Текст книги "Фарьябский дневник"

Автор книги: Виктор Носатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава XIII

19 сентября 1982 г. Провинция Фарьяб.

Город Меймене. «Банк» – гостиница советников

Раннее утро. В номер старшего советника царандоя, подполковника Куликова стучит дежурный:

– Александр Николаевич! Срочная телефонограмма из Кабула!

Спустившись через несколько минут в просторную комнату на первом этаже, он застал там уже всех сотрудников. Они перечитывали телефонограмму и возбужденно ее обсуждали.

– Ну, что там еще? – как можно спокойнее спросил старший советник.

– Из Кабула пришло распоряжение в составе роты царандоя выдвинуться в район кишлака Торзоб, – отозвался дежурный офицер, протягивая Куликову листок с приказом. – Там накануне был сбит боевиками армейский вертолет. Так вот, до прибытия душманов необходимо успеть забрать тела погибших, а вместе с ними оружие, документы и «черные ящики».

Внимательно прочитав телефонограмму, Куликов подошел к столу, на котором заблаговременно была расстелена карта и, найдя место расположения кишлака Торзоб, начал внимательно изучать его окрестности.

– Какие будут предложения? – задумчиво спросил он, разглядывая взволнованные лица сотрудников.

– Я полагаю, что для проведения этой операции необходимо задействовать лучшее подразделение царандоя – роту «коммандос». На господствующих высотках у кишлака Торзоб высадим с вертолетов десант. Через час-полтора все соберем и обратно, – предложил майор Александр Федяков.

– Вы правильно полагаете, – согласился с офицером Куликов. – За сколько времени вы думаете завершить операцию?

– Думаю, что часа за четыре!

– Давайте считать вместе. Подъем роты по тревоге, выдвижение в аэропорт, подготовка вертолетов к вылету, посадка на вертолеты – на все это потребуется не менее двух часов; еще час – на полет и высадку десанта; час-полтора для поиска тел, документов и «черных ящиков» и, наконец, столько же – на эвакуацию и возвращение на базу. Значит, нам понадобится не меньше шести часов. Сейчас 7.30. Если поднимем роту в 8.00, то в лучшем случае операцию можно завершить в 14.00.

Мое решение будет таким: в 8.00 поднимаю по тревоге роту «коммандос». Афганцам взять с собой личное и групповое оружие, три боекомплекта боеприпасов и на полдня сухой паек. С командиром эскадрильи я переговорю лично. К 9.00 рота должна быть на взлетно-посадочной полосе, в готовности к посадке на вертолеты. Не позже 11.00 все три взвода должны десантироваться на господствующие высоты. – Куликов указал на карте места высадки десанта. – Дальше будем действовать по обстановке. Связь по радиостанции, через каждые полчаса, в случае обострения обстановки – по необходимости. Вместо меня остается боевой заместитель. С собой я беру двух человек. Добровольцы есть?

Двенадцать рук взметнулись вверх. В глазах сотрудников решимость и надежда, что на операцию попадет именно он.

– Со мной пойдут майор Федяков и капитан Куров. Готовность к выезду через пятнадцать минут. Сигнал тревоги передать через посыльного. Остальные работают по плану. Вопросы?

– Вопросов нет, – твердо сказал заместитель и повторил команду Куликова: – Оставшиеся работают по плану…

9.30. Пригород Меймене. Взлетно-посадочная полоса. Место расположения мотоманевренной группы погранвойск. После ночного дежурства половина личного состава отдыхает, другая половина готовит боевые машины и оружие к очередному выходу на операцию. Офицеры застав, не задействованные на дежурстве, обсуждают очередную новость. Из информации разведчиков стало известно, что накануне душманами был подбит армейский вертолет.

– Говорят, в живых никого не осталось, – делился только что услышанной в штабной землянке информацией начальник 1-й заставы майор Хорьков.

– А что это был за полет? – спросил его боевой заместитель старший лейтенант Васенькин.

– Говорят, что разведывательный.

– Значит за тем, что от вертолета осталось, будут обязательно охотиться «духи»! – уверенно сказал начальник 2-й заставы майор Сотников.

– Если они уже не там! – со знанием дела подтвердил Хорьков.

– Был бы здесь батальон спецназа, они бы уже с утра начали операцию возмездия. А теперь некому даже похоронить летчиков по-человечески, – с искренним сочувствием в голосе сказал заместитель начальника 3-й заставы капитан Царевский.

– Дали бы нам команду, уже давно бы вытащили погибших, – посетовал Васенькин.

