355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Виктор Харп » Лунный князь. Беглец » Текст книги (страница 1)
Лунный князь. Беглец
  • Текст добавлен: 3 февраля 2022, 11:00

Текст книги "Лунный князь. Беглец"


Автор книги: Виктор Харп



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Виктор Харп
Лунный князь. Беглец

Часть 1. Выходец с того света

Глава 1

Мир возвращался бессвязными фрагментами.

Помнился ветер. Такой сильный, что невозможно дышать.

Потом – тишина и тьма, пахнущая затхлостью и древним страхом. Под землей не бывает ветра. Я узнал запах Лабиринта. Тьма провела меня по нему. Или кто-то еще? Я не мог вспомнить.

Новый фрагмент: заваленная каменными обломками лестница и железная плита наверху. Тьма не любит громких звуков. И Тьма знает, куда положить мою ладонь, чтобы сработал рычаг. Я и есть – Тьма.

Плита опустилась с жутким скрипом, резанувшим по ушам. Открылся ход в смутно знакомый зал, заставленный шкафами с книгами. Глаза заслезились от света: отвык.  Шаг вперед, и Тьма, выбросив меня в мир, отхлынула. Я задохнулся, как рыба, выброшенная волной на берег.

Пока пытался осознать, где нахожусь, – наткнулся на шкаф. Посыпались книги, свитки. Перешагнул. Поймал падающий на голову манускрипт. Мои ладони – широкие, в мозолях и с обломанными ногтями – показались чужими. Слишком взрослыми. Я помнил себя, каким бежал в Лабиринт – семилетним мальчишкой. Помнил кружевные манжеты рубашки и нежную кожу, вспухающую волдырями после тренировки на деревянных мечах. Я не помнил, когда и как вырос.

В просвете между шкафами виднелась высокая двустворчатая дверь.  Спотыкаясь, я побрел к ней. Внезапно створки с треском распахнулись. Ворвались какие-то бескрылые существа с мечами, в нелепой одежде. Они что-то кричали, но я их не понимал. С трудом вспомнил, что это люди. Люди мира Подлунья.

Спрятанный в потайном кармане нож я не успел достать. Опрокинул шкаф на одного мечника. Второму швырнул в лицо толстый фолиант, и поднял выпавший из рук стражника клинок. Нападающих стало больше, крики громче, от воплей заболели уши.

Удар сзади в ногу – я упал, покатился. Меня все-таки достали мечом, вошедшим глубоко в подреберье. В спину. Рана не смертельная, переживу.

Человек не пережил бы. Но я – не человек.

Глаза начало жечь, мир окрасился багровым. Я полоснул взглядом по стеллажам. Старые пергаменты вспыхнули охотно, дружно. Густо повалил вонючий дым.

Какой-то дурак разбил витраж мечом, и пожар мгновенно превратился в огненный шквал. Напавшим стало не до меня. Люди пытались спастись бегством и не проверили, насмерть меня зарубили или нет.

Еще фрагмент: очнулся от грубого толчка и резкой боли – меня бросили на что-то твердое  и холодное. Осторожно приоткрыл глаза. Я лежал в телеге с обгоревшими трупами. И мои ладони тоже были обугленными.

Боли не чувствовалось. Подняться не смог.

Телега дернулась, заскрипели колеса. Долетел чей-то негромкий разговор на смутно знакомом языке – когда-то я его знал, но смысл слов пока ускользал.

При тряске на ухабах почувствовал лед металла, врезавшегося в бедро. Нож  остался при мне. Хорошо. Мой «труп» даже обыскать побрезговали. Что найдешь у обгорелого оборванца? Опять повезло.

Небо выглядело странным. Серым, бугристым и низким. Это тучи, – вспомнил. Надо мной проплыла коричневая ветка с мелкими зелеными листьями.  Еще одна… И этот рассеянный свет сквозь тучи – желтовато-белый…  Давно забытый свет. Очень давно. Я его не видел с семи лет.

И вдруг словно барьер лопнул – я осознал, о чем говорят двое могильщиков, сидевших на волах. О пожаре во дворце и черном море в столице. Значит, язык я не забыл.

Мы удалялись от холма, увитого цветущими террасами и увенчанного белыми зубцами строений.  Над одной башней поднимался густой черный дым. Я узнал императорский дворец. Вспомнил название города – Нертаиль, столица Ардонской империи. Здесь я родился когда-то. И звали меня Райтегор, принц Ардонский.

