ГЛАВА – 47.

«ПЕРЕЛЁТ на ДАЛЬНИЙ ВОСТОК. СОН Максима в самолёте...».

-Рядом с историей политика – не более, чем анекдот....-Сальвадор Дали.

= = =

Самолёт, как будто бы завис в воздухе.... Никакого его движения, в этом бесконечно чистом, голубом небе, Максим не наблюдал и совершенно не чувствовал. Всё словно бы остановилось, в этом неспокойном и непонятном мире.

Даже в этом бескрайнем небе..., был такой же застой, как и во всей стране....

Был также полный застой и в Душе самого Максима. А ещё, у Максима было такое ощущение, что как будто бы он потерял, даже тот малопонятный для него "смысл жизни...", о котором, у него имелось всего лишь смутное представление, и то, что он очень основательно и надолго затерялся в этом огромном и далеко не всегда гостеприимном мире. Остановился и застыл в нём, без всякого движения куда-либо, как жук-скарабей, в кусочке янтаря.

Твёрдая Земля, которая находилась где-то там далеко внизу, и могла служить какой-то опорой для Максима, была сейчас потеряна и недоступна, а пространство, которое окружало самолёт и подавно.

Землю хоть изредка, но можно было ещё увидеть через окошко-иллюминатор в самолёте, а вот воздух, увидеть, а уж тем более потрогать, было никак нельзя. Облака, которые находились под самолетом, тоже как будто застыли на месте, перестав выполнять своё извечное предназначение, перемещаться куда-нибудь, в какую-либо сторону. Быстро ли, медленно, но все равно, в каком-то направлении, двигаться.... И только напряженный гул моторов говорил о том, что самолёт все-таки, куда-то, пусть неощутимо для тебя, но летит, и именно в том направлении, которое было понятно и известно, только лишь ему одному.

Весь мир для Максима сейчас, как будто бы остановился и, не двигаясь никуда, замер на одном месте, в одной и той же, очень неудобной для него позе....

В воздухе, Максим находился уже более шести часов, и всё это время, мысли постоянно ворочались у него в голове, как ворочается старый, немощный человек в своей, далеко не всегда теплой, и оттого не очень-то уютной постели.

Они, эти мысли, упорно не давали Максиму заснуть, или хотя бы просто спокойно сидеть в кресле, и тупо, как это делают многие, смотреть на облака, ни о чём при этом не думая. Ну, вообще ни о чём.... Ты вроде, как есть, и вроде тебя, как и нету.... Вот пусть тогда тебя и поищут, как ветра в поле. Бесполезная затея. Было бы только кому искать...!

Максим летел на Дальний Восток один. Никого с ним не было рядом, и его никто не ждал в городе, куда он летел. Ни одна живая душа...!

Местом назначения для него, был город Комсомольск. В общем, то хорошее, молодёжное, и зовущее в неведомую даль, название. Но Максим сейчас почему-то, уже совсем не хотел покорять новые города...!

В конце концов, Максим заснул, предварительно отхлебнув прямо из горлышка, изрядную порцию коньяка.

Ему снился сон:

– Максим, бежал, по необъятному, зелёному полю. Его граница простиралась очень и очень далеко, прячась за линию горизонта. Он плавно скользил над травой, почти не касаясь ногами земли. Максим бежал одетый в длинную, просторную, белую рубаху, босиком, без обуви, и почему-то без трусов. Почти, что голышом. Ему во сне было лет шесть или семь. Небо над ним было чистое и голубое, голубое..., похожее на какой-то, драгоценный, волшебный сказочный камень. Солнце ласково светило Максиму, обнимая его своими тёплыми лучами, и как будто улыбалось ему сверху.

– "Почему-то, даже нисколечко не колко ногам...!?" – почти не касаясь земли, и как бы летя над этим бескрайним зелёным полем, думал маленький Максим. – И какой огромный, просто даже необъятный и очень красивый этот мир. А я в нём такой маленький, маленький..., как песчинка или букашка...!

Максиму очень нравилось всё то, что сейчас происходило с ним, и он хотел бесконечно долго бежать, по этому красивому, зелёному лугу. Бежать по нему, всю свою жизнь....

