Текст книги "Бумеранг не возвращается"

Автор книги: Виктор Михайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Виктор Михайлов
БУМЕРАНГ НЕ ВОЗВРАЩАЕТСЯ
Повесть

_{Рисунки – Г. МАКАРОВ}

1
ВМЕСТО ПРОЛОГА

С океана, как обычно в это время года, вот уже третьи сутки дул сильный муссон, влажный и в то же время знойный. Он гнал по Глобус-парку пожелтевшие листья деревьев и обрывки избирательных бюллетеней марсонвильской партии «Благоразумных».

Господин Давид Саксон в сопровождении личной охраны гулял по парку, когда часы над портиком парламента пробили девять часов утра. Через боковую калитку парка Давид Саксон проследовал в свой автомобиль и приказал везти себя в Марсонвильский институт почвоведения. Подобно своему брату, покойному Роберту, он интересовался вопросами почвоведения и растениеводства.

В это же время, минуя Глобус-парк, приземистый черный автомобиль повернул на Саговар-авеню и затормозил перед глухими чугунными воротами. В ответ на низкий трехзвучный сигнал ворота распахнулись, машина въехала во двор и остановилась возле подъезда мрачного двухэтажного особняка, построенного в стиле конца прошлого столетия.

Шофер распахнул дверку автомобиля, и Ингольс – директор института почвоведения прошел в холл.

Поднимаясь по широкой лестнице, устланной персидским ковром, Чарльз Ингольс почувствовал запах табака. Господин директор не курил, и никто из научных сотрудников и служащих не позволял себе курить в общественных местах института.

Терпкий сладковатый запах трубочного табака преследовал Ингольса даже в холле второго этажа. Положительно, это был «Принц Луи» – любимый табак Давида Саксона!..

«Неужели?!» – входя в приемную, подумал Ингольс, и по тому, как Глория, его личный секретарь, молча, но выразительно показала глазами на чуть приоткрытую дверь, он понял, что не ошибся. С тревожно бьющимся сердцем, невольно поправив галстук, Ингольс перешагнул порог своего кабинета.

За широким столом, развалясь в его, Ингольса, кресле, сидел Давид Саксон. Холодно поблескивали в скупом свете наступающего дня стекла его очков. Из-под седеющей щеточки жестких усов, закрывающих тонкую верхнюю губу, торчала его неизменная прямая трубка. Глаза под тяжелыми полузакрытыми верхними веками смотрели мрачно, не предвещая ничего хорошего.

– Садитесь, господин директор, – вместо приветствия процедил Саксон. Выпустив клуб дыма и бесцеремонно рассматривая вошедшего, он сказал:

– У вас, Ингольс, вид ученого, озабоченного большой научной проблемой. – В словах Саксона была ничем не прикрытая ирония, граничащая с насмешкой. – Вы получаете больше, чем любой сенатор. Ваш институт стоит нам по крайней мере восемьсот тысяч долларов в год.

Отлично зная своего шефа, Ингольс молчал. Его бесцветные глаза под белесыми ресницами альбиноса, крупный мясистый нос и дряблый подбородок – все его лицо на длинной сухой морщинистой шее выражало услужливую готовность немедля согласиться с любым, самым уничтожающим заключением шефа.

– Вы думаете, Ингольс, что мое терпение бесконечно, а деньги неисчерпаемы! – Саксон постучал трубкой о ручку кресла, выбив пепел прямо на ковер, потом набил ее вновь, закурил, откинулся на спинку кресла и, закрыв глаза, бросил:

– Докладывайте!

– Мне нечего добавить к тому, что я уже докладывал, – осторожно сказал Ингольс. – Мы стоим у порога осуществления операции «Бумеранг», которая даст нам возможность получить исчерпывающие материалы.

– Сведения, переданные военным атташе министерству, полнее, а главное, дешевле ваших, – усмехнулся Саксон.

– Наши сведения, господин шеф, никогда не обходились дешево. Операция «Бумеранг» потребовала тщательного и специального обучения агентуры, мы потратили целый год на подготовку и рискуем лучшими кадрами. Терпение, господин шеф, и еще раз терпение. В игру вступают наши главные козыри, эта партия наша!

– Смотрите, чтобы козыри не оказались краплеными, – сказал Саксон, молча поднялся с кресла и, не прощаясь, направился к двери. Затем повернулся и добавил:

– Нас связывает, Чарльз, старая дружба. Но если вы с вашими козырями проиграете, я не обещаю вам даже пенсии. Вы всегда считались специалистом по русским вопросам. Не знаю, кто вам создал эту репутацию. Быть может, мой брат, Роберт? Но мне бы не хотелось, чтобы вы ее утратили. Не провожайте! – закончил Саксон и вышел из кабинета.