В следующий раз очнулся от падения. Меня бросили в яму, доверху заполненную мертвецами, и уехали за следующей партией. У рва стояли бочки – трупы полагалось сжечь во избежание эпидемий. Значит, в империи сохранился какой-то порядок. Вот только количество мертвецов ужасало. Я выбрался из рва и полз, пока не иссякли силы. Случилось это довольно быстро.

Потом долго лежал, почти неотличимый от могильного холмика, пытался прогнать боль и сосредоточиться. Получалось плохо. Никак не получалось, если быть честным. В голове не задерживалось надолго ни одной мысли. Тело болело страшно, словно ни одной кости не осталось в целости. Кровь из рубленых ран не шла. Я же не человек.

«Я тебе не отец, а создатель. Ты не человек, Райтэ, – вспомнился холодный голос императора Ионта, ставшего вдруг чуждым, незнакомым. – Ты – дарэйли, мой раб. Твое послушание должно быть абсолютным».

Раб! Глухое рычание едва не вырвалось из горла, и я опомнился. Спокойно, Райтегор, ты жив, и это главное. С остальным разберемся.

Мои четкие воспоминания, если не считать мясорубки в хранилище книг, заканчивались тем, как я бежал из залитого кровью святилища в подземельях дворца, где отец убил маму и брата. Не отец, – одернул я себя. Император Ионт Завоеватель. Жрец Эйне, будь они все прокляты. Создатель. Их еще называют Гончарами.

Тогда мне было семь лет. Но сейчас я – взрослый парень с крепкими руками, и дрался со стражей в библиотеке даже безоружным и ничего не понимающим. На инстинктах дрался.

Что ж… Там, где отказывает память, справится логика. Если глаза не отвыкли видеть, значит, исчезнувшие из памяти годы прошли не под землей  во тьме Лабиринта, а в другом мире. Либо в светлом Эстаархе, либо в темном Линнерилле, с которыми когда-то давно, тьму веков назад, воевал мой Подлунный мир.

Боль в глазах от рассеянного солнечного света означала одно: меня приютил Линнерилл. И кто-то там научил меня драться и взглядом воспламенять трухлявые фолианты. Уже неплохо.

Чьи-то руки тронули меня за плечо, перевернули. Я прошептал:

– Пить.

У меня хватило ума заговорить на языке империи, а не на том, на каком говорила моя мать, и на каком я говорил с тьмой Лабиринта.

Надо мной склонился старик с выцветшими, когда-то голубыми глазами. На миг показалось, что это Ионт Завоеватель: такое же породистое лицо в морщинах, крупный нос, кустистые брови и седой венчик волос, светившийся нимбом в лучах солнца.

Но я вспомнил, что Ионт давно мертв, да и лысины у него не было. К тому же, на  этом старике – черные одежды низшего служителя Единого, а эту братию император презирал. И сразу всплыло знание, что обращаться к таким людям в черных сутанах надо – «благой паттер».

– Воды дам, не жалко, – равнодушно сказал он и ушел.

Вскоре старик вернулся с волокушей и оттащил меня к сторожке, пристроенной позади поминальни Единого. Осмотрев мои раны, махнул рукой: не жилец.

До вечера я лежал у дверей на ворохе соломы вместе с крупным лохматым псом в репьях, не побрезговавшим разделить с гостем свою подстилку.

Солнце прорывалось сквозь резные листья огромной кроны какого-то дерева, глаза слезились от яркого света, а от нагретых за день охряных досок сторожки отвратительно пахло горячей краской. Олифой, вспомнил. Надо же, название дерева забыл, а это – помню…

Я нащупал единственное имущество, чудом оставшееся при мне: нож и кольцо, завязанное хитрым узлом в подол замызганной рубахи. Кольцо – моя последняя надежда.

Пес ворочался, репьи царапали мой израненный бок, но сил отодвинуться не было. Все они уходили на то, чтобы собрать из осколков мою жизнь. Ясно было одно: лишившие меня памяти не затронули то, что касалось Подлунья.

Я помнил до мелочей мою жизнь в Нертаиле, перемежавшуюся с походами – император с младенчества брал нас с братом на очередную войну. Легко вспомнился язык, а ведь, если в Линнерилле я говорил на другом языке, должен остаться акцент.