Вдруг, неизвестно откуда взялся и подул, пока ещё лёгкий, но уже ощутимо прохладный ветерок. И он с каждой секундой крепчал, набирал силу и очень скоро, превратился в мощный, дикий и неукротимый ураган. Небо пугающе почернело, от его прозрачной, нежной синевы не осталось и следа. Этот свирепый ветер подхватил Максима, как пушинку, перевернул вверх тормашками, и как будто играючи, легко закружил, завертел, поднимая его всё выше и выше, к теперь уже тёмному и зловещему небу. Максиму стало очень страшно. Он хотел закричать, позвать кого-то на помощь, но не смог этого сделать. Он просто открывал и закрывал рот, как рыба, выброшенная из воды на берег, но крика о помощи не было слышно даже ему самому. Как будто кто-то, как у телевизора, просто взял и выключил звук.

К этому времени, Максим был так высоко над землёй, что уже не видел этот огромный луг, этот красивый, зелёный бархатный ковёр, по которому он, совсем недавно бежал. Солнца тоже не было видно. Оно куда-то исчезло. И в этой наступившей мгле, только одни, какие-то чёрные, грязные разводы крутились в небе, как в разбушевавшемся смерче. И это длилось, как показалось маленькому Максиму, очень долго. Вечность...!

Максим ещё много раз пытался закричать и позвать кого-нибудь на помощь, но все его попытки до кого-нибудь докричаться, заканчивались так же безрезультатно, как и прежде. Его голоса не было слышно, и помогать ему никто почему-то, совсем не торопился. Или просто не хотел...

И вот тут вдруг, совсем неожиданно для Максима, этот страшный ветер, ураган, так же внезапно стих, как и появился. И он стал быстро опускать Максима на землю, точно так же, как совсем недавно поднял его высоко к небу. Максим, с огромной высоты, кубарем полетел вниз....

– А-а-а-а... – во всё горло закричал Максим. Теперь он свой крик, слышал очень даже хорошо.

– Гражданин, Вам плохо...!? Или просто, что-то привиделось? – тормошила Максима за плечо стюардесса.

Максим открыл глаза и, убедившись, что самолёт так же спокойно висит в воздухе, гудя моторами, как и висел раньше, никуда не падая, прошептал: – "Слава Богу, живы и даже здоровы и на землю падать пока вроде не собираемся! И свистки ещё никому не раздают. Надо же такому присниться...! Вот и в детстве нежданно-негаданно побывал – почему-то не весело, про себя, подумал Максим. Потом он с определённым трудом улыбнулся стюардессе и сказал уже вслух: – «Нет уважаемая, мне совсем не плохо. Наоборот, мне сейчас, очень даже хорошо. Извините если что не так...».

Летели ещё часов пять....

Наконец самолёт пошёл на снижение. Вначале огнями засветился сам город внизу, а вскоре показались и огни взлётно-посадочной полосы. Она стремительно приближалась. Самолёт довольно плавно коснулся земли и затем, как будто освободившись от очень тяжёлого груза, уже легко и свободно побежал по бетонке.

Добрался Максим до города на такси.

Багажа, кроме дипломата в руках, у него никакого не было. Расплатившись с водителем и выйдя из машины, Максим огляделся по сторонам.

Он стоял на улице, которая представляла для него надо сказать, немалый интерес. Она была шириной, где-то около сотни метров, а возможно и больше. Улица была абсолютно ровная, словно её строили по натянутой нитке, и её конец уходил далеко, далеко и упирался в горизонт. Горевшие уличные фонари, двумя ровными яркими линиями так же убегали вдаль, обрамляя вечерним светом обе стороны этого широченного проспекта.

– Да...! Ведь могут строить, когда захотят... – подумал немного потрясённый таким размахом Максим.

Комсомольск, стоял на огромной равнине, без конца и без края, похожей на большой плоский блин, испечённый какой-то доброй старушкой, положенный ею, посредине ещё более огромного, чем сам блин, круглого кухонного стола.

Военкомат находился совсем неподалёку.

Зайдя в здание, Максим доложил о своём прибытии дежурному офицеру. Они познакомились, немного поговорили. Дежурного офицера звали, майор Гуцман Пётр Яковлевич.

