Текст книги "Дорога оружия (сборник)"

Автор книги: Виктор Исьемини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 31 страниц)

– Почему мы вниз головой летим, Чак? – удивилась она. – Весь мир перевернут.

– Так полагается на термопланах, – важно ответил маленький воздухоплаватель, – здесь же небо, а в небе все наоборот.

Потом мир перевернулся снова, и Йоля поняла, что она вовсе не летит, а висит поперек спины маниса и тот несется с приличной скоростью. Руки и ноги ее были связаны чем-то жестким и прочным – может, плетенной из коры веревкой. Твердый хребет маниса давил в живот, а наездник, сидящий позади нее, вцепился рукой в складки одежды и придерживал. От этого рубаха натянулась и впилась в тело под ключицами. Йолю замутило и вырвало на пыльный бок ящера. Зверюга, не сбавляя хода, вывернула шею и потянулась к девушке зубами. Йоля, подняв голову, плюнула в раззявленную пасть. После этого вокруг снова потемнело, и она окунулась в черный туман беспамятства. Потом еще дважды приходила в себя, но на термоплане больше не летала – сразу оказывалась на спине ящера.

Когда она очнулась в следующий раз, под ней был не манис, а твердая земля. Может, когда ее опустили, она и пришла в себя. Щека лежала в пыли, острые камешки впились в кожу. Йоля пошевелилась, сдвигаясь поудобнее, на голову ей нахлобучили шляпу, и она больше ничего не видела. Рядом прохрустели камни под чьими-то ногами, несколько кочевых обменялись отрывистыми репликами.

Шляпа поползла вверх, в глаза ударил свет, и прозвучал смутно знакомый голос:

– Здоро́во, Йолла.

Глава 6
Атаманские заботы

Утром Леван стал обходить подворье. До сих пор не было возможности толком разобраться, как устроено его новое хозяйство, а ведь атаману полагается его знать как свои пять пальцев. Дуля и Снулый в этом деле помощниками не были, потому что сами здесь новоселы, и Леван позвал Лякова. Вдвоем они прошлись по первому этажу, заглянули на кухню, где было душно и воняло кислятиной, а в клубах пара возились женщины, оттирали посуду после вчерашнего торжества. Здесь Левана интересовало лишь одно.

– Ляков, а бабы эти – из местных, или как?

– Да по-разному. Кто из здешних фермерских семей, кого Мархад привез.

– Откуда привез?

– Известное дело, из налета. Очень он был на женский пол падкий. Хватал без разбору кого можно и волок сюда. Говорил, обычай такой в его родных краях. А я думаю, за этот обычай его из родного края и вышибли. Где ж такое потерпят? Ну вот, привозил баб или здесь у фермеров отбирал, которая понравится, – и те на ночь, на две, три… ну, какие-то подольше в его постели задерживались, а после уже на кухню, к остальным.

– А Сана?

– Сана долго с ним. Понравилась больше других, видно. Третий сезон считай, как Мархад с ней… был.

Леван самодовольно ухмыльнулся:

– Я его хорошо понимаю. Санка – баба горячая, и в башке не совсем пусто. Полезная женщина, во всех смыслах полезная.

– Мархад обленился, как с ней спутался, – продолжил рассказ Ляков, – в набеги стали ходить редко, ему и так хорошо было. Располнел Мархад, жирный сделался, круглый, что медуза пустынная. Потому все и рады, что ты с ним разобрался. Нам без дела никак нельзя долго – волка ноги кормят.

– Ничего, вот дожди пройдут, заживем веселее, – пообещал Леван.

Они поднялись на второй этаж. Там Левану глядеть было не на что, он уже знал, какие комнаты как расположены. Сейчас жилье наверху пустовало – Дуля и Снулый заняли по комнате из тех, что принадлежали землякам покойного атамана, а остальные оставались беспризорными. Леван рассудил, что там можно соорудить хранилище для трофеев и переделать оружейный склад, держать запас патронов и взрывчатку, а на двери навесить новые замки. Одна комната вроде как считалась оружейным складом, но напоминала скорее свалку. Туда сносили всякую рухлядь: старые самострелы с разбитыми стволами либо трофеи, к которым патроны подходящие не удалось подобрать, и подобный хлам. Дверь там не запиралась, при Мархаде такого правила не было заведено.

