Текст книги "Вспоминания"

Автор книги: Виктор Овчаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Магические вещи

Мы стояли на входе в кухню, а баба Настя рассказывала:

– Не стойте-то, в проходе, – и махнула рукой,– cюды вон вставайте. Каждая семья имела магические вещи. У всех по разному было, но главные магические вещи в семье были: кресало, хлебная закваска, веретено, фамильный крест, топор, сапоги, возжи и кнут. Точнее, сапоги были символом достатка и силы мужчин в семье и покупались либо дедом, внуку, либо отцом сыну. Существовал целый обряд, связанный с заказом на изготовление и покупкой, и последующей подготовкой сапог.

—Кресало – огонь для печи добывать, да не простой а божественный, очищающий – Крёс.

После чего продемонстрировала кресало в виде плоской кованной железки с загнутыми калачом на встречу друг-другу сторонами с закрученными концами и камень – кремень, лежащие в печурке чуть повыше и сбоку от устья большой белёной русской печи рядом с парой спичечных коробков. Я взялся было и сам попробовать высечь искры, но лишь отбил пальцы и раздражённо, под смех матери и бабы Насти, сунул огниво с кремнём ей назад. Она показала как высекать огонь. Уперев камень в шесток и, резко проведя – проскользнув по нему крёсалом, высекла сноп искр, полетевших на кусок пакли – растопки, отчего та затлела. Мне предложили раздуть её и поджечь обрывки газеты, сухую стружку и бересту, – давай-ко, раздувай, паклю-то.

Спустя минуту небольшой костерок уже весело полыхал в поде большой русской печи. Баба Настя же, тем делом, рассказывала:

– Крёс можно добыть и трением двух деревяшек друг о друга. Его, почитай, раньше до огнива так и добывали. Это божественный и очищающий огонь, много где использовался для очищения и лечения. Если хочешь, это лечебный огонь, и людей и животных лечить можно.

– Трением как первобытные люди, что-ли? Руками или лучком с верёвочкой?

– Лучком конечно. Ладонями не добудешь. Только деревяшки, что на палку, что на колоду, не каждая пойдёт, не каждая загорится.

– Ну это понятно, сухие должны быть.

– Запомни – ольха, высохшая на корню, да не трухлявая. Если на земле лежит, то не пойдёт, влага в ней будет и огонь добыть не получится. Из неё и веретёно и колоду делать надо, чтобы Крёс трением получить. Сухая осина тоже подойдёт. Лучёк из ивы лучше всего выходит, с ясеня, да не коротенький, а с руку длинной, чтобы ловчее двигать им было. Песка сухого чуток в лунку бросить, чтобы быстрее дело было.

– А в чём разница в Крёсе от добытого огнивом и трением лучка?

– Считай, что сейчас уже и нет особой разницы.

– Хитро посмотрев на меня, спросила, – ты сказку «Огниво́» читал поди? – взяла в руки кресало и покачивая его в руке пояснила , – с ним-то, куда как сподручнее загаданные желания исполняются. В сказке-то, солдат желания свои исполнял, а не собак вызывал. Стукнет кресалом – сноп искры вышибет, вот уже и чего ему угодно у него появляется. И еда и деньги и царевна.

– Это, что-же и я так смогу? Стукнул кресалом и всё исполнилось?

– Ты и сейчас можешь, только медленно исполнятся будет. Пока исполнится, ты уж и забудешь чего загадывал.

– А у солдата почему-же тогда быстро всё исполнялось? Или это потому что в сказке?

– Помех у него не было, вот и исполнялось всё быстро. А помехи кресением убираются. Мир-то, наш медленный, помехи ещё вязкости и твёрдости добавляют. Пока через всё пробьёшься, время-то и уходит.

