Текст книги "Фарьябский дневник. Дни и ночи Афгана"

Автор книги: Виктор Носатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава II

12 января 1982 года. Советско-афганская граница.

В 10.00 колонна мотоманевренной группы (ММГ) Пограничных войск КГБ СССР, состоящая из нескольких десятков боевых и транспортных машин, словно перед прыжком в неизвестность, остановилась у пограничного знака. Красно – зеленый столб, увенчанный «молоткастым и серпастым» гербом, стал последним звеном, связывающим нас с Родиной.

Через несколько минут поступит команда, и наш боевой отряд пересечет Государственную границу СССР. Море чувств овладевает человеком, лишь только взору его открываются просторы соседней, близкой и в то же время далекой по времени и нравам страны. Граница – это не только тысячекилометровая полоска земли, на которой установлены разделительные пограничные знаки, но зачастую и рубеж справедливости и беззакония, человеческой культуры и варварства, а в некоторых случаях граница – это и рубеж времени. Без фантастической машины времени мы вот-вот совершим прыжок из XX в XIV век солнечной хиджи, чтобы защитить завоевание Апрельской революции и выполнить свой интернациональный долг.

Что ждет нас за этой чертой? Как встретят нас народ, ради счастья которого мы идем воевать?

Многие из нас верили, что афганцы встретят нас с распростертыми объятиями, как самых дорогих гостей. Что ждет нас и легкая победа над душманами и скорое возвращение домой. Ведь у нас самое лучшее в мире оружие. Мы молоды и сильны, в то время как боевики из репортажей тележурналистов стары, плохо вооружены и воюют с неохотой, за деньги. Что греха таить, были и такие мысли. Это и понятно, ведь для нашего поколения Афганистан восьмидесятых был тем же, чем для наших отцов и дедов Испания тридцатых.

И вот долгожданная команда «Вперед!» прозвучала в эфире. Застоявшаяся колонна резво пересекла границу и, вытягиваясь по ходу движения, грозно и неукротимо двинулась в неизвестность.

За бортом боевой машины – новое время, 22 джади 1360 года солнечной хиджи.

Проводив прощальным взглядом пограничный столб, я подал команду:

– К бою!

Десант засуетился, заряжая автоматы и пулеметы. Резанул по ушам одновременный лязг лючков бойниц и в мгновение ока бронетранспортер ощетинился автоматными и пулеметными стволами. Солдаты и офицеры настороженно осматривали бескрайнюю равнину. Чужую землю.

– Товарищ старший лейтенант, – оторвал меня от командирского оптического прибора взволнованный голос наводчика, – влево пятьсот, группа всадников, движутся в нашем направлении!

Я крутанул прибор в указанном направлении и вскоре нашел цель. Пять ослов, груженных мешками, да караванщик, неторопливо бредущие по степи, явились причиной тревоги, и конечно, для нас реальной опасности не представляли.

Вскоре вдали показались приземистые глинобитные строения.

В эфире прозвучал сдержанный голос начальника ММГ майора Александра Калинина:

– Впереди населенный пункт. Удвоить внимание!

Дорога, рассекающая кишлак на две части, неожиданно запетляла меж высоких дувалов,[4]4
  Дувал – глинобитный забор.


[Закрыть] за которыми виднелись плоские крыши глинобитных жилищ афганцев. На улицах селения было тихо и пустынно, казалось, что жители в страхе разбежались кто – куда, но нет, из-за дувалов то там, то здесь мелькали чалмы любопытных. Настороженность и замкнутость – характерная черта афганских узбеков, занимающихся земледелием на севере Афганистана.

За кишлаком повстречался первый памятник военного лихолетья – разрушенный колодец. Обрушившийся от взрыва купол засыпал результаты тяжелого и кропотливого труда не одного поколения строителей, оставив без воды людей и животных. Что-что, а вода в Афганистане ценится так – же как и жизнь. Лишив дехкан единственного источника воды, моджахеды[5]5
  «Духи», моджахеды, душманы (враги) – афганские боевики.


