Текст книги "Последний подвиг Святослава. «Пусть наши дети будут как он!»"

Автор книги: Виктор Поротников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава десятая. Болгарские невесты

Возвращение василевса в Константинополь совпало с известием о взятии Антиохии ромейским войском. В столице по этому случаю началось празднество с дармовым угощением для бедноты.

Никифор был в ярости. В Азию был послан указ василевса об отстранении Михаила Вурцы от ведения дальнейшей войны с арабами. Приближенные василевса пребывали в недоумении.

Вернувшийся из Болгарии Калокир известил василевса, что Святослав не поддался ни на уговоры, ни на подкуп. Святослав осаждает крепость Доростол. Покуда Святослав занят войной с болгарами, но русский князь готов и к войне с ромеями.

– От пленных печенегов Святослав узнал, что ханы, осаждавшие Киев, получили за это ромейское золото, – сказал Калокир при встрече с василевсом. – Святослав зол на нас. Болгарам его не одолеть. У болгар после смерти царя Петра идет грызня за власть. Святослав завоюет Болгарию и пойдет войной на Империю. Святослав зря угроз не бросает.

– Я это предвидел. – Никифор стоял у окна и смотрел на внутренний двор, где его гвардейцы осматривали доставленных из Солуни лошадей. – Я уже принял меры. Одновременно с тобой, Калокир, но только не морем, а по суше, в Болгарию ездили мои послы во главе с епископом Филофеем. Через Филофея мне удалось заключить союз с болгарами против Святослава. Для укрепления этого союза Филофей привез в Константинополь болгарских невест для сыновей Феофано. Это дочери Михаила, старшего брата покойного царя Петра, который так упорно рвался к царской власти и нашел свою смерть от рук сторонников Петра.

Никифор повернулся к Калокиру и поймал на себе его изумленный взгляд. Такого предусмотрительного здравомыслия Калокир явно не ожидал от василевса!

– Георгий Сурсовул наведет у болгар порядок, – продолжил Никифор деловым тоном, – он посадит на трон Бориса, сына Петра. Болгарское войско подчиняется Сурсовулу, а у кого войско – у того и власть. Так было и будет!

Благодаря кипучей деятельности Калокира, приказом василевса был выслан в город Халкедон магистр Иоанн Цимисхий. Были также отправлены в изгнание многие друзья Цимисхия, в том числе легатарий Маркиан и синклитик Гервасий.

Харальд и Тюра вздохнули с облегчением, полагая, что заговорщикам был нанесен сокрушительный удар.

Лето прошло, наступила осень.

Однажды у василевса вышла ссора с василиссой. В тот день в Константинополь прибыл полководец Михаил Вурца, отбивший у арабов Антиохию. Знать столицы пришла в гавань Вуколеон, чтобы поприветствовать Вурцу, когда он будет сходить по трапу с корабля. Отправилась встречать Вурцу и василисса Феофано, несмотря на запрет Никифора. Ссоры и склоки между венценосными супругами в последнее время были столь часты, что придворные к ним уже привыкли.

Никифор находился в хрисотриклинии, зале для трапез, когда Феофано и ее служанки вернулись во дворец.

Харальд стоял на страже у массивных золоченых дверей хрисотриклиния вместе с другим молодым стражником-греком. Оба были без шлемов, с золотыми повязками на голове, в желтых коротких хитонах из золотного бархата и голубых штанах, заправленных в короткие сапоги. У каждого на поясе висел кинжал, а в руке было короткое копье. В таком виде эскувитам полагалось нести дежурство во внутренних покоях дворца. И только неся стражу снаружи, эскувиты облачались в панцири и шлемы.

Феофано проследовала в хрисотриклиний, гордо неся свою красивую голову в облаке золотых завитых локонов, распространяя вокруг тонкий аромат благовоний. Всякий раз, когда Харальд видел эту молодую восхитительную женщину с великолепной фигурой, им овладевало какое-то волнительное оцепенение. Его душа преисполнялась смущением и робостью. Он не мог оторвать глаз от василиссы и в то же время не смел встретиться с нею взглядом.