«При Мархаде здесь много чего не было, – подумал Леван, – а теперь будет».

– Смотри, Ляков, здесь дверные коробки заменить и створки навесить новые, прочные. Не потому что я своим не доверяю, а так, для порядка. Полагается так, ну и сделаем. Первым делом мне дверь починим. Это ж смех был, а не дверь – я с двух ударов сапогом высадил.

Ляков быстро покивал.

– Все равно сейчас толкового набега не устроишь, придется ждать – вот и займем людей делом, чтобы не скучали.

Ляков и тут покивал. Объяснять атаман не стал, но понятно было и так: пока людоедская орда кружит около поселка, в степь соваться незачем. Дело даже не в опасении угодить в засаду, просто кочевые в округе всю добычу распугали. Потом сезон дождей – снова ждать.

После осмотра второго этажа спустились в подвал. Внизу большие помещения тоже пустовали. Места для добычи много, только где та добыча?.. Под конец осмотра Леван повел старика на крышу. Оттуда открывался вид на всю ближнюю округу, и атаман наконец окончательно разобрался в местной географии. Фермерский поселок лежал в центре широкой котловины, вокруг смыкалось кольцо холмов. Ниоткуда не видно это жилье, холмы прикрывают. Когда сезон дождей – вода бежит со склонов вниз, в круглую долину, задерживается у подножия, и там, в тени, может сохраняться влага, даже когда вся степь давно иссохла под жарким солнцем. Видно, по этой причине обосновались здесь когда-то земледельцы, поставили фермы.

Но место глухое, на отшибе, далеко от поселков сильных кланов, так что и бандам налетчиков оно тоже давным-давно приглянулось. Фермеры всегда накормят, из местной молодежи пополнение поступает. И со сбытом краденого проще – в фермерских хозяйствах многому применение найдется.

Так что с давних пор здесь то одна банда, то другая гнездилась. Местные уже и не помнили времен, когда большой дом в центре поселка пустовал. Непременно какой-нибудь разбойничий клан в этом доме хозяйничал. Теперь вот Мархада сменил Леван, фермеры и ухом не повели – какая разница, один бандит или другой? Все равно будет отбирать часть урожая, к нему будут уходить молодые парни, у него можно будет выпросить или задешево купить что-нибудь из добычи, что попроще. В общем, жизнь шла своим чередом. Местные привыкли, притерпелись, даже научились находить добрые стороны в житье рядом с бандой. По крайней мере не налетят в степи и не ограбят – свои, как-никак.

Леван стоял на плоской кровле, выложенной странными черными плитками, и вертел головой. А что тут вертеть – куда ни глянь, всё то же. Холмы чередой тянутся со всех сторон, окружают круглую долину. Между подворьем клана и холмами – фермерские дома, сараи для живности. Группы построек окружены изгородями, между ними широкие проходы и пустыри, куда выбрасывают всевозможный хлам и где змеятся заросли сухой черной колючки. Такая же поднялась под заборами, впилась цепкими побегами в трещины… Еще дальше – поля. Сейчас урожай собран, торчит сухая стерня. Поля расчерчены канавами, прокопанными для орошения. Когда заканчивается дождевая, местные берут воду в большом доме. Там глубокий колодец, который не пересыхал ни разу. Мархад позволял брать.

– Ляков, – окликнул атаман, – а чем это у вас домина крыта? Никогда прежде таких плиток не видел. Чего это? – Он постучал каблуком по черным пластинам.

– А некроз его знает, – пожал плечами старик. – Сейчас расскажу. Это три сезона назад случилось. Мархад разбил караван старьевщиков… Считай последнее крупное дело, какое мы с ним провернули. Большой караван, они в развалинах неподалеку ковырялись, набрали разного барахла. А на обратном пути мы барахло и приняли.

– Большой бой был?

– Нет, не так чтоб. Сперва старьевщики отбивались, потом бросили пару прицепов – ну, чтобы налегке утечь – и стали уходить. Мы за ними не гнались. Мархад сказал: взяли прицепы, и ладно. У старьевщиков и охрана была нанятая, омеговцы. С ними бодаться нам не особо хотелось. И то сказать, они, видно, решили, что на них сила навалилась, а у нас что?