[Закрыть] обрекли на смерть ни одну крестьянскую семью. Забегая вперед, хочу отметить, что наиболее часто повторяющимися диверсиями душманов против жителей кишлаков, поддерживающих Кабульское правительство были или подрывы или отравление колодцев. Били по самому дорогому.

Высоко над нами постоянно курсировала пара вертолетов прикрытия, сопровождая колонну от самой границы. Это наши глаза и единственная защита от внезапного нападения боевиков.

– «Протон», «Протон»! Я «Чайка»! Как обстановка на дороге? – запросил вертушки командир.

В ответ тревожное молчание. Внезапно далеко впереди загрохотали частые, резкие, словно хлопки, взрывы, застукали автоматические пушки, а в заключение этой непродолжительной какофонии боя ухнула бомба. Судя по грохоту не меньше «пятисотки».

После этого в наушниках раздалось довольный голос:

– «Чайка»! Я «Протон»! Горизонт чист!

Минут через десять колонна поравнялась с местом, которое своевременно обработали вертолеты. Дорога, попетляв по довольно глубокому оврагу, круто уходила вверх. Машины выползали на гребень оврага на самой малой скорости. Учитывая это, моджахеды и сделали засаду. Справа и слева от дороги были видны свежевырытые окопы и еще дымящиеся воронки от НУРСов.[6]6
  НУРСы – неуправляемые реактивные снаряды


[Закрыть] Летчики, по всей видимости метили бомбой в долговременную огневую точку (ДОТ), но немножко промахнулись. Глубокая воронка дымилась в нескольких метрах от позиции, которую разворотило мощной взрывной волной. Земля вокруг была забрызгана кровью боевиков, кое – где валялись разорванные остатки тел и оружия.

– Ускорить движение, – распорядился майор Калинин, – к закату мы должны быть в Андхое. Там место ночевки.

Андхой – один из крупнейших районных центров провинции Фарьяб. По данным разведки, вокруг этого города сконцентрированы несколько крупных боевых групп боевиков, перед которыми исламский комитет, координирующий действия повстанцев в районе, поставил задачу застопорить движение нашей колонны, заставить нас обороняться. К слову сказать, месяцем раньше по этому же маршруту прошел батальон воздушно-десантных войск. Солдатская молва донесла, что за время марша, десантников трижды обстреливали душманы, имеются убитые и раненные. Особенно ожесточенный бой произошел в районе андхойской «зеленки».[7]7
  «Зеленка» – непрерывная полоса садов и виноградников в густозаселенных горных долинах.


[Закрыть]

Уже вечерело, когда вдали показались одно-двухэтажные дома с плоскими крышами. Это был долгожданный Андхой, первый в жизни большинства солдат и офицеров заграничный город. В узеньких улочках зажатых высокими дувалами было темно и неуютно. Включили прожектора и город тут же преобразился. Из темного и враждебного, в свете еле-еле мерцающих фонарей, он вдруг превратился в сказочный восточный град с его высокими минаретами, мощными крепостными стенами, стоящими на возвышении, недоступными взору простого смертного, дворцами. И все-таки, чем глубже мы втягивались в его пустынные улочки, тем тревожней было на душе. Уж скорей бы на простор! А сказочный Восток лучше всего смотреть по телевизору. Улочки, зажатые с двух сторон возвышающимися дувалами, казалось, становились тем уже, чем ближе мы подъезжали к центру. Возникало такое чувство, словно мы сами по доброй воле лезли в пасть сказочного, но, тем не менее, ненасытного и злобного глинобитного чудовища.

Полной грудью вздохнули лишь тогда, когда последняя наша машина выскочила из этого городского глинобитного лабиринта. Остановились в нескольких километрах от Андхоя, среди бескрайней равнины. Выставив боевое охранение, занялись обедом и ужином одновременно. Времени на сон оставалось не более трех-четырех часов. Но мы были рады и этому. Столько впечатлений было за день, что голова трещала. Я заснул сразу же, лишь только коснулся головой вещмешка. Сновидений не было, словно провалился в бездонную, черную яму.

Глава III

13 января 1982 года. Провинция Фарьяб. Пригород Андхоя.

