Текст книги "Космонавт Сергеев"

Автор книги: Виктор Шурлыгин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Виктор Геннадьевич Шурлыгин
Космонавт Сергеев

Предисловие

За время космической эры наша страна – первое в мире социалистическое государство – прошла огромный путь – от первого искусственного спутника, «пээсика», до сложнейших орбитальных научных станций. Практическое освоение космоса стало одним из величайших достижений человеческой цивилизации, ее составной частью. Результаты исследований, проведенных на орбитах, широко используются сейчас в науке и народном хозяйстве. Без космонавтики уже просто немыслимы телевидение, радио и телефонная связь, прогнозирование погоды, активности Солнца. Вклад космонавтики в геофизику, астрофизику, ядерную физику, биологию, медицину, в лесное, сельское хозяйство и многие другие отрасли человеческой деятельности поистине огромен.

Этот огромный вклад отражается в разного рода статьях, книгах, брошюрах. О космосе и космонавтах пишут много. Даже слишком много. И с каждым днем поток книжек и сборников на «космическую тему» возрастает. Подробно описываются эксперименты, проводящиеся вне Земли, открытия, которые делают экипажи орбитальных станций, называется экономический эффект от исследования Земли, ее недр, океана, атмосферы, Солнца и планет из космоса. Все это, несомненно, интересно.

Но за всеми этими цифрами, фактами, эффектами мы, как правило, забываем о человеке.

О том самом человеке, который, выдержав перегрузки, уходит в долгие космические командировки. О человеке, который неделями, месяцами трудится во враждебной всему живому «эфирной» среде. Как формируются характеры космических долгожителей? Какие барьеры и трудности они проходят на пути к своему звездному часу? Какой дорогой приходят на космодром? Что объединяет их с товарищами по профессии? На эти и многие другие вопросы наша литература ответа не дает. По крайней мере, я знаю только две книги, в которых присутствует человек: небольшую повесть Ярослава Голованова «Кузнецы грома», выпущенную на заре космической эры, и роман Геннадия Семенихина «Космонавты живут на земле».

Именно поэтому, получив от издательства рукопись повести Виктора Шурлыгина «Космонавт Сергеев», я прочитал ее, как говорится, «запоем», за один присест. А прочитав, перебрал в памяти все поворотные моменты в собственной биографии, вспомнил ошибки, трудности, этапы формирования характера на очень долгой и очень трудной дороге в космос. Книга заставляет задуматься над этим серьезно. И нужна она не только широкому кругу читателей, но и нам, космонавтам. Ибо помогает лучше понять психологию людей, уходящих в длительные космические полеты, участвующих в международных программах и экспериментах.

Книга читается как увлекательная фантастика, хотя описанные в ней события, в общем-то, самые обыденные. На Земле, на далеком лесном аэродроме начинается дорога к звездам главного героя повести – бесшабашного, веселого летчика Сани Сергеева. Он проходит трудный, подчас опасный путь, прежде чем становится кандидатом в отряд космонавтов. Трудности закаляют молодого офицера, формируют его характер. В конфликтах, в острых столкновениях, в процессе трудовой деятельности из недавнего мальчишки вырастает нравственно чистая, сильная личность, которой в будущем предстоит провести вне Земли долгие недели и месяцы, обрести счастье, найти свое место в жизни. Но это – в будущем. А в первой книге мы расстаемся с Саней Сергеевым в тот момент, когда, выдержав нелегкие испытания, он стоит на пороге новой жизни.

Вымысел в книге тесно переплетается с действительностью, с проблемами и заботами сегодняшнего дня. Видимо, поэтому жизнь Сани Сергеева воспринимается как вполне реальная история человека, живущего рядом с нами, нашего современника. Многие представители нашей звездной профессии могут сказать: именно такой нелегкий путь они прошли от школьной парты до кабины космического корабля. И неважно, что у одних он пролегал через взлетно-посадочную полосу аэродрома, как у Сани Сергеева, а у других – через залы конструкторского бюро. Главное тут другое – дорога эта не проста и пройти ее могут только личности цельные, с четким представлением о своем жизненном призвании.

Такими личностями, на мой взгляд, являются военный летчик Саня Сергеев, другие герои повести – «вечный комэск» Никодим Громов, Наташа, Командир, генерал Матвеев. Эти столь разные и непохожие друг на друга люди показаны ярко, образно. Книга в целом читается с неослабевающим интересом: автор, в прошлом военный летчик, прекрасно знает авиацию и космонавтику, и это помогает ему детально выписывать сцены из жизни авиаторов, придает повествованию достоверность.

