Текст книги "Анти-Толстой (СИ)"

Автор книги: Виктор Михайлюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Михайлюк Виктор Сергеевич
Анти-Толстой

АНТИ-ТОЛСТОЙ

«Детская болезнь» нигилизма в романе Л. Н. Толстого «ВОЙНА И М╤Р»

Ведь как просто!

Для начала, в качестве затравки, нужно сказать несколько слов о названии знаменитого (наверное, самого известного в мире) романа. Слово «мир», наверное, самое многозначащее в современном русском языке, чуть ли не десяток значений – от «отсутствие войны» до «Вселенная». Уверен, что 99% современных читателей воспринимают слово «мир» в заглавии толстовского романа именно в самом распространённом его значении: «Война и не война».

Слово, обозначающее понятие "не война", до революции писалось точно так же, как и сейчас – "мир". А между тем сам Лев Николаевич писал это "роковое" слово (и как это напечатано во всех дореволюционных изданиях) совсем не так, как это принято сейчас, – через и с точкой: "м╕р". А слово "м╕р", в отличие от привычного теперь "мир", имело в толстовское время совершенно определённое, однозначное значение: "общество", "сообщество" (дворянский м╕р – дворянское общество, деревенский м╕р – деревенское общество, славянский м╕р – славянское сообщество и т. д.). Следовательно, название толстовского романа в современной интерпретации грубо искажает тот конкретный смысл, что вкладывал в него Толстой. Роман свой он назвал вовсе не "Война и отсутствие войны", а "Война и Общество", а если быть совсем точным, то – "Война и Народ".

Как же быть? Вариантов (если мы хотим всё-таки вернуть великому роману его подлинное, не искажённое революцией название), мне думается, два. Либо печатать в новых изданиях и школьных сочинениях "Война и общество" или "Война и народ" (что, согласитесь, на порядок умаляет эффектность толстовского названия), либо – что мне нравится гораздо больше – вернуть в русский язык старое и с точкой – в качестве одного-единственного исключения: только и исключительно для романа Льва Николаевича Толстого – "ВОЙНА И М╤Р". Так и только так!

Думается мне, сие было бы разумно, справедливо и ничуть не затратно. Как вы считаете?

А теперь поговорим о том, что вы, читая "Войну и м╕р", наверняка и сами прекрасно знали, понимали, или по крайней мере догадывались, только боялись сказать вслух: А КОРОЛЬ-ТО ГОЛЫЙ!!!

Итак, ударим по могучему старику со всей революционной беспощадностью – из всех орудий!

Первые два тома по части нелепостей чисты и невинны – перлы начинаются с третьего тома.

"В исторических событиях так называемые великие люди суть ярлыки, дающие название событию, которые, так же как ярлыки, менее всего имеют связи с самим событием.

Каждое действие их, кажущееся им произвольным для самих себя, в историческом смысле непроизвольно, а находится в связи со всем ходом истории и ОПРЕДЕЛЕНО ПРЕДВЕЧНО" (Т. 3, ч. 1, гл. I, выделено мной. – В. М.)

Сказано сколь по-нигилистски самоуверенно-безапелляционно и по-толстовски броско, столь же неверно и глупо.

И. С. Тургенев с присущим ему блеском и остроумием описал в небезызвестном романе "Отцы и дети" модное в интеллигентских кругах России середины ХIХ века "философское" поветрие нигилизма. Как видно, одним из тех, кто подхватил бациллу нигилизма, был и Лев Николаич.

И ладно бы эти "передовые" идеи излагал (как у Тургенева) какой-нибудь из его героев, Андрей Болконский там, или Пьер Безухов: вопросов нет – персонаж книги имеет право нести любую чушь. Так ведь нет – премудрости все авторские!

Вообще же Лев Николаевич Толстой по части исторического нигилизма, который он сделал краеугольным камнем своего романа, отнюдь не первооткрыватель. Ещё за 1700 лет до него Лукиан доказывал полную невозможность познания законов природы и истории ("О выборе философии"). Правда, насмешник из Самосаты делал это юмористически, Лев Николаич же решил дурачить почтенную (или презренную?) публику на полном серьёзе.

Солженицын написал (в "Августе 14-го"), что ХХ век доказал, что Толстой ошибался насчёт того, что не вожди движут массами, а массы вождями. Я же уверен, что совсем не нужно было ждать ХХ века, чтобы понять, что воля одного пастуха неизмеримо весомее воль тысяч и тысяч овец, которые (за редкими исключениями) смиренно идут туда, куда направляет их пастух и помогающие ему псы-вертухаи. Интересно, есть ли ещё те, кто, читая "Войну и м╕р", продолжает верить, что Сталин и Гитлер, были всего лишь "ярлыки"?

«Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни ещё менее кто-либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния». (Т. 3, ч. 2, гл. I)

Типичнейший образчик толстовского нигилизма! Ежели я не понимаю законов истории (физики, химии, математики, теории шахматной игры), значит, их либо нет (действует ПРОВИДЕНИЕ, то есть всё происходит САМО СОБОЙ, волею слепого случая), либо они в принципе непознаваемы, и никто (ни Наполеон, ни Александр) ничего ни понять, ни предвидеть не может!

«...авторы-русские ещё более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманиванья Наполеона в глубь России... Но все эти намёки на предвиденье того, что случилось, как со стороны французов, так и со стороны русских, выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намёки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намёков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых». (Т. 3, ч. 2, гл. I)

Опять-таки сплошная демагогия! Наличие «миллионов» взаимоисключающих предположений и планов вовсе не значит, что «событие» происходит «единственно возможным образом» само по себе, без всякого плана и даже «вопреки» планам. Талант полководца (шахматиста) в том и состоит, чтобы из многих (или немногих) планов найти тот (часто – единственный), который ведёт к победе. И тот полководец (шахматист), кому это удаётся чаще, нежели его противникам, и является на деле гением. Что до «скифской войны», то Барклай совершенно точно знал о ней, так как читал Геродота в немецком переводе Нибура. А, следовательно, нет ничего невероятного, что, как человеку небесталанному, ему хватило ума понять, что это ЕДИНСТВЕННО ВОЗМОЖНЫЙ СПОСОБ в условиях России победить многократно превосходящего в силах противника. И действовать соответствующим образом.

«Не только ВО ВСЁ ВРЕМЯ ВОЙНЫ со стороны русских не было желания заманить французов вглубь России, но всё было делаемо для того, чтобы остановить их с первого вступления их в Россию, и не только Наполеон не боялся растяжения своей линии, но он радовался, как торжеству, каждому своему шагу вперёд и очень лениво, не так, как в прежние свои кампании, искал сражения». (Т. 3, ч. 2, гл. I, выделено мной. – В. М.)

Салат оливье из правды, полуправды и прямой неправды! Русские (солдаты и офицеры), конечно же, не хотели допустить французов вглубь России! Вот только главнокомандующий (сперва Барклай, а потом и Кутузов) почему-то приказывал всё отступать да отступать. Может, таков был его план? Если б хотел НА САМОМ ДЕЛЕ остановить врага с первых его шагов по русской земле, что ж мешало дать сражение прямо у границы? Наверное, ясное понимание того (не только Барклаем, но и Багратионом и даже Александром), что при имеющемся на тот момент соотношении сил – это вернейший путь к поражению.

Что до Наполеона, то конечно, он радовался каждому своему шагу вперёд и не боялся растяжения своей линии, поскольку был уверен, что рано или поздно вынудит русских дать генеральное сражение (и где именно это произойдёт – не суть важно), и разгромит (как и всегда) их армию, и принудит к капитуляции. Потому что уничтожение вражеской армии есть важнейшее и главное условие победы в войне. Поэтому, когда генеральное сражение было– таки дано (у Бородино), а разгрома не получилось, Наполеон ничтоже сумняшеся погнался за недобитой русской армией дальше, будучи уверен, что добьёт её у стен Москвы. А вот то, что "хитрый лис" Кутузов отдаст ему Москву (не столицу!) без боя, предпочтя сохранить армию, стало для него огромным сюрпризом! Вот тогда-то он, должно быть, и начал прозревать, что здесь ему не Европа – Скифия! – и капитуляции не будет.

"Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что они приблизились к погибели Москвы (что мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот тогда же был совершенно очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.

Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось ясно должно было быть для Наполеона, что зайдя за две тысячи вёрст и принимая сражение с вероятною случайностью потери четверти армии, он шёл на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву". (Т. 3, ч. 2, гл. ХIХ)

Брови чёрные, густые, фразы длинные, пустые... Начать с того, что после долгого-долгого отступления Бородинское сражение ДАЛ Кутузов, а Наполеон его ПРИНЯЛ. Суть войны (по крайней мере в те далёкие времена) в том и состоит, чтобы дать сражение противнику в наиболее благоприятный для себя момент, а для более сильного – поставить противника в такие условия, когда бы он был вынужден либо принять неравный бой и геройски погибнуть (спартанцы в Фермопилах), либо позорно капитулировать (шведы под Переволочной).