Смотритель изредка подходил, приносил воды. А поняв, что подобранный парень умирать не скоро соберется, вздохнул:

– Раз не помер, выживешь, стало быть. Когда ел-то последний раз?

Я промолчал, тщетно пытаясь вспомнить.

Старик накрошил немного хлеба в кружку с оставшейся на дне водой.

– Ешь. Много сразу нельзя.

Я съел, и тут же меня вырвало.

– Помрешь, стало быть, – пожал он плечами.

Под вечер он вынес бадью с водой, остриг мне спутанный колтун волос, помог помыться. Под корками оказалось не так и много ран, зато множество синяков всех оттенков от желтого к фиолетовому. Порезы на ребрах уже затянулись, оставив белые шрамы. Я же не человек, на мне все заживает куда лучше, чем даже на собаке.

В дом я вошел, опираясь на старика, но зато на своих ногах. Смотритель уложил меня на постель и напоил жиденькой похлебкой.

– Как зовут-то тебя, мертвяк? – угрюмо спросил он.

– Не помню.

Он кинул острый и очень умный взгляд из-под седых бровей.

– Ну, скажешь, как вспомнишь. А пока буду звать тебя Лостер. Внука моего так звали. Помер он. Сколько тебе лет?

На этот раз лгать не пришлось:

– Не знаю. А какой сейчас год?

– Пять тысяч тридцать второй от спасения мира.

Я ужаснулся. Мне семнадцать! Десять лет кто-то украл у моей памяти!

– Переодеться бы тебе надо, Лостер. Тут кое-какая одежонка имеется, от прежнего паттера осталась. Ветхая, да все лучше, чем твое рванье. Примерь, – смотритель открыл сундук в углу, вытащил штаны и рубаху. А пока я одевался, он подошел к полке с горшками и вытащил тряпичный сверток. Развернул. На тряпице блеснул узорный металл. – Твое, парень?

Я узнал мамино кольцо и жреческий нож с узорчатой рукоятью и узким лезвием, испещренным рунами. Наверняка старик вытащил их из моих лохмотьев. Глупо. Как все глупо!

– Не мое. Подобрал я это, – сказал я. И совсем не лгал.

Кольцо я поднял в святилище с горстки серебристого праха, оставшегося от матери, рассыпавшейся после того, как Ионт ударил ее этим ножом. Я вырвал его из груди брата, когда коронованный жрец, принеся и его в жертву, отвлекся. И не знаю, какая сила вошла в меня в тот миг, кто направил мою слабую мальчишескую руку, но она не дрогнула, полоснув императора по горлу. И я спасся. Бежал в древний Лабиринт Нертаиля, о котором ходили самые жуткие слухи.

И там Тьма укрыла и поглотила меня.

– Стало быть, подобрал… Кольцо императрицы Сеаны и ритуальный нож жреца Эйне, – глаза паттера под лохматыми бровями смешливо заблестели. Он показал на ком грязного рванья. – Твое счастье, что могильщики не поняли, из какой ткани сшита эта одежда. Я пытался сжечь ее, но она не горит. Ты побывал за Небесными Вратами, парень.

Я пожал плечами:

– Понятия не имею, что за одежда. Я бродяга. Попал в переплет, был избит. Очнулся, а тут такое…

Он сел на табурет у стола, грубо сколоченного из струганных досок.

– Вот ведь, Лостер. Я всю жизнь, почитай, думал, почему одни поднимаются выше других? Почему власть им дана над людьми, за какие такие заслуги? За душу, может быть, светлую или сердце чистое? А сегодня, глядя на тебя, понял: лгать они умеют в глаза, не дрогнув. Вот и вся хитрость.

Я не пошевелился и смотрел прямо. Разве я лгал?

Смотритель улыбнулся.

– Я ж тебя сразу признал, хоть и вырос ты и даже поседел чуток, – старик, протянув жилистую руку, коснулся моих волос. – А признал потому, что десять лет назад, когда императора Ионта и одного из принцев-близнецов хоронили, видел такое же лицо, только совсем мальчишеское. Говорили, зарезали их жрецы Эйне, да многие в столице не верили. Зачем, мол, это тем, кто кукловодом императора стал, а с его смертью власть потерял? А теперь, – старик кивнул на жреческий нож. – Теперь ясно, что так и было. Говорили еще, что второго принца похитили. А ты, значит, спасся, незнамо как. Так неужели ты думаешь, что кто-то из нас, слуг Единого, тебя выдаст?

