Текст книги "Пятиозерье"

Автор книги: Виктор Точинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Обратный отсчет: Один день до Игры
(Нити звенят)

Глава 1

09 августа, 7:35, ДОЛ “Варяг”.

“Меня зовут Света…” – прочитала она вслух. И дальше читать не стала. Память вернулась быстро, еще до того как прозвучали эти три слова.

Но – странное дело – теперь чужими казались сами воспоминания. Света вспомнила всё – однако не о себе. О КОМ-ТО ДРУГОМ.

О похожем на нее – но о другом.

К чертям! – разозлилась она, уже зашнуровывая кроссовки. Надоело! Отпрошусь на денек у Горлового – и к врачу. Не упекут же сразу в психушку, в самом деле… Может, достаточно попить неделю-другую какие-нибудь таблетки – и все пройдет…

В таком боевом настроении Света распахнула наружную дверь своей квартирки, направляясь на очередную пробежку. Вернее – лишь начала распахивать, движение не завершилось.

Она застыла на пороге.

Медленно-медленно прикрыла дверь. Бессильно прислонилась к косяку…

Там, снаружи, метрах в двадцати от ее коттеджа, сидел на сосновом пне белоголовый мальчик по имени Тамерлан. Мальчик, который снился Свете четыре ночи подряд…

Это были странные сны.

Мальчишка приходил к ней, или она шла куда-то и встречала его, – в общем, они как-то оказывались вместе, – и Тамерлан отправлялся с ней на прогулку. На прогулку по непонятным местам. Местам, где Света теряла тело – и тем не менее не становилась бесплотным наблюдателем происходящего… Происходящее в странных местах тоже было странным, напоминающим наркотические видения, запечатленные художником-сюрреалистом. Жуткие существа обитали в кошмарных пейзажах: покрытые багровой чешуей винторогие дьяволы, и огромные, поглощающие друг друга бесформенные сгустки протоплазмы, и богосквернящие пародии на людей – уродливые, со звериными чертами и повадками… Свете, пробирающейся с мальчиком сквозь непонятно чей бред, не могли повредить эти ожившие страхи, – и все равно было страшно, и мерзко, и возникало чувство: все здесь неправильно, все должно быть иначе, все можно как-то исправить и повернуть к добру и свету… Тамерлан – маленький Вергилий этого ада – вел Свету дальше и дальше, показывая все новые ужасы, и… И что-то он хотел от нее, но что – проснувшись она не могла вспомнить. Точно так же исчезала поутру память о собственной личности. Но оставались яркие картины кошмарных видений…

Все эти дни Света не понимала, что происходит. Неужели ей в подсознание впечаталась единственная и достаточно мимолетная встреча лицом к лицу с мальчишкой? Наяву – в минувшие четыре дня – она избегала встречаться с ним. Не то чтобы сознательно, но… Когда на горизонте появлялась знакомая снежно-белая шевелюра, у Светы как-то сами собой находились дела в иных местах.

Сейчас Света заподозрила страшное.

На самом деле она не проснулась. Всё, происходившее утром: как она открыла глаза и поднялась, как читала записку, как оделась, – лишь элемент сна. Лишь прелюдия к очередному кошмару. Она выйдет за дверь, мальчик возьмет ее за руку – и поведет в мир, полный крови и ужаса…

А если она действительно проснулась?

Если все наяву?

Тогда…

Тогда все еще хуже.

Рука поднималась медленно – как чужая, как бесчувственный протез. Но поднялась и набросила крючок на дверь.

Пробежка в это утро не состоялась.

09 августа, 12:18, 350 км к северо-востоку от Пятиозерья.

Собеседники сидели на принесенных в разоренную караулку ящиках, за чудом уцелевшим колченогим столом. Но внутри – в разгромленной и сожженной административной зоне колонии строгого режима – едва ли нашлась бы и такая скудная обстановка.

– Дела – дерьмо. – Полковник не спал две ночи и благодушия это ему не добавляло. – Совсем дерьмовые дела, Клещ…

Клещом прозвали майора в далекие курсантские годы. Они с полковником заканчивали одно и то же училище с разрывом в один курс и водили в те времена шапочное знакомство. Но за последние два года, с тех пор как служба снова свела их вместе, полковник ни разу не произнес вслух старой клички… Сегодня – впервые.