С ожиданием, словно ждала очередной вопрос, глянула на меня,– через Крёс помехи желаниям убираются и через Крёс-же желания исполняются. Помехи и есть вязкости и твёрдости – тверди, считай, как комки в киселе или в манной каше. Каша по о̀фе́нски лухта. И вот она должна быть жидкая, чтобы на ложку взял, подул и губами, как есть, всю в рот втянул с ложки. А не размешаешь как следует и комки – тревди будут в каше, куда уж такую кашу губами втянуть, потянешь и комок, а то и расплескаешь всю с ложки из-за разной вязкости. Так же и человек с помехами – течь не может в мире и мир такой же вокруг нас тягучий, но с комками – твердями и разной вязкостью. А солдат-то из сказки лухтово по миру двигался, помех не было в нём самом, не переживал попусту. Вот желания и сбывались быстро.

– Сейчас печь прогорит и хлеб ставить будем. Я сама в печи вот в формах пеку, не покупаю, на своей закваске делаю. Дрожжевое, тесто-то, для сдобы. Все ухватки в семье передавались с закваской. Как жену брать будешь, накажи, чтобы с закваской своей приходила. Сейчас все городския стали, готовый хлеб покупают в хлебном. Откуда «старая закваска»-то будет. Закваска эта, она из поколения в поколение в семьях передавалась. Как основа для новой семьи – лучшее вбирает в себя от предков. Жена с собой после свадьбы закваску в семью приносила. Давала и свекровь закваску, однако, их лучше было не смешивать. Иногда смешивались и получалась закваска вобравшая в себя закваски из обеих семей, а иногда погибала. Это за дурной знак считалось, но невестка-то, не всю свою принесённую из дома с приданным закваску смешивала, немного-то смешивать пробовала, на всякий случай. Вот, в таких случаях и использовала отложенную тихонько.

– А если, нет у невесты закваски в семье, как быть тогда?

– Тогда, свекровь давала закваску в новую семью, либо невеста ставила сама закваску. Тут ведь суть в чём, что с закваской некая невидимая сила семье передавалась, знания, ухватки.

В 2019 у сестры в деревне узнал, что они для выпечки домашнего хлеба использовали закваску идущую, по её словам, «как бы не от пробабушки деда Коли, а то и раньше, или пять или семь поколений уже».

Интересное подтверждение рассказу бабы Насти об особой магической силе закваски:

«Смотрите, берегитесь закваски фарисейской и саддукейской» (Мф., 66 зач., 16, 6–12).

«Закваска фарисейская, саддукейская и иродова« (Мф‚ 8:15; 16:6; Лк. 12:1)

«Царство Небесное подобно закваске, которую женщина, взяв, положила в три меры муки, доколе не вскисло всё.» ( Мф.13:33)

Дальше баба Настя начала рассказывать про веретено, обычно передававшееся от бабушки внучке. Про веретено баба Настя сразу сказала, —«это волшебная палочка» и науки в ней не меньше, а как бы не больше чем в огниве, тебе оно, может, и не к чему, так как это бабская вещь. Ты-то, всё равно прясть не будешь.

Раз так, то я решил, что действительно – ни к чему мне это и решил сбегать в туалет. И не стал вслушивался в то, чего она там маме про веретено рассказывала. Пока вернулся, они уже про крест говорили.

Всё что баба Настя про крест с самого начала рассказала, я не застал. Но основное она для меня ещё раз повторила кратко. Крест фамильный, чтобы по любви и правде жить, «Царствие Божие внутри», добро людям нести. Но крест-то уже позже добавился, когда христианство на Русь пришло.

Дальше речь зашла о топоре. Спросила умею ли я работать топором, держал ли его вообще в руках. Я ответил, что умею и работал достаточно много, и у меня даже есть свой топор дома. Дед Гриша долго искал топор для меня и выбирал его «на толкучке» по звону. Чем мелодичней и звонче, тем лучше. Топор кованный ещё до революции. Мы вместе с ним строгали топорище и затем он торжественно вручил мне этот топор в подарок.

