Текст книги "Рожденные ползать"

Автор книги: Виктор Лебедев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Интересная легенда, – задумчиво проронил сталкер.

Они миновали человека с гитарой, выводившего слова песни, принадлежащей миру прошлого. Хриплый голос рассказывал про генералов и их детей, про землю, лежащую в ржавчине, и церкви, смешанные с золой, про поезд в огне и про то, что пора возвращать землю себе…

Опять потянулись ржавеющие шпалы, мрачные своды туннелей, обрывки кабелей и проводов на стенах.

Они снова вернулись к разговору, так неудачно прерванному дозорным Вано на подступах к Домодедовской.

– Есть еще кое-что, – голос Немова стал заметно тише, будто он боялся, что стены тоже могут слышать. – Об этом знает пока не так много людей, хотя это не бог весть какая тайна. На тебя ведь можно положиться?

Миша энергично закивал. Мысль, что ему сейчас доверят важную тайну, заставила сердце забиться сильнее. «Только бы не передумал», – мысленно торопил собеседника парень. Но Немов отчего-то медлил, словно решал, стоит ли довериться Мише. Наконец, решение, судя по всему, было принято. Немов заговорил, и сказанное поразило Мишу до глубины души, откуда-то изнутри накатила волна дикого восторга.

– Года три назад мы подобрали на поверхности еле живого, изнуренного мужчину. Им оказался тот самый человек, которого мы сейчас ищем. Он рассказал нам много удивительных вещей. Не буду сейчас пересказывать все его злоключения, подробно остановлюсь лишь на одном. Судя по его словам, он долгое время жил в бункере войсковой части в Бирюлево. Бывшей войсковой части – ее закрыли незадолго до войны. Через некоторое время он остался там совсем один – все его товарищи по несчастью погибли. Вот он и решился на отчаянный шаг – в одиночку пробраться через Царицынский парк. Удивительным образом ему повезло – звезды так сошлись, видимо, хотя в судьбу я не очень-то верю. Так вот, удалось ему уцелеть и пройти через парк, а затем и добрести вдоль железной дороги до района Люблино. Я со своими ребятами как раз совершал рейд по поверхности, когда наткнулся на него. Мы его чуть не застрелили, но вовремя распознали, что перед нами самый обыкновенный человек. А он лишь молча смотрел на нас и не делал ни малейшей попытки заговорить. Доставили мы его в таком шоковом состоянии на станцию, наши врачи кое-как выходили его. Что удивительно, он и сам врачом оказался. Это, как понимаешь, – Немов посмотрел на Мишу, – только предисловие. Наличие одной лишь бывшей войсковой части вряд ли заставило бы руководство Конфедерации Печатников отправить экспедицию и почем зря рисковать своими людьми. Тут мы и подбираемся к самому главному.

Врач рассказал нам, что за время жизни в бункере он облазил территорию войсковой части вдоль и поперек. И в одном из ангаров натолкнулся на дирижабль с необходимым оборудованием! Миша, ты знаешь, что такое дирижабль?

Миша неопределенно мотнул головой. В книгах он встречал упоминание об этом аппарате, знал, что на нем можно передвигаться по воздуху. Наверное, похож на тех летучих тварей, властвующих наверху и терроризирующих город, – вичух.

– В общем, Миша, дирижабль – это воздухоплавательный аппарат. Этакая вытянутая оболочка, наполненная газом-гелием, который позволяет ему держаться в воздухе. Под оболочкой крепится кабина для экипажа, а управляется аппарат с помощью винтовых двигателей.

– Слова врача, – рассказывал дальше Немов, – подтверждались и недавно найденным в одном из разграбленных архивов на поверхности документом – договором между войсковой частью и Межгосударственным Авиационным комитетом о том, что во временное пользование части предоставляется дирижабль для выполнения на ее территории работ по демонтажу невоенного оборудования и переброске его в другие части и на склады. В документе было сказано, что это еще одно контрольное испытание летательного аппарата комитетом. Вот, наверное, война и застала дирижабль в ангаре на территории войсковой части. А массивные ракетные удары обошли уже недействующую войсковую часть стороной.