Майор молчал, вопросительно глядя на непосредственное начальство. В его обведенных темными кругами глазах читалось одно желание – принять горизонтальное положение и выпасть на несколько часов из паршивой окружающей действительности. Наполненный нервным ожиданием вчерашний день и ночной штурм позволили майору подремать за последние сутки полтора часа – не больше и не меньше. Чутко подремать, вполглаза.

Полковник, так и не дождавшись вопроса от подчиненного, продолжил:

– Лесовоз нашли с сухими баками вот здесь. – Палец полковника ткнулся в крупномасштабную карту. – Триста с лишним километров к юго-юго-западу, двигатель холодный – брошен еще утром…

Как они на лесовозе-то вшестером разместились? – подумал майор. Это не грузовик, в кузове не прокатишься – за отсутствием такового. Разве что в кабину набились, как кильки в банку…

– Почему не сработал перехват? – спросил он без особого интереса.

– Почему, почему… Тут каким-то козлам как раз вчера приспичило украсть машину леса, точнее – незаконно вырубить. Ехали в подходящем направлении – на таком же лесовозе… Ну, гибэдэдэшный вертолет над ними завис, осветил – они фары погасили и удирать. К утру поймали, предотвратили, бля, расхищение капиталистической собственности…

– А “наши”?

– А “наши”, как я понимаю, хитрый фортель выкинули. – Полковник раскрыл планшет и склонился над другой картой. – Смотри, какой зигзаг выписали… Ну кто мог подумать, что они практически назад, к колонии поедут? А они вот тут свернули, три километра бетонкой – и на шоссе. И покатили вперед и с песнями…

– Никто за всю дорогу не попытался их остановить?

– Попытались… – Полковник помрачнел еще больше. – Вот здесь, через полторы сотни километров. Патруль ДПС. Они ничего не знали – другой, бля, субъект федерации, никто не предупредил. Ну и расстреляли их в упор. С-суки…

– Та-ак… И сколько у них теперь стволов?

– Теперь – шесть. По одному на душу населения. К тому, что имели, еще два ПМ и один АКСУ. Ну и плюс пара броников, баллончики с «черемухой» и кое-что по мелочи… – Полковник помолчал. – А говорить будут, что упустили их – мы. Ты в том числе. И всем будет наплевать, что ты в это время административную зону штурмовал, и заложников спасал, и жен офицерских из-под заточек вытаскивал…

Полковник снова перевернул карту и его усталый, бесцветный голос неожиданно сорвался на крик:

– А говорить обязательно будут! Потому что вот тут, рядом, Пятиозерье!! И вокруг – сплошняком лагеря, и не такие, как здесь – пионерские!!!

09 августа, 12:18, ДОЛ “Варяг”.

Граната не долетела до цели – упала на выстеленную хвоей землю, подпрыгнула рубчатым овальным мячиком – гибельным и опасным мячиком, способным через секунду исчезнуть, превратившись в чью-то смерть; прокатилась еще немного и застыла.

Раздался хоровой вопль, делившийся на торжествующий рев победителей и разочарованный стон-выдох проигравших.

– Шестнадцать метров восемьдесят сантиметров, – объявил Пробиркин, наклонившись к начерченным чуть в стороне меткам. – В этом соревновании победил отряд “Утята”!

“Утята” радостно загомонили, по сумме набранных очков они выходили на первое место, и оставался только самый последний тур – перетягивание каната.

СВ и Горлового за прошедшие дни осенила плодотворная идея: провести и, соответственно, отчитаться о проведении сразу двух игр. “Орленок” – для младших отрядов, “Зарница” – для старших.

