Текст книги "Берег Марианны (СИ)"

Автор книги: Виктор Шамшуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

   В ходе разговора Герхардт заметил, как посветлел фон в окуляре. Вместо черной стены впереди виднелась темно-зеленая область. Это доходил слабый свет прожекторов. Буровая установка была совсем близко.

   – Но вы что-то говорили про их кожный покров... – сказал пилот. – Там на базе.

   – Верно. Помнишь, как нам в лабораторию доставили мертвую акулу? Это был весьма ценный экземпляр. Несмотря на то, что при нашем давлении ее раздуло в два раза, мы смогли изучить ее строение более, чем достаточно... Мы обнаружили целый слой эпителия, заполненный нервными окончаниями. Причем в основном рецепторными. Это означает, что поверхность их тела особенно чувствительна. К теплу, прикосновению, свету... и кое-чему еще.

   – Чему?

   – Нервным импульсам. В условиях вечной тьмы здесь на дне с каждым поколением акулы развивали в себе кожное зрение, но вместе с тем научились использовать его как способ общения. Прижимаясь друг к другу в плотную стаю, они не просто сцепляются... Они общаются! Связь импульсами через кожный покров!

   Герхардт уже слышал что-то подобное. Кто-то из ученых на базе обсуждал эту теорию. Тогда она показалась ему чрезвычайно фантастичной, но сейчас он был готов поверить во все, что угодно.

   – Дно Марианской впадины – пустое и темное место, – продолжал Михаил. – Любое другое создание, не имея приспособленности, попросту потерялось бы в этом пространстве. Акулы же выработали свои инстинкты на постоянный тактильный контакт, чтобы постоянно быть рядом со своими сородичами. Чтобы не терять друг друга и не теряться самим. Это вкупе с особенностью их общения делает большие стаи чуть ли не единым организмом! Способным улавливать любые источники света, даже самые слабые. И реагировать на них молниеносно...

   Герхардт сдвинул брови, пытаясь это представить.

   – А что, если, скажем, одна из акул отколется от стаи? – спросил он. – Как она вернется, если связи больше нет?

   – Хороший вопрос... Ты слышал когда-нибудь, как они пищат?

   – Пищат? Нет.

   – Пронзительно и звонко, словно крысы. Этот звук исходит из первых двух жаберных щелей: акула с силой выталкивает воду, и та словно свистит. Таким образом они выдают свое местоположение. Услышав сигнал, другие особи или стаи слетаются на него и, прикасаясь к акуле, устанавливают с ней связь... На это требуется достаточно большое усилие, из-за чего они не общаются звуком постоянно.

   – Но как они слышат его, если здесь и без того шумно?

   – Верно! – ученый поднял указательный палец вверх, будто Герхардт был рядом с ним. – Различные шумы с малых глубин аккумулируются на дне, словно в центре слуховой воронки. И в Марианской впадине этот эффект значительно сильнее, чем где бы то ни было еще... В противовес ему акулы выработали некий порог глухоты: они ощущают звуки свыше определенной интенсивности. Ниже нее они не слышат вообще.

   – Но шум наших двигателей и скрежет буровой установки должны быть достаточно громкими...

   – Правильно! В этом и заключается ответ на твой вопрос. В некоторых случаях не свет, а именно звук заставляет их сближаться с нами. Они распознают шум батискафов и ошибочно принимают его за зов своих сородичей. Попадая под свет прожекторов, они натыкаются на непреодолимое препятствие и отступают. Но шум не дает им покоя... Кто знает, вдруг они думают, что в центре каждой такой сферы света, какой мы привыкли себя окружать в наших вылазках, находится их детеныш или просто соплеменник. Который просится наружу, молит о помощи... Вполне возможно, что это сводит их с ума. Если это и впрямь так, то такая теория может многое объяснить... Как и то, зачем они ищут путь к установке.