Но и это еще не все. Через некоторое время врач, оклемавшись, исчез. Вместе с одним из караванов он пропал на станции зеленой ветки. Вы, наверное, слышали о враче-затворнике, который живет в сбойке между Красногвардейской и Алма-Атинской? Так вот это и есть тот самый необходимый нам проводник. Он-то нам и нужен.

Миша, безусловно, слышал о нем, хотя лично и не встречался. Нелюдимый и неразговорчивый врач вел отшельнический образ жизни. По слухам, у него был тайник с запасом медикаментов, к нему время от времени приходили люди, за антибиотики и лечение приносили ему еду, воду и прочие необходимые вещи.

– Конечно, молва о нем дошла и до Печатников, – продолжал Немов. – Мы знали, где можно найти нужного нам человека. А не так давно, когда я был на очередном задании, руководство станции поймало радиосигнал от выживших из Калуги. По довоенным меркам всего ничего – полтора часа на машине, под боком, так сказать. Но теперь попробуй, проберись через сто семьдесят километров враждебной территории. Вот и вспомнили про дирижабль. План на первый взгляд кажется фантастичным – добраться до Калуги на дирижабле, который не использовался уже двадцать лет. Но мы просто обязаны попробовать. Вот руководство и организовало экспедицию.

Миша не верил своим ушам. Он уже твердо решил, что во что бы то ни стало должен оказаться в составе экспедиции, и теперь мучительно соображал, как уговорить Немова взять его с собой. Покорить небо – взглянуть вниз с высоты птичьего полета – разве не об этом мечтает любой мальчишка? Об агорафобии, приступ которой он совсем недавно испытал, Миша забыл сейчас напрочь. А Немов все говорил и говорил.

– Москва стала сплошной аномалией. Где это видано, чтобы такое разгуливало по поверхности, что и в страшном сне в прежние времена не снилось? Тьма – вот новый повелитель мира. Мы вернулись на тысячелетия назад, в каменный век, и теперь снова вглядываемся с тревогой и страхом во мрак, который не способен разогнать огонь одинокого костра. Первобытные страхи стали реальностью, всепоглощающее чувство ужаса – нашим постоянным спутником. Мы так долго пытались выползти из своих нор на свет, столько приложили сил и времени, чтобы построить светлый мир для наших детей, а потом с легкостью за мгновение загнали себя обратно. Человек не меняется, он привык рушить то, что сам и строил столетиями – такова его сущность. Им всегда руководил страх. Страх быть непризнанным, отвергнутым, брошенным, высмеянным, уличенным во лжи, пойманным, растерзанным. А страх перед смертью в итоге стал пособником смерти. Есть лишь один способ выбраться из этого ада – убить тьму в своей душе.

Я цепляюсь за жизнь, хотя что мне в этой жизни? Все настоящее осталось там, позади, и его уже не вернуть. Я привык не сдаваться перед обстоятельствами, пытаться их побороть, и эта привычка помогает мне жить сейчас.

Немов посмотрел на шагавшего рядом Мишу, невидящий взгляд скользнул по лицу, макушке парня, не задерживаясь ни на чем, пробежал по заплесневелым стенам и снова уткнулся в пол. Шаги гулко отдавались в сгустившейся темноте. Шаги обреченного, но не сдавшегося человека. Немов снова заговорил:

– Думаешь, Миша, выжившие там действительно есть?

Миша смутился.

– Но вы же сами… Радиосигнал и все такое.

– Да, радиосигнал был, хотя я его и не слышал – был на задании. Но как знать, может, это запись, которой уже несколько лет?

Мише нечего было ответить на вопрос Немова. Он лишь понурил голову и решил, что вся затея с дирижаблем выглядит чересчур фантастично.

– И что же теперь?

– Теперь, Миша? Приказа никто не отменял. Критическая точка давно пройдена, в чудесное избавление верить уже не приходится. Но… – тут голос Немова дрогнул, – пока есть хоть малейшая возможность, я буду стараться что-то изменить. Что-то исправить. Что-то пытаться сделать. Сидеть на месте и ждать у моря погоды – не для меня.