–Ну, раз работал, то и рассказывать особо и нечего, тебе дед Гриша всё, поди, рассказал. Топор – это Кормилец, Помощник в работе. Защитник дома. Выбирать по звону. Брать дореволюционной ковки. Если покупаешь готовый дом или сруб, с собой непременно брать топор, чтобы простучать обухом брёвна в срубе и услышать как они звучат. По звуку определяется хорошее бревно или отсырело, либо начало гнить. Дед Коля в деревне на избе бабы Кати показал, как определять по звуку состояние брёвен в венце. Гораздо позднее, когда я с дедом Гришей работал на лесопилке, он рассказал, как, постукивая обухом по деревьям, определять по звуку годное ли дерево на доски, либо гнилое изнутри. Можно по звуку, а можно и ощущать, видеть внутренним взором всё строение дерева и определить, годно оно для намеченного дела либо нет.

Ещё баба Настя рассказала о том, как топором или ножом в деревнях делали правку тела и лечение. Особо отметив, что правильно такую правку выполнять не касаясь физического тела – Тели руками, только топором, либо ножом и тоже не касаться лезвием Тели. Если тела касаешься, то это, считай, уже хирургическая операция. Всё над Телью, делается руками, без прикасаний. Напряжения, они над Телью внутри Пузыря – Жило, их надо наперво править, не касаясь тела. Мы с ней поспорили ещё по этому поводу. Я напирал на то, что хочу все целебные травы изучить, записать и знать, что и когда использовать для лечения. А она посмеялась и говорит, что все болезни внутри Пузыря сидят. И видятся они каждому по своему, но в чём-то одинаково. Если можешь видеть «состав» то и замутнения в нём сможешь увидеть и убрать их. Либо сможешь видеть гвозди, занозы, грязь. В общем, все чужеродное и постороннее для тела, имеющее характерное такое отличие в виде ржавчины, липкой грязи и тому подобного. На уровне состава, когда разум не превращает замутнения в упомянутые образы инородных тел в теле управляться легче, но состав как одёжки, чем тоньше видишь, тем больше слоёв этих одёжек видно, убрал с одной «верхней», а на нижних всё равно осталось. Напряжения они над Телью плывут. Выправишь напряжения, уберёшь их и трав не надо и тело мять не надо, оно само в порядок придёт. Я про китайское игоукалывание, да про точечный массаж заикнулся, а она в пример свою коленку привела, что выправила сустав не касаясь даже. Да и потом на маме показала как.

Ещё, по тому как топором работали, определяли как человек мыслит. На отмашь бъёт – «лупит со всей дури», правда сказано было «х....чит со всей дури» – значит, не задумывается особо, как лучше поступить в той или иной ситуации.

Возжи и кнут – хозяйством, лошадьми да скотиной управлять. Традиция возить в машине нагайку или кнут «чтобы слушалась» пошла с того времени, когда ещё на лошадях ездили. Кнутом, могли обойти дом, либо огород, либо иное имущество по кругу и закрыть его от недоброжелателей. Расскажу отдельно, как обход делался.

Писанки. Чёркалки. Письма. Дневники.

Воспоминания о писанках, чёркалках, письмах и дневниках тоже оказались глубоко задвинуты на задворки памяти, хотя, написание писем практиковалось. Ведь, казалось, и читал про них, и в семинарах разнообразных участие принимал, «открывая для себя искусство писанки – маранки». Ан нет, не вспоминалось до поры до времени, а потом снова вспоминание вспышкой перед внутренним взором и бабы Насти разговор перед глазами встал, словно я туда в прошлое переместился и наяву сижу в комнате…

…Сначала я только увидел, как они с мамой из соседней комнаты вышли и мама какие-то листки бумаги, примерно с полстраницы тетрадочной размером, в руках держит, на листках какие-то каракули, словно ручку расписывали, а потом рука дёрнулась, в результате чего получилась длинная кривая и какая-то дерганая линия. Вроде, посмотрел на неё мельком, а почувствовал какую-то боль и отчаяние, словно заключённые – звучащие в ней.