Настоящее имя этой женщины было Анастасия. Феофано ее назвал василевс Константин Багрянородный. Имя Феофано означает «явленная Богом». Константин Багрянородный случайно увидел юную Анастасию в бедном квартале Константинополя, где ее отец содержал трактир. Пораженный совершенной красотой дочери трактирщика, василевс Константин сделал Анастасию женой своего сына, будущего василевса Романа. Эту историю, известную многим в столице, Харальду поведал всезнающий этериарх Мнемон.

Феофано села за стол, за которым уже обедал Никифор, недовольный долгим отсутствием супруги.

Харальд не слышал, о чем беседовали за столом Никифор и Феофано, что именно довело их до скандала.

Внезапно за дверью раздался грохот полетевшей на пол серебряной посуды и сразу же зазвучала громкая брань Никифора. Из трапезной с испуганным визгом выбежали служанки василиссы.

Заглянув в трапезную, Харальд остолбенел от увиденного.

Никифор с раскрасневшимся от ярости лицом раздирал на василиссе шелковые, расшитые узорами, одежды, хлестал ее по щекам, таскал за волосы. При этом Никифор обзывал Феофано потаскухой и дрянью. Василевс был похож на безумного!

Увидев в дверном проеме Харальда с вытаращенными глазами, Никифор заорал на него:

– Убирайся вон, мерзавец! Во-он отсюда!..

В могучей длани Никифора появилось короткое копье, которое он ловко метнул в оторопевшего стража.

Харальд живо захлопнул дверь.

В следующий миг стальное острие дротика, пущенного с неимоверной силой, пробило буковую дверь насквозь.

Избитую и полураздетую Феофано служанки отнесли на руках в ее покои.

Спустя какое-то время, в столице опять появился Иоанн Цимисхий. Никифор разрешил Цимисхию вернуться, уступая просьбам Феофано, расположение которой василевсу очень было нужно. Феофано простила Никифора, но прежней доверительности между ними уже не было.

* * *

В начале зимы Константинополь погрузился в траур: скончался отец василевса Никифора, Варда Фока.

По случаю траура василевс Никифор перебрался из Большого дворца в Вуколеонский дворец, расположенный на самом берегу бухты Золотой Рог. С Большим дворцом Вуколеонский дворец был соединен длинным крытым переходом и другим переходом по крепостной стене, идущей вдоль скалистого морского берега.

Василевс проводил ночи отдельно от василиссы. Спальня Никифора находилась на втором этаже. На первом этаже, прямо под спальней василевса, день и ночь дежурила стража, охраняя главный вход и пролеты каменной лестницы, ведущей на второй этаж. Спальня Феофано находилась в Большом дворце, тоже на втором этаже. В эти траурные дни Феофано редко навещала Никифора, который постоянно молился за упокой души своего отца, которого Никифор глубоко почитал всю свою жизнь. Варда Фока умер девяноста лет от роду, до седых волос честно служа Империи своим мечом.

Харальд не попал в отряд эскувитов, переведенных на время траура в Вуколеонский дворец. Его приставили к покоям, где разместились болгарские невесты, это было рядом с покоями василиссы. Феофано довольно много времени проводила с болгарками, желая присмотреться к ним получше. Девушки плохо говорили по-гречески, и Феофано взялась обучать их своему родному языку.

В хорошую погоду болгарки любили гулять по крепостной стене между Большим и Вуколеонским дворцами. Для них, выросших среди гор и лесов, вид волнующейся морской глади, то бирюзовой, то зеленоватой, был зрелищем диковинным.

Однажды стоящий на страже Харальд услышал, как болгарки, проходя по стене, смеясь, рассказывают своей служанке-славянке про лодку, прошедшую по морю у самой крепостной стены. В той лодке было два гребца, один из которых был черен, как сажа. Таких черных людей болгаркам видеть еще не доводилось!

Болгарки были юны и простоваты, старшей едва минуло семнадцать лет, младшей не было и пятнадцати.

Харальд, прекрасно понимающий славянскую речь, мигом насторожился.

У Иоанна Цимисхия имелся среди оруженосцев чернокожий мавр по имени Аципофеодор. Цимисхий как-то приводил этого мавра во дворец, когда Феофано пожелала взглянуть на него. Тогда и Харальду посчастливилось увидеть вблизи необычного черного человека.