Я срочно сменил тему.

– А кто сейчас император?

– Ардонской империи уже нет. Развалилась после смерти Ионта. Теперь это дюжина королевств и княжеств мелкого пошиба, как и было до Завоевателя. Самое крупное – королевство Нертаиль, по имени прежней имперской столицы. И сейчас как раз идет война Нертаиля с князем Энеарелли.

При упоминании этого имени сердце дрогнуло и едва не выскочило через горло. Мой дед жив! Я не смел и надеяться. Знал еще с детства, что Ионт, когда захватил замок князя Энеарелли, бросил его в каземат, а его дочь, княжна Сеана, стала военной добычей императора и моей матерью. Ионт любил похваляться нам с братом своими подвигами: учил наследников.

– Кто же ведет войска Нертаиля, благой паттер?

– Интересные вопросы для простого бродяги, – усмехнулся смотритель, намекая, что любопытство кошку сгубило, и я позорно вышел из роли. – Власть у нас взял герцог Стиган из старой аристократии. Через год его короновали, вот только мало кто из герцогов да князей признал его как короля. Междоусобица у нас. Князь Дорант Энеарелли завоевал уже весь юго-запад.

«Зачем это деду? – задумался я. – Не Гончары ли его подбивают?»

– И ведь мало нам войны, так еще и эпидемии лютуют, – говорил смотритель. – Вчера вот здешний смотритель помер, так я за него пока. Нельзя тебе тут оставаться, Лостер. Опасно. Найдут тебя Гончары и дарэйли. Их, кстати, много в войске князя Доранта.

«И почему я не удивлен? А ведь не случайно паттер вспомнил о дарэйли», – усмехнулся я, переспросив:

– Дарэйли? Расскажи.

– Неужто не слышал никогда?  – старик, мягко улыбнувшись, принял игру в «я не я, и рожа не моя». – Можно сказать – духи, запертые в плоть человеческую. Гончары называют их сосудами с дарами бога Эйнэ. Они только с виду как люди, но всегда парами рождаются, близнецами. Ты в своем дворце играл в чет или нечет?

Вот так. Принял он игру, как же. «В своем дворце». Помедлив, я кивнул.

– И что чаще выпадало? – прищурился он. А улыбка стала доброй-доброй.

– Да почти поровну.

– Вот то-то. Говорят, в близнецах-дарэйли – разные стороны одной силы, темная и светлая. А кто-то считает, что они – как счастье и несчастье, удача и неудача. Мы, слуги Единого, думаем, что в них воплощаются либо ангел-хранитель, либо демон-разрушитель. Потому и не любят мои братья Гончаров: кощунство это – демонов воплощать в мир. Одного из близнецов жрецы всегда убивают.

Я приподнялся на локте:

– За что?

Смотритель потер лоб, пожал плечами:

– А кто его знает из непосвященных, за что и зачем? Мы полагаем, что жрец не способен обуздать больше одного дарэйли зараз, вот и приходится ему выбирать. Тогда только и становится ясно, какая сторона силы ему досталась, темная или светлая. Чет или нечет, как повезет. Оставшийся близнец становится их рабом.

«Рабом!» – скрипнул я зубами, отворачиваясь, чтобы скрыть ненависть.

– Ты сейчас поспи, Лостер, – спохватился мой спаситель. – А я этот кинжал захороню, пока не поздно. По нему тебя дарэйли унюхать могут. Не все жрецы Сущего бежали со своими рабами, оставили нескольких тут караулить.

Чувствовал я себя уже довольно сносно и подумать было над чем, не до сна. Пытался вспомнить жизнь в Линнерилле. Бесполезно. Не просто же так мне память стерли… Ощущение такое, что я бежал от смертельной опасности. Точно так же, как когда-то бежал из Подлунного мира. Но есть вещи, которые невозможно забыть.

Когда-то я хотел разыскать Доранта Энеарелли, рассказать, что Ионт сделал с его дочерью. И еще я дал клятву Тьме Лабиринта отомстить Гончарам за мою мать и брата. Чем не цель?

Поднявшись, я нашел у очага нож поострее и, забрав с тряпицы кольцо, выбрался из сторожки.