– Ну что капитан..., рад был с тобой познакомиться, может в гости, к тебе, когда-нибудь приеду. Кавказ дело хорошее.... Я как-то однажды отдыхал в ваших местах в военном санатории. Красота, да и только...! До сих пор помню и шашлыки и горы и прекрасный воздух. И одну горяночку тоже помню, точно не знаю, кто она была по национальности, но знойная была женщина. Уу-х...! Просто вспомнить и то приятно! Ну да ладно, об этом, как-нибудь в другой раз. Мы немного отвлеклись от дела.

Максим, на последнее повествование майора, вспомнив свои любовные похождения, только слегка и немного грустно улыбнулся. На большее он в данный момент, не был способен. И поддерживать разговор на эту тему, он тоже, почему-то, не хотел....

– Ну что Максим, сейчас уже поздно, поэтому иди в помещение призывной медицинской комиссии и ложись отдыхать. И особенно ни о чём не думай. Даст Бог день, даст Бог и пищу. Да кстати, ты ужинал...? А то давай перекусим за компанию вместе. Можно и по "соточке..." употребить за встречу и наше знакомство. Это нисколько не повредит нашему здоровью.

– Нет спасибо, я есть не хочу... – отказался от приглашения Максим – Вот спать, действительно хочется ужасно.

– Ну, смотри, как знаешь, неволить не станем. Не в наших это, как говорится привычках и правилах, потому как, мы люди то военные, а значит и сами часто подневольные. Спать, так спать. Тогда пошли, покажу, где находится это помещение. Все постельные принадлежности там есть. Разберёшься сам....

Они прошли в кабинет медкомиссии.

– Ну, вот пока и всё Максим, давай укладывайся. Завтра, как ты и сам понимаешь, твой первый рабочий день, здесь у нас на Дальнем Востоке. Теперь он станет и твоим. Должен стать, по крайней мере. В противном случае, могут появиться сложности по службе, да и самой жизни. Да ты сейчас не думай и не переживай о чём – либо. Дальний Восток, хоть не Восток вообще, но тоже дело тонкое, да и к тому же ещё и очень холодное.... Ну, всё..., пока...! Спокойной ночи Максим.

Максим не раздеваясь, без особого желания лёг на довольно обшарпанную медицинскую кушетку. Горящая лампочка под потолком, как глаз мифического циклопа, который чуть было с потрохами не сожрал греческого героя Одиссея, встретившего этого циклопа-людоеда на пустынном острове, в одном из своих многочисленных, очень занимательных и почти что правдивых приключений..., сверху тускло, и как-то однобоко, но при этом равнодушно-тоскливо, смотрела на Максима, как бы стараясь незаметно и тоже бочком-с, словно тать, пролезть и заглянуть ему в самую Душу.

Максим, что случалось с ним довольно редко, один лежал на кровати. Он был сейчас действительно один, хоть в прямом, хоть в переносном смысле этого слова....

Мыслей в голове было много, но думать ни о чём Максиму сейчас не хотелось. Ему было отчего-то очень грустно, одиноко и тоскливо.

И ещё, невыносимо больно.... Сердце щемило, словно зажатое в тиски. Максим отвёл свой взгляд от лампочки – "циклопа" и тяжело закрыл свои глаза.

Так, не выключив свет, он и заснул, а вернее забылся тягостным и неспокойным сном.

Что же ещё там впереди его ждёт...? Ну, хотя бы завтра....

= = =

ГЛАВА – 48.

«СЛУЖБА на ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ...».

= = =

До сей поры кинжал, огонь и горький яд Ещё не вывели багрового узора; Так по канве, по дням бессилья и позора, Наш дух растлением до сей поры объят!

(Ш. Бодлер.)

= = =

«Девяносто человек из 100, как минимум..., которые делают всё, что бы добиться, доползти, захватить и завоевать власть, (как видите, у тех, кто не согласен с данным моим утверждением, имеется возможность опровергнуть и доказать обратное...) делали это ранее, делают это сейчас, и будут это делать и в дальнейшем, вовсе не для того, что бы кому-то Дать, а только для того, что бы, с помощью этой власти Брать самому. Брать в том, или ином виде и размере, в той, или иной степени, но обязательно только Брать».