– Не сила, что ли? – Леван ухмыльнулся. Он уже понял, что Мархад был не великой храбрости вожаком, а теперь еще раз убедился.

Старик не ответил. Вспоминал давнюю схватку и, судя по выражению его лица, воспоминание не радовало. Потом он снова заговорил:

– Нахрапом мы тогда караван взяли. Налетели, зашумели, постреляли… больше мимо постреляли, зато треску вышло порядочно. Старьевщики, видно, решили, что лучше отступить, а нам бросили эти прицепы, чтобы погоню задержать. Ну так вот, достались нам два прицепа. В одном аккумуляторы, совсем старые, поломанные, корпуса треснутые. Мы их на запчасти больше пустили. В другом прицепе – разный хлам. Гнилье всякое, рухлядь. И среди прочего вот этих плиток куча. К чему они? На кой ляд? Вот Мархад и велел крышу ими выложить. Красиво, говорит, будет. Он любил, чтобы красиво. Показуху, стало быть, всякую, блестючую ерунду под себя тянул, что ползун в свой холмовейник. Так что никто и не думал даже, как эти штуки могут пользу приносить. – Ляков развел руками. – Я думаю, старьевщики и сами не знали, к чему это добро да как его продать. Потому и бросили. Я так мыслю: если бросать что-то из добычи, то самое ненужное, без чего обойдешься. Бывают же такие случаи, когда лучше бросить, чем с риском отбивать. Вот то, что меньше всего ценишь, то и бросаешь обычно. Верно, атаман?

– Я бросать не люблю. И тика́ть не люблю.

– Это я понял. И другие тоже поняли, не сомневайся. Как ты кочевых там, на дороге, разогнал! Это любо-дорого глядеть было! – Хромой оживился. – Ты на них едва не один попёр! Я тебе, Леван, за тот случай обязан, так что… так что… это… в общем, я за тебя всегда. У меня жизнь была веселая, всяко меня крутило по Пустоши, разное я испытал и повидал. Но вот так, чтобы меня кто выручать кинулся… нет, такого прежде не случалось.

– А откуда ты сам, Ляков? Как с Мархадом связался?

– Здешний я, из этих мест. Наша ферма на отшибе стояла, за холмами, вон в той стороне, примерно с час пешим ходом. А этот поселок мне пупом Пустоши казался. Подрядился я охранником в караван, наши как раз в караван сбились – урожай продавать. На обратном пути напали на нас, да… Не местная банда, какие-то пришлые. Да это не здесь было, а далече. – Старик покачал головой. Прежде он подобных разговоров избегал, гнал прочь воспоминания… – Меня схватили, еще кое-кого из земляков. Продали нас в рабство гетманам. В Инкермане я киркой помахал. Там бы и подох, наверное, вскоре, но случился бунт. С нами в цепях мутанты трудились, вот они и устроили заваруху. Надсмотрщиков загрызли, цепи сломали. Часть наших к ним пристала, думали пробиться, да где там! Гетманы и драться не стали – взорвали выработку, да и все дела. А я затаился, после из-под обломков посчастливилось выбраться. Злой я тогда был, злой и напуганный. Никому не верил, на любого готов был кидаться… Стал с одной бандой промышлять – нашел, значит, таких же, как я, напуганных и злых. Нарвались на отряд омеговцев, полегла банда – я к другим, к третьим. Время шло, я все живой, надумал в родные края наведаться, а фермы моей нет давно, семейства никто и не вспомнит, а здесь тоже грабительский клан. Я и пристал к ним. Дай, думаю, хоть помру здесь, где свет впервой увидал. Вернулся, значит. – Старик уставился вдаль.

Леван на него не смотрел, тоже пялился на линию холмов, замыкающую горизонт. Стояли они рядом, глядели в одну сторону, а видели совсем разное. Старик видел знакомые сызмальства края, где готовился в недалеком будущем умереть. Его пугали любые перемены, хотелось отдыха и покоя. Ему уже не хотелось драться, он был готов бежать от любой опасности. Перед Леваном же лежала бескрайняя Пустошь, в которую он, атаман, собирался нести страх. Он не хотел покоя, ему было невыносимо ожидание, а мысль о том, что придется проторчать в этом захолустье весь сезон дождей, заставляла его заранее тосковать. Как только минует непогода и откроются дороги, Леван поведет банду на промысел. Провернет удачные налеты, наберет еще людей, закупит технику и оружие, замахнется на по-настоящему крупные дела. Впереди много веселых деньков!