– Выглядит как кардиограмма, только какая-то она. Боль от неё идет.

– Считай, что это кардиограмма и есть. Давай-ко, в печи всё это сожжём. Да продолжим, чистку-то.

И вот, она эти бумаги в топку печки бросает, сжигает. Стоим и смотрим как они горят. Затем баба Настя берёт три лучины в руку поджигает их и начинает водить и тыкать во что-то вокруг мамы, на расстоянии от полутраметров до полуметра от спины, в то, что виделось как куски замутнений, сжимавшихся словно папиросная бумага или паутина в огне и исчезавших при попадании в пламя между лучин.

Пока мы гостили у бабы Насти, она рассказывала о нескольких разных видов приёмов и работы «с письмом»:

Чёркалки. Работа, по примеру тех сожженных в печке бумажек.

– Когда слова на бумагу не ложатся, и в то же время многое надо выплеснуть. Эмоции надо выплеснуть, злобу, обиду, печаль, псих. Садись и чёркай, покудова не полегчает. Исчёрканный листок бумаги, лучше сжечь, но только не в печи когда в ней еда готовится. Бумагу можно использовать любую, какая есть.

Черкали даже на оберточной бумаге, на газетах, на листочках с четверть тетрадочного листка, чёркали гвоздём по бересте, чёркали по тыльной стороне заслонки русской печи. Описывается у [А]. Я сам был свидетелем, когда баба Настя показывала маме как чёркать обычной полностью металлической вилкой, по обратной стороне заслонки от русской печи, объясняя, что всё потом выгорит. Давали пробовать и мне. Странное ощущение которое лучше всего назвать «вычеркивание» или «отцарапывание», оно сродни выплёскиванию эмоций, когда кричишь и ругаешься, только уходит оно в царапание сажи и толсто́го слоя нагара, в преодоление сопротивления трения металла вилки о метал и сажу заслонки печи, с пронзительным, противным скрипом метала о метал. А потом, вдруг, под смех мамы и бабы Насти, обнаруживаешь, что вымазал в саже руки, штаны и рубаху на животе. Чёркали по земле, стирая и разравнивая начёрканное палкой, ногой или ладонью и снова чёркая. Специально мочили слегка землю, разравнивая её. Смысл был в том, чтобы унять душу, снять трясучку, а успокоившись уже переходить к Писанке, чтобы понять, чего это такое приходило, как убрать, что обнаружил, сидящее в тебе и в чём урок.

Писанки. Работа, очень часто с переходом в чёркалки и наоборот. Делались так же и с теми же подручными средствами. При этом, не было необходимости быть грамотным и выписывать реальные буквы, достаточно было каракулей напоминающих письмена, проговаривая то, что пишешь. Многие в деревнях были безграмотны, но каракули с проговариванием того, что «пишешь» отлично справлялись с задачей. Выписываешься до состояния лёгкости и ясности, хотя писать и чёркать можно довольно долго. Пока сил хватит и не уймёшься. Если только не помнить о душе, о том что душа должна парить как птица в поднебесье.

– Душа, когда пишешь, должна парить как птица в поднебесье, писать до полёта души надо. А как же она будет парить, если она у тебя в клетке, и ты её ещё и сжал от расстройства? Распусти-то брюхо – разболтай леща (произносилось как лезща), – вздохнула, – да какое у тебя, брюхо-то, одна хилость, кожа да кости. Живот, говорю распусти, подвигай животом, подыши, подыши им поглыбже, да не один раз, а несколько раз подряд втяни, животом-то, воздух и выдохни с силой. Видишь, сжал-то, как. Смотри, как живот напрягся, напряжение душе мешает в груди двигаться».