-Максим-

= = =

Шли дни, недели и месяцы. За ними незаметно тянулись быстро бегущие годы. Жизнь не любит ни остановок, ни тем более полустанков....

Максим продолжал исправно служить в армии, и приблизительно через год, с момента его приезда на Дальний Восток, он был назначен начальником второго отделения, а ещё через десять месяцев Максим стал заместителем городского военного комиссара города. Ему было присвоено звание майор, то самое звание, к которому несколько лет назад призывал стремиться идти, Максима, бывший командир и товарищ, Анатолий Васильевич Буранов.

Буранов был далеко, и они изредка перезванивались и писали друг другу о своих служебных и домашних делах.

А здесь, уже на новом месте, Максим достаточно крепко сдружился с майором Гуцманом Петром Яковлевичем, начальником третьего отделения.

Тот был заядлый охотник, и если выдавалось свободное время, то всё это время он проводил в тайге. Но теперь уже не один, как это было раньше, а частенько вместе с Максимом, который старался не отставать от Гуцмана в охотничьем деле и даже иногда в чём-то, опережал Петра Яковлевича. Сказалась врождённая уральская закваска и природная смекалка.

Максиму тайга не просто нравилась, он был от неё в восторге, он её любил, ну..., почти, как женщину.

Бродя по тайге, он часто думал и вспоминал своё, уже теперь далёкое детство, свои юношеские и уже зрелые годы, и свои нередкие любовные похождения. А также свои промахи, победы и неудачи, которые были в его жизни.

Максим мог пропадать в тайге неделями, будь он один, или вместе с Гуцманом. Это теперь, было не столь важно. Максим уже научился и привык находиться нередко в одиночестве. С самим собой наедине. И это, его успокаивало. Это ему, даже нравилось.

Людской, статистической Усреднённостью, Максим очень тяготился и поэтому не любил её. Он больше боялся не Одиночества, вовсе нет, а только лишь того, что в этой жизни, он никем, кроме, как обыкновенным Нулём, не сможет быть....

Исключение составляла только служба, где он постоянно общался с людьми. С ещё не до конца «испорченной...» зомбоящиком молодёжью, руководством города и предприятий, с рядовыми, сержантами и офицерами запаса, состоявшими на воинском учёте в военкомате. Это была его работа, и он её, пока ещё с сознанием дела, добросовестно выполнял.

Шла вторая половина декабря. Красный ртутный столбик на термометре застыл на отметке пятьдесят градусов ниже нуля. Часы показывали без четверти два, после полудня. На улицах не было видно ни одной живой души. Ни одного прохожего. Город, как будто бы вымер. Только одни промёрзшие, заиндевевшие по самую крышу здания и больше ничего. Такой вот местный городок-ледник, с каким же оледеневшим от холода городским сердцем.

И вот эту, морозную тишину, вдруг разрезал лязгающий стук трамвая, который неспешно и невозмутимо, мирно петлял, по стальным и тоже насквозь промерзшим рельсам. Трамвай, как и город, был похож на снеговика из холодной и грустной сказки "Снежная королева...", окна которого были полностью, в несколько слоёв покрыты плотным инеем.

В течение продолжительного зимнего времени, жгучий мороз, как искусный мастер, накладывал один замысловатый узор на другой, создавая свой снежный, сказочный шедевр.

Добравшись до очередной остановки..., даже этот железный, но уже изрядно притомившийся от своей такой однообразно-рельсовой жизни трамвай, и от жгуче-крепкого Русского мороза, в каком-то своём, и понятном только ему, изнеможении остановился.... И из его дверей, как из тараканьей норы, больше выползали чем выходили, закутанные по самую макушку люди, и тут же суетливо разбегались, а не степенно расходились, по разным уличным углам. Кто в ближайший магазин, кто к себе домой, кто ещё куда-либо.

Затем трамвай с трудом всасывал в себя всех неизвестно откуда появившихся граждан, также закутанных в тёплые одежды, закрывал свои промёрзшие двери, и тяжело, без всякого видимо желания, покорно продолжал равнодушно громыхать, до следующей остановки....