Голос Немова внезапно стал хриплым.

– Я все потерял там, – сталкер погрозил потолку туннеля, – все, для чего я жил, и всех… Единственная моя цель сейчас – хоть немного исправить то, к чему и я приложил руку. Мы все раньше упивались могуществом, свободой, играли мускулами. Заигрались и перешли Рубикон.

Миша удержался от вопроса, что же такое Рубикон. Ему не хотелось перебивать сталкера, да и умом он понимал, что лучше этого не делать. Немов будто ушел в себя, и даже несколько раз споткнулся о шпалы, но, казалось, не заметил этого.

– Судьба странным образом хранит меня, но я не понимаю, зачем я ей нужен. Я кидался в такие авантюры, хватался за самые опасные задания, но каждый раз возвращался целым. Нет, конечно, несколько раз я был на волосок от гибели, чувствовал ее смрадное дыхание на лице, но всякий раз я выходил победителем. Наверное, у меня есть миссия, которую надо выполнить. Лишь тогда меня освободят.

Я часто задаю себе один и тот же вопрос, который не дает мне покоя. В непроглядной тьме опостылевших сырых колодцев, перегонов и станций я ищу ответ на него, но не нахожу. Лица случайных встречных или путников, бледные и изможденные, с печатью страдания и боли, не могут помочь мне в этом.

Немов мыском ботинка поддел камешек под ногами, и тот звонко отскочил от рельсов. Звук словно заставил Немова отвлечься от размышлений вслух, и он замолчал, нервно приглаживая короткий ежик на затылке.

– Какой вопрос? – не выдержал Миша.

– Вопрос… – рассеянно повторил Немов. – Ах, да… Вопрос мучает меня давно, и ответа я так до сих пор и не узнал. А суть такова: можно ли умереть еще раз, если однажды уже умер?

Эти слова напугали Мишу, хотя он не понял почему.

* * *

Красногвардейская отличалась от близлежащих станций. С первого взгляда можно было заметить полное отсутствие женщин и детей. Станция служила своеобразным форпостом перед южными туннелями, ведущими в неизвестность, и переходом в центре на соседнюю заброшенную станцию Зябликово. Все выходы охранялись тщательнее, в отличие от Орехово и Домодедовской, где стояли на посту скорее формально. И пусть за двадцать лет не произошло ничего серьезного, оборона границ являлась первостепенной задачей. Палаток здесь было немного – в основном, дозор несли жители Домодедовской, ну, и те немногие, что все-таки обитали на станции – сталкеры-одиночки.

Раньше на поверхности рядом с Красногвардейской была междугородняя автостанция, поэтому среди ее нынешних обитателей встречались не только коренные жители столицы. В первые дни красногвардейцы растащили весь багаж автобусов. Какого только барахла там не было – от хрустального сервиза, который, видимо, везли кому-то в подарок, и удочек для рыбной ловли до бытовой техники и телевизора. Впрочем, многое, что раньше имело бы ценность, – в подземке было лишь никчемным мусором и барахлом.

Станция имела два подземных вестибюля и четыре выхода на поверхность, один из которых обвалился, – на Ореховый бульвар и улицу Ясеневую. Стены были облицованы красным закопченным мрамором, пол – из серого гранита. Над головой темнел полукруглый свод, отчего станция казалась выше своих собратьев по ветке, колонн здесь не было. Углубления квадратной формы на потолке придавали Красногвардейской особую выразительность. В торцах зала еще можно было рассмотреть витражи на тему революции, о которой в свое время рассказывал Мише Игорь Владимирович. На одном из барельефов под лозунгом, потерявшим всякий смысл – «Вся власть Советам», была изображена Спасская башня Кремля в свете восходящего солнца. После рассказа Немова про кремлевские звезды Миша с опаской поглядывал на это изображение. Парень не считал себя очень впечатлительным, но сияющая каменная звездочка вызывала теперь неясную тревогу. На другом панно были выведены крупно цифры 1917 и надпись: «Красная Гвардия». Видимо, от нее станция и получила такое название. Чем занималась Красная Гвардия и почему бы ей не быть зеленой или синей, Миша не знал. Может, охраняла те самые звезды Кремля, которые также, по слухам, были красными. Еще на витраже был призыв, который почти стерся, о том, что кому-то и где-то надо собраться или соединиться.