2
ИСПЫТАНИЕ

Если «артиллерия – бог войны», то полковник Крылов был одним из жрецов этого великого в гневе огнеподобного бога. Его любовь к артиллерии и беспредельная вера в нее никогда не были слепыми. Он творчески трудился для того, чтобы сделать этого сурового «бога войны» еще сильнее и могущественнее.

Сын тульского оружейника, с детства приученный к отцовскому ремеслу, страстно влюбленный в оружейное дело, Андрей Крылов прошел сложный жизненный путь от первого номера орудийной прислуги старой трехдюймовой пушки в семнадцатом году до члена-корреспондента Академии наук.

В свои пятьдесят четыре года Андрей Дмитриевич был крепок и полон той неиссякаемой творческой энергии, которая, по существу, определяет собой силу и молодость человека. И только нервное напряжение последних дней подготовки к испытанию давало себя чувствовать: у Крылова начало немного пошаливать сердце и сон стал желанным, но редким гостем.

Большие комнатные часы, стоящие в углу комнаты, пробили три четверти второго. Перевернув листок календаря, Крылов подчеркнул дату – завтра утром новое зенитное орудие, результат многих лет его упорного труда, проходило последнее, решающее испытание. Он погасил настольную лампу, подошел к окну и приоткрыл портьеру – в зареве электрических огней города, кружась и сверкая, падали крупные хлопья снега. Не зажигая света, он разделся и лег, но, взволнованный мыслями о предстоящем испытании, долго не мог уснуть…

Проснулся Крылов поздно, был десятый час. Около дивана на спинке стула он увидел свой парадный мундир с начищенными знаками отличий и приколотым булавкой вырванным из тетради листком. Он прочел:

Папа!

По твоему требованию мундир приготовлен, брюки отутюжены и регалии начищены! Почему у тебя в календаре сегодняшнее число подчеркнуто красным карандашом? Ох, старик, ты что-то скрываешь от своей дочери! У меня зачет по истории Англии, душа уходит в пятки… Завтрак на кухне.

Целую. Маша

Крылов подошел к окну и зажмурился от яркого солнца.

«Хороший денек для испытаний!» – подумал он.

Отсюда, с высоты девятнадцатого этажа, Москва расстилалась перед ним в белоснежном уборе… Было безветренно и морозно. Прямые султаны дыма поднимались над крышами домов.

Странное чувство праздничной пустоты охватило Крылова. Семь лет напряженной работы приходят к концу, сегодня последнее испытание. «Очевидно, такое чувство испытывает путник, пробившийся к намеченной цели сквозь пургу и ветер, через пески и зной, буреломы и непроходимые чащи», – подумал он и усмехнулся своей мысли, потому что он знал – усталость проходит и опять возникает цель, труднее, величественнее первой, и снова человек готовит себя к борьбе, к труду и победе.

Из состояния задумчивости Крылова вывел резкий телефонный звонок. Он взял трубку и услышал голос Шубиной, парторга института:

– Андрей Дмитриевич, желаю успеха! Мой совет, не волнуйтесь, все будет хорошо!

До разговора с Шубиной Андрей Дмитриевич был спокоен, но спустя несколько минут он почувствовал, что телефонный звонок парторга снова взбудоражил его. Тщательно побрившись, Крылов оделся, выпил стакан кофе и вызвал лифт. Машина уже ждала его у подъезда.

Приехав на полигон, полковник Крылов связался по каналам специальной связи со взлетными площадками управляемых по радио реактивных самолетов и с пунктами «ДАВС». На это ушло много времени. Полковник взглянул на часы и заторопился в малый лекционный зал. В дверях он встретился с генерал-полковником Чепруновым, заместителем министра. В минувшую войну Чепрунов был начальником штаба противовоздушной обороны фронта, он отлично знал зенитное вооружение, был требовательным и взыскательным заказчиком.

Генерал-полковник тепло поздоровался с Крыловым и сказал раскатистым баском:

– Я у вас сегодня, полковник, за повивальную бабку, принимаю вашего акустического первенца! – Он знакомым жестом провел ладонью по бритой голове и, бросив лукавый взгляд из-под темных, кустистых бровей, сам довольный своей шуткой, вошел в зал.