Барклай и Кутузов отступали и всячески уклонялись от генерального сражения ровно до тех пор, пока силы двух армий не подравнялись настолько, что появился шанс одержать победу. После этого наконец остановились и дали бой. Наполеон же принял сражение потому, что до Бородина он всегда их выигрывал, и у него не было ни малейших сомнений, что так будет и в этот раз. При относительном равенстве сил никакой полководец, начиная сражение, не считает себя заранее проигравшим, а рассчитывает разгромить противника и тем самым выиграть войну. Ибо войны в те времена выигрывались в генеральных сражениях и никак иначе! Выиграть сражение – лишить противника армии, лишить армии – выиграть войну. Именно на это и был весь расчёт и Наполеона, и Кутузова.

Наполеон так долго гнался за русской армией, чтобы заставить её драться, а когда Кутузов наконец остановился, он, по мысли Толстого, проявил бы высшую мудрость, если б, "рискуя потерять четверть армии" (почему четверть? почему не половину или всю?), его не принял. Интересно, как Толстой это себе представлял? Наполеон должен был остаться стоять неподвижно перед Шевардино? Сколько – день? неделю? месяц? полгода? А если б Кутузов перешёл в наступление, Наполеон должен был начать отступление – к Смоленску? к Неману? к Парижу?

Я уж молчу о каком-то допотопном ганнибалишке, который, отрезанный "тысячами вёрст" и могучим римским флотом от родного Карфагена, осмелился – вот же глупый! – дать сражение ВДВОЕ ПРЕВОСХОДЯЩЕЙ римской армии при Каннах! И надо же – говорят, победил... Может, врут?

«Когда у противника 16 шашек, а у меня 14, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь 13-ю шашками, то он будет втрое сильнее меня». (Т. 3, ч. 2, гл. ХIХ)

Зачем же менять шашку на шашку? Искусство игрока в том и состоит, чтобы, подставив одну свою шашку, побить в ответ две, три, а иногда и четыре шашки противника! И нередко так и происходит. Будь «по Толстому», все шашечные баталии заканчивались бы вничью.

«До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч к сто двадцати, а после сражения пятьдесят к ста». (Т. 3, ч. 2, гл. ХIХ)

Доверь-рьяй, но проверь-рьяй! Ну зачем же так беспардонно врать, Лев Николаевич?! При равном по качеству вооружении, доблести и мастерстве солдат и офицеров атакующая армия ВСЕГДА несёт БоЛЬШИЕ ПОТЕРИ, нежели обороняющаяся. А на Бородинском поле наступали как раз французы. Зачем же представлять дело так, будто французы истребили пятьдесят тысяч русских, сами потеряв всего двадцать!

По данным Советской Военной Энциклопедии (которой я склонен верить гораздо больше, чем измышлениям Толстого) перед началом сражения русская армия насчитывала 120 тысяч человек, французская – 135 тысяч (соотношение восемь к девяти). Потери русских составили приблизительно 45 тысяч, французов – 50 тысяч. То есть после боя у Кутузова осталось 75 тысяч, у Наполеона – 85 тысяч. Соотношение практически не изменилось, за исключением той "мелочи", что у Наполеона резервы были за тридевять земель, а у Кутузова – под боком. Именно поэтому, не переломив решительным образом чашу весов в свою пользу, Кутузов принял решение отступить навстречу своим резервам, заодно уводя Наполеона ещё дальше от его резервов.

«Наполеон, выехав 24-го августа к Валуеву, не увидал позиции русских от Утицы к Бородину (...потому что её не было), и не увидал передового поста русской армии, а наткнулся в преследовании русского ариергарда на левый фланг позиции русских, на Шевардинский редут, и неожиданно для русских перевёл войска через Колочу. И русские, не успев вступить в генеральное сражение, отступили своим левым крылом из позиции, которую они намеревались занять, и заняли позицию, которая была не предвидена и не укреплена». (Т. 3, ч. 2, гл. ХIХ)

Ну и что тут такого? Ну да, противник поступил не так, как ожидалось. Пришлось корректировать свой план в соответствии с изменившимися обстоятельствами – на войне дело самое обыкновенное! Браво, Наполеон, и тем больший респект Кутузову и слава русским воинам, сумевшим удержать слабо подготовленную позицию против превосходящих сил непобедимого дотоле противника!

"– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.

– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькой разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и ещё с тою разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, а на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна". (Т. 3, ч. 2, гл. ХХV)

Браво, князь Андрей! Очевидно, что в военном деле, он понимал гораздо больше графа Толстого!

«Но в диспозиции сказано, что по вступлении таким образом в бой будут даны приказания, соответственные действиям неприятеля, и потому могло бы казаться, что во время сражения будут сделаны Наполеоном все нужные распоряжения, но этого не было и не могло быть потому, что во время сражения Наполеон находился так далеко от него, что (как это и оказалось впоследствии) ход сражения ему не мог быть известен и ни одно распоряжение его во время сражения не могло быть исполнено». (Т. 3, ч. 2, гл. ХХVII)

И чего только не измыслишь, чтобы «доказать» своё «гениальное озарение», что полки во время сражения (и вообще войны) движутся не по воле главнокомандующего, а... сами по себе. «Так далеко» от сражения – это сколько? Километр? 10 км? 100 км? О наличии у Наполеона (и Кутузова) зрительной трубы Лев Николаевич, конечно, ни сном, ни духом. Ах, да! Всё в дыму, как в тумане... А курьеры, непрестанно летающие галопом между ставкой и войсками, – их тоже как бы и не было. Ну, на что они могут повлиять, в самом деле?! Ведь обстановка, якобы, меняется каждую минуту – куда там за нею уследить! Неправда, однако. Сражение длилось с утра до вечера на небольшой, вполне обозримой с возвышенности, УЗКОЙ ПОЛОСЕ земли, и ничего там особенно – кардинально и стремительно – не менялось. Чтоб там ни навыдумывал Лев Николаевич, ход битвы был вполне управляем с обеих сторон.

"В Бородинском сражении Наполеон ни в кого не стрелял и никого не убил. Всё это делали солдаты. Стало быть, не он убивал людей.

Солдаты французской армии шли убивать русских солдат в Бородинском сражении не вследствие приказания Наполеона, но по собственному желанию. (...) Ежели бы Наполеон запретил им теперь драться с русскими, то они бы его убили и пошли драться с русскими, потому что это было им необходимо". (Т. 3, ч. 2, гл. ХХVII)

Неправда! Людей убивали не Наполеон и не солдаты, а ружья и пушки, потому что не будь у них ружей и пушек, никого бы они не убили. Разве что морды друг другу набили... И Гитлер с Гимлером никого не убили – как можно! И если бы они запретили эсэсовцам развлекаться истреблением людей в концлагерях, то эсэсовцы их самих бы убили!

Солдаты сами пойдут убивать разве что безоружных или десятеро на одного. А если есть опасность (и немалая!), что тебя самого укокошат, то идти по собственной воле под пули и снаряды, извините, дураков нет! (А если и есть, то очень немного.)

И ещё одно замечание по поводу того, насколько правдиво и точно описано Львом Николаичем Бородинское сражение. Князь Пётр Андреевич Вяземский, который, в отличие от Льва Николаича, был на Бородинском поле В ТОТ САМЫЙ ДЕНЬ, утверждал, что сражение описано сколь мастерски, столь и НЕВЕРНО.

«Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знамёнами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своём бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское войско, как разъярённый зверь, получивший в своём разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель, но не могло остановиться (...) После данного толчка французское войско ещё могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника». (Т. 3, ч. 2, гл. ХХХIХ)

Хорошо сказано, отец Варлаам! А я скажу так:

ПРИ БОРОДИНО НАПОЛЕОН ВЫИГРАЛ БИТВУ, НО ПРОИГРАЛ ВОЙНУ. (Абсолютно то же самое повторилось спустя 130 лет с немецко-фашистскими войсками Гитлера после битвы под Москвой – читай тем же Бородиным!)

"Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идёт в десять раз скорее черепахи (...)

Принимая всё более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно-малую величину и восходящую от неё прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигнем решения вопроса". (Т. 3, ч. 3, гл. I)

Лев Николаевич правильно понял, что древний софист (Зенон, насколько я помню) не учёл в своей детской задачке ключевой фактор времени. Но зачем же пояснять так сложно, путано и занудно, да ещё в ХУДОЖЕСТВЕННОМ романе!

Ахиллес пройдёт 100 метров, отделяющие его от черепахи, за 1 минуту, за которую черепаха уползёт вперёд ещё на... ну, пускай, на 2 метра (это она галопом!). За следующую минуту Ахиллес пройдёт ещё 100 метров, а черепаха проскачет ещё 2 метра. Таким образом, через 2 минуты Ахиллес окажется впереди черепахи на 96 метров. Всё проще пареной репы.

"Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви звучит благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.

Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колёс; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колёс суть причины движения паровоза". (Т. 3, ч. 3, гл. I)

И тем нее менее это так. Именно положение стрелки часов, посредством звонаря, часы которого указывают ровно то время, когда необходимо звонить, есть причина движения колоколов. И движение колёс (со свистом или без) есть НЕПОСРЕДСТВЕННАЯ причина движения паровоза – попробуйте-ка двинуть паровоз без колёс! Иное дело, что является причиной движения самих колёс?

«Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путём понимание законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено ещё умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний». (Т. 3, ч. 3, гл. I)

Именно это и сделал великий современник Льва Толстого Карл Маркс, увы, не намеченный им. По этой-то причине Лев Николаевич с упорством, достойном лучшего применения, продолжал ломиться лбом в открытую дверь, и по этой же причине все его «философические» рассуждения устарели уже в момент выхода романа в печать, что было отмечено многими его современниками как в России, так и на Западе. Тем не менее, издатели вплоть до сего дня продолжают привычно и бездумно перепечатывать «Войну и м╕р» со всей этой псевдоучёной тарабарщиной и белибердой, потому что, видите ли, у Льва Николаевича каждое слово бесценно! И действительно, не могу не согласиться: у Льва Николаевича каждое ХУДОЖЕСТВЕННОЕ слово бесценно – в этом вся разница. Там, где Толстой ХУДОЖНИК, там, где он ОПИСЫВАЕТ события, ему, как ПИСАТЕЛЮ, нет в мире равных (уверен, что уже и не будет), – пожалуй, только Чехова и Гюго можно поставить рядом. Там же, где он принимается РАССУЖДАТЬ о событиях – ну хоть святых выноси, право слово!

"Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей – не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а во всяком случае хлопотливо и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое.

Как ни лестно было французам обвинять зверство Растопчина и русским обвинять злодея Бонапарта или потом влагать героический факел в руки своего народа, нельзя не видеть, что такой непосредственной причины пожара не могло быть, потому что Москва должна была сгореть, как должна сгореть каждая деревня, фабрика, всякий дом, из которого выйдут хозяева и в который пустят хозяйничать и варить себе кашу чужих людей". (Т. 3, ч. 3, гл. ХХVI)

То, что к пожару Москвы приложили свои трубки, кухни и костры французы, несомненно, но это никак не исключает русских поджигателей. От трубок, кухонь и костров пожары вспыхивают то тут, то там, сегодня тут, завтра там, а Москва занялась практически ОДНОМОМЕНТНО, В ОДИН ДЕНЬ – почти везде. Потом французы жили в Москве ещё полтора месяца, но пожаров в уцелевших домах и районах (по крайней мере, таких масштабных) почему-то больше не было. То ли курить перестали, то ли поджигателей не стало. А насчёт того, что поджоги дело опасное, то идти в штыковую атаку на Бородинском поле было куда как опаснее, однако ж шли... Война вообще дело опасное...

«Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина». (Т. 4, ч. 2, гл. I)

Проповедь нигилизма в чистом виде. Так называемые учёные – физики, химики и т. д. – лишь притворяются, будто они что-то знают и понимают. А на деле причин явлений и событий великое множество, и докопаться, какое из них истинное, никому не дано. Недоучившийся студент Лев Толстой заблуждался: как раз-таки для человеческого ума способность дознаваться до истинных причин явлений только и доступна.

«Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. (...) Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твёрдо и планеты движутся вокруг неё, и теми, которые говорили, что они не знают, на чём держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и её и других планет». (Т. 4, ч. 2, гл. I)

Ну, да, ну, да... Нашествие Запада на Восток совершилось, потому что должно было совершиться, но если бы не было Наполеона (а после Гитлера), то оно бы не совершилось, потому что... не должно было совершиться... Железная логика!

«Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами». (Т. 4, ч. 2, гл. I)

Совершенно верно! Вот их-то и открыл в части, касаемой человеческой истории, Карл Маркс, и назвал ИСТОРИЧЕСКИМ МАТЕРИАЛИЗМОМ. Но Лев Николаевич, похоже, в роли такого «нащупывателя» видел единственно себя любимого...