Непосредственно за станцией были расположены тупики, а туннели вели дальше, к заброшенной Алма-Атинской.

На станции Немова и Мишу встретили подозрительно. Сталкер сунул дородному детине, остановившему их, бумажку – разрешение на проход от коменданта Домодедовской. Тот долго ее изучал, вчитывался, его губы шевелились, разбирая слова на листке, у Миши даже закралось подозрение, что читать как следует здоровяк не умеет. Наконец бумажку вернули. Охранник оглядел с ног до головы сначала Немова, потом, с меньшим интересом, – Мишу и коротко кивнул:

– Проходите.

Они задержались на Красногвардейской, решив пообедать в местной столовой – полевой кухне, расположенной прямо на платформе. За грубо сколоченными столиками почти никого не было – лишь за соседним расположились двое мужчин, потягивая из кружек напиток, напоминавший по запаху бражку.

Заказав грибную похлебку и подозрительное на вид жаркое и расплатившись четырьмя патронами, Немов и Миша в ожидании присели за столик. Бросив на них быстрый взгляд, компания за столиком рядом продолжила что-то живо обсуждать вполголоса.

Миша прислушался.

Мужчина, одетый в ватник, с сальными волосами и выщербленным ртом хриплым голосом рассказывал собеседнику:

– Да честно тебе говорю, своими глазами видел, зуб даю.

– Не стоит так легко разбрасываться зубами, и так у тебя их почти не осталось, – хмыкнул его собеседник, коротко стриженный крепыш. – Жевать чем будешь?

Щербатый взмахнул театрально руками.

– Не ожидал, что ты мои слова под сомнение поставишь. Видел я, правда.

Крепыш покачал головой:

– Все, кто Язя встречал на своем пути, выжить не смогли. Потому никто и не знает, что это такое. Люди крепкие погибали, настоящие бойцы. А ты себя в зеркало-то видел?

– Ну, как знаешь. Но я видел, – упрямо твердил Щербатый, не обращая внимания на колкости крепыша, – в Борисовских прудах. Язь самый настоящий. Здоровенный такой. Чудом спастись мне удалось. Хотя разумом моим он чуть не завладел тогда, насилу дурман отогнал и еле ноги унес. Вот это тварюга! – почти в восхищении вымолвил мужчина.

– Да ладно заливать-то, все знают, какой ты сказочник.

Мише так и не удалось понять, о чем же говорил один мужчина другому, поскольку начала разговора он не слышал, поэтому вскоре он утратил интерес к говорившим.

Управившись с обедом и потягивая пахучий грибной чай, он не заметил, как к ним подошел человек, и вздрогнул, когда услышал голос за спиной:

– Лейтенант Шелудько. Ваши документы?

Немову пришлось снова показывать письменное разрешение коменданта на проход через станцию.

Лейтенант, лет пятидесяти на вид, чисто выбритый и подтянутый, несмотря на то, что форма была порядком изношена, развернул бумагу. Был ли он военным в прошлой жизни или достал форму уже позже, например, во время одного из рейдов на поверхность, понять было сложно, а спрашивать не особо хотелось. Но военная выправка у него присутствовала – видно было по каждому движению. У лейтенанта оказалось все в порядке с грамотностью, поэтому, быстро взглянув на бумажку, он сразу вернул ее обратно.

– С какой целью? – он, видимо, был мастером коротких реплик и не считал необходимым распыляться на лишние слова.

– Ищу человека, – так же коротко ответил Немов, выдержав пристальный взгляд лейтенанта.

Тот кивнул.

– Здесь или транзитом через станцию?

Сталкер махнул рукой в сторону туннелей.