– Ну ладно, – нарушил молчание атаман. – Кочевые, думаю, к нам теперь не сунутся – страху мы на них нагнали… так что можно и о других делах подумать. Сегодня пусть люди отдохнут, а завтра начнем.

– Что начнем-то? – Старик с трудом вынырнул из собственных мыслей о былом.

– Порядок наводить в этом месте. – Леван заговорил жестче: – Значит, так. Завтра с утра отправимся к местным. Ты, Ляков, подумай, кто из здешних нам не нужен. Завтра с него начнем. Сожжем дом, может, и самого хозяина шлепнем. Остальным наука будет.

– Ох, что-то круто, атаман! Зачем же человека зазря губить? Ведь не чужой, а здешний. А ну́ как местные на нас ополчатся? Зачем же их заводить?

– Для страха. – Леван почувствовал, как в нем закипает злоба. Ляков боится, что фермеры ополчатся на банду, а должен бояться его, атамана, больше, чем местных! Но сейчас на Лякова напускаться он не решился: пока что рано, старик очень нужен. – Им глава клана сказал свезти урожай сюда, а они не послушали. Если я так спущу, без острастки, то и дальше пойдет, как теперь. Что ни скажу – всё останется не сделанным. Так не годится. Страх, Ляков, страх! Только он над людьми власть имеет.

– Не надо бы местных обижать… – робко протянул старик. – Мне кого стрельнуть или ножом там ткнуть не впервой бы. Но ведь здешние, они ж как бы на нас работают. На тебя, Леван, поскольку ты здесь главный. Вроде как не враги, а?

– Посмотрим, как пойдет, – решил Леван. – Раз ты за земляков просишь, я подумаю. Но я хочу, чтобы они, как ты сказал, на меня работали. Пока урожая не увижу в моем погребе, не поверю, что так оно обстоит. Не на меня они работают, на собственное брюхо, потому что страха в них нет. Ступай, Ляков, подумай, с какого подворья начнем. Раз ты местный, тебе и выбирать. Хотя…

Старик уставился ему в глаза, ждал окончания фразы.

– Хотя, – лениво продолжил Леван, – ежели они образумятся, то, может, и сделаю вид, что всё путем. Конечно, надо бы местным дать понять, как мои приказы выполнять надлежит. Ладно, ступай, оружие почисти, патроны проверь, готовься. Завтра может трудный день получиться.

Ляков ушел, а Леван еще долго стоял на крыше, выложенной черными гладкими плитками, и глядел на горизонт. Все, насколько хватало взгляда, он считал своим владением и думал, как получше обустроиться и как надежнее защитить собственное добро. Вот, к примеру, здесь, на кровле, неплохо бы пулеметное гнездо оборудовать, стены из стальных листов и подставку с поворотным кругом, куда «гатлинг» пристроить. Самый удобный проход к воротам – как раз здесь, вот его и перекрыть… Но этого мало, нужно купить оружия, набрать еще людей. Новобранцы будут присматривать за старожилами из клана Мархада, а те – за новичками. И все будут бояться друг друга, а атамана будут бояться еще больше. Страх скрепит клан Левана.

Наконец, налюбовавшись серым пейзажем, атаман покинул крышу. Прошелся по двору, понаблюдал, как люди возятся, подгоняя броневые листы на фургонах, как чистят оружие. К нему подкатился Дуля, воровато огляделся и дохнул перегаром в ухо:

– Ляков ушел.

– Куда?

– А некроз его знает, но зыркал как-то не по-хорошему. А после в ворота шмыгнул и почесал кудысь. Сходить за ним?

– Не суетись. Приметишь, когда он вернется. Я после тебя спрошу.

Как старик возвратился, Дуля не видел – то ли отвлекся по какой-либо надобности, то ли еще чего. Но вечером Ляков сидел со всеми за ужином и никакого волнения не выказывал. И Леван ничего не сказал старому, будто позабыл о том разговоре на крыше.