Андрей Дмитриевич поднялся на трибуну. Перед ним были его товарищи по институту, генералы и полковники, руководящие работники министерства, убеленные сединами прославленные герои Сталинграда, участники артиллерийского штурма Берлина.

Крылов почувствовал, как волнение, охватившее его с утра, улеглось, мысль становилась ясной и стереоскопически объемной. Он взглянул на конспект своего выступления и решительно сунул его в карман.

– В приказе министра, – начал Крылов, – написано: «…Провести испытание нового зенитного орудия члена-корреспондента Академии наук полковника Крылова». Я думаю, что приписывать мне заслугу создания нового орудия было бы неверно. На мою долю лишь выпала честь объединить и направить творческие усилия большого коллектива ученых и конструкторов нашего института. Пожалуй, никогда еще над созданием нового орудия не работал такой большой коллектив различных специалистов. Кроме того, сама мысль о создании мощного акустического оружия не нова – еще во втором тысячелетии до нашей эры, как утверждает библейский миф, неприступные стены Иерихона рухнули от звука труб его завоевателей.

Утверждение приоритета в создании акустического оружия за библейским мифом вызвало в аудитории смех: здесь умели ценить и острое слово, и сказанную вовремя шутку.

– Мы назвали нашу новую пушку «РЗ-1», – продолжал Крылов, – «Резонансная зенитная первая». Я здесь лишь вкратце изложу принцип действия орудия, затем на полигоне вы сможете убедиться в реальной мощи нового оборонного вооружения. По основным конструктивным признакам «РЗ-1» значительно отличается от обычной пушки, принятой на вооружение частями ПВО нашей армии. Конструкторам «РЗ-1» в связи с увеличенной до тысячи шестисот метров в секунду начальной скоростью снаряда пришлось удлинить ствол, усилить замковую и амортизационную часть орудия. Но самым существенным элементом «РЗ-1» является снаряд, вызывающий при разрыве серию мощных акустических импульсов, молниеносно следующих один за другим. Если принять во внимание, что на высоте в пятнадцать тысяч метров давление атмосферы падает почти в шесть раз, то станет ясным, насколько трудно техническое решение этой задачи. Коллектив ученых, конструкторов и инженеров создал такой снаряд, который со скоростью, превышающей скорость реактивного самолета, настигает цель и создает в сфере радиусом до шестисот метров серию акустических импульсов такой небывалой мощности, что самолеты противника разваливаются на части.

Рассказывая об основных трудностях, возникших перед конструкторами нового орудия, Крылов через широкое окно аудитории наблюдал, как гусеничный тягач вытащил на центральную часть полигона укрытое брезентом «РЗ-1», а расчет, сняв брезент, готовил орудие к боевому испытанию: деловито подтягивал кабель и подключал его к принимающим приборам орудия.

– Обязательным условием для нанесения резонансного поражения противника в воздухе, – продолжал Крылов, – является возможно точное совпадение частоты акустических импульсов при разрыве снаряда с частотой вибрации плоскостей самолета. Задача определения частоты колебания жизненно важных плоскостей самолета противника оказалась нелегкой. Эту задачу конструкторы решили созданием «ДАВС» – «Дистанционных анализаторов вибрации самолета». Выдвинув «ДАВС» на расстояние до двадцати километров от батареи, мы своевременно получаем на «РЗ-1» данные о частоте колебания несущих плоскостей, четко выделенные из целого комплекса других вибраций, излучаемых самолетом. Таким образом, одновременно с дистанционным взрывателем автоматически устанавливается и резонансное кольцо снаряда, определяющее число и частоту акустических импульсов при разрыве.

Закончив свое выступление, полковник Крылов предложил присутствующим пройти на полигон. После повторной проверки специальных пропусков на контрольно-пропускном пункте комиссия министерства и командный состав заняли свои места.

Для того чтобы создать условия, приближенные к боевой обстановке, запуск управляемых по радио реактивных самолетов был рассчитан на внезапность для «ДАВС». Начиная с двенадцати часов тридцати минут время запуска этих самолетов определялось самостоятельно командирами взлетных площадок.

Вооруженные оптическими приборами и секундомерами члены комиссии в напряженном ожидании не чувствовали холода, а мороз крепчал. В наступившей тишине было слышно, как потрескивали деревья, запушенные снегом кроны которых были видны за высоким забором полигона. Звонко в морозном воздухе слышался лай сторожевых собак и скрип снега под ногами часовых.