   Герхардт невольно отстранился от окуляра и взглянул в сторону Михаила. Последние его слова прозвучали как-то слишком мрачно. Ученый произнес их с неким разочарованием и некой обреченностью. Словно это было вызвано отчасти чувством вины за то, что все происходящее с местной фауной происходит из-за присутствия людей и его, в частности. Частичка этого настроения передалась немцу через динамики интеркома, и он представил на секунду, как необратимо и сильно люди меняют привычный ход жизни здесь на дне. Своей установкой, своими башнями-прожекторами, своей базой и батискафами. Но в то же время, как только эта молниеносная картина пронеслась в его голове и растаяла, он вернулся к более приближенным вещам. «Откуда он знает, что акулы стремятся к установке?» – подумал Герхардт.

   Не засвеченным глазом он вдруг заметил, как в гондоле стало значительно светлее. Теперь он различал слабые очертания иллюминаторов спереди и по бокам, штурвал и свои руки. Установка была совсем близко. Через пару минут пилот увидел перед собой гигантское размытое пятно света, хоть и недостаточно яркое на таком большом расстоянии. В воде витали тучи пыли и различной грязи. Одинокие выступы и камни, торчащие на дне, отбрасывали длинную тень по песку, направленную прямо в Герхардта. Внутри батискафа с каждой секундой становилось все светлее и светлее. Стены, пол и потолок окрасились в оранжево-желтый цвет, металлический штурвал блестел всевозможными отблесками, и руки пилота словно полыхали огнем. С легкой тоской в душе он сравнил эту картину с закатом на поверхности и представил на мгновение, что он не в гондоле батискафа на глубине океана, а в уютной квартире перед панорамным окном, за которым солнце садится за морской горизонт.

   В эту минуту, когда меньше всего хочется возвращаться в реальность, ученый вновь отозвался по интеркому.

   – Акулы пришли раньше, чем я предполагал, – сказал он. – Уже отсюда видно, как их много.

   Герхардт всмотрелся вперед и с ужасом заметил, как поверх света медленно двигаются длинные черные пятна. Зная габариты установки, он прикинул, насколько огромны эти стаи и вздрогнул: таких гигантских скоплений он еще не видел. Даже та стая, что напала на него на полпути сюда, была по сравнению с ними лишь маленькой кучкой акул.

   – Этого не может быть! – воскликнул пилот. – Как они нашли сюда дорогу?!

   – Видно догадались...

   – Но разве установка не была здесь поставлена специально? Чтобы акулы не могли ее отыскать. Чтобы не повторилась судьба 52-ой платформы.

   – На самом деле, Герхардт, она стоит на видном месте. Шум от ее работы распространяется на многие километры во все стороны. Только с одной стороны безжизненные земли и крутая граница Марианского желоба, а с другой – скалы, от которых этот шум отражается. Акулы отличаются высоким интеллектом, и догадаться, что это звуковой обман, им не составило труда.

   – Но ведь там достаточно яркий свет! Как они терпят его, если все пространство около установки утыкано башнями?!

   – Либо они и впрямь терпят его, – ответил Михаил, – либо они уже к нему привыкли. И то, и другое говорит об их невероятной решимости. Вполне возможно, друг, мы имеем дело уже с другими акулами.

   – Другими?

   – В отличие от предыдущих, эти скорее всего будут установку защищать...

   С каждой секундой становилось все светлее. Пилот уже с легкостью различал цвета и мелкие детали вокруг себя и за обшивкой. Впереди, в тридцати метрах, на дне виднелось резкое возвышение с человеческий рост. Это был тот самый тридцать седьмой холм.

   Оба батискафа взобрались на него и осторожно опустились. Герхардт прислонился к лобовому иллюминатору и затаил дыхание. С такой позиции было трудно разглядеть установку, но стаи акул были видны, как на ладони. Черные массы, похожие на капли чернил в воде, двигались вокруг строения. Не спеша, лениво, словно в трансе. Пилот различил много разных стай; в основном они были размером с половину базы. Это обстоятельство его сильно удивило. Герхардт никогда бы не подумал, что на дне может быть столько живности.