«Наверняка в лодке проплывал Аципофеодор! – мелькнуло в голове у Харальда. – Что делает эта головешка с глазами в челноке под дворцовой стеной? Это неспроста!»

Терзаемый неотступными размышлениями, Харальд после смены караула не пошел отдыхать, а пробрался на крепостную стену, где обычно прогуливаются болгарки. С моря дул холодный ветер. По широкому заливу катились мутные волны с белыми барашками взлохмаченной пены; в вышине парили, покачивая белыми крыльями, большие чайки.

Чтобы хоть как-то согреться, Харальд кутался в короткий шерстяной плащ, его пальцы посинели на ветру, сжимая древко дротика. Харальд прохаживался по стене взад-вперед, то и дело поглядывая вниз через узкие проемы бойниц.

День клонился к закату.

Окончательно продрогнув, Харальд уже собрался уходить, как вдруг до его слуха донеслись чьи-то негромкие голоса и плеск весел. Юноша осторожно протиснулся в узкую бойницу и глянул вниз с высоты. Под стеной, переваливаясь на волнах, шла большая лодка с загнутым носом. Два мускулистых гребца работали что есть сил. Один был светлокожий, другой – темнокожий. На корме лодки сидел плечистый незнакомец в сером плаще с наброшенным на голову капюшоном.

Харальд сразу узнал мавра Аципофеодора.

– Следите, чтобы волной нас не ударило о стену, олухи! – рявкнул незнакомец в сером плаще.

Точно такой же голос был у Иоанна Цимисхия, хотя полной уверенности, что в лодке находится Цимисхий, у Харальда не было.

Лодка быстро проплыла вблизи от крепостной стены и скрылась из глаз.

Ночью Харальд лежал без сна. Он был убежден, что Цимисхий и Феофано что-то замышляют. Либо Феофано все-таки не простила Никифору своего унижения, либо Цимисхий убедил василиссу присоединиться к заговору. Наконец Харальда осенило! Покои Феофано выходят окнами на море, высота там, конечно, большая, однако сильному мужчине не составит большого труда подняться по веревке в гинекей василиссы.

«С той стороны дворца нет никакой стражи! – размышлял Харальд. – Там же крутой обрыв, не подступиться. Стража дежурит в угловой башне, оттуда виден залив, но нельзя увидеть суденышко, крадущееся морем вдоль скалы, на которой возвышается дворцовая стена. Окна гинекея с угловой башни тоже не видны, их заслоняет береговой утес и выступ стены. Я же не раз нес дозор в угловой башне. Ну, конечно! Все яснее ясного! Заговорщикам нужна Феофано, так как через ее спальню они легко смогут добраться до василевса Никифора! Надо будет сказать об этом куропалату Льву».

Харальд был уверен, что пребывая в Вуколеонском дворце и ночуя отдельно от Феофано, василевс Никифор находится в полной безопасности. Там Никифора окружают преданные люди, никто из них не бросит заговорщикам веревку со стены. Опасность нависнет над Никифором, когда он переберется обратно в чертоги Большого дворца.

На другой день и в последующие дни Харальд искал возможность встретиться с куропалатом Львом, чтобы поделиться с ним своими догадками. Но куропалат не появлялся в Большом дворце, занятый какими-то делами в столице. Встретиться с Калокиром Харальд тоже не мог, поскольку его не отпускали в город. Стражников на два дворца не хватало, поэтому каждый эскувит был постоянно при деле.

* * *

Стояла декабрьская ночь. С небес валил мокрый снег.

Улицы Константинополя наконец-то опустели, затихли. Огромный город погрузился в сон.

Тюра засиделась допоздна, перешивая платья, подаренные ей одной из ее подруг, уехавшей из столицы. Тюре было грустно. У нее было немного настоящих подруг. И вот лучшую из них судьба-злодейка забросила в глубь Азии вместе с отцом, получившим от василевса должность городского наместника.

Тюра нагая сидела у стола, на котором стояло большое бронзовое зеркало. Свои распущенные по плечам волосы девушка перевязала тесьмой, чтобы они ей не мешали. Она то и дело вставала перед зеркалом, примеряя то одно платье, то другое. Ее голубые очи всякий раз светились придирчивостью, какая присуща всем женщинам, когда дело касается их внешнего вида и нарядов.