Утро следующего дня было пасмурным. Набрякшие влагой тучи проносились низко, задевая своими лохмами за стационарную антенну машины связи. Подняли всех часа в четыре, с тем, чтобы в пять двинуться дальше. Предстояло до темноты выйти к лагерю, отмеченному на командирских картах небольшим кружочком, километрах в двух от административного центра провинции Фарьяб, города Маймене. За световой день предстояло пройти более 120 километров, из них почти половина пути проходила по горным дорогам и перевалам. Разведчики предупредили нас, что на перевалах возможны засады и минно-взрывные заграждения.

Не успел начальник ММГ майор Калинин довести приказ на марш, как по радио поступило сообщение, о том, что наши вертолеты, направленные на разведку по маршруту движения колонны, обнаружили у перевала, в районе кишлака Ширинтагаб, в сотне километрах от Андхоя, хорошо замаскированную засаду. При появлении низко летящих машин душманы первыми открыли огонь, но летчики были начеку и быстро вывели вертолеты из-под обстрела. Зато в следующий свой заход они так обработали их позиции НУРсами, что от засады ничего не осталось.

– Путь свободен, – скромно известили нас летчики, пожелав счастливого пути. На смену отбомбившимся МИ-8 пришли «горбатые» МИ-24. Дождавшись вертолетов прикрытия, колонна двинулась вперед.

Сразу же за андхойскими пригородами, непрерывным массивом пошли кишлаки. Дувалы, огораживающие сады, виноградники и пашни, чередовались с глинобитными стенами домов, которые почти вплотную лепились к дороге.

Глядишь на все это и думаешь, а что если из-за дувала выскочит боевик и с ходу из гранатомета шарахнет. Тогда вряд ли кто-то в этой металлической коробке в живых останется.

Все в десантном отделении это прекрасно понимают и потому, держа палец на спусковом крючке автомата, внимательно наблюдают за обочиной, на Бога, как говорится, надейся, но и сам не плошай. Мы бы конечно не сплоховали, даже при внезапном нападении на колонну, но с вертолетами прикрытия было как-то надежнее, что ли.

С большими предосторожностями преодолели мост через горную речушку. Покореженные взрывам укрепления на его подступах говорили о том, что батальону десантников здесь пришлось прорываться с боем. Сразу же за мостом перед нами возникло целое кладбище покореженных, наполовину сгоревших машин: наливняков и грузовиков, КАМАЗов, ЗИЛов и ФОРДов. Почерневшие от копоти, покрытие ржавчиной остовы машин на обочине дороги, навевали мрачные мысли. После этакого зрелища до меня, наверное, так – же, как и до остальных, наконец-то дошло, что, оказывается, здесь идет настоящая война, а отнюдь не эпизодические стычки оппозиционных формирований с правительственными войсками, о чем нас уверяли газеты и телевидение.

Первую половину дневного пути мы прошли без каких бы то ни было осложнений.

Даулатабад – группа наиболее крупных и богатых кишлаков провинции Фарьяб, встретил нас зловещей тишиной и безлюдными улицами. Многие дома у дороги зияли мертвыми глазницами окон и внушительными пробоинами. Видно и здесь досталось десантникам.

– А нас-то здесь не ждут! Скорее напротив! – вновь мелькнула еретическая мысль, но воспитанный в лучших советских традициях я быстро отогнал ее от себя.

– Видно душманы припугнули жителей и те от страха перед ними попрятались в домах, – уверял я себя.

– Долина густо населенная и там уже наверняка нас встретят хлебом-солью. Тем более, что дехкане, живущие за перевалом воочию видели, как наши вертушки врагов революции истребляли, от моджахедов их защитили, думал я, преодолевая на боевой машине подъем.

На перевале нас встретили передовые посты десантников, которым была поставлена задача – сопровождать нашу колонну до Маймене.

В центре кишлака Ширинтагаб, на утрамбованной глиняной площадке у гробницы афганского святого (на это указывало каменное надгробие и унизанное разноцветными тряпицами дерево), собралась большая толпа афганцев. Скрестив на груди руки мужчины, одетые в большинстве своем в белые домотканые одежды, молча провожали нас глазами. Поравнявшись с толпой, я увидел обернутые в белую материю тела убитых. Подогреваемый любопытством я, подтянувшись, уселся на броню, чтобы с высоты получше рассмотреть, что же там творится. В тот же миг наткнулся на ненавидящие взгляды афганцев.