Я пристроился за могильным холмиком так, чтобы и остаться незамеченным, и не выпускать из виду дорожку, ведущую к дому. Пса на месте не было. Тишина стояла, действительно, мертвая – ни ветки не колыхалось.

Вечерело, косые лучи солнца падали на выкрашенную охрой поминальню Единого, придавая стенам веселый оранжевый оттенок, играли бликами на восьмигранном бронзовом шпиле над крышей, освещали могильные столбики под длинными плетями плакучих деревьев, почему-то лучше всего растущих в таких местах.

Я покрутил кольцо из черного металла, украшенное серебристо-белым рунным орнаментом. И не скажешь, что княжеское, хотя, как помнилось, мать его никогда не снимала, и на мой глупый вопрос, почему императрица носит такое скромное украшение, даже без камней, ответила – на память о девичьем теле княжны Сеаны, дочери Доранта Энеарелли. Так и сказала.

На внутренней стороне кольца руны Эйне складывались в надпись: «Моей королеве Памеле в знак любви Кларта». Продев в кольцо веревку, прихваченную из сторожки, я связал концы, надел на шею и  спрятал под рубаху. Эту, давно мучившую меня загадку надписи, я тоже разгадаю, когда доберусь до замка деда.

Любой принц прекрасно знает свою родословную. У бабушки по линии матери было другое имя: Анита. И по преданию, князь взял в жены дочь бродячего нищего ремесленника за ее красоту. Кольцо не могло быть фамильной драгоценностью династии князей Энеарелли. Тут что-то другое. А вот имя дарителя и сама надпись о многом говорила: о том, например, что Ионт Первый, еще будучи королем маленькой Ардонии, не безвинно сгноил в крепости младшего брата Кларта, а пресекая заговор. Почему императрица хранила кольцо, не имеющее отношения к династии?

Внезапно где-то вдалеке послышался лай и визг, а через несколько мигов такой дикий, нутряной вой, что остатки волос на голове встали дыбом, и я побежал, откуда только силы взялись. Может быть оттуда же – от вспыхнувшего в груди жара, словно кто-то дунул на угольки, и они заполыхали. Такой же жар гнал меня по ходам Лабиринта.

«Все ясно, я – жуткий демон, – думал я, перескакивая через холмики и набивая синяки о высокие столбы. – Я приношу несчастья».

Потом я вдруг понял, что синяки перестали набиваться, а тело почти летело огромными бесшумными скачками. «Ничего себе!» – удивился я.

И тут впереди мелькнула спина коренастого человека в темной одежде, тоже бежавшего на визг и вой. Звуки слышались уже совсем близко.

Вынырнув из кустов, я на миг обомлел: на смотрителя, прижавшегося спиной к широкому могильному столбу и выставившего перед собой знак Единого, наседало угольно черное чудовище – двуногое, но на две головы выше обычного человека, с мощными плечами, покрытое пластинами брони с острыми шипами на хребте. В одной лапе оно держало огромный двуручный меч.

Одежда на груди старика была разодрана, в прорехах виднелись набухшие кровью царапины, левая рука бессильно висела, а дрожавшие губы шептали молитву. Визжавший пес с отрубленными задними лапами пытался подползти, вцепиться в чудовище, но отлетал от ударов хвоста монстра, пока тот, наступив массивной лапой, не переломил псу хребет.

– Rann’er’vidharre, Rinn’khort! – остановившись, зычно крикнул коренастый мужчина.

Он говорил на том же языке, что и моя мать, а иногда и отец во время ритуалов Эйне: «Брать его живым!» Смысла слова «ринхорт» я не знал, и решил, что это имя чудища.

В высоко поднятой руке мужчины блеснул в лучах закатного солнца металл. И я обезумел, узнав фигурный знак – такой же круг висел на груди моего отца, когда тот убивал мать и брата. Жрец!

Чудовище оглянулось, взревело, но я уже оттолкнулся и в невероятно длинном прыжке опустился на спину коренастого жреца, точным броском повалив его на грань каменного столба. Мерзко хрустнул проломленный череп.

Я вырвал жреческий символ из сжатого кулака мертвеца, швырнул в демона. Знак ударился о грудь внезапно замершего чудовища и отлетел.

– Unnerte’staer, Rinn’khort! – прошипел я, вскакивая, яростно скалясь на монстра, нависшего с поднятой в правой лапе мечом. – Dhara Einne el’lenear, tier Aardenner, Urra’tha!