Лейтенант снова кивнул.

– Отдам распоряжение, чтобы вас пропустили на посту, – он развернулся и стремительным шагом направился к укрепленным выходам со станции.

* * *

Блокпост, сложенный из мешков с песком и ощетинившийся пулеметом «Корд» с лентой патронов, выглядел внушительно. Дозор несли четверо – один за пулеметом и трое с «калашами». С виду нормальные ребята, дозорные вопросов не задавали – о гостях, видимо, уже доложили. Лишь парень за пулеметом нахмурился и покачал головой:

– Отчаянные вы. Я бы не стал соваться в эти туннели. Кто знает, что там творится сейчас. Ничего серьезного вроде бы не лезло к нам до сих пор, но шорохи и звуки постоянно доносятся.

– Справимся, – ответил Немов. – Может, это всего лишь сквозняки гуляют да крысы бегают, а вы тут и понапридумывали. Сам же говоришь, никто за двадцать лет не беспокоил.

Дозорный лишь пожал неопределенно плечами, мол, «как знаешь», и потерял к ним интерес.

Туннель принял их настороженно. По мере удаления от блокпоста на душе становилось неуютно, хотя чувства опасности не было. Свет факела тускло отражался в проржавевших шпалах и стенах, кое-где покрытых мхом. Видно было, что туннели давно не использовались, человеческая нога не ступала здесь годами. Немов сверился с показаниями дозиметра – фон был нормальным, недоверчиво осмотрел стены. «Вроде мох как мох. Ничего необычного». А вслух произнес:

– Да-а, ну и место себе выбрал врач-отшельник.

Глава 4
Проводник

– Люди не принимают его, он отпугивает их своей странностью, – рассказывал Немов. – Чего только про него не рассказывали. Злые языки поговаривали, что он связался с темной стороной и может украсть душу человека. Слышал я истории и про то, как он стал то ли вампиром, то ли оборотнем. В общем, молва постаралась. Последний раз его видели где-то недалеко от заброшенной станции Алма-Атинская.

– Вы верите в эти истории? – спросил Миша Немова.

– Я верю только в то, что вижу, – сказал сталкер. – Возможно, отшельник сбрендил. Мозги поехали. Но все равно он нам очень нужен. Системообразующий для нашего мероприятия человек.

Они давно миновали усиленный кордон на Красногвардейской. Свет факела в руке сталкера выхватывал обрывки кабелей, свисающих вдоль стен, заросших мхом, отчего мрачное подземелье выглядело еще более неуютно, пугающе. Впереди – бесконечные тюбинги туннелей, шпалы, теряющиеся в темноте. Немов то и дело сверялся с показаниями дозиметра, но прибор молчал всю дорогу.

Миша раздумывал над словами сталкера. А что, если и правда существует неведомая людям темная сила? Темнота и свет факела рождали тени, и парню казалось, что за ними неотступно кто-то наблюдает. «Да это все байки, – сказал сам себе Миша и для пущей убедительности тряхнул головой, отгоняя наваждение. – Нет никакой темной стороны, ни оборотней, ни какой-то другой силы. Только горстка людей в метро да мутировавшие создания Верхнего мира, новые хозяева поверхности».

– Вижу, мои слова произвели на тебя впечатление? – усмехнулся Немов, нарушив затянувшееся молчание.

* * *

Туннель вел прямо, и идти по нему было легко. Затем последовал плавный поворот, пути сворачивали налево. Внезапно Немов резко остановился. Его рука схватила Мишу за плечо, заставляя притормозить. Впереди, в пяти метрах от них, в стене туннеля темнел небольшой провал с неровными, словно обгрызенными, краями. Шпалы, пол и стены рядом с отверстием были покрыты какой-то мерзкой слизью, слабо светящейся в темноте. Немов, осторожно ступая, приблизился к дыре, заглянул, подсвечивая факелом.

– Похоже, на какое-то убежище, нору… – пробормотал он.