Вот так, думал Закревский, “орлятами” оказались “утята”, даже если “осьминожки” их победят в этом самом канате… Ну, канат-то перетягивать зря Доктор придумал, это лишь тем пригодится, которые до штабных кресел дослужатся… там любят на себя тянуть. Остальным стоит поучиться воевать – без снарядов, без жратвы и в хе-бе по морозцу. И научиться терпеть, когда мордастые телеведущие будут обзывать их по ящику обидной кличкой “федералы”, а если и процедят сквозь зубы слово “подвиг”, то уж обязательно добавят “бессмысленный” или что-то вроде этого; а всякие радетели о правах будут проводить сборища в поддержку убийц и бандитов. Еще надо загодя научиться спокойно реагировать на простую и короткую фразу: “Мы тебя туда не посылали!” И научиться всему этому куда труднее, чем метать гранату на шестнадцать метров и восемьдесят сантиметров…

…Пробиркин спешил поскорее закончить “Орленок”. У него выдался напряженный день – кроме соревнований малышей, которые он организовывал и судил, Доктор собирался сегодня заработать небольшую сумму в прибавку к скудной зарплате. А потом, вечером, отправиться на дальний конец Большого озера, дабы привести в исполнение давно вынашиваемый план.

09 августа, 12:23, 350 км к северо-востоку от Пятиозерья.

– Если будет как в Минводах – ты представляешь, что начнется? Если хоть один из них хотя бы попытается взять детей в заложники, то там… – Палец полковника указал на потолок, но майор понял, что имеет он в виду отнюдь не чердак караулки и не ангельскую иерархию. – Там найдутся большие люди с большими звездами на погонах – начнут давить, что спецназ ГУИНу не нужен, что надо всё по старинке, всё вернуть МВД… Помянут, будь спокоен, что “Торнадо” только с безоружными рабочими расправляться в силах, – а бунт в колонии подавить толком не может.

При словах “безоружные рабочие” майор скривился. Вспомнил красно-кирпичное мрачное здание заводоуправления, где прошлым летом забаррикадировалась смещенная акционерами прежняя администрация, толпу пьяных и агрессивных людей в спецовках… Одинаковые, аккуратно заточенные на токарном станке прутки толстой арматуры в руках “безоружных” рабочих – тоже вспомнил. А журналистов, жадно снимавших действо и ославивших на потом на всю страну “Торнадо” – вспоминать не хотелось… Шакалов камеры и микрофона майор с тех пор ненавидел.

Полковник продолжал, словно прочитав его мысли:

– А уж пресса взвоет: газеты, телевидение… Но мы с тобой этого не увидим и не услышим. Мы далеко отсюда будем. На севере, где телеретрансляторов нет и газеты через два месяца доходят, – я начкаром, а ты моим заместителем.

Как много слов и как больно они бьют по гудящим вискам… Майор обреченно вздохнул и наклонился к развернутой карте.

– А мы не порем горячку? – заговорил он после двухминутного изучения диспозиции. – Они ведь сами себя загнали в угол. До Пятиозерья недалеко, но тут два сплошных болота, и на втором стоит непр. Если же они дернутся западнее, к курортному побережью – упрутся в озеро, а оно шириной километров … – Майор секунду промедлил, оценивая масштаб и расстояние. – …Километра три с лишним. Даже если лодку раздобудут – будут как на ладони, для вертолета лучше мишени не придумаешь. По-моему, они просто в Питер рвутся, затеряться и затаиться.

У полковника эти логические выкладки энтузиазма не вызвали.

– Я тут их дела глянул – уроженцев тамошних нет, но один осужден Солнечноборским районным судом. Значит, мог там жить и знать местность; значит, может провести через болота; и, значит, мы тогда в дерьме по уши…

…Как много “может” и “значит”, подумал майор, но выводов нет… думайте, дескать, сами. А машина брошена несколько часов назад. С какой, интересно, скоростью можно пересечь болото, считающееся непроходимым?.. Километр за час? Да нет, наверное, медленнее…

– Тогда чего мы ждем?

– Вертолета. Я договорился – леспромхоз дает МИ-8 на одну ходку, у тебя сорок пять минут, чтоб отобрать людей.

Майор, знавший, как буквально на вес золота ценилась в леспромхозе горючка для единственного вертолета, удивленно покачал головой. Одна ходка это двадцать пять бойцов; и что, спрашивается, будут они там делать почти на двухстах квадратных километрах леса?

Ребят учили штурмовать здания и освобождать заложников, а не выискивать следы на лесном мху. Да и он, майор, не Кожаный Чулок, если честно.

– Возьмешь тридцать человек, потеснитесь. СП на два дня; палаток и спальников, сам знаешь, нет, – но как-нибудь одну ночь прокантуетесь.