Возможно, Ляков ожидал, что атаман даст приказ готовиться с утра двигать по фермерским подворьям, но и этого не было. Как обычно, пожрали и разбрелись. Леван назначил ночной караул. Наказал не только следить, чтобы на подворье никто не влез, но и вдаль поглядывать, а если кочевые перевалят холмы и нападут на какой-нибудь из фермерских домов, сразу поднимать людей и его, атамана, первым будить. Свой план Леван не объяснял, да у него и плана толком никакого не сложилось. Просто решил, что, если дикари нападут на местных, нужно будет помочь. Или хотя бы сделать вид, что помогает. Иначе новый страх – перед кочевыми – пересилит прежний страх перед атаманом. Тонкое дело, понимать нужно…

Ночь прошла спокойно, а с утра к воротам подкатили запряженные манисами повозки – местные везли урожай. Сана без всяких напоминаний поплелась принимать мешки по счету, а Леван вышел потолковать с фермером. Тот, коренастый, загорелый и лохматый мужчина, глядел неприветливо.

– Что, надумал наконец? – улыбнулся Леван. – А я ж вас вчера ждал.

– Так это… надумал, – с трудом выговорил загорелый. Он не знал, что отвечать. – Всем миром и надумали. Только решили поочередно: нынче я, а после сосед мой. Чтобы без суеты.

– Ну и правильно, – кивнул Леван. – Хорошо, вовремя решили. А то я собирался поторопить.

Понять-то ситуацию было несложно. Вчера Ляков ходил к местным, предупредил. На это Леван и рассчитывал. Сперва сказал Сане, потом Лякову – нужно же разобраться, от кого слух пойдет к местным. Теперь понятно.

Фермер с сыновьями и батраком, еще более угрюмым, чем хозяин, стал стаскивать мешки в подвал. Всякий раз подолгу тыкал в метки, вышитые его женой на мешковине. Сана считала, фермер норовил сжульничать, пронести дважды одно и то же. Она спорила, фермер уныло повторял снова и снова, что он без обману считает… Леван подозвал Дулю и громко – чтобы фермеру было слышно – заявил:

– Что за народ! Он, можно сказать, на волосок от смерти еще нынче на рассвете был, а к полудню, гляди-ка, хоть малость, а соврать норовит. Все едино ведь не получит больше, чем мешков, его бабой помеченных, в наших погребах насчитается.

– Так, может, пояснить ему, что к чему? – оживился Дуля. – Я это в два счета, я это… напомню, кто здесь хозяин.

– Да ладно, пусть Санка с ним сама спорит. Ей же нужно чем-то заняться… днем. Ночью-то я ей всегда работенку сыщу, а днем скучно бабе.

Леван подмигнул Дуле, тот глупо гыгыкнул и бросил долгий голодный взгляд на Сану. Женщина залилась румянцем, хотя, казалось бы, чего ей смущаться – и так все знали, в чьей постели ночует. Леван наслаждался. Он нарочно пугал фермера, не обращаясь к нему самому, а болтая с Дулей. И Сану нарочно в краску вогнал, к ней ни разу не обратившись. Будет он, глава клана, со всякой мелкой сошкой самолично в разговор вступать! Так и пойдет впредь. Его станут ненавидеть и бояться. Ненависть ему нипочем, а страх нужен. Ради страха все и затевалось.

После полудня прикатило на возах еще одно семейство. В этот раз было то же самое, разве что немного скучнее. Глупый Дуля вошел во вкус и получал удовольствие, пугая местных, так что теперь Леван мог не напрягаться, предоставив эту заботу подручному. Он присматривался к Лякову, не затаил ли Хромой какую неправильную мысль. Но старик держался тихо, и Леван решил, что тот, кто поработал в Инкерманских копях, навек в душе страх сохраняет. А это значит, что управлять им можно легко. Через страх управлять.