Стоящий на столе светильник давал недостаточно света, поэтому на широком подоконнике ярким огоньком мерцала масляная лампа.

Тюра только-только стянула через голову длинную узкую тунику из мягкого узорчатого шелка, как вдруг дверь у нее за спиной тихонько скрипнула. Девушка вздрогнула и обернулась, прикрыв туникой свою наготу.

В комнату быстро вошел запыхавшийся Калокир, весь облепленный хлопьями мокрого снега. Его глаза горели лихорадочным блеском.

– Собирайся, девочка! – с усилием подавляя волнение, сказал Калокир. – Собирайся живее! Мы немедленно уезжаем.

– Куда? Зачем?! – изумленно и растерянно пролепетала Тюра.

– Далеко! Так надо! – Калокир открыл сундук и стал выбрасывать на кровать платья и накидки. – Оденься потеплее, сегодня холодно.

Тюра заметила, что у Калокира трясутся руки. Ей стало страшно.

– Дядюшка, что случилось? – Тюра называла Калокира «дядей» со дня своего приезда в Царьград. – К чему эта спешка? Ночь на дворе! Я без Харальда не поеду!

– Беда, девочка! – голос Калокира дрогнул. – Заговорщики убили василевса Никифора. Нам нужно быстрее бежать из города!

У Тюры подкосились ноги. Она села на стул, забыв про свою наготу. Ее пальцы нервно двигались, сминая мягкую ткань туники.

– Милая, если мы промедлим, то утром меня убьют, а вы с Харальдом без меня пропадете. – Калокир ласково погладил Тюру по бледной щеке. – Ну же, собирайся! Харальд ждет нас внизу.

Калокир шагнул к двери, но Тюра задержала его вопросом:

– Дядюшка, как мы выберемся из города – пешком или на лошадях?

Девушка трясущимися руками рылась в своих вещах, выбирая одежду потеплее.

Калокир ответил, не глядя на обнаженную Тюру:

– Мы выйдем в море на корабле. Это единственный путь к спасению.

Глава одиннадцатая. Замысел Калокира

Этот путь по зимнему штормовому морю стал для Тюры самым трудным испытанием в ее жизни. Всякий раз, когда судно проваливалось в бездну между высокими грозными волнами, сердце девушки замирало от ужаса. Тюра сидела в каморке под палубой, вцепившись в брата, который был угрюм и задумчив.

Этот корабль был куплен Калокиром еще накануне его первой поездки на Русь. Калокир понимал, что василевс Никифор будет постоянно давать ему важные поручения где-то вдалеке от Константинополя, поэтому он приобрел добротную хеландию, чтобы можно было в любой момент отправиться в дорогу. Моряков на эту хеландию Калокир подбирал с особой тщательностью, это были люди небогатые, не болтливые и преданные ему лично.

Харальд и Тюра поначалу подумали было, что Калокир намерен бежать в Тавриду, в свой родной город Херсон, но на шестой день пути, когда корабль вошел в воды Дуная, брат и сестра поняли, что ошиблись в своих предположениях.

– Мы идем в Малый Преслав? – спросил Харальд у мрачного Калокира.

– Теперь этот город называется Переяславец, – сказал Калокир. – Да, мы идем туда. У меня дело ко князю Святославу.

Харальд и Тюра молча переглянулись.

По лицу Калокира было видно, что он что-то задумал, какую-то беспощадную месть или нечто в этом роде. Мириться с участью беглеца Калокир был явно не намерен.

Судно Калокира на веслах вошло в гавань Переяславца.

Тюра и Харальд с восхищением озирали большой белокаменный город, раскинувшийся на берегу Дуная. Брат и сестра стояли на палубе, держась за руки. Увидев русские ладьи со звериными головами на носу и русскую стражу на каменной пристани, Харальд и Тюра радостно закричали и замахали руками.

– А, друже Калокир! Здравствуй! – обратился к греку воевода Перегуд, встретивший его на берегу. – Опять приехал уговаривать Святослава не воевать с Империей?