Больше из люка до самого конца долины я не высовывался.

У второго перевала нас встретили афганские сарбозы, солдаты вооруженных сил ДРА. От холода они кутались в просторные, мышиного цвета шинели. Расположившись по гребню близлежащих сопок, усердно махали руками, то ли приветствуя нас, то ли таким образом разогреваясь. Черные, словно высеченные из камня, неулыбчивые лица сарбозов говорили о том, что если их и заставили приветствовать союзные войска, то все это им не по душе. Правда, во весь рот улыбался джагран (майор), командир батальона, вышедший навстречу нашей головной машине. Первым принял дружественный рапорт старший лейтенант Саша Сапегин – командир разведвзвода. Потом подошли офицеры ОГ и ММГ. После первых приветственных слов джагран, неожиданно, взмолился о помощи. У него, видите ли, кончилось горючее и не на чем отправлять в казармы солдат. Через несколько минут десяток афганских ГАЗ-66 подъехали к топливозаправщику и надолго к нему присосались.

После этой непредвиденной остановки, поступила команда продолжать движение, но не тут-то было. Где-то в середине серпантина дороги, круто вьющейся к перевалу, забарахлил КРАЗ – топливозаправщик. Пришлось впрягать боевую машину пехоты, которая с трудом вытащила эту груду железа на перевал, застопорив движение колонны как минимум часа на два. Затором на перевале чудом не воспользовались боевики, тем паче, что вертушки барражировавшие над нами целый день, к вечеру ушли на базу.

Пока мы занимались КРАЗом, афганцы, привлеченные невиданным зрелищем, начали спускаться вниз. Возле нашего бронетранспортера расположился офицер, судя по зеленым погонам с двумя планками и звездой – это был туран (капитан). Среднего роста, пухленький с лощеным лицом и грозным взглядом он чем-то напоминал нашего, так знакомого по историческим фильмам русского барина. Сходство это усилилось, когда к нему, то и дело кланяясь подошли два денщика. Один держал в руках деревянное кресло, которое по указке начальника установил в тени тутового дерева, другой с легкостью профессионального официанта вскрыл бутылочку с кока-колой и, доверху наполнив напитком стакан, подал его уже устроившемуся в кресле, командиру. Эта картина, откровенно говоря, покоробила не только меня, но и моих солдат, которые, высунувшись из люков машины, с любопытством рассматривали своих товарищей по оружию. Но как говорится, в чужой монастырь со своим уставом не лезь. Эти и множество других наблюдений сделанных позже сильно поколебали наше восторженное отношение к событиям, происходящим в Афганистане. Ведь их революцию, первое время, мы рассматривали через призму нашего представления об Октябре 1917 года, впитанного каждым советским человеком с молоком матери. Кое что в наших представлениях сходилось с афганской действительностью, например, частенько попадались сарбозы крест-накрест перепоясанные пулеметными лентами, вооруженные к тому же трехлинейками с трехгранными штыками. Но на этом сходство и заканчивалось. В армии и народной милиции (царандой), по сути дела оставались шахские порядки. Это и понятно, ведь большая часть офицеров присягала шаху Дауду.[8]8
  Шах Дауд – свергнутый народом, под руководством Тараки (Нур Мухаммед Тараки – основатель народно-демократической партии Афганистана (НДПА)), правитель Афганистана.


[Закрыть] Они – то и перенесли многие свои привычки и традиции в Вооруженные силы ДРА.

В памятке советскому воину – патриоту, интернационалисту говорится, что в Программе действий НДПА красной нитью проходит идея, что «современные афганские Вооруженные силы – это армия нового типа, она защищает революцию и рожденную ею народную власть.» ВС ДРА состоят из сухопутных войск, военно-воздушных сил и ПВО страны, а также войск МВД, войск МГБ и трудовой армии. Непосредственно Министерству обороны подчиняются сухопутные войска, ВВС, ПВО, пограничные войска и трудовая армия. Основными направлениями моральной подготовки в ВС ДРА являются воспитание любви к Родине, преданности партии и правительству, готовности к защите завоеваний апрельской революции. Армия оснащается современной техникой и оружием.