Максим мирно трясся на жёстком сидении военкоматовского уазика и без какого-либо ожидания на успех, что ему удастся хоть немного согреться, пытался поплотнее закутаться в свою армейскую шинель, которая насквозь продувалась всеми ветрами.

Он возвращался к себе на службу, после разговора с директором судостроительного завода. Они хорошо и уже давно знали друг друга. Разговор, который состоялся между ними, в общем-то чем-то особенным не отличался от предыдущих бесед, которые происходили между ними ранее. Они встречались регулярно, но только строго по производственным делам и служебной необходимости.

Беседа проходила в том же направлении и текла в том же русле, что и раньше. Шла обычная торговля людьми.... Почти как на невольничьем рынке....

Каждый из них, напропалую хитрил и спекулировал своим служебным положением, стараясь, при этом обходить острые формулировки и углы, и по возможности, не называть некоторые щекотливые и не очень приятные вещи, своими именами.

Вот такие встретились "дипломаты-хитрецы", и "пройдохи-мудрецы...", каждый сам себе на уме, каждый только для "сэбэ...". А там, за моим забором, хоть трава не расти....

Согласно плану проведения учебных военных сборов, завод должен был направить в военкомат для прохождения этих самых сборов, двадцать три человека. Все военнообязанные. И все специалисты, в которых завод сам, очень нуждался.

А у директора был гражданский, производственный план, который надо было выполнять. У военкомата, тоже был свой план подготовки приписного состава, который выполнять также было необходимо. Но если завод лишится на два месяца двадцати трёх высококвалифицированных специалистов, выполнение плана будет под угрозой. За это Василия Васильевича, так звали директора завода, высокое руководство по головке не погладит. А скорее наоборот, крепко настучит по этой самой голове, или в лучшем случае по другому месту....

Василий Васильевич всё это прекрасно понимал. И совсем этого не хотел. Ну и поэтому, по всем существующим на сей момент правилам, он дипломатично вёл «тонкую...» игру с Максимом. Он бился за каждого человека. Максим медленно уступал директору, и в свою очередь при этом тоже кое-что, выторговывал для нужд военкомата.

Как правило, это был строительный материал, разного вида, калибра и назначения, во все времена необходимый в нищем, военкоматовском хозяйстве.

Каждый из них хотел уйти с поля словесного боя, с выгодой для себя. Но Василий Васильевич не знал об одной очень существенной и немаловажной детали....

Он не знал о том, что согласно полученному военному плану переподготовки и требований разнарядки, которая была секретная и лежала в сейфе у Максима, завод должен был поставить на сборы не двадцать три человека, а всего лишь тринадцать.

Но повестки на отправку на сборы, были вполне официально вручены двадцати трём. Вот такой был придуман ход конём. И такой хитренький и в то же время незамысловатый, но далеко смотрящий и рассчитанный ход предпринял ушлый Максим.

Директор, всячески напрягал свой "недюжинный ум" и изворотливость современного руководителя, отвоёвывая человека за человеком, (доказывая Максиму, что его работник совсем никудышный, мускулы у него слабые для службы в армии..., и зубы у него плохие...) старался уменьшить число своих работников, призываемых на военные сборы с его родного завода. Он думал и очень переживал за своевременное выполнение неизбежного и одновременно такого ненавистного для него, родного и любимого производственного плана.

И вот когда, после длительных переговоров, и всякого рода ухищрений, подтасовок и вранья, количество призываемых работников завода, стало соответствовать цифре тринадцать, к обоюдному удовольствию и согласию, людская торговля и состязание умов закончились. Василий Васильевич на данный момент, считал себя, чуть ли не «великим комбинатором...», которому удалось обвести вокруг пальца этого пройдоху Максима и добиться желаемого результата, а Максим усмехаясь про себя, тоже был вполне доволен результатами этой сделки.

Так без угрозы срыва плана сборов, военкомат получил рулон ватмана и кучу канцелярских принадлежностей, новенький аппарат для внутренней связи, фанеру и по ящику дерево-стружки плиты и ДВП. Это для военкомата было целое богатство. Кроме этого с Василия Васильевича было взято крепкое директорское слово, обещание, что он, то есть завод, оплатит небольшую кучку счетов по приобретению деревянных реек, трёх письменных столов и двенадцати стульев.