Стоп! Нора! Он вспомнил рассказ чудом уцелевшего сталкера с Полиса – одного из тех, кто был в группе, направлявшейся на поиски выживших в пещерах в Подмосковье. Он утверждал, что в южных туннелях московского метро водятся странные создания, похожие на жаб, только огромного размера, плюющиеся ядом, язык которых разил будто плеть и оставлял химические ожоги на теле. Кажется, он называл их голиафами. «Побыстрее убраться отсюда», – мелькнула мысль. Но тут в глубине небольшого проема сверкнули в свете факела выпученные зеленые глаза, явно принадлежащие не человеку.

– Уходим, быстрее! – крикнул сталкер, уже не таясь, и, схватив Мишу за руку, буквально поволок того прочь от норы дальше по туннелю.

Миша, бросив взгляд через плечо, с ужасом увидел, как нечто огромное, скользкое и вонючее выбирается из проема в стене. Недовольно оглядев пространство, чудовище уставилось на стремительно удаляющиеся спины. Сфокусировав взгляд, тварь издала устрашающий рык, обнажив ряд острых зубов, выбросила вперед длиннющий язык. А затем…

С легкостью оттолкнувшись от поверхности, тварь перемахнула добрый десяток метров, разом сократив отставание от них. Она была мерзкого ядовито-зеленого цвета, ее кожа была покрыта то ли буграми, то ли выростами, особенно заметными вдоль спины, в круглых глазах, казалось, отсутствовала хоть какая-то мысль, в них был заметен лишь голод. Всепоглощающий неземной голод. Вдруг тварь выплюнула сгусток какой-то слизи – он пролетел в нескольких сантиметрах над головой Миши и попал в стену, резко зашипев от соприкосновения с поверхностью.

– Это яд, – крикнул на ходу Немов, – если хоть капля попадет, мы – не жильцы!

Обернувшись, он скинул автомат с плеча и выпустил короткую очередь. Пули не причинили сколь-нибудь значимого вреда огромной мутировавшей лягушке. Наоборот, казалось, это еще больше разозлило ее. Снова оттолкнувшись от пола, она совершила очередной прыжок и оказалась прямо за спиной у беглецов, так нагло вторгшихся в ее владения.

– Стреляй по глазам, – крик Немова потонул в громоподобном реве.

Миша вскинул ПМ, выданный ему перед входом в туннель Немовым, и, целясь в левый глаз, выстрелил. Глаз, маячивший всего в паре метров, противно лопнул. Вязкая жидкость вытекла на морду твари, она мотнула головой от боли, ткнувшись в стену, и издала звук, больше похожий на визг, заложивший уши. Тут же сталкер вскинул автомат и прострелил второй глаз голиафа.

– Уходим, – он снова схватил Мишу за руку и потащил в глубь туннеля.

Сзади разъяренное животное, сходившее с ума от боли, слепо тыкаясь в стены, не думало отставать, преследуя бегущих путников. Несмотря на слепоту, оно медленно, но верно настигало их благодаря могучим ногам, которые с легкостью отрывали тушу от земли и проносили в воздухе несколько метров.

* * *

К нему приближались двое. Топот ног звучал все явственнее. Кто эти незваные гости, и зачем они здесь? Каковы их намерения? Почему они так бесцеремонно заявляют о своем появлении? Разум подсказывал, что это чужаки, которые здесь раньше не бывали, иначе они не стали бы так шуметь. Интуиция редко подводила его. Вот уже два года он жил отшельником в заброшенном туннеле, страдая от одиночества, но не желая ни на что променять это самое одиночество – уставший человек в ожидании смерти, которая постоянно следила за ним, но отчего-то не торопилась взмахом своей косы оборвать жизнь бедняги. Костлявая словно издевалась над мужчиной – каждый раз, уже занеся орудие неумолимой судьбы, вдруг меняла решение по одной только ей ведомой причине. Так случалось не раз с тех пор, как он спустился в убежище-бункер на территории войсковой части, затерянной в Бирюлевском лесу. С того момента его судьба сделала причудливый виток, подвергла его удивительным и жутким испытаниям, но по-прежнему держала его на коротком поводке.