Третий по счету фермер, сгрузив мешки, подошел к атаману и сообщил, что его работники видели за холмами всадников на манисах. Из-за большого расстояния толком не разглядели, однако и так было ясно, что это разведчики кочевых. Внезапного нападения Леван не опасался – пусть местные опасаются, их дома к холмам ближе, на них и могут ночью напасть. Однако для поддержания авторитета скомандовал своим, чтобы заводили. Колонна в прежнем составе – два мотофургона и сендер – бодро выкатила из холмов. Далеко Леван не велел соваться, знал, что после взбучки, полученной в прошлый раз, кочевые не рискнут сражаться. Так и вышло – бандиты покрутились по округе и возвратились ни с чем. Леван решил особо не усердствовать. «Ну, сожгут дикари чье-то подворье, – рассудил он, – и что же? Урожай все равно у меня».

Он выбрался на крышу фургона и уставился в небо. Облаков за последние дни стало больше, ветер не стихал. Погода менялась, приближались дожди. До дождей здесь будут кружить кочевые, принюхиваться, присматриваться, искать способ поживиться. Потом уйдут, тогда Леван вздохнет свободней и займется фермерами – приведет их к покорности раз и навсегда. Ну а после – новые дела. Так что он ждал начала непогоды.

Когда возвращались, мимо фермерских подворий катили весело, бандиты скалились женщинам, которые поглядывали из приоткрытых ворот. Дуля громко орал, что теперь дикари будут бояться, потому что вломили им в прошлый раз как полагается.

Леван не радовался. Он понимал, что кочевые по-прежнему остаются угрозой, а значит, досадной помехой его планам. Одно хорошо – с дохлых уродов можно снять кохар, а он ценится на Крыме. Однако как дорогой товар доставить в Херсон-град или на Мост, атаман не представлял. Леван бился над этой задачкой уже не первый день: после сезона дождей он хочет нападать на сильные караваны – стало быть, нужно оружие. Чтобы купить оружие, можно разве что продать кохар. Но к покупателям не пробиться. Отправить несколько человек на мотофургоне либо на сендере? Не пройдут, попадут в ловушку, как три дня назад Ляков с Кудрей и другими. Ехать всем – останется без защиты поселок. Вернешься с грузом оружия на пепелище – и что тогда выгадал? Да ничего… Леван искал способ попасть на какой-нибудь из крупных рынков, но способ не находился.

Свое раздражение атаман сорвал на Сане. Сунувшись к нему с тетрадкой показывать, сколько записано мешков с кукурузой и овощами, она получила оплеуху… Нашла время, дура, усердие показывать. Женщина залилась слезами и взгляд на Левана бросила странный, нехороший. Однако ночью в постели была покорной и ласковой, так что Леван забыл о том взгляде.

На следующий день двор с самого утра наполнился людьми. Местные прикатили сдавать урожай, да и те, чьи припасы уже лежали в подвале, тоже явились. На обнесенном оградой подворье образовалось что-то вроде ярмарки. Фермеры обменивались всякой мелочевкой, обсуждали новости, многие принесли кувшины самогона, один притащил бочонок кустарно сваренного пива и предлагал желающим освежиться. Оплата осуществлялась просто – Сана по просьбе местных меняла метки на мешках, уложенных в верхнем ряду, чужие припасы переходили таким образом в собственность предприимчивого пивовара. Платили ему охотно – все равно мешки в чужом подвале свалены, а в такой ситуации расставаться с ними легче. Если бы из своих закромов отдавать – тут бы принялся хозяин думать да в затылке чесать, а метку переменил на мешке, который так и так в чужом доме, – вроде ничего не отдал.

Бандиты расплачивались добычей – куда еще здесь это барахло девать? Какие-то шмотки, дикарские ожерелья из клыков, прочая ерунда, давным-давно захваченная в набеге, да так и провалявшаяся в углу без пользы.

Леван вышел на крыльцо полюбоваться и даже улыбнулся, глядя на шумное торжище. Надо же, как при нем местная жизнь закипела! Ничего, это только начало. Будет здесь шумное и бойкое место – дайте срок. Клан Левана сделается знаменитым и грозным. Много страха от него будет.

К атаману подошел Дуля. Этот уже успел набраться. Впрочем, сейчас почти все были навеселе. Поглядев на предприимчивого земляка, и другие хозяева сгоняли домой за домашней выпивкой, за снедью. Двор и впрямь стал походить на ярмарку.