Я не понимал, что значит «разболтать лезща, распустить живот и дать душе парить», а это, всего-лишь, означало, расслабить диафрагму. Можно не пытаться снять напряжения в теле сразу, но диафрагму необходимо расслабить и позволить дыханию течь, сделав три – пять глубоких вдохов и выдохов, с задержкой на несколько секунд перед выдохом. Вдохнул, досчитал до пяти и выдохнул, опять до пяти досчитал и вдохнул, опять до пяти досчитал и выдохнул… И как только душа начинает парить, то появляется и ясность и чувство, что писанку можно уже и закончить. И разбираться уже с метами – ключами, которые наставил пока, писал.

Рассказала она ещё об одном приёме, который нашёл неожиданное для меня подтверждение у моего деда по линии отца.

– Писанка, её даже когда в туалет идёшь делать можно. Что ты в туалете делаешь? Пи́саешь ты там. А точнее выпи́сыва̀ешь. Вот и выпи́сывай себе струей, только на ноги не попади! Особенно хорошо получается выписывать на снег. По нему сразу видать, что навыписывал.

Дед Гриша-же, говорил: «Да, нассать (на них) (на это)!» и как-то после этого действа ситуация выправлялась, и все затруднения разрешались.

Письма силы. Писали-ли вы когда-нибудь письма? От руки, письма Дедушке Морозу, с просьбой дать вам подарок на Новый Год, письма Домовому, в которых вы просите его помочь найти затерявшуюся вещь или присмотреть за домом, на время отсутствия, письмо – записку Любимой в родильный дом с благодарностью за сына или дочь. Или, может быть, вы от руки переписывали «письма – счастья», да-да, те самые, которые «надо от руки переписать триста раз и разослать первым попавшимся людям, а не то…» Или, может быть, вы писали подмётные письма? Позже получившие название «анонимки». Или, возможно письма родным и близким вам людям с просьбой о прощении? А может быть, вы когда-нибудь писали письмо самому себе? От своей личности своей душе? Может быть вы получали такие письма? Тогда вы понимаете, какая могучая сила в них заключена. Рассказ, а точнее более-менее понятное для меня объяснение бабы Насти про писанки начался именно с писем.

– Ты, адрес-то, мой и бабы Лены запиши. Письма писать будешь, и мы писать будем. В, письмах-то, огромная сила. Пока хорошо напишешь, очиститься можно. Мы с дедом Колей не абы как переписываемся, вроде, про мелкий быт рассказывая. Мы душевное тепло храним и передаём друг другу.

– Ты на бумаге всё, что тебя гложет можешь изложить. Мысли свои в стройность привести и ответы найти рассуждая. По этому, раньше-то, дневники, баре вели. Хотя, на самом деле, не только баре вели, это уже литература, да пропаганда, так повернула, что дневники это удел барышень, да интеллигентов. Очень многие раньше записывали события из жизни и прошедшие дни.

Я засомневался, – Куда записывали? Тетрадей не было, дневники, поди, дорогие были.

– Чего же, не было-то, такие же школьные тетради как сейчас и были. Обложка другая только была, да может бумага чуть поплоше. И дневники были, на любой вкус с любой бумагой, хоть с атласной, хоть с простой, и с обложкой, хоть картонной, хоть кожаной с тиснением. А кому покрепче да потолще надо было, те амбарные книги покупали.

С этими словами баба Настя продемонстрировала амбарную книгу с записями, – вот, гляди-ка, и надолго хватает, и прочная, останется после меня.

Я полистал несколько страниц, но не заинтересовался, не найдя записи особо интересными для себя. Уж не знаю, почему меня в тот момент не заинтересовали своими деталями какие-то наговоры, молитвы, наблюдения, рецепты и прочее, увиденное мной в её амбарной книге. Я ведь не намеревался записывать рецепты. А вот обычную школьную тетрадь пролистал, чтобы понять, как это писать дневник – писанку и что с ним делать после его окончания. И тоже не нашёл ничего не обычного в том как ведутся записи: дата, время, место как на конверте почтовый адрес, иногда люди или события предшествовавшие чему-то, состояние. Отчёркнутая линия, чего-то там написано, потом снова линия. Иногда на половину страницы по паре раз за день, иногда по две-три-пять страниц на один день. В записи не вчитывался, так как баба Настя, водя пальцем по странице доходчиво объяснила, что надо записывать:

– Вот, в зависимости от того, какую работу вести хошь (хочешь), западок вытропить или поймать в сеть привычку.