   Пилот переключил частоту на интеркоме.

   – База, где помощь? – спросил он громко.

   – Я девятый, – ответили ему, – мы будем через пять-десять минут. Может раньше...

   – Мы на холме... База, около установки огромные тучи акул!

   – Ты уверен? – ответили на том конце. – Это правда акулы?

   – Да. Я вижу как минимум восемь стай. Огромных, как... Как не знаю, что! Их тут тысячи... Словно они со всего желоба собрались!

   Возникло длительное молчание. Герхардт следил за движением акул. Порой ему казалось, что одна из стай сворачивает прямо на него.

   – Герхардт, – прозвучало в динамиках, – что акулы делают с установкой?

   – Кружат вокруг нее. Словно свет им больше не помеха. Михаэль говорит, что это другие акулы.

   – Другие?

   – Я не знаю, что это значит...

   – Свяжись с ним снова! Уговори всеми правдами и неправдами повернуть к базе. Ни в коем случае не приближайтесь к установке!..

   В этот момент справа за бортом зашумели двигатели батискафа. Герхардт вскочил с кресла и, подбежав к боковым иллюминаторам, увидел, как ученый поднимается вверх. Не слушая больше базу, он вернул частоту на интеркоме и связался с Михаилом.

   – Что вы делаете? – почти крикнул он. – Куда вы?

   – Поднимусь повыше и подойду к установке.

   – Стойте! Это же опасно! База просит вернуть вас назад. Вы убедились, что акулы нашли сюда дорогу. Зачем рисковать дальше?!

   – Изначально я не для этого стремился сюда попасть.

   – В любом случае это может стоить вам жизни!

   – Я помню...

   Герхардт обхватил голову руками, не зная, что говорить.

   – Михаэль! Зачем вы это делаете? Если вы погибнете, ученые, что сменят вас, будут разбираться во всем с самого нуля!

   – Ничего не изменится, даже если мы повернем сейчас же назад. Более того, в таком случае вся эта затея окажется бессмысленной. Да, мы убедились, что акулы нашли сюда путь. Но ответа на главный вопрос до сих пор нет. Мне нужно увидеть их собственными глазами.

   – Ради чего?

   – Ради того, чтобы понять, почему они все еще здесь.

   Герхардт, недолго думая, дернул запуск двигателей и перевел рули резко вверх. Он двинулся вслед за Михаилом, но, что делать, еще не придумал.

   Постепенно перед глазами исследователей буровая установка открылась полностью. Из-за завесы мути и грязи сперва показались исполинские колонны и стержень бура. Затем все остальное. Стержень был толстым и невероятно длинным. Он состоял из больших стальных цилиндров длиной по 10 метров, которые были соединены между собой специальными замками. Одним концом стержень врезался в дно, другой уходил вертикально вверх, во тьму. По некоторым слухам он заканчивался где-то около поверхности океана.

   На высоте около 100 метров от дна на специальной опоре находился привод установки. Он выглядел как массивная цилиндрическая постройка, от которой во все стороны исходили трубы и кабели. Некоторые из них, объединенные в один большой пучок, устремлялись под ил, и несколько километров под землей шли вплоть до базы. Все остальное, что не устремлялось к ней, было соединено с различными приспособлениями и аппаратами, вмонтированными прямо в установку. Помимо привода и этих небольших приспособлений на установке не было больше никаких механизмов. Даже тех, что оказывали вертикальное давление на стержень. Он был достаточно тяжел, чтобы это делала гравитация.

   Вокруг стержня и привода красовалась гигантская конструкция направляющих и поддерживающих опор. Первые не давали стержню выгибаться и ломаться, вторые – держали на себе привод и все остальное. От опор наружу по радиусу исходили несколько тонких косых упоров, похожих на аркбутаны средневековых замков. Своими концами они опирались на платформу и грунт.