– Весело у нас, а, Леван?

Дуля глупо улыбался, и захотелось дать ему в зубы. Будь Дуля умнее, атаман так и сделал бы, но ведь не поймет пьяная харя.

– Весело, – буркнул Леван. – А ты почему зенки залил? Ты чего должен делать?

– А чего?

– Приглядывать, подслушивать. О чем пьяный народ толкует – того трезвый никогда не скажет. Иди, мутантская морда, потолкайся среди местных, запоминай, о чем они болтают.

Дуля сгинул. Леван огляделся в поисках Снулого. С тех пор как он, Леван, стал главой клана, молчаливый увалень почему-то редко попадался на глаза. Дуля – тот, напротив, льнет к старшому, всячески показывает, как он близок к атаману, хорохорится перед остальными. А Снулый – нет, как был всегда наособицу, так и остался.

Тут молчун, будто уловил мысль атамана, возник среди повозок и направился к крыльцу, откуда Леван наблюдал за торжищем.

– Парнишка местный прибежал. Говорит, кочевых видел. – Снулый, как обычно, изъяснялся коротко.

– Где, сколько?

– Как вчера, по округе шастают, близко не подходят.

– Думаешь, нужно съездить пугануть их?

Снулый пожал плечами. Вот поди пойми его:

что хотел сказать-то? Леван прикинул – если ехать, как вчера, повторится та же история, кочевые уйдут в степь, отступят. Зря топливо пожжешь, а его и так немного – Мархад запасов не делал.

Наконец Снулый изволил высказаться:

– Я бы сгонял по округе, глянул… – После долгой паузы он закончил фразу: – Налегке, с сендером.

– Возьми людей, сгоняй, – согласился Леван.

Проводив Снулого, он отправился попробовать пива. Атаману фермер налил бесплатно, подал с подходящей улыбочкой – все как полагается. Но вкуса пойла это не улучшило, пиво Левану не понравилось. Дрянь. Да и оно вскоре закончилось, пивовар пообещал завтра привезти новый бочонок, ему – одному на весь поселок – хоть какая-то выгода.

Леван заметил Лякова, подозвал:

– Раньше здесь пивом не торговали?

– Отчего же, Кижан пиво давно варить наловчился, однако такой торговли, как нынче, никогда не устраивал. Да и где? Явись он к Мархаду на двор, отобрали бы чернявые пиво, а самого прогнали бы. Да и кому его продавать? При Мархаде-то?

– Со мной лучше стало, веселее?

Ляков осторожно сказал:

– Мархад, может, и отбирал без разговоров все, на что глаз положит, однако местных ни разу не грозился убить.

– Ну так я ж никого не убил. – Леван самодовольно улыбнулся. – Ты фермеров предупредил?

– Ну я. – Ляков глядел в землю и отвечал едва слышно.

– Ну и хорошо, что так вышло. Верно говорю? Будут меня бояться, и убивать никого не стану. Потому что незачем. Страх – он людям жизнь сберег, сечешь, Ляков?

Старику не хотелось продолжать разговор, он мялся… Тут возвратился из разведки Снулый на сендере, и Хромой с облегчением перевел дух – он получил возможность уйти от ответа. Местные убирались с подворья, ярмарка выдохлась, и бандиты подошли к сендеру узнать новости.

– Ну что, Снулый, видели кочевых?

– Чтобы близко – ни разу не столкнулись.

– А издалека видели?

– Ну.

– Значит, все в порядке? Страх дикарей на расстоянии держит?

– Нет, не все в порядке, – буркнул Снулый и умолк.

Леван его манеру давно знал и приготовился ждать. Наконец увалень собрался с мыслями и сказал:

– В небе летело что-то.

– Платформа, что ли? Так нам до них дела нет, как и им до нас, – тут же ввернул Дуля.

– Не платформа. Другое. Далеко.

– Небоходы, что ли, к нам пожаловали?

Ответа не последовало. Леван обратился к парням, которые ездили с молчуном, – те вовсе ничего не видели. Не туда смотрели, понятное дело. Снулый приметил в небе что-то странное, но никому говорить не стал.

– Куда хоть летело-то? – спросил Дуля.

Снулый показал пальцем на север.

– Что там, Ляков?