Надо отметить, что по её мнению слово «западок» не передавало «всю глубину ямы в которую угодил разум», пояснила она так «заскок поймал», а ещё точнее «за…б», через букву ё, который.

– Смотри, западок тут сначала ставишь мету «время». Это число, день недели, и год, время записываешь, и она кивнула на ходики показывающие без двенадцати семь вечера. Потом мету «место». Обязательно полностью адрес или место, где ты запись в дневник вносишь. Этого обычно хватает. Отчёркиваешь и записываешь всё как есть, как вспоминается, оно со временем начнёт само укладываться как записываться. Записал, обязательно отчеркни запись, это значит, закончил ты. Оглянись, где ты находишься, по тому-ли адресу, как записывать сел, в тот ли день, месяц и год. Надо смотреть не только за собой, но и за местом в котором находишься. Где я сейчас? Какой я сейчас? Кто я сейчас? Если ощущаешь, что место поменялось, отмечай как. Можешь вообще вывалиться из места, оно как внове станет. Если ощущаешь, что сам поменялся, отмечай. Состояние отмечай, сердцебиение, холод, жар, головокружение, что-то такое началось не понятно, испарина, руки трястись начинают, лицо гореть, слёзы. Тут же отмечай. Почерк поменялся, отмечай, когда поменялся, на чём. Вот сторожок ставь палочку, либо букву Азъ, – и нарисовала что-то среднее между заглавной буквой А и звездой, – либо любую удобную тебе метку ставь. Можешь латинскую Nota Bene если нравится. Дмитрий Андреич вон, Язь ставит. Морду – ловушку на рыбу язь. Вроде как отлавливает западки мордой – ловушкой. Пометку себе, чтобы рассмотреть подробнее, что там сидит такое, что вызвало эти изменения в тебе. Любая ситуация, какая бы она ужасная не была, это Вразумление посланное тебе. И тут самый главный вопрос: Зачем эта ситуация? Чему она должна научить?

Так же быстро достичь нужного результата позволяла писанка при свете свечи, в комбинации с глубоким дыханием диафрагмой, хотя по сути дыхание было всем телом, каждой его жилкой, до состояния, когда слышишь звуки издаваемые телом, – Смотри на кончик ручки. А с огнём на язычок пламени и следи за своими мыслями, за вниманием (произносила – внюманием). Внюмай куды оно потечёт. Это она уже маме показывала, а меня «вошкающегося» на стуле отправили спать.

Так же баба Настя говорила помнить о необходимости избавляться от раздробленности мышления (современный термин – полярность мышления) – когда что-то делится на плохое и хорошее, – Если не убрать его, то хоть за выкрещивайся, ничего не получится. Всё время будет кто-то виноват, кто-то плохой. А ты весь хороший, либо жертва, либо находить оправдание своим действиям. Опору выстраивать будешь на плохом, хорошем, виноватых не виноватых. Не понимая какой тебе урок приходил.

Я разглядывал её амбарную книгу и обычную ученическую тетрадь, и у меня волной поднимались вопросы, – а время точно записывать вот сейчас без двенадцати минут семь, или можно написать без пятнадцати семь? А как люди, раньше которые писать не умели и часов не имели, выписывали?

– Нет, можешь написать, без десяти семь, но лучше, если уж, время пишешь, точно по часам его записывать. Кто грамоте обучен не был, и времени не знал, о времени-то, поговорим ещё, те метки привычные ставили, солнышко, к примеру, вот здесь было, когда начал писанку, и вот здесь стало, когда закончил, – и поставила штрихи, обозначающие местоположение солнца. Одну в начале страницы, где мета время, вторую внизу после линии отчёркивающей запись.