Засунув руки глубоко в карманы шинели, Крылов в волнении сжал пальцы, тронутые стужей. Он видел, как в нетерпеливом ожидании генерал-полковник Чепрунов нервно ломал зажатый в ладони коробок спичек. Затем, щелкнув портсигаром, он предложил Крылову папиросу. Прошло много времени, прежде чем первый сигнал поступил на приборы орудия. Члены комиссии включили секундомеры. Совмещая нулевые риски шкал с указателями стрелок, вращая маховики поворотного и подъемного механизмов, номера орудийного расчета быстро производили наводку орудия. Последовал выстрел. Со стола секретаря комиссии упругой волной воздуха сорвало листы бумаги. Снег с ближайших деревьев взлетел и рассыпался алмазными брызгами. И только через некоторое время, где-то на большой высоте, уходящей далеко за пределы видимости, послышался свист реактивного самолета и почти одновременно раздался гул продолжительного разрыва.

Секундомеры остановлены. С момента получения первого сигнала от «ПУАЗО» и «ДАВС» до выстрела орудия прошла сорок одна секунда.

Внимание всех вновь обратилось к небу, где едва видимой точкой, приближающейся к земле, на парашюте спускался небольшой прямоугольный ящик с опечатанными контрольно-измерительными приборами, находившимися в реактивном самолете.

«Цель поражена!» – подумал Крылов, снял папаху и вытер вспотевший лоб. Только сейчас он заметил в своей руке папиросу, она еще не успела потухнуть.

Генерал-полковник отодвинул от себя бинокулярный искатель, через который он наблюдал за парашютом, и, понимающе посмотрев на Крылова, сказал:

– Этот выстрел стоит выигранного сражения. Отдаю должное вашей скромности, Андрей Дмитриевич, и поздравляю в вашем лице весь творческий коллектив института с большой победой!

3
МЕХИЯ ГОНЗАЛЕС

В полдень ясного, морозного дня большой серебристый моноплан, посаженный рукой опытного пилота, подрулил к главной дорожке Внуковского аэропорта и остановился. Моторы, сделав последние обороты и звонко выстрелив, затихли. К двери подали трап. Бортмеханик проверил крепость трапа и, посторонившись, дал дорогу пассажирам.

Самолетом прибыли коммерсанты, представители крупных торговых фирм Запада и Латинской Америки. Встреченные работниками Министерства внешней торговли, представителями прессы и соотечественниками из посольств, гости прошли к автомобилям и выехали в Москву.

Мехия Гонзалес не был потомком испанской землевладельческой аристократии. Он не был креолом, тем более метисом. Типичный англосакс, Гонзалес явился в страну Советов в качестве младшего компаньона торговой фирмы «Гондурас Фрут компани», с тем чтобы предложить «лучшие в мире» бананы Гондураса. Мехии Гонзалесу был приготовлен номер в гостинице «Националь».

Отдохнув с дороги, коммерсант позвонил и через переводчика заказал обед на две персоны. Приглашенный к обеду Уильям Эдмонсон, корреспондент газеты «Марсонвиль Стар», появился вовремя. После обеда они вместе вышли на улицу, в руках журналиста был объемистый прямоугольный сверток.

Оживленно беседуя, они дошли до площади Революции. Здесь Гонзалес простился с Эдмонсоном, взял такси, дал шоферу адрес и уже через десяток минут, выйдя из машины у Самотечной площади, поднялся по Троицкому переулку и быстро нашел нужный ему дом – старый деревянный дом на каменном фундаменте. Сосчитав ступеньки скрипучей лестницы, Гонзалес пошарил рукой по стене, нащупал ручку, уверенно, не стучась, открыл толстую, обитую войлоком и клеенкой дверь. Войдя в полутемную прихожую, он толкнул первую дверь направо и, перешагнув порог, зажмурился от яркого света. Посередине комнаты над столом горела сильная электрическая лампа без абажура. Два больших окна были завешены байковыми одеялами.

– Привет, Балт! – приветствовал его хозяин, снимая очки и пряча их в карман.

– Салют, Дайс! – ответил представитель «Гондурас Фрут компани» и, шагнув навстречу хозяину, что есть силы хлопнул его по плечу.

– Привет, дружище! Ты точно новенький доллар! – улыбаясь, сказал Дайс и, не оставаясь в долгу, хлопнул гостя ладонью в грудь.

– Постой, в последний раз мы виделись еще в Спикенбурге, не так ли? – спросил Гонзалес.

– Да, счастливое время, сорок шестой год! – даже вздохнул Дайс.