   Платформа внизу так и оставалась скрытой за плотной водой. Лишь грубые очертания просачивались сквозь такое расстояние. Герхардт различил по ее бокам широкие секции, сквозь которые из-под бура наружу выходили потоки камней и песка, и несколько жилых и научных модулей, стоящих наверху. Когда-то они служили ученым, что ставили эту платформу. Сейчас часть из них была деформирована, часть вырезана с основанием...

   Казалось, само пространство около установки светилось ярким светом. Прожектора находились везде: сверху, снизу, спереди и даже позади батискафов. Внутри батискафа было светло, словно он находился на поверхности океана, а не под водой. Герхардт от непривычки на пару секунд перестал наблюдать за обстановкой и водил глазами по гондоле. Такой яркой он ее давно не видел. В свете прожекторов было заметно, как она изменилась с тех пор, когда пилот впервые сел за штурвал. Стала грязнее, бледнее... В труднодоступных местах скопилась пыль, а в местах, где постоянно терлись спины пассажиров об обшивку, – темные пятна.

   Стаи акул стали значительно ближе. В то время, как они с ученым приближались к установке, акулы как будто двигались им навстречу. Медленно, по непонятной траектории. Не сразу он заметил, что их строй был не такой плотный, как раньше. Многие акулы уже не соприкасались друг с другом, а плавали отдельно. Как они ориентировались в пространстве, пилот еще не знал.

   – Герхардт, – позвал Михаил, – останься на месте.

   Пилот спорить не стал.

   Батискаф ученого выступил вперед и проплыл еще несколько метров. Немец услышал, как у него раскрываются створки шахты-носителя, и через пару секунд оттуда наружу что-то вылетело. Герхардт привстал в кресле. Вниз по параболической траектории полетел какой-то прибор, прикрепленный к поплавку и грузику. Грузик сразу же отделился от всей конструкции и устремился прямиком на платформу. Поплавок и прибор последовали за ним, как только размотался длинный моток проволоки.

   – Что это? – спросил пилот.

   – Гидролокатор. Собственного производства. Он будет считывать шумы вокруг установки, игнорируя шум самой установки. И по ретранслятору передавать данные на базу. Это позволит следить за тем, как меняется количество акул в этом месте.

   Герхардт поднял глаза и дернулся от иллюминатора.

   Ближайшая к исследователям стая в несколько секунд стала больше. Она приближалась сверху, со стороны привода, отбрасывая собой большую тень. Расстояние до нее было относительно небольшим; но ученый почему-то не паниковал. Быть может оттого, что двигалась она гораздо медленнее, чем их сородичи с равнины. Герхардт же едва не трясся в кресле. Он включил реверс двигателей и потихоньку сдавал назад.

   – Михаэль, – позвал он. – Они плывут к нам!

   – Да. Отступаем сейчас же.

   По этой команде пилот вдавил педаль со всей силы. Двигатели сильно взревели на фоне скрежета установки, и Герхардт вздрогнул от неожиданности. Он был готов увидеть, как акулы срываются с места к нему на звук. Но им, казалось, все равно. Замерев, немец всмотрелся в стаю получше и только сейчас заметил, что эти твари действительно стали «другими». Их движения были совершенно непохожи на те, что он видел до этого: зигзагообразные, из стороны в сторону, словно на них действовали какие-то завихрения. Складывалось впечатление, что они перемещаются как-то неохотно, неуверенно. Как будто без намерения нападать...

   Но акулы надвигались неумолимо.

   Пилот с замиранием сердца смотрел на это величие дикой природы и одновременно улавливал что-то противоестественное в их поведении. Нечто будто повергло акул в транс, в состояние аффекта, и оттого на душе пилота было невыносимо жутко. Если раньше он хоть как-то мог предугадывать их тактику и настроение, сейчас только бог знал, что у них на уме.