– Вертухаев бы пяток с собаками…

– Нет. Там, севернее, разворачивают “невод”, все собачки задействованы. Тебе не надо бегать по следу, твоя задача – перекрыть подход к лагерям. При обнаружении стрелять сразу, им после ДПС терять нечего… Нам тоже.

09 августа, 13:09, ДОЛ “Варяг”.

Прошедший огни и воды, помятый “уазик”-пенсионер был когда-то давно окрашен в тогдашние милицейские цвета – желтый и синий. В последнее время эмведешные автомобили стараются так не красить, по крайней мере в крупных городах, – должно быть, во избежание ненужных ассоциаций.

Но на перекраску машины старшины Вершинина начальство денег упорно не выделяло, клятвенно обещая при очередной серьезной неисправности списать ветерана автопарка Солнечноборского РУВД и выдать участковому новый транспорт. Старшина не верил обещаниям (половина его коллег-участковых одолевала долгие версты своих участков пешком и на попутках). И умудрялся всякий раз при поломке реанимировать своего Росинанта, порой покупая запчасти из собственного кармана.

…Главные ворота лагеря оказались настежь распахнуты. Неодобрительно покачав головой, Вершинин проехал через них, подрулил к зданию администрации лагеря. Помешкал в кабине, застегивая пуговицы мундира. Вылез и направился к дверям – тяжело ступая, вытирая одной рукой пот и держа в другой пухлую вишневую папку.

Горловой делал вид, что изучает разложенные на столе бумаги, а на самом деле мирно переваривал обед, направив на себя струю воздуха от настольного вентилятора.

– Здорово, Васильич! – Стукнув в дверь, старшина ввалился в кабинет, не ожидая разрешения, и размашистым жестом сунул начальнику широкую ладонь.

Горловой поморщился, но протянутую руку пожал.

Уселся Вершинин опять-таки без приглашения. Обитое дерматином кресло с трудом вместило могучую тушу участкового, тут же демонстративно начавшего обмахиваться папкой.

Горловой поморщился еще раз и повернул вентилятор, чтобы прохладный поток попадал и на негаданного гостя.

– Я к тебе по делу и ненадолго. – Вершинин всегда и всех, кроме непосредственного начальства, называл на “ты”. – Тут у нас на севере района нескольких гавриков ищут – из Карелии сбежали, с лагеря, и будто бы сюда подались, вроде как местные. Не вериться что-то, у нас тут не отсидишься и не спрячешься, все на виду. Разве что у тебя, под пионеров замаскируются… Или под пионерок, хе-хе-хе…

Упоминание о пионерках привело старшину в игривое настроение, но начальник лагеря веселья не поддержал – выпрямился, сгреб бумаги в аккуратную стопку и уставился на визитера казенно-ожидающим взглядом.

Тот сделал вид, что не заметил холодного приема и продолжил прежним свойским тоном:

– Ерунда это конечно, Васильич, но начальству сверху виднее, приказали принять меры – вот езжу, принимаю. Ты уж тоже подсуетись немного: ворота закрой, охранника посади, посторонних на территорию пускай поаккуратнее… Думаю, ненадолго все это, дня два, три самое большее… Народу туда, к озеру-то Кузнецкому, нагнали кучу и отовсюду, у меня вон внештатников всех забрали, — на шоссе стоять, машины досматривать… А чем сильней суетня и чем больше людей дергается, тем быстрей все и заканчивается. Через неделю только афишки “разыскивается” будут на станциях висеть да в опорных пунктах. Ну да ладно, мне еще в десяток мест надо, распишись-ка вот тут, что инструктаж прослушал.

И старшина протянул Горловому извлеченную из вишневой папки помятую разлинованную тетрадку, ткнул толстым пальцем напротив графы, где крупным размашистым почерком было написано: ДОЛ “Варяг”.

– Подождите! – Начальник лагеря заговорил впервые с начала визита. Остро заточенный карандаш в его пальцах уставился на Вершинина, как маленькое копье. – У нас, да и у “Бригантины” тоже, на завтра назначена игра “Зарница”. В лесу. Так что же: отменить?