– Как раз наоборот, воевода, – ответил Калокир, решительно сдвинув брови. – Я заставлю Святослава взять Константинополь!

Перегуд изумленно открыл рот. Ему показались знакомыми лица юноши и девушки, которые проследовали мимо него, шагая вслед за Калокиром. Тот спешил в княжеский дворец.

Под закругленными массивными сводами каменного чертога, украшенного колоннами и резными барельефами, Тюра совсем растерялась. Сначала ее встретил Улеб и крепко обнял, потом навстречу девушке выбежала Сфандра в длинном славянском одеянии. Оказавшись в объятиях своей горячо любимой тетки, Тюра разрыдалась. В этот миг лица Улеба и Сфандры показались Тюре самыми прекрасными на свете!

Сфандра увела Тюру в свои покои с мозаичными полами, с окнами, в которых переливались на солнце ячейки с разноцветными стеклами. Сфандра усадила племянницу на скамью. Девушка продолжала плакать.

– Что же ты плачешь, глупая? – промолвила Сфандра, целуя Тюру. – Ты теперь в безопасности, ты теперь с нами!

– Я плачу от счастья, – пролепетала Тюра. – Я так по тебе истосковалась, тетечка!

– Калокир не обижал тебя? – Сфандра заглянула в заплаканные глаза племянницы.

– Нет. – Тюра постаралась улыбнуться. – Калокир заботился обо мне. Я ему очень благодарна!

– Не за что тебе его благодарить, милая моя. – Сфандра слегка нахмурилась. – Калокир так и не выдал тебя замуж за какого-нибудь имовитого ромея. А ведь он обещал мне это! Что у вас стряслось? Я видела Калокира, на нем лица нет! И Харальд как будто сам не свой. Такое ощущение, милая, что вы спасаетесь бегством.

– Истинно, тетечка. – Тюра печально вздохнула. – Страшное несчастье выгнало нас из Царьграда в ночь и шторм! Какого страху я натерпелась!

Волнуясь и сбиваясь, Тюра стала рассказывать своей обожаемой тетке про свои последние дни в Царьграде, про смерть василевса Никифора от рук заговорщиков, про опасный путь по бурному морю…

О том же самом в других дворцовых покоях вели беседу Улеб и Калокир. Кратко пересказав Улебу все, что ему было известно о смерти василевса Никифора, Калокир затем поделился с князем своим дерзким замыслом.

– Я хочу жестоко отомстить убийцам василевса Никифора, и прежде всего Иоанну Цимисхию! – молвил Калокир, сверкая очами. – Я намерен убедить Святослава повернуть войско на Царьград этой же весной. У Цимисхия мало преданных войск в столице, он не готов к войне. Лучшие войска Империи находятся в Италии и Азии, на границе с Болгарией стоят лишь слабые отряды. Ежели Святослав ранней весной перевалит через Балканский хребет и двинется на Царьград, то он застанет Цимисхия врасплох!

Но не это главное. – Калокир сделал паузу, словно собираясь с духом. – Я хочу заключить уговор со Святославом. Я буду всячески помогать ему сокрушить Цимисхия, а за это Святослав должен помочь мне стать василевсом ромеев.

– Что я слышу, Калокир! – воскликнул пораженный Улеб. – По плечу ли тебе столь опасная затея?

– С таким союзником, как Святослав, по плечу! – уверенно промолвил Калокир. – Мне ли не знать, из каких людей состоит царьградская аристократия! Кого там токмо нет: армяне, иудеи, славяне, крещеные хазары… Греков, конечно, большинство, но среди чиновников и военачальников полным-полно выходцев из провинции, таких как я. К примеру, убитый заговорщиками Никифор Фока был наполовину армянином. Армянин по матери и Иоанн Цимисхий. У обоих родовые владения находятся в Азии, в феме Армениаки. Проэдр Василий по матери болгарин. Друнгарий флота Никодим и вовсе чистокровный славянин!

Улеб слушал Калокира с широко открытыми от удивления глазами.