Как афганская армия выполняла свой долг на самом деле – разговор впереди, а пока, что мы наблюдали за тем как денщики старательно ублажали командира новой формации.

Неожиданно на дороге появился старик в оборванном халате, с небольшой канистрой в руках. Увидев вальяжно восседающего в кресле офицера, он, кланяясь шагов за пять до него, начал постепенно к нему приближаться. Туран обратил на старика внимание только тогда, когда тот приблизился чуть ли не вплотную. Выслушав просьбу оборванца, офицер жестом подозвал одного из денщиков и что-то приказал. Тот выхватил из рук просителя канистру и скорехонько засеменил к только, что заправившейся у нас «шешиге» (в простонародье ГАЗ-66). Пока он перекачивал содержимое бака в канистру, офицер торговался со стариком. Наконец они сошлись в цене и стукнули по рукам. Покопавшись в глубине своего халата, покупатель отсчитал капитану несколько кредиток. Исполнительный сарбоз вручил старику полную канистру и вскоре тот скрылся так же внезапно, как и появился.

Так мне обидно за того афганского капитана стало, что я хотел тут же подойти к нему и, по мужски, высказать все, что о его торговле думаю, но прозвучала команда «вперед» и колонна медленно поползла дальше.

За перевалом сразу же открылись взору пригороды Меймене. До лагеря оставалось еще около двух километров, в то время когда в долине уже начало смеркаться. Пошли быстрее, чтобы до заката успеть расположиться на новом месте. Кишлаков, простирающихся по сторонам дороги, за густыми садами, почти не было видно. Лишь дымки, да рев, напуганных грохотом колонны, животных, указывали на то, что где-то рядом затаились таинственные афганские селения.

Только перед самым городом тополиные рощицы и сады расступились и перед взором возникла высокая глинобитная стена средневековой крепости с башенками по углам и узкими прорезями бойниц. Только подъехав поближе я разглядел свежезаделаный пролом, разнокалиберные пробоины и автоматные строки душманских ультиматумов на стене.

– Эта крепость, наверное, выдержала долговременную осаду, – подумалось мне, – вот только что-то защитников не видно?

Словно в доказательство тому, что эта глинобитная цитадель еще жива, из закопченных проемов и бойниц, сначала нерешительно, а затем все смелее и смелее начали раздаваться приветственные крики разношерстно одетых людей с автоматами и винтовками в руках. Защитники восторженно махали руками, оружием, чалмами, высказывая тем самым свою неизмеримую радость при виде союзников. Из раскрытых настежь ворот вывалила толпа ополченцев и, став по обе стороны дороги, с любопытством и страхом глазела на нас. Были слышны часто повторяющиеся восклицания «шурави», «рафик», что в переводе означало «советские», «товарищ».

Откровенно говоря было радостно осознавать, что хоть ополченцы, то есть афганцы пострадавшие от душманов и взявшие в руки оружие, чтобы защитить свои семьи и очаги, были искренне рады нашему присутствию.

Дальше дорога пересекала неглубокую речушку, через которую был перекинут непригодный для движения, наполовину разрушенный, мост. За переправой пошла хорошо укатанная грунтовка, с обеих сторон зажатая, уже ставшими привычными нам, дувалами. Только в центре стали попадаться двух-трех этажные, явно европейского типа, здания. Улочки Меймене, несмотря на их тесноту, были наполнены праздной суетой, криками зазывал и торговцев. Горожане, духанщики, дехкане, сарбозы, все пестроцветье лиц и одежд азиатского города высыпало на улицы, чтобы насытиться редким зрелищем. По дороге, в основном, попадались мужчины и мальчишки, только изредка из – за дувала, или с крыши, нет-нет, да выглянет курчавая женская головка, жадно зыркнет глазами и тут же спрячется за цветастую накидку – паранджу.