– Ну, я вашими играми не командую, не запрещаю и не отменяю. Мое дело довести информацию. Ты уж сам дальше решай, по обстановке. А она пока спокойная, это там, севернее, все носом землю роют. До нас весь раздрай не докатится. Но мне думается, если что и будете проводить, то поблизости, далеко в лес не забирайтесь. И с огнем не шуткуйте – все сухое, как порох вспыхивает, от одного окурка на сотни гектаров полыхнуть может…

…Горловой посмотрел вслед удаляющемуся “уазику” и набрал трехзначный номер вожатской. СВ оказалась на месте.

– Галина Андреевна? Вы не могли бы сейчас подойти ко мне? У нас тут небольшие проблемы, надо бы объявить режим-два…

Горловой всегда отличался хорошим чутьем, но его оценка возникших на горизонте проблем оказалась слегка заниженной.

Глава 2

09 августа, 13:09, ДОЛ “Варяг”, библиотека.

– Ну все. – Ленка решительно поднялась. – Пойду и отдамся… (она сделала паузу и озорно посмотрела на Свету) …в добрые руки Доктора Пробиркина.

Пробиркин был талантливым парикмахером-самоучкой и недорого брал за свои услуги, чем и пользовались многие из его знакомых, в том числе Астраханцева.

– А я попробую поспать, если получиться, – неуверенно сказала Света. – Последние ночи никак не могу выспаться, постоянно кошмары грезятся…

Это было правдой лишь отчасти. Сны снились ей каждую ночь – случались среди них и кошмарные. Но не они стали главной причиной сна в “тихий час”. Просто Свете хотелось просыпаться – хоть иногда – зная, где она проснулась.

И – кто она.

09 августа, 13:56, ДОЛ “Варяг”.

Мальчик по имени Тамерлан шел по опустевшему в тихий час лагерю на вид совершенно бесцельно. Ему встречались на пути вожатые и воспитатели, куда-то важно прошествовал со свернутой простыней под мышкой плаврук Пробиркин – но никому не пришло в голову поинтересоваться, по какой надобности мальчик гуляет здесь в одиночку, а не находится согласно распоряжения начальника лагеря в своей палате, отбывая обязательный послеобеденный сон или занимаясь тихими играми. Взгляды встречных равнодушно скользили по нему, устремляясь дальше, и едва ли кто-нибудь из них мог вспомнить через минуту, что мимо проскользнула невысокая и стройная фигура.

Но один из встреченных мальчиком внезапно остановился и застыл, как маленькое рыжее изваяние – статуя напряженного, готового к бою кота. Все происходило как тогда, в первую их утреннюю стычку, но не было рядом Горлового, Светы и Хайдарова – и Тамерлан шел прямо, не меняя темпа и направления, не обращая внимания на угрожающую позу Чубайса.

Между ними осталось всего шесть мальчишечьих шагов… пять… четыре…

Кот сжался еще туже, хотя это казалось невозможным, как невозможно сжать еще хоть сколько-нибудь взведенную до предела, готовую к удару пружину.

Три шага…

Тамерлан сделал легкое, отметающие движение ладонью левой руки – так в дружеском споре отметают доводы собеседника…

И кот прыгнул.

Бросок был не просто стремительный, а неуловимый для человеческого глаза, который смог бы различить только смазанную рыжую полосу. Прыгнул Чубайс не вперед, – но в сторону, не туда, куда перед тем нацелилось его сведенное судорогой тело. Пронесся рыжей молнией через лужайку и исчез в кустах, окружавших подсобку.

Двое пареньков из восьмого отряда, украдкой смолившие одну на двоих сигарету в этих зеленых зарослях, удивленно охнули – небывалым прыжком, пролетев по воздуху не меньше шести метров, кот буквально ввинтился в верхний угол окна, в самую “девятку”. Там Степаныч уже несколько дней не мог собраться заделать отверстие от выпавшего куска стекла – треугольное, с волнистым краем…

Тамерлан продолжил свой путь, не обратив внимание на выходку кота.

Шел, не глядя по сторонам, направляясь к только ему ведомой цели и, похоже, слегка удивился, когда дорогу ему преградило невысокое, широко расползшееся многочисленными пристройками здание – Старый дом. В нем размещались помещения всевозможных кружков, а также изостудия, библиотека, бывшая ленинская комната, переименованная ныне в кабинет актива лагеря… До обеда Старый дом наполняло голосистое и озорное население лагеря, но теперь – в тихий час – был он тих и пустынен.