   – Свет стал для них ориентиром, – произнес Михаил. – Я был прав.

   Вытирая пот со лба, Герхардт спросил:

   – Как это?

   – Они разворачивают голову под углом к установке. Заметил? Движутся всегда так, чтобы держать в поле зрения источник света. Это говорит только об одном: акулы ощущают его уже не кожей...

   – А чем?

   – Глазами.

   Постепенно оба батискафа вновь погружались во тьму, установка впереди угасала, но стая, вернее даже армия акул неумолимо догоняла исследователей. Как ни пытались они оторваться от существ, те ни на метр не отступали.

   Герхардт вновь перевел частоту на интеркоме и почти закричал в микрофон:

   – База! Где помощь?!

   – Должна быть у вас! Где вы?

   – Мы на высоте...пятьдесят метров от дна! Плывем назад от установки! Нас преследует огромная стая!

   Говоря это, Герхардт не отрывал от нее глаз. От стаи в этот момент оторвались несколько групп и отошли в разные стороны.

   – Черт возьми, мы можем погибнуть!

   В этот момент отозвался чей-то новый голос. Это был кто-то из подмоги:

   – Мы видим стаю! Она прошла прямо над нами. Мы попробуем зайти сзади и распугать их огнями.

   – Нет! Не делайте этого!

   Пилот одной рукой переключил частоту на связь с ученым и попросил его связаться с базой. Тот, не думая, согласился.

   – База, – произнес он по общему каналу через несколько секунд. – Акулы приспособились к свету. Они больше не ощущают его болезненно. Нельзя вступать с ними в столкновение ни в коем случае! Нужно скрываться во тьме. Как можно скорее!

   Герхардт перебил ученого:

   – Слышите? Девятый, десятый! Ни в коем случае не сближайтесь с акулами!

   – Можете их дезориентировать, – предложил Михаиль. – Включите прожекторы откуда-нибудь сбоку, но не со стороны установки. Так они решат, что двигаются не в ту сторону. И оставят нас.

   – Девятый, десятый, – отозвались с базы, – как поняли? Попробуйте сделать это. Но в первую очередь думайте о своем отступлении!

   – Есть!

   Гигантская стая, словно осьминог щупальцами, обхватывала Герхардта и Михаиля с разных направлений. Акулы до сих пор не оживились до таких скоростей, как их сородичи с равнины, но тем не менее их атака приводила в ужас. Все происходило медленно, и от того, что немцу не удавалось спастись от нападения, в душе нарастало опасное отчаяние. «Главное, не впадать в панику», – обливаясь потом, думал он. Включив инфракрасный датчик, пилот посмотрел на происходящее через окуляр, и едва не потерял самообладание. Стая оказалась намного больше, чем пилот ее представлял. Помимо боковых потоков, тянущихся от центра, сама сердцевина как будто не истощалась.

   «Щупальца», идущие в стороны, наконец, оторвались от середины. Их концы были скрыты тьмой, и Герхардт не мог разобрать, где они находятся сейчас. В любую секунду могло произойти столкновение, в любой момент потоки акул могли сойтись на батискафах. Гнетущее ожидание напрочь лишило покоя: Герхардт не мог удержать тряску, штурвал ходил ходуном. Он озирался по всем иллюминаторам и лихорадочно строил бесполезные планы отступления. Пилот понятия не имел, выдержит ли корпус натиск такой армии или нет. Обшивка могла противостоять единичным атакам акул или небольшим стаям. Но такой исполинской громадине вряд ли... Пилот вслушался в шум воды за бортом, но мало что смог разобрать. Рев двигателей сильно мешал. Герхардт был глух и слеп. Куда плыть и как спасаться, он не знал.

   В тот самый момент, когда надвигающаяся опасность замедляет свое появление и в голове проскакивает мысль, что ничего не начнется, в корпус батискафа с оглушительным грохотом врезалось что-то крупное.

