Текст книги "Постовые"

Автор книги: Виктор Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Попов Виктор Николаевич
Постовые

Виктор Попов

ПОСТОВЫЕ

М. В. Горошевскому

ЭФФЕКТ ПРИСУТСТВИЯ

– Инспектор дорнадзора Сафронов. Документы, пожалуйста.

Подаю водительское удостоверение. Инспектор внимательно вглядывается в фотографию, поднимает взгляд на меня, снова переводит его на документ.

– Давайте проверим рулевое... Так... Тормоза... Свет, пожалуйста Можете следовать дальше.

Следую дальше. На подъеме к мосту чуть напрягается мотор, и, чтобы преодолеть его натужный гул, моему пассажиру Феде Крамаренко приходится говорить повышенным тоном. Такой его тон как раз подходит под возмущенные мысли, которые высказываются.

– Не люблю я этих "петухов"! Ведут себя, как хозяева. Обратил внимание, как он на тебя смотрел?

– Обыкновенно смотрел.

– Брось ты. Как на жулика он на тебя смотрел. Будто ты не можешь без того, чтобы машину не украсть.

Посмотри так на меня, я бы, честное слово, оскорбился.

Тебе не приходило в голову, что ты трус? Ты, вот он, вот он, – Федя ткнул вытянутым указательным перстом в сторону двигавшихся навстречу автомобилей. – Все вы трусы, рабы. Стоит только человеку сесть за руль, куда девается его достоинство. На работе он, может быть, бог. И умен, и талантлив, и взыскателен, а взялся за баранку личного "Жигуля", куда что и девалось. На дороге всякий мальчишка в форменной фуражке над седым дядей изгаляется, как ему бог на душу положит.

– А он не изгаляется, он – служит.

– Брось ты чепуху пороть. Надо чем-то свое холуйство оправдать, вот ты и принимаешь позу.

Я пожал плечами, потому что мое убеждение – не поза. Тридцать с лишним лет моюциклетно-автомобильного стажа – срок достаточный для того, чтобы в человеке надежно утвердились ею симпатии и антипатии.

Многое я повидал и пережил на дорогах, с которыми связана добрая треть моего времяпрепровождения. Случается, что в машине я живу неделями, работаю, сплю, ем. Любезный мои газик для этого отлично приспособлен. И встречаюсь я с работниками милицейской дорожкой службы достаточно часто. Но ей-же-ей, они никак меня не притесняют и на достоинство мое не покушаются. Правда, в теперь уже далеком прошлом слышал я от своих собратьев по дорожной толчее про нескольких инспекторов, которые иначе как без червонца в "корочка о" были глухи и непримиримы. Самого же меня с этими фамильными взяточниками случай не сталкивал, а теперь и тем более не столкнет: один из них угодил за решетку, а об остальных ни слуху ни духу.

Что же касается личного, то память о "гаишниках"

у меня только благодарная. Тот, кто имеет дело с механическим транспортом, знает, что такое "заклинило задний мост-". Особенно если тебе навстречу тесным рядом идут груженые "Уралы", "КрАЗы" и прочие "Колхиды".

Счастлив ты, если бросит направо. А налево если? Не знаю, как бы обернулось, не останови меня по какому-то наитию (это для меня, для него же – по обыденной службе) человек в милицейской форме и не обрати внимание, чго из-под сальника каплет масло. Прикоснулся я к мосту, а он обжигает. Отвернул пробку картера, оттуда – горячий дымок. А Барнаул от меня в ста пятидесяти километрах. Не окажись на пути Леонид Митрофапович, бывший старший госавтоинспектор, позже – начальник Алейской ГАИ, я бы еще сколько-то проехал...

Другой человек в милицейской форме однажды спешил за мной, чтобы предотвратить беду. Неопытный еще автомобилист, я, видимо, слабовато затянул гайки шпилек заднего колеса. На ходу не почувствовал неисправности и "жал на всю железку". Человек в фуражке с малиновым околышем догнал меня на попутке. Догнал для того, чтобы сказать всего четыре слова: "Товарищ водитель, колесо потеряете!"

Так было.

Поэтому остановку на КП, во время которой инспектор Сафронов проверил средство моего передвижения, я воспринял как заботу. Ибо, чего греха таить, мы, "личники", – народ не то, чтобы беспечный, но в общем-то, малоорганизованный. Если государственный автомобиль перед выпуском из гаража проверяют (по крайней мере, должны) слесари и механик, о нас заботиться некому.

А самим лишний раз покопаться в машине недосуг.

Да и многие слабо разбираются в ее устройстве.