– А как я определю в тот ли день месяц и год я сел записывать?! Это, чего-же, так дописаться можно, что и день недели забудешь?

– А радиво и календарь тебе на что? – и ткнула пальцем на стену, где висел отрывной календарь и старенькое радио Маяк, включённое в розетку радио-сети.

– А кто календарь открывать, будет-то, если я так запишусь, что забуду, какой день недели? Я, иногда его и так забываю отрывать, без дневника, а иногда вперёд на несколько дней обрываю.

– Вот, как раз и разберёшься почему ты его забываешь отрывать, – ответила она и захлопнула дневник, – бери такую тетрадь, а лучше общую тетрадь с хорошей обложкой и записывай каждый вечер, что за день произошло, всю ежедневную бытность записывай, подмечай все «граммофоны». И обращай внимание, на сколько у тебя мысли раздёрганы, на сколько день раздёрган. Увидь, что мысли у тебя не связаны с друг другом, мечутся, скачут через друг-дружку наперегонки не понятно куды, и действия так-же. Записывай и то, чего по первости днём не заметил, что мимо проскочило. Наблюдательность и память свою развивать так будешь, внимание где твоё было пиши и почему. Задача тебе, слитность в делах и мыслях получить, шажок за шажком, чтобы мог сесть и одним махом записать весь день в деталях, во всей глубине, увидеть, где связи нет, где сумасшествия сидят, где привычки, где «граммофоны».

Она пояснила, что такое «граммофоны», могу ошибаться, но по её словам этот термин использовал Дмитрий Андреевич, один из живших ещё на тот момент Мазы́ков:

– «Граммофоны», это, что-то навязчивое, что ты в мыслях крутишь, привяжется, например, песенка какая то, или фраза, или присказка какая в речи, и ты их постоянно повторяешь. И самое удивительное, избавиться не можешь. Вроде, и сказал себе уже не повторять этот мотив, а он всё равно через некоторое время опять в мыслях наигрывать начинает, как заезженная заевшая граммофонная пластинка. Вон, по радиво крутят одну и ту же песню несколько раз в день, и у людей «граммофон» и получается, начинают про себя припевать эту песню. Не замечал за собой такое-то?

– Но ведь, откуда в старину бумага была? На бересте раньше письма писали, вон новгородские берестяные грамоты. А там разве много напишешь.

– Напишешь, напишешь. Цельные книги берестяные были. Можно и на земле чёркать. Сейчас в огород пойдём, там утоптанная земля была, покажу как. И на печной заслонке можно чёркать. Теперь, вот что, кроме дневника надо бы ещё и чёркать почаще садиться и Писанки делать.

– Как это чёркать?

– Как в школе вы в тетрадях чёркаете, вроде как, ручку расписываете?

Действительно, многие мои одноклассники, особенно девчонки отличницы частенько исчёркивали пару последних страниц, вместе с внутренней стороной обложки тетради, оправдываясь, что это у них ручка плохо пишет и они её расписывают, а одна, так даже, исчеркала целую тетрадь, объясняя это тем, что она хочет посмотреть насколько хватает шариковой ручки. Было видно, что она вся дёрганая как на шарнирах и напряжённая из-за стремления получать только пятёрки, заметно успокаивалась после исчёркивания в сплошную синеву чернил пары тетрадных страниц.

– Да, чёркаем, посмотреть на сколько страниц хватит стержня ручки, чтобы полностью закрасить страницу. Отличница классная наша, так та, вообще тетрадь один раз всю закрасила от начала до конца.

– Вот, это оно и есть, чёркание.

– У меня ужасный почерк, «хуже, чем курица лапой», – вздохнул я.

– Это кто тебе сказал такое? – удивилась она.

– Ну учителя, папа с мамой так говорят. Ругают меня всё время.

– Ну ругать-то они тебя за почерк не перестанут, разве только ты писать не начнёшь как Пушкин, али Толстой. Не начнёшь ведь? Либо силу свою в почерке увидишь.