– Это по твоей вине я последние полгода корпел над науками в Эрцхаузене и очутился здесь, в России?

– Да, мой мальчик. Ты слишком нервно настроен. Раздевайся и давай-ка поболтаем. Садись сюда, здесь теплее, – предложил Дайс, указывая на кресло около печи. – Могу предложить «Марсонвиль бист» или «Уайт хоорс»[1]1
  Название коктейлей: «Марсонвильский зверь» и «Белая лошадь».


[Закрыть]. Но лично я предпочитаю русскую водку.

– Давно я не пил марсонвильской бурды.

Дайс сделал смесь и, потрясая шейкером[2]2
  Шейкер – прибор для приготовления коктейля.


[Закрыть], накрыл на стол.

– Прошу! – пригласил он, разливая коктейль в бокалы. – За твое появление на линии огня! За удачу!

Они чокнулись и проглотили обжигающую смесь.

– Перейдем к делу, – сухо сказал Дайс.

Гость закурил сигарету и выжидательно посмотрел на Дайса.

– До того, как мы с тобой встретились в Спикенбургском колледже, ты, если не ошибаюсь, кончил Альтаирский механический институт?

– У тебя отличная память.

– Твой отец Юлиус Буш эмигрировал из Прибалтики в сороковом году?

– Точнее, второго июля сорокового года.

– Ты, кажется, проходил подготовку по программе Московского высшего технического училища имени Баумана?

– Точнее, по программе механико-технологического факультета.

– Твой рост?

– Сто семьдесят восемь.

Дайс налил себе полный бокал коктейля и, отпив глоток, неожиданно спросил:

– Ты, Балт, конечно, читал Дикка Клюазо?

– Еще бы: «Любовь гориллы», «Вкуси убийства запретный плод!» – чертовски здорово! – с удовольствием вспомнил Гонзалес.

– Так вот, я должен тебе сказать, что вся писанина Дикка Клюазо – детский автограф на пеленке по сравнению с тем, что тебе предстоит в России. Если ты, Балт, сделаешь «веселую улыбку под занавес» и тебе удастся еще раз пересечь океан, тебя не купишь и за пятьсот тысяч долларов!

Гонзалес внимательно слушал своего шефа. Дайс, настроенный философски, не торопился переходить к главному.

– Когда в тридцатых годах по делу «Метро Виккерс» засыпался бродяга Торнтон, он был тогда крупной ставкой Интеллидженс-сервис. Ценою больших жертв они получили своего Торнтона обратно. Это были славные времена романтики в нашем с тобой деле. Теперь иное время, Балт! Если ты будешь разоблачен, – мы откажем тебе в отечестве. Перед лицом неизбежной опасности скорпион, подняв хвост, вонзает смертоносное жало себе в голову. – Дайс вынул из футляра маленький стеклянный шарик с жидкостью и, показав его Балту, добавил:

– Вот твое смертоносное жало, Балт, возьми его, – и пододвинул футляр собеседнику.

Гонзалес осторожно взял ампулу, положил ее в футляр и сунул в карман.

– Если ты, Балт, помнишь, – продолжал Дайс, – то несколько лет тому назад в «Спикен Ньюс» я писал о железном занавесе, так вот: никакого железного занавеса в России нет! Я всегда и везде, совершенно беспрепятственно, так же, как и все мои соотечественники, передвигался по этой стране. Я бывал, где хотел, разговаривал, с кем хотел, и никто и никогда не стоял на моем пути. Но излишняя осторожность не помешает. Встречаться до третьего мы больше не будем.

Дайс налил вино собеседнику и поднял бокал:

– Ну, балтийский изгнанник, герой банановой республики, за веселую улыбку под занавес!

Поставив рюмку на стол, он вынул из кармана плоскую никелированную ампулу и сказал:

– Ты, Балт, всегда был чувствительным к физической боли. Помнишь спикенбургский бэйз-бол? Мы сделаем предварительный укол.

– Это длительная операция? – спросил Гонзалес, засучивая левый рукав рубахи.

– Пустяк, несколько минут, – ответил Дайс, готовя шприц для укола. Но, заметив волнение Гонзалеса, он добавил: – Не волнуйся, мой мальчик, ты вернешься, ты обязательно вернешься, как возвращается бумеранг[3]3
  Бумеранг (англ.) – метательное орудие австралийских племен. Бумеранг, описав замкнутую кривую, возвращается к тому месту, откуда был пущен умелой рукой охотника.


[Закрыть].