Вот такие возражения приходили мне на ум, но Федору я их не высказывал. Зачем? Если человек заранее настроил себя на скепсис, он даже ананас назовет горечью.

Между прочим, я ни в коем случае не идеализирую работников автоинспекции, не вижу их этакими херувимами. Дорожная служба порой требует властных действий. И воспринимать это надо с той же неизбежностью, с какой воспринимается вмешательство хирурга: оно необходимо тогда, когда все остальные меры исчерпаны.

Но только – тогда. К общему нашему прискорбию, на повышенно опасном пути водителя нередко возникают этакие хлыщевато-высокомерные "товарищи инспектора". Изнывая от административного восторга, либо неразумного усердия, они при любых обстоятельствах пускают в дело компостер, а то сочиняют протокол. Чаще всего это – молодые работники, инспектирующие дорожное движение без году неделя. Они еще бестолково верят в силу наказания, потому что не познали мудрости убеждения. И тут уж ничего не поделаешь. Служебная рассудительность приходит с годами. Такое не только в ГАИ, такое – в любой области.

Эти последние мысли я высказал Михаилу Викторовичу Горошевскому, заместителю начальника краевой Госавтоинспскции. Накануне вечером я ему позвонил и поинтересовался, в какие края он собирается по уборочным делам. Оказалось – Алейский район.

– Они – показательные?

– От слова "показуха"?

– От слова "показаться".

– Нормальные. Но с большими перспективами. На трассе Барнаул-Семипалатинск их участок будет от Калманки до Поспелихи. Хочу посмотреть, как они готовятся. Да и как с текущими заботами справляются интересно. А то ведь отчеты отчетами...

Так мы оказались попутчиками. Дневная трасса не очень оживлена, поэтому можно дать себе легкую поблажку.

С обеих сторон дорогу теснят сжатые нивы, разлинованные ворсистыми валками. Неслышные далекие комбайны ступенчатым строем вершат свое вечное движение. Размеренное, выверенное годами движение, ибо жатва – не аврал, а конечный процесс планомерного производства хлеба. Здесь подсчитывается все, что поддается учету, взвешивается все, что можно взвесить, предусматривается все, что можно предусмотреть.

В этом – стратегия уборки.

– Для нас, например, подготовка к жатве начинается с февраля, столкнувшись с моим недоуменным взглядом, Михаил Викторович поясняет: – С технического осмотра. Мы уже тогда прикидываем, какой автомобиль можно будет направить осенью в село, какой не стоит. И все лето держим намеченные машины под контролем. А в районах автоинспекторы к тому же приема цепляются к нештатникам: кто из них заслуживает полного доверия, а с кем не жаль распрощаться. Ведь некоторые из них на период уборки освобождаются от основной своей работы.

– И как руководители хозяйств относятся к этому?

Михаил Викторович усмехнулся, из чего я понял, что

сознательность некоторых авторуководнтелен еще не па уровне. Так же как и сознательность отдельных общественников, которые помогают Госавтоинспекции не от души, а по расчету.

– Но уж те, которых, по нашему представлению, освобождают райисполкомы в период жатвы, абсолютно надежны. Чаще всего это – общественники со стажем, а если "первогодки", то уже достаточно обстрелянные.

– А велика ли истинная необходимость держать на трассах людей, которые, в общем-то, решающими правами не располагают?

– Во-первых, не совсем малыми правами они располагают, а во-вторых эффект присутствия. Появление на дорогах людей с жезлами в руках – уже само по себе является фактором сдерживающим. Не имеет значения – в форме человек или просто с нарукавной повязкой. Водитель знает: если за ним заметили нарушение, возмездие непременно последует. В одном случае тут же, в другом – через какой-то срок. Иной раз человек и позволил бы себе лишнее, да... То самое: эффект присутствия.

ПУТИ, КОТОРЫЕ ВЫБИРАЕМ

Во время нашей встречи с Леонидом Митрофановичем Манжосом, начальником Алейской ГАИ, в кабинет вошел Павел Васильевич Чефонов – старший "roc".

– Родионов ждет.

– Пусть заходит.

Рослый, хорошо сложенный паренек вошел в кабинет не то, чтобы стеснительно, но как-то не совсем уверенно. Я наклонился к Михаилу Викторовичу и угадал, почти наверняка: "Новобранец?"

Разговор, который, видимо, являлся заключением предшествовавшей беседы, был кратким и определенным, хотя и устанавливал дальнейший жизненный путь человека.

– Хорошо подумал? – Взгляд у Манжоса цепкий и требовательный. – У нас работа – не сахар... "Гражданин, пройдемте" – зто не для ГАИ.