– Там, считай, ничего. Мертвая земля. Овраги, ущелья, дальше скальная гряда и трещина в земле здоровенная. Вот за ней мертвая земля и начинается.

– Не, ты чего? Разлом, он же не здесь, – показал осведомленность Дуля, – он к востоку и на север куда дальше!

Ляков принялся объяснять, что говорит не о большом Разломе, перечеркнувшем пол-Пустоши, а о малом, местном. Что-то там было до Погибели такое, что после себя землю убило. Какая-то дрянь растеклась, земля пошла трещинами, на дне которых ядовитая жижа булькает. Пар из них исходит едкий, дышать больно. Туда никто не ходит, и оттуда тоже никто не появляется.

Леван невольно поежился. Что-то странное, что обитает в мертвой земле и умеет летать? Сразу нахлынули воспоминания, завертели мысли в темном водовороте. Он снова глянул на Снулого – тот был даже угрюмее, чем обычно. Видно, всю дорогу думал о том же, что сейчас Левану в голову пришло. Последним из них троих Дуля допер, чем здесь пахнет. Веселость его мигом улетучилась, он нервно сглотнул и сказал:

– Слышь, атаман, поговорить бы. Идем, что ли, в дом, а?

Дуля уже начал чувствовать неуверенность, когда над головой не было крыши. Леван его понимал.

Как вошли в здание, Дуля покосился вправо, влево – не подслушивает ли кто, – потом зашептал:

– Знаешь, что, Леван? Хорошо бы где-то рядом пригорок подходящий отыскать, на него столб поставить, а? Как на прииске. Там ты ловко придумал – твари человека отдавать. Надо бы и теперь, а?

Леван смерил взглядом перепуганного бандита, сжал кулак и крепко ткнул Дулю в живот. Тот поперхнулся, сложился пополам и сел. Леван полюбовался, как трусливый приспешник корчится, пытаясь вдохнуть, и, когда взгляд Дули снова стал осмысленным, внятно сказал:

– Если кому хоть слово вякнешь о том, что было на прииске, я тебя на куски порву. На мелкие лоскуты, понял?

– Так я ж никому, – сдавленным голосом засипел Дуля, торопливо отползая подальше и поднимаясь, – я ж нарочно в дом позвал! Чтоб никто!

– Просто запомни, что я сейчас сказал, – буркнул Леван. Повернулся и затопал к лестнице.

Конечно, Дуля хоть и глупость сказал, но сказал правильно, тихо. Бить его не следовало бы, однако страх, собравшийся в груди Левана, вдруг вскипел, забурлил, ему потребовался выход. Когда врезал Дуле, слегка отпустило, вернулась способность рассуждать здраво. Столб – это да, тоже может пригодиться. Но как последний выход, в самом крайнем случае. А для начала нужно придумать… да вот хотя бы пулемет на крыше! Была же такая идея, так ночной пост при пулемете учредить – пулеметчиков первыми страху скормить. Пусть только ночная тварь даст о себе знать.

Когда Леван снова появился на людях, по его виду никто бы не подумал, что атаман перетрусил. Он держался, пока не село солнце. Когда за окном потемнело, старые страхи снова взяли верх, и Леван ушел из-за стола раньше всех. Он боялся, что не сумеет этой ночью ни на миг забыться, но Сана была мягкой, теплой, уступчивой… Засыпая, Леван пощупал под подушкой рукоять «беретты» и подумал, что на прииске ему больше всего не хватало бабы. Хотя, если честно, тогда бабу он первой на столб отправил бы…

* * *

Наутро ярмарка возобновилась. Заняться местным было нечем: урожай собран, до начала непогоды всего-то несколько дней… Кочевые в округе – ну так что ж? Новый атаман их побил, они теперь не сунутся, а с началом дождей и сами уберутся. Что еще делать, как не сойтись на атаманском подворье и не крутить дальше неожиданный праздник? А может, все просто дружно обрадовались возможности сообща напиться, отгоняя страх? Пожалуй, это и было истинной причиной нежданно разгоревшегося веселья. Страхов у местных сейчас в достатке. Что будет с их припасами? Уберутся ли в самом деле кочевые? Что еще придумает новый глава бандитского клана?