Я замотал головой, моя самооценка была гораздо ниже, – Не начну, куда уж мне до Пушкина с Толстым, – Наряду с чистописанием, правописание тоже хромало.

– Тогда, вот, что, выписывать пером с чернилами буквы – вензеля тебе научиться надо, и как в старинных рукописных книгах писать научиться. Тогда уже не скажут, что у тебя почерк как курица лапой. А для начала, прописи для начальных классов возьми и пером заполняй. Он у тебя почему плохой и раздёрганный или небрежный если хочешь? Потому как, твоё внимание не в нём, и силу излишнюю прилагаешь. Говорят усидчивости нет, а как она будет, если пламя в душе бушует, ей лететь охота, а телу скакать и прыгать, а не упражнения по русскому языку в тетрадку записывать.

Обратилась к маме, – Ты с писанкой, когда выписалась, почерк ровнее-то стал? А когда проходила переживание, какой почерк-то был? То-то и оно, что когда душа спокойна, то и почерк плавный да ровный. Вот и он начнёт писать лучше со временем.

Лишь спустя десятилетия я осознал глубину поставленной мне бабой Настей задачи на примере Л.Н.Толсто́го – «просто-напросто всего лишь взять и описать полностью один день…»

Пишу я историю вчерашнего дня, не потому, чтобы вчерашний день был чем-нибудь замечателен, скорее мог назваться замечательным, а потому, что давно хотелось мне рассказать задушевную сторону жизни одного дня. Бог один знает, сколько разнообразных, занимательных впечатлений и мыслей, которые возбуждают эти впечатления, хотя темных, неясных, но [не] менее того понятных душе нашей, проходит в один день. Ежели бы можно было рассказать их так, чтобы сам бы легко читал себя и другие могли читать меня, как и я сам, вышла бы очень поучительная и занимательная книга, и такая, что недостало бы чернил на свете написать ее и типографщиков напечатать…

«ИСТОРИЯ ВЧЕРАШНЕГО ДНЯ» Л.Н. Толстой Собр. соч. в 22 тт. Т. 1

Дневники самого Л.Н.Толсто́го оцифрованы и доступны онлайн. Сохранилась 31 подлинная тетрадь с дневниковыми записями Толсто́го – в общей сложности 4700 рукописных листов (для сравнения: сохранившиеся рукописные материалы романа «Война и мир» – 5202 листа). Не скажу, что у него, в дневниках, такой уж и каллиграфический почерк. Толстой отложил задачу детального рассказа об одном дне по причине её необъятности, и огромной сложности описать все впечатления, мысли и события одного дня. А тут её, вроде как, играючи поставили: бери и описывай каждый день вечером и смотри за слитностью мыслей.

Так и отложилось у меня в памяти, что писанка для меня это работа с пером и прописью, попыткой описать прожитый день, на поверку оказывающийся никаким не слитным, а наоборот, состоящим из насквозь бессодержательных, бессвязных, мечущихся мыслей и поступков. Почерк с возрастом стал немного лучше. А вот задача полностью описать прожитый день – «бытность дня», задача слитно описать огромное количество событий, действий, ассоциаций, чувств, эмоций, мыслей одного дня так пока и не решена.

Письмо пером, либо перьевой ручкой выявила ещё одну удивительную вещь. Уроки в школе и лекции в университете, конспектируемые перьевой ручкой (у пера, скорость, всё же, не позволяла поспевать за преподавателем) запоминались и усваивались в несколько раз лучше, чем записанные обычной шариковой ручкой. Это проверялось неоднократно моими одногруппниками по университету, в итоге, наиболее практичные стали пользоваться для конспектирования лекций исключительно перьевыми ручками. Некоторые из них использовали дополнительно перьевые ручки с красными чернилами для выделения и подчёркивания ключевых моментов в лекциях.

Мы вернулись к теме дневников и писем ещё раз, когда баба Настя рассказывала о приведении разума в порядок. Она рассказала как с их помощью обнаруживать и убирать привычки.