Старые, скрипучие доски крыльца не издали ни звука под белыми кроссовками. Мальчик зашел внутрь. Постоял несколько секунд, смотря перед собой, словно ожидал что-то увидеть в полутьме длинного коридора. Пожал плечами и свернул налево, в другой коридорчик, коротенький, упиравшийся в дверь с надписью “Библиотека”.

Дверь отворилась (что удивило бы Свету, закрывшую замок на два оборота ключа); Тамерлан прошел неслышными шагами через унылую пустоту читального зала и опустился в легкое плетеное кресло, стоявшее за столом библиотекаря. И застыл, полузакрыв глаза – сидел неподвижно, как будто задремав – но мышцы были напряжены больше, а дыхание слышалось чаще, чем у спящего или дремлющего человека…

Он не слышал шагов и голосов, раздавшихся в большом коридоре (или не обращал на них внимания), не заметил прильнувшей к окну библиотеки любопытствующей девчоночьей мордашки.

Время не определено. Окрестности ДОЛ “Варяг”.

До поворота русла оставалось совсем немного, берег спускался здесь широкой песчаной осыпью, доходящей почти до самой воды.

Шаги давались с трудом, ноги вязли в горячем песке. Прибрежные сосны тянули к лицу ветки с масляно поблескивающей смолистой корой – наяву такого не бывает, наяву сосновые сучья и ветви начинают расти из стволов высоко от земли – но это был сон. Одно из тех неприятных сновидений, когда малая часть сознания понимает иллюзорность происходящего, но человек продолжает действовать так, будто перед ним самая взаправдашняя реальность…

Воздух — тягучий и клейкий, как невидимый прозрачный сироп, – расступался медленно и неохотно. Но Света не останавливалась, уверенная что там, за поворотом, откроется что-то важное и нужное; то, что даст ответы на все вопросы и… Она вдруг поняла с внезапной ясностью, что не хочет ничего узнавать и ни о чем спрашивать, что просто боится узнать ( но что?.. что?).

Ничего особенного за поворотом не открылось. Тот же песчаный берег, только не освещенный вечерним, все еще жарким солнцем… Целящаяся в лицо хвоя здесь казалась темной, мрачной и загадочной…

Белоголовый мальчик сидел на толстом корне прибрежной сосны в спокойной позе человека, настроившегося на долгое, очень долгое ожидание и равнодушно смотрел на воды лениво журчащей, почти пересохшей речки.

У Светы появилось убеждение, что она должна сейчас подойти к нему и… спросить? что-то сделать? – она чувствовала, что знает, но знание оставалось где-то рядом, воспринималось неощутимо, как чужой взгляд в спину – и не было подходящих слов и мысленных образов, чтобы выразить даже для себя самой неизвестно откуда всплывающее чувство…

До сосны оставалось всего несколько шагов, но она все еще не могла понять, что должна сделать…

Мальчик по имени Тамерлан легко и непринужденно соскользнул на песок и посмотрел на нее без удивления, вообще без всякого выражения. Спросил будничным тоном:

– Ты кто?

– Я?…

Вопрос прозвучал странно и неуместно. А за усталым и равнодушным тоном Света почувствовала напряженное ожидание чего-то.. Казалось, что Тамерлан сидит здесь давным-давно, спрашивая всех проходящих, но никто не дал правильного ответа…

– Не знаю, – честно ответила она.

– Это хорошо, – кивнул он то ли ее словам, то ли своим мыслям.

– ????

– На самом деле никто не знает, – терпеливо стал объяснять Тамерлан, – но почти все думают, что знают – и не узнают никогда. Но ты – просто забыла. И должна вспомнить. Постарайся.

Последние слова прозвучали почти просительно.

– Но что, что я должна вспоминать?! И почему?!!

– Потому что рвутся нити… – Первую часть вопроса Тамерлан проигнорировал, а на вторую ответил совершенно непонятно. – Рвутся все быстрей; и больше некому с этим покончить. И здесь станет жарко. Чувствуешь?