– Еще до демобилизации вес продумал.

Дальше разговор принял чисто служебное направление, из которого мне запомнилось рассуждение Анатолия: "Раз есть среднее образование, надо идти к высшему. Иначе – не логично... Вот насчет института еще не решил. Во всяком случае что-то по профилю".

Ушел оформляться на работу в ГАИ вчерашний солдат, комсомолец, уроженец Алейска Анатолий Родионов. Для него вопрос "кем быть?" решен, оказывается, еще в армии Работать в автоинспекции, получить специальное образование по профилю. Так ему хотелось и такая у него полная возможность.

Ушел Родионов, ушел и Чефонов. Закрылась за ними дверь и разговор наш, шедший до перебива в русле, вдруг затормозился. Спросил я что-то у Михаила Викторовича, он ответил невпопад и вдруг, будто перекликнувшись мысленно с Манжосом, сказал о коротким смешком:

– Вот так, Леонид Митрофанович, все у человека соответственно желанию. Сам пришел, сам выбрал.

А что, может, в этом и наша доля заложена? Доля тех, которые не выбирали?

И опять молчание. То ли грустноватое, то ли чуть приподнятое...

Оно мне очень понятно, это молчание двоих, немолодых уже людей, майора и подполковника милиции. Различны их пути в автоинспекцию: один – бывший тракторист, шофер, механик; другой – инженер, партийный работник. Ни тот ни другой и в мыслях не держали, что придется им надевать милицейскую форму. Но... Одного вызвал секретарь райкома партии, другого – секретарь крайкома. Им не предлагали все взвесить и хорошенько подумать, им обрисовали обстановку и сказали: "Надо!"

Было это в те годы, когда партия укрепляла органы внутренних дел. Как трудились эти люди на новых постах – хорошо или плохо – не им судить. Только одно показательно: если полтора-два десятка лет тому назад в милицию шли работать неохотно, да и общеобразовательны;! уровень приходивших был невысок, то ныне авторитет людей, охраняющих общественный порядок, неизмеримо вырос, и среднее образование (как миним) м) – уже не желательно, а почти непременно для человека, который решил посвятить себя трудному делу.

Да, теперь выбирают. Причем взаимно. Те, которые хотят обосноваться в милицию – работу, а милиция – работников.

И людям, которые в свое время не выбирали, такую перемену, происшедшую при заинтересованном их участии, видеть лестно. Когда личность способствует изменениям к лучшему, стоит ли осуждать ее за то, что она ставит это себе в заслугу? Настоящая жизнь и состоит в том, чтобы человек завоевывал право на гордость.

Только при этом не надо путать понятия. На гордость, не на гордыню.

Вопрос Михаила Викторовича как бы пошатнул ту незримую переборку, которая придавала пашей предшествующей беседе характер несколько натянутый. Я спрашивал, мне отвечали. Без излишних подробностей, тем более – без эмоций. Черт его, этого писателя знает, пооткровенничаешь с ним, а он так разукрасит... Подобную настороженность я частенько примечал в людях, с которыми отношения уже миновали грань знакомства, но еще не подошли к приятельским. Исключения составляют, пожалуй, лишь знакомства железнодорожные.

Вовремя позволил себе Михаил Викторович толику лирики. Леонид Митрофанович отодвинул в сторону толстенный журнал, из КОЕГО на меня обрушивались достоверные данные, налег грудью на скрещенные по ребру столешницы руки и коротко подтвердил:

– А что! – и тут же ко мне: – Не знаю, интересно вам нет, а когда я в шестьдесят втором пришел инспектором дорнадзора, в районе всего около тысячи автомобилей было. Это – государственных, а личных вообще не было. Штук тридцать-сорок мотоциклов бегали по району... Асфальтированных дорог... ноль целых, ноль десятых километра. В самом Алейске чуть дождь грязь до ушей. А по трассе, особенно на Усть-Калманку, весной и осенью на тракторах только и проезжали. Нас, сотрудников ГАИ, несколько человек. Да и у тех работа только в сухую погоду... На линию едешь, а сам в небо смотришь. Мотоциклы были старенькие, запчастей днем с огнем не найдешь.

– Ну, теперь-то легче стало. Кругом – асфальт, бетон, да и транспорт не тот.

– Насчет транспорта, допустим, он у всех изменился... А насчет легче... Три года назад в районе было сто семьдесят два личных автомобиля. Сейчас более полутора тысяч. Да около шести тысяч мотоциклов. Осенью по району к десяти тысячам транспортных единиц подводит. За десять лет машинный парк вырос вдесятеро, а штат работников – меньше чем втрое.