Конечно, повесть интересна не только правдивым изображением жизни. Автор ставит в ней важные моральные проблемы, размышляет о честности, благородстве, патриотизме, товариществе, пытается найти истоки подвига. Характерной особенностью книги является ее философичность.

Убежден: повесть «Космонавт Сергеев» является важным вкладом в нашу литературу и будет с интересом встречена самой широкой читательской аудиторией разных возрастов.

Генерал-лейтенант авиации

дважды Герой Советского Союза

летчик-космонавт СССР

Владимир Шаталов

Звездный городок,

1981 г.

Глава 1
Безнадежное пари

Саня Сергеев, старлей доблестных ВВС, как он себя называл, рывком распахнув окно, высунул сердитое, разгоряченное лицо в отпылавшую листопадом осень. Точно окунулся в прозрачное, студеное озеро. Морозный воздух, клубясь, ворвался в комнату, но Саня не почувствовал холода – усевшись на подоконник, демонстративно глядел вдаль, хотя ничего интересного там не было. Обычные сумерки сиреневой рябью бежали по полю, по речке, по их дальнему, затерявшемуся среди леса аэродрому; ультрамариновая дымка, словно маскировочная сеть, медленно затягивала теменью прямую как струна взлетную полосу, ажурные антенны станции наведения, разноцветные стекляшки посадочных огней, зачехленные самолеты, полосатый домик СКП – стартового командного пункта. Все кругом меняло очертания, таяло, исчезало – выходной день, забросав землю пушистым ковром листьев, догорал в тишине и покое, как десятки других выходных дней, не растревоженных реактивным громом.

Не догорала лишь, не плавилась жгучая Санькина обида.

Обидчиком был капитан доблестных ВВС, воздушный снайпер и первоклассный летчик Володька Ропаев.

Капитан отказывался ему верить!

Сидел за нервной Санькиной спиной в глубине комнаты, напевал какую-то дурацкую песенку и отказывался верить: ждал ответа. Не просто ответа – поступка. И не просто поступка, а невероятного поступка, который бы разрешил их давний спор.

А что сногсшибательного мог совершить он, Санька? Можно, конечно, запросто пройтись на руках по ограждению балкона, а потом крутануть сальто-моральто со второго этажа. Можно заложить у самой земли немыслимую фигуру сложного пилотажа…

Но разве Ропаева этим удивишь? Хмыкнет только, заокает: «В двадцать пять лет, то-оварищ старший лейтенант, по-одобное мальчишество несо-олидно». Нет, он ответит обидчику иначе – без страха и упрека вызовет на честный рыцарский поединок! В самых невозможных условиях! А расчетливый и логичный Ропаев – у Саньки даже дух захватило, когда он представил эту картину, – все просчитает и… откажется. Вот умора будет!

– Эврика! – Саня решительно спрыгнул с подоконника. – Я вызываю вас, капитан Ропаев, на рыцарский поединок!

– На поедино-ок? – сощурился Ропаев и, как гвозди вбивал, отрезал: – Тем самым ты расписываешься в собственном поражении!

– Наобо-орот, – с удовольствием передразнил Санька. – Тем самым я честно признаю, что первый раунд ты выиграл. По очкам. В арсенале тактических средств у нас, действительно, есть штучки на много порядков выше тех, что изобрели за океаном. И эти штучки меня, старлея доблестных ВВС, объективно делают сильнее любого противника. Тут спора нет. Речь о другом. Можешь ты, лучший снайпер полка, раздолбать из пушки новые пирамиды? – В Санькином голосе послышалась язвительность. – Те, особопрочные, что установили на полигоне вместо старых мишеней?

– Из пушки?

– Именно!

– Ракетным залпом могу, а из пушки…

– Из пушки!

– Не-ет, – спокойно протянул Ропаев. – Не мо-огу. И никто не может. Они прочнее любой брони.

– Ага, – Санька сверкнул глазами. – Струсил! Чего же тогда стоят все твои рассуждения?

– При чем тут пирамиды?

– Как при чем? Я хочу доказать: новая машина, которую нам доверили, – грозное оружие. Согласен?

– Очень грозное.

– И мы должны научиться владеть им настоящим образом.

– Ладно-о, – вздохнул невозмутимый Ропаев. – Давай считать. Начальная скорость снаряда известна… Вес снаряда известен… Приплюсуем сюда скорость полета самолета… Получается: запас прочности новых мишеней примерно в сто раз превышает разрушительную силу снаряда. Так и должно быть. Конструкторы ведь не дураки.