Сергей Вильдер – а так звали в прошлой жизни врача-отшельника – и сам не понимал, почему так упорно цепляется за жизнь. Смысла в своем существовании он не видел никакого. Он потерял все, что было в прежней жизни – семью, работу, друзей, он сторонился людей, но, тем не менее, почти с маниакальным упорством Сергей жил. Жил вот уже двадцать лет новой жизнью. Душевная боль стала его постоянным спутником. Он привык к ней, как привык к мрачным стенам, сковывавшим его под землей, к спертому воздуху и отсутствию света.

Вой сирен двадцатилетней давности, крики и давка – все смешалось в голове еще молодого тогда, двадцативосьмилетнего мужчины. Он обнаружил себя сидящим на асфальте, схватившимся руками за голову, раскачивающимся под вой сирен и постоянно повторяющим одну и ту же фразу: «Это конец». Кто-то грубо схватил его за руки и рывком поставил на ноги, последовала пара оплеух, приведшие Сергея в чувство. Если не это, он так бы и остался сидеть там, пока не загнулся бы от лучевой болезни. В тот день Сергей находился в закрытой недавно войсковой части, где ранее проходил службу, в военном городке, куда он приехал к коллеге-врачу. Вместе с другими он и спустился в бункер на территории части. На тот момент завершались последние работы по демонтажу оборудования на территории, большинство жителей военного городка уже передислоцировались в другое место, поэтому людей было немного – несколько десятков человек.

Три дня он провалялся в глухой комнатушке, прекрасно понимая, что жизнь его потеряла всякий смысл. У Сергея был жар, и он бредил. В минуты мнимого просветления он молил небеса о скорейшей смерти, ведь, будучи врачом, прекрасно понимал, что смерть – лишь вопрос времени.

Постепенно Сергей заново научился жить, тем более его окружали такие же, потерявшие все люди. Жизнь в бункере со временем наладилась, запасов хватало на несколько лет, так что о голоде беспокоиться было преждевременно. Находясь в лесной глуши, бункер оказался отрезан от Москвы, но несложно было предположить, что вряд ли в городе уцелели многие. Да что там в городе – во всем мире, наверное, человечество изрядно поредело. Жизнь была непростой, на поверхности бушевала ядерная зима – высовывать нос наружу оказалось небезопасно даже в спецодежде, которой в бункере хватало. Вот и не высовывали уцелевшие носы из убежища, пока нужда не заставила.

Рано или поздно, но выйти наверх пришлось. А снаружи был уже совсем другой мир, эволюция сошла с ума, и каждая вылазка сопровождалась огромным риском. Тем не менее, Сергей старался как можно чаще выходить из бункера. Его пытались отговорить – врачи всегда были в почете – но не смогли.

Что случилось дальше, Сергей вспоминал, как в кошмарных снах. Он бы предпочел навсегда избавиться от этих мыслей, вырезать их скальпелем, но это было выше его сил. Воспоминания каждый раз причиняли ему страдания. Свидетелей тому, что приключилось с Сергеем, не осталось. Все жители бункера погибли от напасти, объяснения которой не нашлось.

Какое-то время врач жил один в бункере, а затем решил отправиться в последний путь наверх. Удивительным образом судьба пощадила его снова, предоставив еще один шанс. Поплутав по Царицынскому парку, он вдоль железной дороги добрался до района Люблино, где его подобрал отряд сталкеров. Две недели покоя и лечение пошли на пользу организму. К своему глубокому удивлению, он все-таки пришел в себя, боль спряталась внутри, превратилась в постоянное ноющее чувство, терзающее тело и душу, но позволяющее жить. Находиться среди людей с того момента стало для Сергея тяжело, наедине с собой он чувствовал себя спокойнее. И поэтому он исчез со станции Печатники, едва поправившись.