– Для жалоб у тебя вроде и повода нет, – перебил Горошезский. Транспорта прибавляется, а аварийность стабилизирована.

– Сколько у вас за год аварий в среднем?

– От восьмидесяти до девяносто. Это – за последпне шесть лет.

– А жертв?

– Пятнадцать-шестнадцать.

– На фоне американских десятков тысяч...

– Мои пятнадцать трупов меня гораздо больше волнуют, чем сотни тысяч американских, японских или там египетских. Это меня жена успокаивает: "Чего ты, Леня, так переживаешь, ведь рано или поздно все равно человек бы умер. Вот и инфаркт себе нажил. (Сейчас, когда книга выходит в свет, Манжоса, увы, уже нет в живых. Второй инфаркт оказался роковым.) Поспокойней надо". А я не могу спокойней. Потому что смерть смерти рознь. Мы – гаранты дорожной безопасности. В этом смысл нашей работы.

Насчет асфальта... Он о двух концах, этот асфальт.

Когда человек едет по грунтовой, нет, нет, да остережется: где выбоина, где и трактор пробороздил. По асфальту же гонит без опаски. Скорость сама по себе дорожная провокация. Она так и подзуживает человека:

"Давай, давай!" Он и дает. За руль только сесть успел, па заднем стекле число "70" нарисовано, а он как шальной становится.

– Какой русский не любит быстрой езды...

– Нынешние легковые куда быстрей птиц. Самые стандартные могут сорок метров в секунду. Даже при обостренной реакции человек за секунду много не успеет. Тем более неопытный. Не так давно на новосибирской трассе случай был. Hа "Ладе" пятеро все что могли из техники жали. Бросило их на встречный "Запорожец"... Ну, которые на "Ладе", допустим. А в чем те виноваты? Ехали два пожилых человека, держались своей стороны, скорость не превышали...

– Вреден, значит, асфальт?

– Забываться не надо. А то ведь кое-кто от скорости, что от водки, хмелеет. Поглядит на придорожный красный кружок, где "80" обозначено, да и азарта ради прижмет железку. А карбюратору что, сколько ему конструктором смеси положено – всю примет. Превышение скорости да пьянка в основном нам аварийность и дают.

– На сегодняшнее число у тебя сколько? – интересуется Горошевский.

– Сорок девять аварий. Двадцать семь водителей – пьяные – Личников сколько?

– Двадцать шесть.

– Помнится, читал, что в какой-то стране пьяныч за рулем наказывают строго. Чуть ли не смертная казнь. – Я пытаюсь вспомнить – в Гондурасе, что ли...

– В Сальвадоре. Ну это, конечно, чересчур. Но ведь и у нас по головке не гладят. Штрафуем, прав лишаем, а как крайняя мера – уголовная ответственность.

– Даже если человек аварии не совершил?

– Пьяный всегда опасен. Не забывайте про сорок метров в секунду...

– Не забываю, не забываю. Но ведь не только пьяные, и лихачд аварии делают.

– Я и не говорю: только. В основном, говорю.

– А в общем, в идеале, так сказать, можно совсем без аварий?

– К несчастью, нельзя. Всех болезней машины не раскроешь, а сама она пожаловаться не может. Случается, совсем неожиданно тормоза отказывают, рулевое нарушается. Так вопрос никто не ставит: без аварий.

Свести к минимуму – так стоит вопрос. Самолет – на что техника совершенная, так и там разные разности случаются. Только очень редко. В идеале нам надо, как в азрофлоте. Четкость и одновластне. А то дорожники сами по себе, комбинат коммунальных предприятии и благоустройства, который по нашим представлениям ставит дорожные знаки, – сам по себе. В Барнауле к этому пришли...

Верно, пришли в краевом центре к правильному решению. Организовали специализированный монтажноэксплуатационный участок и подчинили его непосредственно Госавтоинспекции. Все дорожное обустройство:

светофоры, знаки, улучшение ориентации – возложено на этот участок. Такое же умное решение необходимо в пределах всего края. То ли это будет масштабная организация, то ли специальные кустовые звенья – это уже вопрос практический. Но решать его надо, от жизни никуда не уйдешь. Как довод встает хотя и много раз использованный, но тем не менее непреложный факт.

Ежегодно краевой автопарк пополняется тысячами машин. В дальнейшем пополнение будет увеличиваться.

ДИАПАЗОН СЛУЖБЫ

На милицейском дворе стоит изрядно послуживший "Москвич-434". Около него топчется рыжеватый невысокий человек. Видимо, он уже много раз обращался к людям в милицейской форме и, очевидно, всякий раз не по адресу. Поэтому к Леониду Мнтрофановичу он воззвал скорее в порядке очередности, нежели с надеждой:

– Товарищ майор, может, вы в курсе...