– Конструкторы считают эти мишени вечными. Ну и что?

– Как что? – изумился капитан. – А то, что из пушки их невозможно разрушить. Все равно что стрелять в медведя из пневматического ружья.

– Печально. – Саню покоробила математическая расчетливость товарища. – Печально, – повторил он. – Ты не пойдешь на медведя с пневматическим ружьем.

– Конечно не пойду.

– А я бы придал пневматическому ружью некую начальную скорость и целил бы в глаз.

– Скорость известна? – ничуть не обидевшись, деловито осведомился Ропаев.

– Ну, скажем, тысяча метров в секунду.

– Так, посчитаем… Действительно, при такой скорости маленькая пулька обладает гигантской энергией. Ею можно уложить медведя. Теоретически, – добавила живая ЭВМ, увидев, как расплывается в победной улыбке Санькино лицо. – Теоретически. На практике, для реализации этой идеи, придется строить сложную установку-ускоритель, автоматический прицел, рубить просеки для движения вашей адской машины. Это несерьезно-о.

– Значит, ты считаешь, что пирамиды из пушки разрушить невозможно?

– Убежден!

– А я думаю, мы не используем всех возможностей новой машины.

– Знаешь, – нахмурившись, сказал Ропаев. – Давай играть в шахматы.

– Не-ет, – Саньке стало весело. – Давай спорить! Держу пари: на очередных стрельбах разнесу эти пирамиды, которые нельзя разрушить, в щепки!

– Из пушки?

– Из пушки!

– Не выйдет.

– Спорим на мешок трюфелей!

Ропаев ухмыльнулся:

– Моей Аленке хватит на год.

– Аленке я куплю трюфели отдельно. А тебя – на глазах всего полка – заставлю тащить мешок к клубу. Буду угощать конфетами всех желающих и рассказывать о твоем позоре.

– Я ухожу.

– А как же партия в шахматы?

– Ну, если одну…

Нахохлившиеся, как воробьи, они сидели друг против друга и ожесточенно двигали шахматными фигурами. Их давний спор зашел в тупик и зашел как-то нехорошо – Ропаев знал, что старлей доблестных ВВС никогда не сможет выиграть пари. Не потому, что это выше человеческих возможностей, а потому, что противоречит элементарным законам физики. Он уже жалел отчаянного храбреца и, мучаясь, проклинал тот день, когда притащил на предполетную подготовку книжку американского пилота, участника разбойничьей войны во Вьетнаме Эдварда Т. Сизма. Санька с любопытством повертел тогда книжку, открыл наугад какую-то страницу, прочел: «Командование ВВС США было обеспокоено исходом боев, мастерством северовьетнамских летчиков. Их самолеты МиГ-21 легко обгоняли новейшие истребители США, быстрее набирали высоту, имели хороший разгон».

– А что? – сказал Санька. – Американец не врет. Видно, здорово ему вьетнамцы всыпали!

Из той же книжки они узнали, что несколько военных ведомств Пентагона общими усилиями разработали для американских асов необычный маневр – скрытное преодоление системы ПВО – противовоздушной обороны – противника. Маневр считался абсолютно надежным, гарантировал захватчикам полную безопасность. Его суть. Радиолокационный комплекс обнаруживает цель только в зоне круга своего действия. Если лететь на высоте 50–70 метров со скоростью 1000 километров в час вдоль линии этого круга – счетные машины радарных устройств не успеют сделать пересчет траектории полета, как бы «заглохнут», и самолет станет «призраком». Его можно обстреливать ракетами, но ни одна не достигнет цели – слишком велики ошибки наведения.

– Ха, – сказал Санька, отложив книгу. – Каменный век.