Он откинул голову назад и сильно втянул ноздрями воздух. Откуда-то, сначала легко и неуловимо, а теперь гораздо сильней, тянуло горелым. Света передернулась —неприятный запах, пылающие в костре или печке поленья пахнут не так. Такой дым может идти от дома, в котором горят стены – старые стены, впитавшие беды и радости многих поколений; в котором горят вещи, помнящие тепло многих рук; и в котором горят люди…

Свете стало не по себе. Действительно, приближалось что-то страшное, – невидимое, но ощутимое. Это сон, напомнила она себе, всего лишь сон, – но легче от напоминания не стало.

– Здесь уже и без того жарко, – зло и решительно заявила Света. – Из-за этой проклятой жары никак не выспаться, кошмары всякие мерещатся… И вот вам новый подарок – является в послеобеденный сон философствующий шестиклассник и занимается романными пророчествами.

– Это хорошо, – снова повторил Тамерлан. – Многие до конца так и не понимают, что спят…

Ну всё, подумала Света, не хватает еще устроить разборку, кто из нас кому снится.

Достаточно.

Сейчас я закрою глаза, сделаю шаг в сторону – и проснусь.

– Думаешь, получится? – с интересом и сомнением спросил Тамерлан. – Это ведь непросто – выбрать нужную сторону…

Она не ответила. Круто развернулась, зажмурила глаза и сделала шаг, набрав полную грудь воздуха и сказав про себя: “Я просыпаюсь!” – старый, с детства проверенный способ сбежать из сна, который перестал нравиться. (Во многих ее нынешних кошмарах он не мог помочь – но в тех снах, казавшихся чужими , она смотрела на всё со стороны, никак не ощущая себя.)

…По открывшимся глазам ударила темнота – полная и абсолютная, вовсе не такая, что бывает, когда просыпаешься в темной комнате – совершенное отсутствие не света, а вообще чего-либо.

Проснуться не получилось, и Света сделала еще один шаг – под ногами ощущалось что-то твердое и ровное, но невидимое.

Направление не имело значения в этом странном месте, и с тем же успехом можно было никуда не идти, но она шагала, уверенная что скоро увидит (что? кого?) – ощущение ускользающего, скользящего где-то рядом, на грани восприятия, но неуловимого знания становилось уже привычным…

И она увидела: нечто, похожее на маленький белый крестик, подвешенный на бездонно-черном фоне.

Света шла прямо к нему, он увеличивался в размерах чересчур быстро, гораздо быстрее, чем можно было объяснить ее приближением, – и превратился в человеческую фигуру в белом, крестообразно раскинувшую руки в черной пустоте.

Света остановилась – фигура продолжала приближаться, не делая при этом ни единого движения. Света круто развернулась – фигура по-прежнему оставалась перед ней, увеличившись в размерах. Уже можно было различить отдельные детали и понять, что это женщина. Света закрыла глаза, но ничего не изменилось – белый силуэт надвинулся почти вплотную. Света не сразу, с трудом, узнала Астраханцеву – волосы ее оказались почему-то не рыжие, а абсолютно белые, такие же, как у Тамерлана; лицо с закрытыми глазами тоже мертвенно-бледное – ни следа румянца или загара.

Они стояли почти вплотную, на расстоянии вытянутой руки.

Света, раз уж видению нисколько не мешали плотно зажмуренные веки, решительно открыла глаза – и тут же, словно отражая это движение в зеркале, Ленка сделала то же самое.

Зрачков у нее не было видно – белки глаз не отличались по цвету от волос и белоснежной блузки – безжизненный взгляд мраморной статуи. Неподвижное прежде лицо зашевелилось. Казалось, Ленка пытается что-то сказать и не может. Белые губы широко и беззвучно раскрылись – и мгновение спустя из них хлынула прямо на Свету тугая струя крови. Темной, почти черной крови, пузырящейся и почему-то холодной как лед…

Она проснулась от собственного крика, очумело вскочив с застеленной кровати, на которую легла не раздеваясь.

Безмолвный кошмар еще стоял перед глазами, живо и отчетливо, как часто случается с последними перед пробуждением фрагментами сна.

Света подняла руку и машинально отерла лоб, почти уверенная, что глаза ей заливает Ленкина кровь – но это, конечно, оказался пот, всего лишь холодный пот.