– Нам здесь и своих задач хватает! – осадил старшего лейтенанта майор Сотников. – А летчикам без вести пропасть не дадут, – уверенно добавил он.

И словно в подтверждение его слов из-за дувала, огораживающего сад, раскинувшийся невдалеке от взлетно-посадочной полосы, выехала транспортная колонна. Из машин, остановившихся напротив расположения авиационной эскадрильи, словно горох, посыпались афганские солдаты в мышиного цвета шинелях и куртках. Пока шла разгрузка, один за другим заработали двигатели вертолетов, набирая обороты, засвистели лопасти винтов. Не прошло и тридцати минут, как винтокрылые машины поднялись над землей и, лихо развернувшись, взяли курс на Торзоб.

– Царандой направили, – удовлетворенно произнес Хорьков. – Ну, теперь дай Бог, чтобы они пришли туда раньше «духов».

– Может быть, и повезет царандою. Насколько я знаю, ближайшая база боевиков находится километрах в пятидесяти. Так что боевиков нужно ждать не раньше полудня, – с надеждой в голосе сказал Царевский.

– А если «духи» уже в пути? Ведь всем известно, как хорошо у них разведка работает. Тогда милиционерам несдобровать, – скептически проговорил Сотников.

– Ну, если зажмут их душманы, я думаю, мы поможем! – уверенно сказал Харьков.

– Конечно, поможем, – поддержали офицеры и, словно предвидя дальнейший ход операции, разошлись по заставам. В преддверии предстоящих событий надо было быть готовым ко всему.

И здесь предчувствие не обмануло пограничников. Примерно через час после вылета вертолетов окрестности кишлака Торзоб огласились грохотом беспорядочной стрельбы.

11.00. Окрестности кишлака Торзоб. Все шло по намеченному плану до тех пор, пока десант не высадился на господствующих сопках. Оставив на высотах охранение, подполковник Куликов со взводом лейтенанта Басира спустились в лощину, где были видны раскиданные на десятки метров вокруг детали вертолета и трупы.

Как только милиционеры начали собирать в одно место трупы, оружие, искать «черные ящики», со стороны кишлака по ним резанула очередь. Потом другая.

Заметив противника, по ним открыли огонь бойцы охранения. Завязался бой. Но условия были невыгодными для «коммандос». По душманам, засевшим за дувалами, они могли вести только прицельный огонь, чтобы не поразить местных жителей, в то время как боевики поливали сопки и лощину шквальным огнем, не давая милиционерам даже головы поднять. В первые несколько минут боя были убиты пятеро и ранены десять «коммандос». В рядах царандоевцев произошло замешательство. Подполковник Куликов, быстро оценив обстановку, передал приказ всем милиционерам подтягиваться в лощину. Только здесь они могли организовать круговую оборону и дать существенный отпор душманам.

Из-за спешки «коммандос» не взяли с собой саперные лопаты, и теперь им приходилось нелегко. Для создания круговой обороны им приходилось использовать каждую канаву, рытвину, овражек. Вскоре противник, в открытую атаковавший, казалось, неорганизованных, мечущихся в поисках укрытия милиционеров, получил организованный отпор и, потеряв с десяток человек убитыми, откатился назад. Однако от цели уничтожить подразделение царандоя и советников не отказался. Пользуясь численным превосходством, душманы начали окружать милиционеров.

Устроившись в неглубоком овражке, старший советник пытался связаться по радиостанции с армейским командованием, чтобы получить поддержку огнем с вертолетов, но безрезультатно. С трудом удалось связаться лишь с пограничниками.

12.00. Пригород Меймене. Расположение ММГ погранвойск. В штабной землянке собралось командование ММГ и ОГ. Докладывает майор Калинин:

– Товарищи офицеры, до нас дозвонился старший советник царандоя подполковник Куликов. Он вместе с ротой «коммандос» ведет бой в окружении боевиков. Есть убитые и раненые. Боеприпасы на исходе. Просит помочь…

В землянке на мгновение воцарила тишина. Каждый из офицеров с искренней болью и озабоченностью встретил эту горькую весть. Каждый готов был выступить на помощь братьям по оружию. Но…

Последнее слово оставалось за Москвой. Как это ни удивительно звучит, но, в отличие от частей и подразделений ОКСВА, командование которыми находилось в Кабуле, все операции и даже незначительные передвижения пограничников по афганской территории утверждались в Москве.

Вот и теперь начальник оперативной группы подполковник Нестеров, выйдя по оперативной связи на Лубянку, доложил дежурному офицеру обстановку и свое решение по оказанию помощи окруженной врагом роте царандоя. Прошло несколько минут, прежде чем дежурный нашел ответственного генерала. Нестеров еще раз озвучил накаляющуюся с каждым часом обстановку, попросил принять решение поскорее, ведь речь идет не только об афганцах, но и о трех наших советниках, которых душманы не оставят в живых.

Прошел томительный час, прежде чем поступила команда: выход боевой колонны и вертолетов на помощь афганцам – отставить. Единственно, что смог пообещать генерал, так это довести информацию до руководства МВД и МО.

Майор Калинин, выйдя из землянки и увидев экипированных, готовых к бою офицеров, удрученно махнул рукой.

– Москва не разрешила, – мрачно сказал он.

– Как же мы теперь в глаза советникам будем смотреть? – спросил кто-то из офицеров.

– Мы должны выполнить и этот приказ! – никого не слушая, сказал майор и, опустив голову, зашагал в сторону капониров.

13.00. Окрестности кишлака Торзоб. Бой то вновь нарастал, то затихал. В ответ на длинные автоматные и пулеметные очереди боевиков милиционеры отвечали лишь одиночными выстрелами. Боеприпасы, нерационально израсходованные в первые минуты боя, заканчивались. Со стороны душманов то и дело доносились призывы к царандоевцам сдаться.

– Сдайте нам советников, бросайте оружие и расходитесь, мы вас не тронем! – кричали одни.

– Нам нужны только «мушаверы», всех остальных мы отпустим, не причинив вреда! – кричали другие.

Среди царандоевцев началось брожение. Кто-то из солдат начал говорить о том, что лучше лишиться трех советников, чем погибнуть всем. Кто-то с ним соглашался, кто-то нет, но среди «коммандос» уже не было той объединяющей силы, которая могла противостоять душманам. Боевики, заметив замешательство в рядах милиционеров, вновь пошли в атаку. Наступил критический момент, когда солдаты стали неуправляемыми. В этой ситуации советники начали понимать, что переломить обстоятельства может только какой-то очень решительный поступок. Но что могли сделать три советских офицера, вооруженные пистолетами, среди обезумевшей от страха толпы афганцев? Лишь только застрелиться. Наверное, кто-то из них в этот момент об этом и думал. Но…

Но произошло невероятное. Весь израненный командир взвода лейтенант Басир выхватил у солдата пулемет и с криком: «Мы внуки Ленина! Мы не сдаемся!» – начал поливать врагов каленым свинцом. Душманы, явно не ожидавшие такого отпора, без оглядки побежали обратно. Воодушевленные героизмом командира, его бойцы встали вокруг советников в готовности расстрелять любого, кто посмеет подойти к советским офицерам. Это обстоятельство отрезвило остальных милиционеров, и они вновь поверили, что устоят до прихода подкрепления.

И подкрепление подоспело. Сначала над головами царандоевцев пронеслось звено МИ-24. Разведав обстановку, они ударили по врагу НУРСами. Но душманы, еще заслышав гул вертолетов, врассыпную кинулись в горы. Сделав несколько боевых заходов, винтокрылые машины поднялись повыше и, кружа над полем боя, спокойно обеспечивали посадку десанта в МИ-8.

Тогда, последним запрыгнув в вертолет, старший советник Александр Куликов окончательно для себя понял, что советских людей и афганцев связывает не только братство по оружию, но нечто большее – стремление к одним и тем же идеалам, ради которых и жизнь отдать не жалко.

Пропыленные, пропахшие пороховой гарью солдаты и офицеры радовались своей хоть и небольшой, но победе.

Несмотря ни на что, приказ был выполнен с минимальными для такого случая потерями. Этот бой стал и для советников, и для офицеров «коммандос» еще одним уроком, требующим более тщательной подготовки к операциям. А у офицеров-пограничников после этого боя, в котором они так и не смогли принять участие, на долгое время остался неизгладимой осадок вины и неудовлетворенности…

Глава XIV

23 сентября 1982 г. Провинция Фарьяб. В долинах полным ходом идет сбор урожая

Из кишлаков, соседствующих с Джума-Базаром, начали поступать сообщения о том, что в долине участились грабежи караванов с хлебом. Активизировалась и деятельность боевиков, отряды которых сплотил вокруг себя пакистанский ставленник Мавлави Гапур, или Мавлави Кара, – так его прозвали окрестные дехкане.

Мавлави Кара – старейшина группы кишлаков. Богач, имеющий в собственности около ста джарибов земли (около 50 гектаров), несколько десятков батраков. В период правления Амина, недовольный гонением на религию и земельной реформой, собрал несколько десятков своих родственников и многих недовольных политикой нового правительства и ушел с ними в горы. Установил связь со сбежавшими в Пакистан лидерами исламской партии. Его главным хозяином и вдохновителем стал лидер партии «Исламское движение Афганистана» – Гульбеддин Хекматиар. Ярый сторонник «священной войны против неверных», он не гнушался толкать свои формирования на прямой разбой.

Мавлави Кара – пуштун по национальности, ему 47 лет. Он фанатически предан своему хозяину и идеям исламской партии. Общая численность его формирований достигает от 500 до 800 человек. Костяк – 80 наиболее преданных Мавлави боевиков, большая часть из которых прошла специальную подготовку в пакистанских военных лагерях. Они обучены различным методам диверсий, владеют всеми видами оружия.

Мавлави Кара – неординарная личность. Образован. Обладает ораторскими данными. Способен влиять на умы людей. При проведении митингов в высокогорных районах, наряду с угрозами в адрес правительственных сил, демонстрирует во время своих выступлений и элементы произошедшим с ним чудес. Например, постоянно показывает простреленный в нескольких местах халат, говоря при этом, что в него стреляли кафиры, но Аллах защитил его от смерти, как избранного богом защитника Ислама. Темные, забитые дехкане верят ему и идут в его вооруженные формирования.

Формирования Мавлави имеют достаточные запасы материальных средств. В горных тайниках у них сосредоточено большое количество продовольствия, оружия и боеприпасов. В каждом из 16 кишлаков долины он имеет 20–25 пособников, которые при необходимости по его команде могут в течение одного дня влиться в отряд, тем самым увеличив его численность в полтора-два раза.

Имеются сведения, что люди Мавлави Кара есть в армейском полку, в оперативном батальоне царандоя, в аппарате генерал-губернатора и даже в канцелярии провинциального комитета НДПА и ХАДе (органы безопасности).

Координирует деятельность боевиков в провинции резидент партии «Исламское движение Афганистана» Абдусалом, постоянное место пребывания которого – кишлак Торзоб, что в 40 километрах от Меймене. Он имеет задачу из отдельных формирований полевых командиров создать вполне боеспособную воинскую часть.

Мавлави Кара сначала выступал против такого объединения, но узнав, что если он создаст в провинции Фарьяб крупное формирование, равное по численности хотя бы полку, то получит от своих пакистанских хозяев генеральское звание и, естественно, генеральское жалование, начал активную деятельность.

С теми же курбаши, кто не хотел подчиняться, Мавлави жестоко расправлялся.

Тактика действий формирований, возглавляемых им: нападение на транспортные колонны из засад, минная война, террористические акты в отношении советских солдат и офицеров, специалистов, афганских активистов, ночные налеты на расположение советских войск. Все эти акции планировались только после тщательной разведки, перепроверки информации, которую боевики получали путем подкупа и запугивания.

Курбаши обычно живут у зажиточных афганцев – старейшин кишлаков, духанщиков и других авторитетов.

После ночных боевых акций душманы уходят подальше от места боя в кишлак, переодеваются там, прячут оружие и хоронятся сами, обычно в подвалах домов, в месте, где хранится в кувшинах пшеница, в помещениях для скота, под соломой или под вязанками хвороста.

(Из информации советских военных советников в ДРА)

Однажды в провинциальный отдел ХАД поступила информация, что пакистанские хозяева поставили перед Мавлави Гапуром задачу – большую часть хлеба нового урожая у дехкан забрать и переправить в Пакистан. В обмен на хлеб банды получат более современное оружие и много денег.

На экстренном совместном совещании руководства провинции, советников и командиров афганских и советских частей и подразделений, было принято решение – всеми имеющимися в провинции силами воспрепятствовать вывозу моджахедами собранного дехканами зерна.

В этой операции вместе с афганским пехотным батальоном, оперативным батальоном царандоя приняли участие и мы. Когда наша общая колонна построилась на взлетно-посадочной полосе, с головы еле-еле различался хвост.

Несмотря на то что стояла осень, дневная жара не спадала ниже сорока градусов.

Мы были, благодаря нашим доблестным тыловикам, экипированы кто во что горазд. На мне были шаровары, сшитые из нижней части маскхалата, и курточка, скроенная нашими умельцами из камуфлированной ткани. На ногах видавшие виды кроссовки. На ремне автоматный подсумок с тремя магазинами. На плече автомат. Голову от палящих лучей солнца закрывает выгоревшая панама. Рядом стоит БТР царандоя. Переговариваюсь, пока время есть, с афганским офицером. Так, ни о чем. Он экипирован более солидно. Грубошерстный темно-синий костюм, голову венчает кепи. На груди бронежилет, явно из тех, что успели купить у наших бывших соседей-десантников. На ремне два подсумка с магазинами для автомата, пистолет, болтается каска.

Еще более солидно выглядит афганская колонна, в которой через каждые два-три грузовика с людьми стоят грузовики с кухнями. В них, кроме груды одеял и палаток, с десяток живых баранов, фляги с водой и дрова. Возле прицепных кухонь уже копошатся повара. Заливают в объемистые котлы воду, разжигают топки.

Сколько с афганцами ни воюю, никак не могу привыкнуть к их армейскому базару. К их дымящим в дороге кухням. К их тяжеловесной экипировке. К их беспечности.

Наученные горьким опытом предыдущих операций, когда после первого же обстрела афганцы, бросая где попало машины и другую технику, разбегались по арыкам и оврагам, тем самым сковывая и наши силы, – попробуй минировать, когда на дороге разбросаны как попало машины, а в кювете люди, – мы ставили афганский обоз сзади.

Сформировав колонну, двинулись в зеленую долину. До самого Джума-Базара прошли беспрепятственно. Правда, наблюдатели неоднократно докладывали, что параллельно нашему курсу по хребту на расстоянии больше двух километров движутся конники. Конная разведка была только у Мавлави Кара.

«Значит, он принял наш вызов. Что ж, – думаю, – придется в бою с ним нам красным потом попотеть…»

Для временного лагеря выбрали место за Джума-Базаром, посреди обширного поля.

До темноты прочесали несколько близлежащих кишлаков. Вперед пустили роту царандоя. По первому из кишлаков солдаты шли во всю ширину улиц, заходили в дома, спрашивая дехкан о наличии мятежников. Но как только перешли в следующее селение, сбились в кучу и крались теперь только вдоль дувалов. Нам сразу стало ясно, что в кишлаке боевики.

По опыту прежних совместных операций мы знали, что как только афганские солдаты в кишлаке теряются, осторожно бредут вдоль дувалов, значит, возможна засада или обстрел засевшими в селении душманами.

Вскоре царандоевцы остановились. Никакие приказы их командира не сдвинули солдат с места. Повернув назад, они, минуя нас, побежали к лагерю. Командир впереди всех.

Нам ничего не оставалось, как повернуть назад, тем более что уже начинало вечереть.

Часов в одиннадцать ночи нас обстреляли из того кишлака, куда отказались идти афганские милиционеры.

Моджахеды хотели вызвать огонь на кишлак, в котором жили хлеборобы. Цель их была нам понятна. Ответным огнем мы могли попасть и в селян, поджечь высушенные на солнце снопы сжатой пшеницы. Тем самым из защитников стать врагами дехкан. Поэтому наши пулеметы молчали.

Укрывшись, мы ждали, что же боевики предпримут еще. Через полчаса, видя, что на пушку нас не взять, душманы начали обстрел лагеря с сопок, господствующих над лагерем.

Кроме пулеметов и автоматов, обстрел по нашим позициям вел и миномет. Правда, мины ложились далеко от нас. Либо минометчик у них никудышный был, либо прицела на оружии не было. По вспышкам было видно, откуда ведут стрельбу моджахеды, и тогда, уже больше не заботясь о престиже, мы открыли огонь из всех видов оружия. У меня на башне бронетранспортера был закреплен автоматический гранатомет АГС-17. Присоединив коробку с гранатами, навел гранатомет на цель, нажал гашетку. Зарево от разрыва гранат полыхнуло чуть дальше вспышек вражеских минометов. Взял немного поближе и длинной очередью накрыл сопку. Ухнули наши минометы. В чернильно-черном небе появилось несколько ярко светящихся точек. Осветительные ракеты залили долину молочным светом. Стало видно, как душманы, кто пешком, а кто и на конях, пытаются уйти в горы. Минометы заговорили снова, разметав по горам и долам остатки тех, кто еще недавно нас обстреливал.

Больше до утра никто не беспокоил.

Наутро батальон царандоя пошел прочесывать окрестности Джума-Базара.

Сразу же на окраине кишлака боевики встретили милиционеров массированным огнем. Подбили транспортную машину. Оставив раненых возле машины, подразделение царандоя в панике отступило.

Командир батальона примчался к нам за помощью. Майор Калинин, видя, что афганцы попали в переделку, направил к ним группу поддержки на пяти боевых машинах. Не доходя до Джума-Базара метров восемьсот, мы свернули с дороги и вывели машины на господствующие сопки.

Боевики были словно на ладони. Они уже подобрались к горевшей машине, добили раненых милиционеров, забрали их автоматы и теперь вытаскивали из кузова ящики с боеприпасами.

Три БМП и два БТРа открыли огонь из пулеметов и пушек. Потеряв около десятка своих людей, душманы скрылись за дувалами.

Залегшие в овраге афганские солдаты осмелели и тоже начали стрелять кто куда. Несколько человек из них подбежали к машине, пытаясь затушить огонь, но тщетно. Тогда они, схватив погибших, потащили их в укрытие. Два солдата остались на дороге. Они решили поживиться одеждой и оружием у неподвижно лежащих врагов.

Но засевшие в саду боевики им этого не позволили. Они, пользуясь дувалом, как укрытием, незаметно подобрались к милиционерам и почти в упор их расстреляли. Правда, лезть за новыми трофеями они не решились.

В это время прилетели вызванные с базы вертолеты. Они с большой высоты обстреляли окраину Джума-Базара ракетами, правда, немного не рассчитали и накрыли несколькими НУРСами афганских солдат, укрывшихся в овраге. Многие из нас в душе перекрестились: хоть не в нас. Но тут же что-то стукнуло по земле так, что она затряслась. Ни взрыва, ни грохота не было слышно.

Оказалось, что чуть выше по склону, рядом с крайней БМП упала бомба, но, к счастью, не взорвалась. Иссушенная зноем земля выдержала удар, и бомба, чуть подскочив, покатилась вниз, задев стабилизатором за притихшую в ужасе боевую машину пехоты. Чуть задержалась и покатилась дальше. Упала она в овраг, где еще полностью не очухались от обстрела царандоевцы. Одного солдата придавила насмерть, двух сильно поранила.

Вертолеты вышли на второй боевой заход. Все – и мы, и афганцы – замерли в ожидании. Не дай Бог, обстреляют снова.

Но нет, в этот раз и ракеты, и бомбы полетели в цель. Сделав еще пару заходов, вертушки направились на базу, но по просьбе начальника ММГ майора Калинина сели у лагеря, забрав афганцев, раненых и убитых на окраине Джума-Базара, и только после этого направились к Меймене.

Видя, что боевики убежали в горы, афганские солдаты осмелели. Растянувшись цепью, пошли прочесывать самый богатый кишлак долины – Джума-Базар.

Мы отправились в лагерь.

Через несколько часов к афганскому военному табору потянулись пешие и на ослах караваны. Радостно переговариваясь, сарбозы и милиционеры тащили из кишлака, кто что мог унести: ковры ручной работы, женскую и мужскую одежду, тянули за собой и упирающихся баранов.

Вслед за мародерами вскоре потянулись к нашему лагерю и ограбленные афганскими солдатами дехкане. Сначала они что-то доказывали афганским офицерам, но те их грубо оборвали и приказали выгнать из своего табора.

Тогда наиболее почтенные старики обратились к нам.

Заместитель начальника оперативно-войсковой группы, координирующий взаимодействие наших сил с афганскими, майор Лысенко, вызвал к себе обоих командиров афганских подразделений и приказал отдать все награбленное дехканам. Те, в свою очередь, начали доказывать, что награбленные вещи нужны солдатам в походе, и предложили нашему майору пару наиболее ценных ковров. Но тот все-таки настоял на своем, и афганцы подчинились.

Такую картину мне приходилось наблюдать неоднократно. Афганские солдаты не любили и не хотели воевать, они предоставляли это право нам. Зато после боя они были на высоте: собирали трофеи и заодно обирали крестьян. Офицеры на это обычно смотрели сквозь пальцы. Вот почему последней инстанцией, которая могла защитить дехкан, были мы. Не всегда, конечно, командиру удавалось добиться того, чтобы афганские солдаты все отдавали обратно, но даже та малость, что возвращалась после нашего заступничества, играла какую-то положительную роль в отношении к нам селян. Бывало, что некоторые из них, рискуя жизнью, предупреждали нас о минировании.