Он сказал это не беззаботно, не с профессиональным превосходством и гордостью, хотя такое превосходство и гордость у него были, а как-то задумчиво. И Ропаев сразу понял эту задумчивость. В ту зеленую весну с запада подули холодные ветры и международные отношения необычайно обострились. Обезумевшая администрация американского президента бряцала атомным и нейтронным оружием. Обезумевшая администрация пыталась сорвать и опорочить Олимпиаду-80 – самое мирное соревнование. Обезумевшая администрация установила эмбарго на продажу зерна нашей стране, отказывалась вести мирные переговоры, наращивала военную мощь. Вопросы войны и мира стояли для человечества так остро, как не стояли еще никогда. Временами даже казалось, будто война уже рядом, будто ее обжигающее пламя уже слизывает детские сады, школы, леса, поля, заливает кровью прозрачные озера и реки. Бомбы с системой лазерного наведения, взятые на вооружение в США, ракеты «Мартель» класса «воздух – земля», израильские истребители-бомбардировщики «Барак», созданные на основе французской машины «Мираж-5», новейшие итальянские вертолеты Л-212 для борьбы с подводными лодками – все это было вчерашним днем. Сегодняшний мир стоял перед реальной угрозой ядерной войны. И на них, молодых офицеров, ложилась ответственность за небо Отчизны. Под их стремительными реактивными крыльями была огромная мирная страна, спокойно и планомерно запускающая космические корабли и спутники, вспахивающая поля, возводящая заводы. Под их стремительными крыльями была Родина, которую, если потребуется, они должны уметь защитить настоящим образом.

Всегда.

В любую минуту.

Вот тогда, собственно, и начался этот негласный спор, молчаливое соревнование. Не сговариваясь, приятели почти одновременно написали рапорты с просьбой разрешить сдавать экзамены в Военно-воздушную академию. И вечерами стали изучать иностранный. Хотя и без академии, и без иностранного все равно считались отличными летчиками и им нужны были не вторые дипломы, а особая подготовка в вопросах стратегии и тактики военного искусства, такое знание языка, которое бы позволяло сразу, из первоисточника, черпать сведения о развитии военной техники за рубежом. Экзамены они сдали отлично и учились уже на первом курсе, когда в полк начали поступать новые машины. Саньке всепогодный истребитель-бомбардировщик поначалу «не показался».

– Утюг, – сказал он, все оглядев и ощупав. – И как такое бревно летает?

Но оказалось, «утюг» за считанные секунды преодолевает десятки километров, уничтожает любую цель: на земле, под землей, на воде, в воздухе. Летает в стратосфере и над верхушками деревьев. На максимальной скорости его просто не увидишь – земле остается реактивный гром да что-то похожее на отблеск молнии. На самой маленькой скорости, выпрямив стреловидные крылья, ползет чуть быстрее небесного тихохода. И вообще – машина что надо.

– Недостаток один, – сказал щупленький белобрысый лейтенант, пригнавший самолет с завода. – Посредственному летчику дается туго.

– Как это? – с места в карьер полез в спор Санька.

– Нужны глубокие инженерные знания.

– Академия Генерального штаба? Философский факультет МГУ? Кембридж? – Санька упорно хотел ясности. – Да я на любой машине взлечу самостоятельно!

– На этой – не сможете, – улыбнулся белобрысый.

– Я? Не смогу? Пошли на тренажер!

Вместе с новыми истребителями-бомбардировщиками в полк поступил и сложный тренажерный комплекс – несколько металлических шкафов с электронным оборудованием и вычислительными машинами, пульт инструктора и обычная самолетная кабина. Внешне тренажерный комплекс не смотрелся. Зато, не поднимаясь в воздух, на нем можно было летать! Совершать любой пилотаж, отрабатывать действия в аварийных ситуациях, полеты в зону, на полигон, по маршруту – все имитировали на земле хитрые электронные устройства, видеоэкраны и призмы. В кабине тренажера – точь-в-точь как в реальном полете – дрожали стрелки приборов, отсчитывая высоту, скорость, давление масла, температуру истечения газов, обороты турбины, курс… Вспыхивали и гасли сигнальные табло. Уходил на виражах куда-то в сторону горизонт, ревел двигатель, поддерживалась связь с землей. Не хватало лишь перегрузок. Натянув шлемофон, приладив ларингофоны, Санька проиграл в уме все этапы полета по кругу и, пристегнувшись ремнями, бодро нажал кнопку передатчика.

– Восемьсот первый готов показать класс!

– Взлетайте, восемьсот первый, – разрешил белобрысый лейтенант, занявший кресло инструктора у пульта.

Санька вывел до упора сектор газа и, когда турбина вышла на взлетный режим, отпустил тормоза. Взлетная полоса стремительно скользнула под фюзеляж, стрелка вариометра пришпоренной лошадью метнулась по циферблату, и – Санька даже ахнуть не успел – самолет набрал две тысячи метров.

– Выключите форсаж, восемьсот первый, – насмешливо сказал лейтенант. – Так можно и в космос улететь! Делайте первый со снижением.