Чудовище вздрогнуло. Опустило меч.

– Aardenner? – ошеломленно повторило оно. И вдруг, бросив оружие под ноги, захохотало. – Mei’eia Aardenner!

И рухнуло на колени, закрыв оплывающую, трясущуюся морду лапами. Его массивная фигура мерцала, уменьшаясь в размерах, когти втягивались, чешуя шевелилась, складываясь в узорные рыцарские доспехи, а гребень вытягивался, обвивался вокруг фигуры, превращаясь в плащ. Жутенькое зрелище. Но мне казалось, что вся эта картинка недотягивает до чего-то куда более зрелищного.

«Ну же, вспомни!» – вцепился я в мелькнувшую неясную мысль. И тут меня так огрело, что из глаз сыпанули звезды. Я рухнул на четвереньки – дьявол! кто насовал камней под колени? – помотал головой. Покосился назад: никого. Будем считать, это не нападение, а внутренние разборки с подсознанием. «Подсознание? Откуда я знаю это слово? Стоп. Не думать об этом. Так и с ума недолго сойти!»

– Aardenner… – прошептал демон, выглядевший уже вполне нормальным, черноволосым и черноглазым мужчиной лет двадцати пяти.

Паттер опустил руку с символом Единого, прохрипел, глядя на меня:

– Что… что ты ему сказал, Лостер?

Шатаясь, я побрел к нему. Сила оставила слишком слабое для нее человеческое тело, и жить резко расхотелось: откат. Вопрос, откуда мне и это известно, я немедленно отогнал. Неужели начал привыкать к тому, чтобы не задавать ненужных вопросов?

– Я сказал, старик, что он теперь навсегда свободен.

Если честно, то я сказал что-то вроде: «Иди к черту, Ринхорт! Во имя Сущего, ты свободен, урод!»

– Что же ты наделал, Лостер, – простонал смотритель. – Что ты наделал!

– Что?

– Он же сущее зло! Демон на свободе, без контроля жрецов… Да он всех убьет, и начнет с нас!

– Пусть только попробует. Я тоже демон, если что.

– Ты? Ты это мне брось, Лостер, – старик пошевелился и поморщился от боли. – Какой из тебя демон? Так, демоненок.

– Aardenner… – вздохнул за спиной демон уже с какой-то грустью. Он поднял меч с земли, вложил в ножны. Сказал: – Где ты живешь, старик? Перевязать тебя надо. Я же не зверь какой. Меня зовут Ринхорт, я – дарэйли металла. Можешь считать меня демоном, но не скажу, что мне это сильно нравится. Дарэйли – не демоны.

– А ты себя видел когда-нибудь со стороны? – поинтересовался я.

Так мы оказались в сторожке смотрителя втроем.

Ринхорт, разорвав найденные в сундуке тряпки на полосы, наложил лубки и перебинтовал старика. Царапины от когтей на груди раненого оказались неглубокими, и, управившись со смотрителем, едва не ставшим постояльцем доверенного ему кладбища, Ринхорт отправился захоронить жреца.

Пока он ходил, я под наставничеством смотрителя впервые в жизни растапливал очаг, кипятил воду в котелке и варил похлебку из скудных запасов. Сторожка быстро наполнилась дымом, чадом и запахом горелого. Отложив ломоть хлеба в сторону, я ограничился половиной миски варева. Желудок не вывернуло, и я решил, что теперь-то точно жить буду.

Рыцарь  – а существо, по внешности ничем сейчас не отличающееся от человека и закованное в полный доспех, трудно называть иначе, даже если это вчерашний раб – вернулся уже за полночь. Видно, глубоко жреца закапывал, – подумал я. Но увидев, что он привел пятнистую собаку с обрубленным хвостом взамен убитого им пса, проникся уважением к демону.

Когда измученный старик уснул, Ринхорт спросил:

– И что теперь?

– Что? – зевая, переспросил я.

– Куда ты собираешься идти? Или решил всю жизнь помощником кладбищенского смотрителя работать?

– Пока он не поправится, придется.

– Не придется – набегут другие дарэйли. Следы остались. И тебе не жить, и старику.

– И что бы нас в покое не оставить, зачем мы с дедом нужны вам? – равнодушно спросил я, но сон как рукой сняло: тут было от чего насторожился.