Сергей некоторое время жил на заброшенной Зябликово, пока не пришло туда злосчастье в виде творений нового мира, странных существ, похожих на летучих мышей, только в три раза больше. Летуны, а так прозвали их сталкеры с Печатников, которые пробовали огнем вывести ужасных созданий, высасывали из жертв кровь – всю до последней капли, оставляя после себя бледные, выбеленные тела несчастных. Рейды печатниковцев большого успеха не принесли, да и не было смысла бороться за станции, которые были отрезаны от Конфедерации затопленными Братиславской, Марьино и Борисово. Конечно, популяция летунов заметно сократилась, но их способность прятаться в вентиляционных шахтах, ответвлениях, многочисленных проходах и щелях позволила им выжить.

В любом случае Сергею пришлось искать другое место. Большого выбора у него не было: обжитых станций он сторонился, выше по ветке – Борисово, сырая, безлюдная, подтопленная станция. Оставалось два варианта – либо на поверхность, либо на соседнюю ветку. Боковое ответвление за станцией Зябликово в оборотном тупике вывело его к туннелю, ведущему на Алма-Атинскую, где он и поселился – в сбойке, ведущей к вентиляционной шахте. Недалеко отсюда, на поверхности, находилась та самая больница, в которой Сергей работал врачом до Катастрофы, – клиническая больница № 83 со складом медикаментов в подвале. По ответвлениям и коммуникациям Сергей пробирался в этот подвал, откуда таскал антибиотики. За лечение больных ему стали приносить все необходимое. Тем и жил.

И вот сейчас у Сергея возникло стойкое чувство, что визит нежданных гостей изменит его жизнь. В какую сторону – он не мог предположить. Но ощущение чего-то неизбежного закралось в душу. Сомнений быть не могло – те двое направлялись к нему.

Может, затаиться, и они пройдут мимо, не заметят? К чему лишние неприятности, да и кому взбредет в голову идти к Алма-Атинской? Поживиться там абсолютно нечем, кроме того, жить на этой станции тоже не представляется возможным. Об этом знали на соседних станциях, поэтому вдвойне странно, что кто-то пожаловал в гости. Сергей прислушался к внутреннему голосу, не зная, как поступить – выдать себя или спрятаться от путников. И пока он раздумывал, до его слуха донеслись хлопки выстрелов и отборная ругань. Тут же послышался приближающийся топот чьих-то ног, и, осторожно выглянув из укрытия, Сергей увидел человека с факелом, бегущего первым, за руку он тащил второго, поменьше ростом. Вглядевшись внимательнее, он понял причину столь поспешного передвижения: чуть поодаль, настигая незнакомцев, скакал голиаф, похожий на исполинскую лягушку. Он отталкивался от стен и пола и издавал отвратительные утробные звуки. Первый мужчина несколько раз обернулся и выстрелил из «калаша», но пули не причиняли особого вреда голиафу. «В туннеле у них нет шансов», – промелькнуло в голове Сергея. Пока он раздумывал, бегущие практически поравнялись с туннельной сбойкой, где обитал отшельник.

– Сюда, поворачивайте сюда! – выкрикнул он, высунувшись из своего укрытия и махнув рукой.

Секундное замешательство – и путники последовали совету Сергея, бросившись к спасительной сбойке. Пропустив их, отшельник захлопнул зарешеченную дверь прямо перед носом разбушевавшегося голиафа. Тварь навалилась на выглядевшую ненадежно конструкцию, решетка противно заскрипела, но выдержала напор.

Сергей вгляделся в голиафа, отметив про себя, что он слеп, и указал на горящий огонь в руке Немова:

– Его тепло и звук привлекают. Давайте отойдем дальше.

Сталкер, бросив подозрительный взгляд на дозиметр, охотно кивнул.

– Немов! – воскликнул Сергей, брови которого поползли вверх от удивления, когда он разглядел лицо сталкера. – Тебя как сюда занесло?

Они отошли дальше от проема, завернули за угол, к лестнице, ведущей наверх к вентшахте, чтобы не быть на виду у бесновавшейся твари – та, надо сказать, успокоилась, поняв тщетность своих попыток проникнуть через решетку и, видимо, потеряв след беглецов (слава богу, создание не отличалось развитым обонянием), но уходить пока не собиралась.