Прощаясь, они пожали друг другу руки, довольные самими собой и друг другом, потому, что в результате этих переговоров..., они Оба Выиграли.... Они расстались пусть хоть и не верными, но всё же друзьями. Надо полагать, и об этом каждый из них прекрасно знал, что они расстаются, до очередных воинских сборов....

И сейчас, возвращаясь к себе в военкомат, Максим думал о том, что такие сделки, где покрупнее, где помельче, совершаются по всей стране. Василий Васильевич оплатит счета из заводского, государственного кармана, а военкомат, который вышестоящее начальство ничем не обеспечивает и не снабжает, но при этом требует невозможное, через Максима, который сейчас, попросту в наглую использовал своё служебное положение, тоже, кое-что незаконно, приобретёт для себя.

И такое происходит везде и всюду, в разных сферах производственной деятельности.

Работникам торговли платят мизерную зарплату, (правда, сегодня Всё, как раз Наоборот стало..., и зарплату все начальники нарезают себе сами, какую им только вздумается...) потому, что знают, что они хоть и вынужденно, но всё равно всегда и везде украдут, обманывая, обворовывая и обвешивая, как это всегда и было, доверчивого покупателя. И люди, как правило, мало задумываются вот о чём...! Ведь это самое слово "торговля"..., только для простого обывателя, невежды, который ни в чём и никогда не пытается разобраться, звучит очень заманчиво, загадочно и даже таинственно! Ну, как же...! Торговля-реклама, – двигатель прогресса...! А "торговля" то, есть не что иное, как практически неподконтрольное никому и ничему, но всё же узаконенное "кем-то"..., каким-то непонятным для многих образом... – обыкновенное воровство. Слова "торговля", "прибыль" и "воровство" – это синонимы.... Если человек торгует честно..., то в лучшем случае он останется, как говорится "при своих интересах", то есть, без прибыли. А в худшем, будет работать себе в убыток. Но в торговле это недопустимо вообще, что бы работать без прибыли, а уж тем более себе в убыток! Это попросту – анахронизм...! А поскольку честная работа прибыли не приносит, то это означает только одно.... А именно, чтобы всё-таки иметь прибыль, надо работать нечестно.... То есть, другими словами, покупателя надо обвешивать, обсчитывать, обманывать его, "втюривая", "впаривая", или "всучивая" ему под любым предлогом, некачественную, а нередко, просто даже опасную для здоровья продукцию, ну и так далее.... И чем круче, "ширше...", "глыбже..." и крупнее воровство, обман, обвес и обсчёт покупателя в торговле..., тем круче и больше прибыль у продавца. У торгаша свои, специфические интересы, которые определяются и характеризуются следующим образом: – Мне, по барабану, из чего делается колбаса...! – восклицает "предприниматель" – А вот куда девался мой кот Васька..., мне очень интересно!? – и когда он узнаёт, что кот Васька случайно увеличил объём и вес его колбасы..., он в знак благодарности, из этой же колбасы..., Ваське соорудил памятник. Памятник коту Ваське – из самого же Васьки...!

Торговля, воровство, прибыль..., – это вовсе не двигатель, а это звенья одной цепи, это – один грязный клубок, которому, к большому сожалению, люди до сих пор, не могут, или просто не хотят найти, какую-то другую, разумную альтернативу...! А жаль...!

По разумению Максима, который совсем даже не являлся большим «Экономистом-Знатоком»..., (и даже издалека не был похож на Адама Смита...) и поэтому заблуждения здесь, очень и очень даже возможны..., (уж будьте снисходительны...) такой разумной альтернативой, абсолютно не подконтрольному бандитско-воровскому рынку, могла бы стать та модель экономики, которая была бы основана на состязательности и конкурентности тех, кто производит и продаёт, была бы прогнозируемая и грамотно управляемая действительно честными людьми, (вот только где же их найти в России..., особливо в сегодняшней...-воровской-Беспутинской....?!) без прилипания к этим рукам чего бы то ни было, предельно прозрачная для общества, и желательно разумная, настолько, насколько это вообще возможно в нашей, во многом совковой России.