Но едва Саня надавил красную кнопку на приборной доске, едва двинул ручкой управления и правой педалью, как в наушниках снова щелкнуло:

– Возьмите курс двести десять: слишком удалились от аэродрома!

Потом наступила тишина. Невыносимо долгая и тоскливая. Старлей доблестных ВВС впился глазами в приборную доску. По расчетам, он давно должен приземлиться и даже зарулить на стоянку. Но странно – ни неба, ни полосы не было видно. Перед фонарем кабины стоял мрак. Противный черный мрак. Да и приборы вели себя непонятно: резко, точно от удара, чиркнули стрелками по циферблатам и намертво застыли, будто их выключили.

– Земля, – неуверенно сказал Санька. – Как вы там? Я вроде уже должен приземлиться.

– У нас была минута молчания, восемьсот первый, – глуховато, откуда-то издалека донесся голос белобрысого лейтенанта.

– Не понял.

– Вы врезались в землю в ста двадцати километрах от аэродрома!

Так трагично и бесславно закончился для Саньки первый полет. После второго старлей доблестных ВВС стянул мокрую от пота рубашку и, молча выслушав замечания белобрысого, ни на кого не глядя, снова полез в кабину. И снова «столкнулся» с землей на посадке. Кое-как приземлиться удалось лишь после четвертой попытки.

– Это я понимаю! Это машина! Не эроплан – мечта! – красный как рак Саня пожал руку лейтенанту. – Честно беру свои слова обратно. Был молод и глуп. Исправлюсь.

– Желаю удачи! – засмеялся лейтенант.

И удача пришла к Сане Сергееву. Забросив кино, рыбалку, он до поздней ночи сидел над скупыми инструкциями и наставлениями, работал на тренажере, вместе с инженерами-механиками перебрал всю машину – от винтика до винтика. Зато первый же контрольный полет выполнил на «отлично». Ходил гордый и взъерошенный, говорил лишь о новом самолете, о его необыкновенных возможностях. Ропаев посмеивался: «утюг» стал очередной Санькиной любовью – любовью до гроба, как уверял сам старлей доблестных ВВС. До гроба ли? Ропаев знал: если завтра придет другая машина, стремительная и прекрасная, – Санька не устоит. Начнет сомневаться, мучаться, вечера три будет кругами ходить вокруг самолета, ощупывая плоскости, лючки, заглядывая в сопло мощного двигателя, посидит немного в кабине, проведет в раздумьях бессонную ночь, а наутро, начисто забыв старую любовь, отдаст сердце новой избраннице. В этом был весь Саня Сергеев – худенький, веселый, отзывчивый, загорающийся, по уши влюбленный в авиацию и в девушку Наташу. Только лучше Наташи никого в целом мире не существовало и не могло существовать, а в авиации устаревший самолет МиГ-17 заменил МиГ-19, потом появились МиГ-21, МиГ-23, и каждая новая машина была лучше прежней, расширяла диапазон творческих возможностей летчика. Так что, размышлял Ропаев, строго говоря, Санька любит не сам новый аэроплан, а, скорее, трудности его освоения, саму авиацию, ее дух и сущность.

И он был прекрасен в своей любви!

Единственное, чего ему не хватало, по мнению Ропаева, – это солидности. И оттого, что Саньке не хватало солидности, негласным лидером в их споре с самого начала стал спокойный, расчетливый Ропаев – капитан отличался почти в каждом полете. Первым, используя новую тактику, скрытно преодолел систему ПВО «противника». Первым обнаружил тщательно замаскированную цель. Первым отбомбился лучше всех.

Старший лейтенант Сергеев буквально наступал лидеру на пятки, но шел как-то неровно, со срывами.

И вот теперь, чтобы твердо доказать, что освоил новую машину не хуже капитана, он вызывает Ропаева на честный рыцарский поединок. Дудки! Это не честный поединок, а мальчишеская глупость. Особо-прочные пирамиды-мишени разбить из пушки невозможно! Пусть попробует! В их деле нужны не эмоции, а трезвый расчет.

– Значит, мешок трюфелей? – Капитан лениво двинул пешку вперед.

– Целый мешок, Володя!

– Проиграешь.

– Ни за что!

– Ладно. – Ропаев аккуратно поставил ладью на королевское поле, где самоуверенного старлея ждал полный мат. – Спорим! Разрушить пирамиды из пушки тебе не удастся!

– Я раздолбаю их! – Упрямо сжав губы, Санька склонил к доске побежденного короля.