   Пилот всем телом почувствовал этот удар. Экраны на панели управления на секунду вспыхнули красным, и прозвучал пронзительный звон тревоги. Три коротких гудка. Затем, как только он замолк, вновь раздался грохот. Герхардт припал к окуляру и увидел, как перед носом батискафа рассыпалась в сторону небольшая кучка акул. Второй удар пришелся прямо по кабине пилота.

   Инфракрасные датчики ежесекундно засекали многочисленные движения прямо перед лобовым иллюминатором. Акулы словно проснулись ото сна. На бешенной скорости они пролетали мимо корпуса, к счастью, пока не попадая по нему. Буквально в несколько мгновений поток глубоководных существ превратился в настоящий рой. Свет, идущий с буровой установки, полностью скрылся за их телами. Граница стаи постепенно приближалась к корпусу, и вот прозвучал третий удар. Затем четвертый, пятый... По обшивке яростно загремела барабанная дробь.

   Пилот дернул штурвал вниз и вдавил педаль еще сильнее. Батискаф двинулся на дно, но акулы ни на метр не отставали. В ушах сердцебиение смешалось с оглушающим грохотом. Пилот пытался маневрировать, вращая штурвал из стороны в сторону. Но акул было слишком много. Выйти из-под потока, казалось, невозможно. Герхардт дотянулся до выключателя и включил свет внутри батискафа. Все, что творилось снаружи, уже было не так важно. Продолжая давить на педаль, он повернулся боком к корме и с отчаянием вонзил взгляд в стены. Всей душой своей он боялся услышать страшный шипящий звук. Так просачивается вода сквозь слои в разбитой обшивке.

   В эту же секунду нахлынула вторая волна с противоположной стороны. Батискаф резко накренился вбок, и его корпус загремел еще сильнее. Пилот пытался выйти из-под удара, но в какой-то момент ощутил, что рули его не слушаются. Дернув штурвал несколько раз в стороны, он с ужасом понял, что их у него больше нет. Вслед за ними разбились винты. Ось двигателей, не встречая сопротивления, разогналась до невероятных скоростей и засвистела. Пилот убрал ногу с педали.

   Опоры батискафа были крепче, но оттого увлекали за собой весь корпус. Батискаф качался из стороны в стороны, словно на штормовых волнах. Приборы, датчики, манипулятор – все это сминалось акулами и уничтожалось один за другим. Панель управления загудела всеми сигналами тревоги, и в гондоле автоматически включилось аварийное освещение. Бросив на панель взгляд, Герхардт с замиранием сердца заметил, как горит красным датчик герметичности. Вода еще не просачивалась внутрь, и пилот молил о том, чтобы сигнал был ложным.

   Свет из батискафа слегка освещал хаос, творившийся снаружи. Акулы сталкивались друг с другом, от столкновений отскакивали либо в сторону, либо прямиком в иллюминаторы. Глаза их горели, словно лампочки. Зубастые пасти шевелились в бешенстве. Стекла были прочны, словно сталь. Но обшивка... Из-за сложности своей конструкции она могла сдаться в любой момент.

   В левом иллюминаторе как будто издалека показался проблеск света. Плотная стена глубоководных тварей закрывала его почти полностью. Но зоркий глаз Герхардта заметил его сразу же. Свет мелькал, словно пламя угасающей свечи; он казался слабым, ненадежным. Немец с отчаянием смотрел на него, он был готов потерять последнюю надежду на спасение... Но, как ни странно, акулы успокаивались и отступали с каждой секундой все дальше и дальше.

   Чем больше пространства они открывали, тем ярче казался свет. Когда акулы почти полностью отошли на большое расстояние, немец, раскрыв рот, уставился на мощный огонь прожекторов. Два батискафа висели примерно на такой же высоте, что и Герхардт, и вместе образовывали источник света по силе чуть ли не превосходящий прожектора базы. Пилот прислонился к стеклу, чтобы разглядеть, но ничего не понял. Он перевел взгляд вверх, осмотрелся по сторонам и, убедившись, что опасность постепенно отступает, с бессилием рухнул в кресло.