В центре не было свободной полоски земли, где бы не приткнулся духан, влекущий покупателя самым разнообразным ассортиментом товаров. Вдоль обшарпанных стен караван-сараев, пристроившись, кто на корточках прямо в пыли, а кто и на ярких ковриках, восседали седобородые старцы, равнодушно глядя на грохочущую колонну и что-то лениво обсуждая. Особенно поразил всех настоящий средневековый базар, который проплывал мимо нас, словно в захватывающем историческом фильме. Казалось, что вот-вот с протяжным скрипом раскроются главные городские ворота и из них выступит важно шествующая процессия луноликого шаха из сказок Шехерезады, с обязательными по такому случаю скороходами, стражниками и рослыми рабами, с легкость пушинки перемещающими на своих плечах золоченные носилки с сами «солнцеподобным». Но створки ворот мертвы, только, как и сотни лет назад, жив азиатский базар, с его невообразимым гомоном сотканном, словно многоцветный афганский ковер, из льстивых посул ретивых зазывал и жадных духанщиков, торга экономных и привередливых покупателей, препирательств мальчишек мешающихся под ногами и, конечно же, не умолкающего ни на минуту рева ослов и верблюдов. С его невообразимыми по содержанию товаров духанами, где довольно мирно уживаются сахаристые лакомства и цветастые календари, электронные часы с микрокалькулятором и средневековая бронзовая лампа, японский двухкассетник и паранджа, таблетки против курения и сигареты начиненные «травкой». С его несовместимыми мерами веса – от стандартной фунтовой гирьки и электронных весов, до совсем нестандартной груды камней, с помощью которой взвешиваются продукты, материя и даже дрова.

За то короткое время, что машина осторожно двигалась меж моря голов заполнивших базар, я хотел увидеть все, что возможно было увидеть, так все здесь было необычно и удивительно. Но больше всего хотелось понять отношение, которое питают к нам афганцы. В глазах многих из них читалось любопытство и страх, хотя кое-кто бросал на нас и ненавидящие взгляды. Только мальчишки сновали вокруг машин, своими криками и красноречивыми жестами выражая неподдельный восторг.

– Шурави, шурави! Цигаретт, цигаретт! – кричали они цепляясь за борта боевых машин.

Раздобрившись, солдаты направо и налево сорили сигаретами, которые тут же исчезали в карманах шустрой ребятни. С криком и шумом поделив сигареты, щедро разбрасываемые с одной машины они бежали к следующей, и все повторялось сначала.

Вскоре показалась окраина города, и дорога запетляла по просторной долине. Колонна остановилась на широкой и длинной плотно утрамбованной площадке. Это была взлетно-посадочная полоса аэродрома провинциального центра.

– К машине! – скомандовал начальник ММГ и изо всех люков, как горох сыпанули засидевшиеся в машинах бойцы. На пропыленных, уставших лицах солдат и офицеров угадывалась неприкрытая радость от того, что наконец-то окончен такой непродолжительный и такой длинный путь.

Через час после прибытия территория военной базы была разбита на сектора и вскоре, словно по мановению волшебной палочки, среди пустыря возник палаточный городок. Несмотря на усталость без дела не сидел никто. Одни разгружали транспортные машины, другие торопливо рыли окопы – солнце уже склонялось к горизонту и еще не известно какую встречу приготовили нам боевики, третьи, установив палатки, расстилали внутри брезент, обживали их. Не чурались физического труда и офицеры, и потому дело спорилось.

В темноте мы, в основном, закончили оборонительный рубеж и вовремя. С дальних сопок по лагерю была открыта беспорядочная стрельба. Первыми на нее откликнулись армейцы, прибывшие в долину раньше и успевшие пристрелять близлежащие сопки, с которых и велся огонь. Они начали палить в ответ из всех видов оружия. Вскоре не выдержали и наши посты, без команды поливая из автоматов близлежащие сады и виноградники. С большим трудом удалось утихомирить боевое охранение, для которого огонь моджахедов никакой опасности, из-за большой дистанции, не представлял. У десантников же стрельба только усилилась, в дело включились гаубицы и танковые пушки. Под этот разноголосый грохот мы и заснули.