«...трудно понять, в чём состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение для армии (когда её не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. (...) ...манёвр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением, вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим». (Т. 4, ч. 2, гл. I)

Мальчик, конечно, мощный аргумент. Убивает наповал... Гениальность Тарутинского манёвра (а также принятого перед тем в Филях решения не драться за Москву), состоит не в том, представлялся ли он кому-нибудь с самого начала в цельности и завершённости, вплоть до места, где нужно было остановиться, а в том, к каким последствиям он привёл, каково было его воздействие, на дальнейший ход войны. Мне кажется, это должно быть понятно даже глупому тринадцатилетнему мальчику.

«Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?» (Т. 4, ч. 2, гл. I)

Кутузов пошёл бы за ними, истребляя отставших. И, думается мне, навряд ли и сам Наполеон, и хоть кто-нибудь из его бывшей Великой армии, вернулся живым из гибельных СЕВЕРНЫХ лесов и снегов России. (Что русскому хорошо, то немцу – и тем паче французу – смерть!)

«Если бы представить себе не гениальных полководцев во главе русской армии, но просто одну армию без начальников, то и эта армия не могла бы сделать ничего другого, кроме обратного движения к Москве, описывая дугу с той стороны, с которой было больше продовольствия и край был обильнее». (Т. 4, ч. 2, гл. II)

Армия без начальников, вместо того, чтобы описывать дугу, просто-напросто разбежалась бы и пустилась насильничать и мародёрствовать.

«Откатывавшийся по направлению толчка, данного ему во всей кампании и в Бородинском сражении, шар русского войска, при уничтожении силы толчка и не получая новых толчков, принял то положение, которое было ему естественно». (Т. 4, ч. 2, гл. II)

Почему же более сильная французская армия, гнавшая русских от самой границы в хвост и в гриву, не покатилась «естественным образом» из сожжённой и голодной Москвы в обильную продовольствием Калугу? Или стремиться «естественным образом» туда, где больше продовольствия и край был обильнее, было свойственно только русской армии?

"Из всего, что мог сделать Наполеон: зимовать в Москве, итти на Петербург, итти на Нижний Новгород, итти назад, севернее или южнее, тем путём, которым пошёл потом Кутузов, – ну что бы ни придумать, глупее и пагубнее того, что сделал Наполеон, то есть оставаться до октября в Москве, предоставляя войскам грабить город, потом, колеблясь, оставить гарнизон, выйти из Москвы, подойти к Кутузову, не начать сражения, пойти вправо, дойти до Малого Ярославца, опять не испытав случайности пробиться, пойти не по той дороге, по которой пошёл Кутузов, а пойти назад по разорённой Смоленской дороге, – глупее этого, пагубнее для войска ничего нельзя было придумать, как то и показали последствия. (...)

Но сказать, что Наполеон погубил свою армию потому, что он хотел этого, или потому, что он был очень глуп, было бы точно так же несправедливо, как сказать, что Наполеон довёл свои войска до Москвы потому, что он хотел этого, и потому, что он был очень умён и гениален.

И в том и другом случае личная деятельность его, не имевшая больше силы, чем личная деятельность каждого солдата, только совпадала с теми законами, по которым совершалось явление". (Т. 4, ч. 2, гл. VIII)

А вот мне интересно, могла ли «личная деятельность каждого солдата» при желании расстрелять Наполеона? Факты говорят о том, что «личная деятельность» Наполеона не только могла, в случае необходимости, расстрелять любого солдата и даже генерала, но и нередко им практиковалась. Что до десятков тысяч его солдат, то ни один из них своим правом расстрелять Наполеона почему-то так и не воспользовался.

Если же, по мысли Толстого, Наполеон был всего лишь чем-то вроде знамени, которое армия таскает повсюду за собой, потому что так полагается, а на деле всё вершит её, солдатско-офицерской массы, коллективная воля, то почему же она не расстреляла вредившего ей своими приказами Наполеона (ведь они были, Лев Николаевич этого не отрицает, даже приводит некоторые в своём романе), и не пошла сама "естественным образом" на Петербург, на Нижний Новгород, на богатую продовольствием Калугу или, по крайней мере, не ушла целой и невредимой домой севернее или южнее, а пошла почему-то по единственно гибельному для себя пути – разорённой Смоленской дороге? Остаётся предположить лишь самое невероятное: она сделала это потому... что захотела погибнуть! На сотню тысяч солдат со всей Европы в Москве вдруг нашло всеобщее помрачение ума (вот оно, секретное оружие русских – обкурили пожарами!), и они все разом приняли решение покончить жизнь самоубийством на старой Смоленской дороге!