   Где-то рядом должен был быть Михаил. Герхардт не видел его и не слышал. Связаться с ним он тоже не мог: интерком был сломан, антенна снаружи на корпусе скорее всего тоже. При мысли о том, что он погиб, пилот ощутил странное чувство. С одной стороны, он был зол на него. Но с другой, сочувствовал ему и жалел. Кто знает, откроется ли когда-нибудь та тайна, которую ученый понял, когда оказался рядом с установкой, или нет?.. Сможет ли Герхардт когда-нибудь понять, ради чего затевался угон батискафа и ради чего он сам рисковал своей жизнью?.. Впрочем, рано было его хоронить. Пилот встал и заглянул в иллюминаторы.

   Его батискаф неуправляемо опускался на дно. Двадцать-тридцать метров свободного падения в плотных слоях воды. Столкновение с землей могло быть опасным. На равнине он бы не беспокоился об этом, так как все дно устилал толстый слой ила. Здесь же от работы буровой установки весь ил и вся грязь давным-давно разлетелись в стороны. Секунда за секундой в нижнем иллюминаторе земля приближалась все быстрее. Как вдруг... Опоры ударились о грунт, некоторые из них скрипнули и оторвались. Освещение в гондоле погасло от удара. И Герхардт остался наедине с собой. Ни инфракрасное наблюдение, ни прожекторы снаружи – ничего из этого не работало. Немец просто стал ждать...

***

   В ушах звенел шум волн, крики птиц и шуршание пальмовых листьев.

   Герхардт шел по песку босыми ногами. Ботинки вместе с носками он нес в руке. Со стороны океана дул приятный бриз, и солнце, уходящее за горизонт, согревало его крупные плечи. Он почти не смотрел вперед. В глазах его мелькали пальмы, волны, красные облака... Немец мечтал, чтобы это мгновение тянулось вечно. Или хотя бы так долго, чтобы он мог забыться в нем.

   Со стороны океана к берегу спешил катер.

   Бывший пилот встал на месте и всмотрелся в его экипаж. Среди нескольких знакомых фигур он сразу же различил Михаила. И невольно улыбнулся.

   Катер подобрался к берегу почти вплотную, и немец, вступив в воду, двинулся навстречу.

   – Долго нас ждали? – спросил смуглолицый моряк.

   Герхардт протянул ему руку и что-то ответил. Он забрался внутрь, прошел к корме и сел рядом со своим товарищем. Катер взревел, развернулся и направился в сторону океана.

   – Что сделали с вами? – спросил немец ученого.

   – Уволили, – ответил тот с улыбкой.

   – Без наказания?

   Михаил вздохнул.

   – Долго решали. С одной стороны, мои наработки помогли мне смягчить наказание. Но с другой... Многие рисковали в ту ночь. И ты тоже. Это обстоятельство позволило судьям оставить... тюремное заключение.

   Герхардт сочувствующе кивнул.

   Берег острова становился все дальше. Немец осмотрел его как будто в последний раз. Он не знал и даже не загадывал, появится ли здесь еще когда-нибудь или нет. Дом, Берлин, поверхность – единственное, что теперь он видел в своем будущем.

   – Я должен сказать тебе спасибо, – произнес ученый.

   – Что?

   – Ты не оставил меня, несмотря на то, что мог подвергнуть себя опасности...

   Немец уже высказал ему все, что хотел. Сразу, как только их нашли около установки и отвезли на базу. Поэтому теперь он лишь ухмыльнулся и снова кивнул.

   – Что будешь делать? – спросил он в ответ.

   – Продолжать исследования. Да, прямиком из тюрьмы. Это не привилегия, а необходимость. Ситуация там на дне меняется чрезвычайно быстро. От действий людей зависит многое. Вполне возможно, сейчас мы являемся свидетелями того, как деградирует целая цивилизация!

   – Деградирует?

   – Да... Эти акулы – уникальные существа. В процессе эволюции они приспособились к темному дну Марианской впадины, но при этом сохранили органы, которые достались им от предков и были на дне не нужны. Например, зубы или глаза. На кой черт они им там?!

   Герхардт пожал плечами.

   – Когда на дно спустилась наша экспедиция со своими прожекторами, акулы относительно быстро приспособились к свету. И нашли способ восстановить свое древнее зрение, которым они пользовались быть может десятки тысяч лет назад! Мы с тобой убедились, что их глаза все еще могут улавливать свет и различать пространство. Около установки они двигались разрозненно. Им больше не было нужды сцепляться в большую стаю, чтобы не потеряться.

   – Зачем им тогда защищать установку? – спросил немец. – Чтобы больше не возвращаться к кожному зрению?

   – Да, – кивнул ученый. – Вполне возможно, что ощущать свет глазами им гораздо проще.

   – Так в чем тогда проявляется деградация? Они же приспособились...

   – В том, что, отключив свой кожный покров, они сделали его практически нечувствительным. Отказавшись от кожного зрения, акулы отказались от своих методов общения.

   Герхардт об этом даже не подумал. И в самом деле, он видел множество стай с равнины, которые сплетались друг с другом и двигались синхронно, ведомые одной мыслью. Акулы с установки являлись по отношению к ним дикарями. Добровольно или силой обстоятельств отрекшимися от прежних самих себя. От важной части, что делала их сплоченными, – общения. Помнят ли они, какими были? Раскаиваются ли они, что выбрали такой путь? Немец задумался и представил, как сейчас на дне некогда целостная цивилизация акул раскалывалась на две части. Что будет, если они встретятся где-нибудь на дне? Война?..

   – Мы запустили необратимый процесс, – продолжил Михаил. – Скоро у буровой установки соберется целый город древних существ, которые будут считать ее своим домом! Страшно представить, что им предстоит испытать, когда экспедиция завершится и установка будет отключена. Вновь погружение во тьму, вновь возвращение к кожному зрению. Смогут ли они пережить это?

   – Но это не скоро произойдет, – ответил Герхардт. – Сколько метров бур прошел вглубь литосферы?

   – И пятой части еще не прошел... Да, ты прав. Будем надеяться, что в будущем появятся причины посерьезнее, чтобы остаться там. Иначе мы рискуем, сами того не желая, уничтожить весь их вид.

   Оба товарища устремили взгляд вперед и несколько секунд не разговаривали. Чем дальше они были от берега, тем сильнее становился ветер. Михаил Васильевич укутался в плащ, а Герхардт наоборот расправил плечи и грудь.

   – Знаешь, что мне до сих пор кажется странным? – произнес ученый вдруг. – Как девятый и десятый смогли включить такой яркий свет там у установки?

   Герхардт усмехнулся.

   – Все просто, – ответил он, – они повернулись дном в нашу сторону...

   Впереди, гордо разбивая волны, стоял огромный исследовательский корабль. По его палубе из стороны в сторону бегали люди, звучали чьи-то возгласы и звон металла. С кормы загудел вертолет, спустя пару секунд он показался в воздухе и устремился куда-то в сторону. Экипаж готовился к отплытию. Но ни ученый, ни пилот не проявляли к этому никакого участия. Теперь исследовательская жизнь их не касалась совсем.

   С берега катер стал практически незаметен. Все тише был рев его мотора, все меньше были фигуры людей. Шум прибоя заглушил их голоса, и отблески уходящего Солнца закрыли своей красотой. Еще пару минут огромный корабль стоял на якоре, после чего прозвучал одиночный гудок. И силуэт сдвинулся с точки.

   Тишина и безмятежность вновь воцарились на берегу Марианны. И еще долго никто не сможет ее нарушить...