А тот вдохновенно продолжал:

– Я чистокровный грек, поэтому царьградская знать не станет сильно противиться моему воцарению. Я женюсь на Феофано, затем объявлю своим соправителем одного из сыновей покойного василевса Романа. Тем самым я расположу к себе синклит и патриарха. Я верну синклитикам все их привилегии, отнятые у них Никифором. И эти жирные свиньи станут прославлять меня на каждом углу! Мне ли не знать, из какого теста слеплены знатнейшие из граждан Царьграда! – Калокир рассмеялся презрительным смехом.

– В чем будет выгода Святослава при твоем воцарении в Царьграде, друже Калокир? – поинтересовался Улеб.

– Прежде всего я щедро вознагражу Святослава золотом из казны Империи и уступлю ему Болгарию, – ответил Калокир.

– Святослав и так владеет Болгарией, – заметил Улеб. – Кстати, Святослав теперь пребывает в Великом Преславе. Боляре и советники болгарского царя Бориса склонили голову перед Святославом.

– Все склонили? – спросил Калокир.

– Кто не пожелал покориться Святославу, те ушли из Преслава с Георгием Сурсовулом, – сказал Улеб. – Сурсовул со своими сторонниками еще осенью перешел через горный перевал и укрепился в городе Филиппополе. Сурсовул собирается изгнать Святослава из Болгарии с помощью ромеев.

– Глупец! – усмехнулся Калокир. – Ромеи ему не помогут. Никифор мертв, а Цимисхий слаб.

– А какова будет моя выгода в твоей дерзкой затее, друг мой? – вдруг произнес Улеб и пристально посмотрел на Калокира.

– Ты же христианин, Улеб. Для тебя тоже найдется место в Царьграде подле моего трона, – без колебаний ответил Калокир. – Я сделаю тебя дукой или друнгарием флота, могу ввести тебя в синклит, ежели пожелаешь. Я дам тебе власть и богатство, каких у тебя никогда не будет на Руси!

Улеб покачал головой с какой-то сумрачной улыбкой на устах. Было не понятно, по душе ему сказанное Калокиром или нет.

В тот же день Калокир засобирался в Великий Преслав, ему не терпелось поговорить со Святославом. Улеб не стал удерживать Калокира. Он вызвал воеводу Перегуда.

– Дашь Калокиру коней и провожатых, он едет к Святославу, – повелел воеводе Улеб.

Стоя на заснеженном дворе у главных дворцовых врат и глядя на то, как Калокир и молодые мечники из дружины Перегуда садятся на лошадей, Улеб приветливо помахал греку рукой. А про себя подумал: «Езжай! Бог даст, Святослав клюнет на твое безумство и быстрее найдет свою гибель в сечах с ромеями! Тогда Киев мне достанется».

* * *

Столица Болгарии – Великий Преслав – стояла на холмах в долине, которая на юго-западе упиралась в горные проходы Балканского хребта. Через город несла свои воды река Камчия. Столицу сюда поближе к горам перенес царь Симеон, донимавший ромеев своими походами. Прежняя древняя столица болгар Плиска лежала на равнине к северо-востоку от Преслава. Плиска и ныне еще не утратила своего значения, это был большой и богатый город. Дорога от Дуная к Великому Преславу вела через Плиску.

Эти места были знакомы Калокиру. Ему приходилось бывать в Болгарии и раньше, еще до прихода сюда Святослава.

В Плиске Калокир с удивлением обнаружил множество знатных болгар, которые не пожелали присоединиться к Георгию Сурсовулу, не доверяя ромеям, но и к Святославу они были настроены враждебно. Калокир недоумевал, почему Святослав не поставил в Плиске свой гарнизон, ведь отсюда исходила явная угроза владычеству русов в Болгарии.

Встретившись в Преславе со Святославом, Калокир первым делом спросил князя об этом.

Святослав беспечно махнул рукой.

– Плиска для меня не столь важна, а войско мое не настолько велико, чтобы я мог рассовывать гарнизоны по всей Болгарии. Мои дружины стоят в Доростоле, Переяславце, Динии, здесь – в Великом Преславе. Мне ведомо, что в Плиске толкутся местные вольнолюбивые боляре, судачат про времена Омортага и Симеона, меня костят почем зря! Вреда мне от этого шума никакого, пущай себе судачат и распушают перья, как петухи.