– Теперь уже не «вам», а – им, – улыбнулся рыцарь. – Хотя бы затем, что ты освободил меня от рабства. Думаешь, они такое простят? Я уже не говорю о том, что убит Гончар.

– Не понимаю, почему ты сам не освободился, Ринхорт. С твоей-то силищей!

Он опустил голову.

– Это невозможно, принц.

– Я не принц! – с тихой яростью прошипел я.

И как этот дарэйли меня вычислил? Одного жреческого ножа, с которым я не расставался по дурости, для этого мало, да и был он уже не в моих руках, иначе Ринхорт не напал бы на старика. Нож можно потерять и найти. А кольцо я спрятал. И, даже если Ринхорт его почуял, пусть докажет, что оно имеет ко мне какое-то отношение. У меня что, на лбу написано «Принц Ардонский»?

Видимо, со злости вопрос этот был мной озвучен, потому как рыцарь ответил с язвительнейшей усмешкой:

– А ты себя видел со стороны?

Мстительный у него характер, оказывается. Запомним.

Дарэйли повел рукой в воздухе и выловил из пустоты серебряную полированную пластину с ладонь величиной. Протянул мне с той же кривой ухмылкой:

– На, полюбуйся.

В зеркале отразилась физиономия незнакомого, почти взрослого парня – бледная, худая, злобно перекошенная. На высоких скулах горел лихорадочный румянец. Темно-серые глаза налились кровью, губы презрительно морщились, неровно обрезанные черные волосы торчали во все стороны, а у правого виска словно воткнули серое перо. Похоже на седую прядь. Но на лбу – никаких надписей, между прочим.

– И что? – налюбовавшись на этого урода, я поднял глаза.

Ринхорт нахмурился:

– А ты не видишь?

– Что я должен увидеть?

– У тебя на лбу…

Я почти зарычал:

– Издеваешься?

– Тихо, тихо, – он поднял ладонь, и усмешка мгновенно соскользнула с его лица, как ящерка с камня. – Старика разбудишь. Не знаю, почему ты не видишь, но у тебя между бровей есть пятно с ноготь величиной. Бледное, почти незаметное. Такое же, как было у Ардонских львят. В смысле, у наследников Ионта Завоевателя. Все жрецы Эйне знают об этой особой примете.

– Никогда не замечал, – растерялся я. – Ни у себя, ни у брата.

И тут мерзкий демон захохотал, забыв о спящем смотрителе:

– Вот ты и попался! Легко же тебя обвести вокруг пальца, принц. Но я не выдам тебя даже под страхом смерти, – и дарэйли поклялся, положив ладонь на рукоять меча.

– Мне плевать, выдашь ты или не выдашь! – сорвался я, вне себя от злости. – Я не сын ему! Я никогда не возьму его имени, никогда!

От обиды я даже отпираться не стал. Не ожидал от себя такой глупости. Впрочем, почему не ожидал? Те, кто украл у меня десять лет жизни, знали, что делали. «Надо срочно взрослеть, Райтэ. Иначе ты не справишься», – сказал я себе.

– Тебя будут искать под любым именем, принц. Меня прятали десять лет поблизости от Лабиринта как раз на тот случай, если выйдет тот, кто унес в подземелья жреческий нож императора Ионта.

Да, это была непростительная глупость – тащить с собой нож. Не надо было вообще брать его тогда из святилища. Но разве я знал, что  этот кусок металла так легко отследить? Мне нужно было оружие. И случайно ли я умудрился его сохранить даже в другом мире? Значит, там он оказался мне полезен. А вот здесь – выдал.

– Какое же имя ты возьмешь? – полюбопытствовал дарэйли.

Я подумал. И решил, что возьму, даже если не дадут, имя деда по линии матери:

– Райтегор Энеарелли.

– Хорошее имя. Древнее. Тогда позволь мне сопровождать тебя в пути, Райтегор Энеарелли, куда бы ты ни направился. Делать мне все равно нечего, а так – занятие какое-никакое появится. Я еще не привык… к свободе.

Что-то не хотелось мне связываться с той черной шипастой горой железа, в которую в любое мгновенье мог обратиться Ринхорт. Но не бросать же его теперь. Вдруг еще на кого кинется? Демон есть демон, даже если он отпирается от этого нелестного имени. Да и кто может просветить меня о делах Гончаров лучше, чем их раб? Сам Гончар, разумеется, – тут же ухмыльнулся я. Желательно, Верховный. Но эту хищную мысль, отозвавшуюся в груди сладким трепетом предвкушения, я тоже запихнул куда подальше.