Товарищ майор был в курсе. Так же, между прочим, как Михаил Викторович и я. Четверть часа назад мы познакомились с объяснительной, из которой явствовало, что человек, попавший в конфликтную ситуацию "...на слчжебноп машине поехал в г. Алейск по служебным делам. При подъезде к г. Алейску был задержан дружинниками для проверки документов и доставлен в ГАИ. Документы на право управления автомобилем и техталон забыл дома..."

Документы забыл, а вот полсотни килограммов зервых отходов прихватил. Поэтому и пришлось ему вести неприятные объяснения. Не знаю, чем кончилось дело, законно получены те отходы или незаконно, но факт остается фактом: недреманное око сработало.

– По какому же наитию вы его остановили? – спрашиваю у общественника Александра Дмитриевича Воронцова.

– По науке, – улыбка во весь рот. – Нас когда инструктировали, говорили про всяких ушлых. Они на 434-м "Москвиче", например, приподнимут дверку, разгонятся задним ходом и – в бурт. Сколько-то пшеницы в багажник и попадет. Мы на тридцатьчетверки и другие такие машины обращаем особое внимание. Смотрим, нет ли зерна между дверкой и бампером. Остановил я этого товарища, гляжу: на его москвичонке сзади непорядок, я и засомневался...

– Эффект присутствия, – вспомнил я дорожный разговор с Горошевскнм.

– На сей раз – польза сомнения, – Михаил Викторович тут же меняет шутливый тон на серьезный. – Если хотите, сомнение – отличительная особенность нашей работы.

– Заранее-настраиваете себя на худшее?

– Будь так, на улицах машины в основном стояли бы, а не двигались. На днях я прочитал советы шведскою психолога ихним автоинспекторам, или как они там называются. Он прямо указывает: если водитель подчеркнуто осторожен, пунктуален до самого-самого предела, он наверняка выпил. Останавливайте, не ошибетесь. А у меня – сомнение, потому что пожилой человек или ковичок, который совершает первые самостоятельные ездки, тоже подчеркнуто осторожны. Профессионализм дорожного инспектора и состоит в умении дифференцировать. И опять же – в сомнении: а если я окьжусь неправ? Излишняя подозрительность в нашей работе – очень опасная болезнь, которую надо побеждать, как любую другую болезнь.

– Ну знаете, "апгелизм" в вашей службе как раз и может обернуться той самой добротой, которая хуже воровства.

– А мы не ангелы, мы – постовые, – начальник горотдела Роберт Николаевич Пешехонов, до этого только слушавший, решительно вмешивается в разговор.

Автоинспектор – прежде всего работник органов охраны общественного порядка со всеми вытекающими отсюда требованиями. Он заботник, но в то же время, даже не в то же время, а прежде всего – часовой, который все!да на посту. И когда он документы у водителя проверяет и когда своего кроху-"Москвича" разворачивает поперек дороги, останавливая МАЗ, за рулем которого пьяный. Для кого-то, может, это и подвиг, а для него – служба. Исполнение воли закона, которому он присягнул. У нас недавно старший лейтенант из дорнадзора Дергачсв совсем не в дорожном деле дебютировал.

...Было ветрено и мокро. Гроза ушла, но еще не так далеко. На северо-востоке нет-нет да и взметывались короткие сполохи, и далеко погромыхивало. Поэтому, может, и не сразу Владимир обратил внимание на чуть слышный стук, донесшийся из тамбура магазина. Но все же обратил (польза сомнения?)...

Протокол о событии рассказывает сухо и деловито:

"...улица Первомайская... Магазин № 10 горпо... Над дверью оконный проем 75X25 см. В проеме рама отсутствгет... обнаружена у стены тамбура... В семи метрах на восток от тамбура обнаружен охотничий топорик..."

– Что к этому прибавить, – Роберт Николаевич пожимает плечами... Грабителей было трое. Магазин № 10 был для них не "первой ласточкой". Оказалось, что и тридцатый магазин и столовая – тоже их рук дело . Да, чуть не забыл: Дергачев никакого оружия при себе не имел. Даже складного ножика... А днем он дежурил Стоял на дороге и проверял: не теряется ли из машин зерно. Хорошо ли укрыто, нет ли в кузове щелей. Таков уж диапазон службы. Если что решите про автоинспекцию писать, то как их и назовите: "Часовые дорог", – подумал чуть и переиначил: – А еще лучше "Постовые". Так самое то будет...