Разговор Святослава и Калокира происходил в оружейной комнате. Святослав часто наведывался сюда, разглядывая и примеряя в руке мечи, булавы, топоры, кинжалы, сабли… Оружие у болгар было отменное! Святослав знал толк в оружии. Разместившись с дружиной во дворце болгарских царей, Святослав первым делом потребовал, чтобы ему показали здешний арсенал и сокровищницу. В сокровищницу Святослав заглянул лишь однажды, а в оружейной палате он бывал каждый день.

Калокир поведал Святославу об убийстве василевса Никифора, затем кратко, но эмоционально, изложил князю свой замысел. При этом Калокира слегка раздражало, что, внимая ему, Святослав еще успевает разглядывать кинжалы и лязгает мечами, вынимая их из ножен и загоняя обратно.

Наконец Калокир умолк.

Святослав неожиданно заметил:

– Удивительно, как ты успел до ледостава пройти по Дунаю до Переяславца!

– Зима ныне теплая, княже, – сказал Калокир. – Думаю, Дунай еще долго льдом не покроется. Как тебе мой замысел, князь?

Святослав утер пот со лба рукавом рубахи, не спеша отвечать Калокиру.

– Ушам не верю, Калокир! – с усмешкой заговорил Святослав после долгой паузы. – Ты был у меня три месяца тому назад и уверял меня, – клялся своим христианским Богом! – что война с болгарами и ромеями погубит мое войско. Мол, в горах моих воинов могут истребить болгары, а на равнине за Балканами мои полки будут растоптаны тяжелой ромейской конницей. Но даже ежели мое оружие будет победоносно, во владениях ромеев мне будет нечем кормить свою рать, ибо два прошлых года в ваших краях были неурожайны. Так?

Святослав пытливо взглянул на Калокира.

– Это же была просто риторика, князь, – слегка растерялся Калокир. – У меня было поручение василевса Никифора. Вот я и старался его выполнить, только и всего.

– Странные вы люди, ромеи, – покачал головой Святослав. – Не поймешь, когда вы искренни, а когда нет. Вдруг и этот твой замысел всего лишь риторика.

– Нет-нет, князь! – с жаром воскликнул Калокир. – Ныне я правдив с тобой. Ныне я на твоей стороне. Я же не просто советую тебе идти на Царьград, князь. Я готов разделить с тобой все трудности этого похода.

– Я обратил внимание, ромеи часто предлагают больше, чем могут дать, – сказал Святослав, – а потом идут на попятный.

Калокир удивленно поднял брови, не понимая, куда клонит князь.

В чистых синих очах Святослава не было упрека или недовольства, он был спокоен и как-то слишком задумчив.

– Завтра я соберу старшую дружину, – сказал князь, – хочу узнать мнение своих воевод. Нужно подумать, хватит ли у нас сил, чтобы взять такую твердыню, как Царьград.

Калокира слегка обескуражил такой ответ Святослава. Ему казалось, что стремительный и легкий на подъем Святослав сам примет решение и без долгих отлагательств. Для того, кто так стремится к воинской славе, взятие Царьграда может стать венцом всех его успехов!

Святослав между тем пригласил Калокира потрапезничать с ним и его женой.

– Разве Предслава тоже здесь? – удивился Калокир.

– Предслава в Киеве, – ответил Святослав. – Здесь у меня другая жена. Любимая!

То, с каким выражением на лице Святослав произнес последнее слово, красноречиво говорило о том, как много значит для него эта женщина!

Калокиру сразу захотелось ее увидеть.

В трапезную из верхних покоев дворца спустилась статная молодая женщина в длинном не приталенном платье-сюрко из узорной бебряни, это одеяние словно струилось по ее фигуре, подчеркивая крутые бедра, узкую талию, пышную грудь. Незнакомка была щедро одарена той славянской красотой, которая так ценится на Западе и Востоке у любителей славянских рабынь. У нее были великолепные руки, плечи, волосы, уложенные венцом. Прелестны были и каждый поворот головы, и белая нежная шея, и серо-голубые глаза, опушенные длинными ресницами.

– Это Верхуслава, дочь князя вятичей, – промолвил Святослав, беря красавицу за руку и подводя ее к столу с яствами. – А это Калокир, мой давний друг! – Святослав кивнул на грека, представляя его жене. – Гляди, каков красавец! Как породистый жеребец!

Верхуслава поклонилась Калокиру, по славянскому обычаю.

Святослав уселся во главе стола. Верхуслава и Калокир сидели напротив друг друга. Прислуживали в трапезной отроки Святослава из молодшей дружины. Все они были русоголовые и голубоглазые, в белых льняных рубахах.

Тон беседы за столом задавал Святослав. Сначала князь посетовал на здешнюю погоду, сырую и слякотную. На дворе зима, а с небес дождь льется! Потом Святослав принялся хулить поваров болгарского царя, которые, по его словам, ни в чем не знают меры. Блюда у них получаются то слишком жирные, то слишком острые, то такой сладостью отдают, словно на меду и патоке замешены.

– Мои повара готовят лучше! – усмехнулся Святослав, отрезая ножом большой кусок мяса от зажаренного целиком окорока.

– Это что? – поинтересовался Калокир, когда князь бросил ему на тарелку большой шмат жаркого.

– Конина, – спокойно ответил Святослав, отрезая еще один кусок мяса для Верхуславы.

Калокир слышал, что дружинники Святослава часто едят конину, переняв эту привычку от степняков.

– Другого мяса нет? – робко промолвил Калокир, разглядывая жаркое у себя на тарелке.

– Извини, друже, человечина закончилась, – проговорил Святослав и рассмеялся, довольный своей шуткой.

– Жаль, – поддержал шутку князя Калокир. – От зажаренной печени Цимисхия я бы не отказался!

Верхуслава с улыбкой наблюдала за смеющимися Святославом и Калокиром, затем она обратилась ко князю:

– Свет мой, почто не приглашаешь на свои трапезы царя Бориса? Ведь мы живем в его хоромах.

– Шибко надменен царь Борис! – слегка поморщился Святослав. – Я взял на щит его страну, а он взирает на меня, как на своего подданного! Борис по сути мой пленник, но он тем не менее продолжает издавать свои царские указы. Последним своим указом царь Борис обязал местное население давать пищу моим воинам и корм нашим лошадям.

– Указы царя Бориса могут предотвратить возможные вспышки неповиновения болгар твоим воеводам, князь, – сказал Калокир.

– У моих воевод мечи имеются, – обронил Святослав, жуя мясо своими крепкими зубами. – Им плевать на указы царя-мальчишки!

– Что, царь Борис еще совсем юн? – спросил Калокир.

– Ему всего-то девятнадцать лет, – ответил Святослав. – Супруге Бориса и того меньше.

– Я слышал, у Бориса есть младший брат Роман, – заметил Калокир. – Где он сейчас?

– Сбежал в Плиску. – Святослав небрежно ткнул острием ножа куда-то на север. – Сбежал и ладно! Пущай тамошние боляре с ним няньчатся!

* * *

Из старших дружинников Святослава лишь воевода Свенельд высказался против похода на Царьград. Старый варяг настаивал на том, чтобы Святослав не доверял Калокиру, гнал того с глаз долой!

Свенельд полагал, что нельзя затевать войну с ромеями, не покорив до конца болгар. Но и в покорении Болгарии Свенельд не видел никакого смысла.

«До сих пор мы воевали с болгарами на равнине, – молвил Свенельд, – и не совались в горную Болгарию, где властвует комит Шишман, не признающий царей в Великом Преславе. Самые вольнолюбивые болгары живут в горах, война с ними может затянуться на несколько лет. Русь может растратить все силы в этой войне на радость печенегам и ромеям! Самое правильное, по-моему, это по весне вернуться на Русь с той добычей, какую мы взяли в Болгарии».

Все прочие воеводы единодушно советовали Святославу попытать счастья в войне с ромеями, которые ныне ослаблены войной в Азии и смутой в столице. Все богатства, взятые русичами в Болгарии, ничто по сравнению с Царьградом, где собраны все сокровища мира! Святослав обретет поистине немеркнущую славу, если сделает то, чего не смог сделать воинственный болгарский царь Симеон – войдет победителем в Царьград!