Ринхорт за время затянувшейся паузы несколько растерял гонор: чем дольше длилось мое молчание, тем ниже опускались его широкие плечи.

– Позволяю, – кивнул я, наконец. – Если только не до ближайшего жреца Эйне.

И осекся, и прикусил язык, увидев, как полыхнули ненавистью глаза Ринхорта.

– Уж будь уверен… – прошипел он. – Они первыми узнают, что такое дарэйли на свободе.

Скромный паттер, лежавший в лубках на тюфяке, едва заметно улыбнулся, и я понял, что слуги Единого не прочь воспользоваться освободившимися от жрецов рабами в своих интересах.

Я почти ничего не знал о культе Единого, самой популярной религии Подлунного мира, хотя не раз бывал вместе с императором и братом в храмах этого странного бога. «Бога черни», – презрительно говорил Ионт, но при этом опирался на тех же храмовиков, утверждая на покоренных землях свою власть.

А вот моя мать никогда не переступала порога храма Единого. «Он – бог Небытия, бог прошлого и будущего,– говорила она. – Мы же, Райтэ, по воле Эйне живем в настоящем, в мире Сущего. Единого нет в его храмах, так зачем мне туда идти? К Нему приходят только после смерти». Но я тогда был еще слишком мал, чтобы вникать в божественные дела.

– Помогут ли нам храмовики? – пробормотал я еле слышно.

Старик тут же открыл глаза.

– Помогут. Еще десять лет назад, сразу после трагедии, Всеблаженнейший Паттеран разослал весть во все храмы, дабы беглому Ардонскому принцу оказано было всяческое воспомоществование и дано укрытие.

– А что взамен? – прищурился я.

– Ничего.

– С чего это вдруг? – встрял Ринхорт. – С вашей-то тысячелетней ненавистью к нам и Гончарам?

– Ненависть у невежд. Нет между нашими богами ненависти, так и нам не к лицу. Зачем ненавидеть сорняк или дерево, зараженное тлей? Ваш Эйне когда-нибудь очистится и сольется с богом Единым, и царство божье будет одно.

– Ага, царство Небытия.

Старик сердито сверкнул глазами, отвернулся, пробормотав:

– Ересь это. Прошлое было, и Будущее не может не быть… А корысть в вашем деле у паттерства есть: возгордились Гончары, дела греховные творят, богами земными себя уже считают, ангелов и демонов плодят. Остановить их надо.  Раньше-то, до войны Трех миров, люди своей силой обходились, без всяких дарэйли. Пока Круг Гончарный крутится, пока силу демоническую жрецы пленяют и пользуют, не вернется магия к людям.

– Вот Бездна, мать Тьмы! – выругался Ринхорт. – Опять дарэйли во всем виноваты.  Да если бы не мы, здесь после войны была бы мертвая пустыня!

Я решил было пресечь дурацкий спор, пока демон не вошел в раж. А то видели мы уже. Но черный рыцарь сам сник, махнул рукой:

– А, толку с тобой говорить… что одни жрецы, что другие…

Паттер чуть дернулся, как от укуса, но промолчал, и демон принялся за меня.

– Так куда мы направимся, княжич?

Что-то расхотелось мне говорить вслух о своих планах. Любых жрецов, кормившихся чужой силой, я решил обходить стороной.

– Не называй меня княжичем! – надменно вскинув подбородок, я ушел от ответа.

 Дарэйли купился, его черная бровь недоуменно поднялась:

– Почему же?

– Потому что есть разница между потомком по крови и наследником титула. Княжич – это тот, кого сам князь признал наследником.

– Знаешь, я до сих пор плохо разбираюсь в этих глупых человеческих традициях. Разве сам факт рождения от княжны Сеаны не дает тебе такое право?

– Потомки по женской линии не наследуют титул. И что здесь глупого? По-моему, очень даже разумная традиция, чтобы среди родственников не было братоубийств.

– Ты изучал когда-нибудь историю людей? – прищурился он.

– Сколько успел, – буркнул я, чувствуя, как загораются щеки. Быть мальчишкой в глазах рыцаря – еще не смертельно, все вырастают со временем. Но быть невежественным дураком… Это неизлечимо.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю