Текст книги "Разберемся по-семейному"

Автор книги: Виктор Галданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Пока я не отменю заказ. Договорились, Пузырь.

Барский положил трубку.

Он не сомневался, что исчезновение Фимы Лифшица исключительно дело его собственных рук. Либо Лифшицу прищемили хвост, и он решил залечь под корягу, либо он уже тайком эмигрировал.

Ну, ничего. Скоро ему еще раз прищемят хвост. На этот раз это сделает лично он, Барский.

С бутылкой в руках, содержимое которой ощутимо сокращалось, Барский бродил по квартире и неожиданно натолкнулся на пачку нераспечатанных писем, лежавших на самом виду на проигрывателе. Он кинулся на кухню и поставил чайник на плиту.

Вскоре чайник начал посвистывать, Барский вторил ему.

Глава четвертая

Подержав письма над паром, он одно за другим стал открывать их. Три он сразу же отложил. Все они были от коллекционеров автомобилей. Один из них хотел взглянуть на «хорьх», двое других предлагали свои услуги по продаже восстановленных автомобилей. Еще одно письмо было из английского научного журнала и касалось дискуссии на актуальные проблемы чего-то там такого, в чем словарный запас Барского оставался бессильным. Потом ему подвернулись счета из компании сотовой телефонной связи и рекламные листовки.

По подсчетам Барского, всего за месяц было сделано около сорока телефонных звонков на общую сумму два миллиона четыреста тысяч рублей. Из них с десяток звонков на добрые девятьсот тысяч были сделаны в один день по коду 903 уже после исчезновения Ефима. Звякнув куда надо, Барский выяснил точный номер абонента (тоже сотовой связи) и его имя: Иван (или все же Вано?) Гоготишвили.

Сияпин и Коржанов утверждали, что свидетельств того, что Лифшиц добрался до Питера, не было. Может быть, и не было, но вот звонил же он какому-то незнакомцу по имени Вано уже после своего исчезновения.

Очевидно, будучи растяпой в личных делах, Ефим был большим педантом в общении с государством. Он из него вытягивал все, что мог. Вероятно, родной завод оплачивал ему расходы на автомобиль, потому что среди бумаг Барский нашел и чеки автозаправочных станций, последние сведения поступили из фирмы «Rezina» в тот же день, что был указан на чеке сотовой компании. Указывалось, что Лифшиц заплатил за две покрышки по сто двадцать три «у.е.» за каждую, плюс НДС. Барский засунул бумаги в карман и решил, что надо будет включить в свою программу поездку по Ленинградке.

Конверты он бросил на стол, не потрудившись снова их заклеить.

И только он собрался уходить, как в дверях появился мужчина с блестящей лысой головой и наставил на него здоровенный пистолет. Барский сразу же остановился и аккуратно поднял руки вверх.

– Очень хорошо, – похвалил его пришедший. – Осложнения нам ни к чему.

– Господи, да кому они вообще нужны? – отозвался Барский.

Мужчина шагнул в комнату, ногой захлопнул за собой входную дверь и пристально посмотрел на него.

– Вот тупица, – сказал он коротко. – Мог бы и раньше догадаться, что застану здесь именно вас. Ведь вы Барский?

– Да, такова моя фамилия. Поговаривают, что таков же и образ жизни. Кстати, зачем вам нужно направлять на меня эту штуку? – Барский не спускал глаз с незнакомца. Тот был невысок, но коренаст, с шеей борца. Лысину обрамлял венчик седоватых волос. Нос у него был пуговкой, на лице невинное выражение. Но вот глаза производили совершенно другое впечатление. Полуприкрытые тяжелыми веками, под густыми и неожиданно черными бровями, они говорили, что этот человек имеет непосредственное отношение к органам, во всем мире считающимися «компетентными».

Револьвер отправился в кобуру под мышкой, а в руке у него появилась красная книжечка-удостоверение.

– Меня зовут Василий Петрович Игнатов. Я работник службы безопасности некоего предприятия…

Барский опустил руки.

– Это вы следили за квартирой Наташи Малютиной прошлой ночью?

Тот уныло кивнул.

– Как тот кот, что караулил мышиную нору с другой стороны. Если бы нас было двое, можно было бы перекрыть заднюю дверь, и, глядишь, что-нибудь и получилось бы.

– По тому, как складываются дела, – сказал Барский с симпатией, – вы ожидаете, что мальчик Фима появится здесь сегодня. Как насчет остограммиться?

Игнатов провел рукой по лысине.

– А закусь у него есть? А то у меня с самого с ранья росинки маковой во рту не было. Вообще-то нам уже сказали, чтобы мы полностью положились на ФСБ и не мешали им работать. Но мы-то знаем, что родное гэбэ переменилось только на словах. Начни вы применять к нему свои спецметоды ведения допросов, и весь проект можно считать загубленным. А на нем держится весь завод.

– В старые времена оборонные заводы доверяли госбезопасности приглядывать за своим персоналом.

– Так то ж когда было! – присвистнул Игнатов. – А нынче нам предоставили полную самостоятельность. Придумываете что-нибудь новенькое – получите госзаказ и выходите на экспорт. А сели в говно – не обессудьте, можете клепать сковородки и грильницы. Так что мы тоже присматриваем за своими кадрами.

Барский пригласил его на кухню, достал из холодильника початую бутылку «Абсолюта», банку оливок и, разлив водку в стаканы, протянул один Игнатову.

Тот опрокинул стакан и, с удовлетворением крякнув, принялся за оливки. Он уселся верхом на стул и бросил взгляд на стопку конвертов.

– На черта вам понадобилось их отпаривать, если вы не собирались снова их заклеивать?

– Я поначалу думал заклеить, а потом решил, что не стоит. Их уже отпарили и склеили до меня. Да и уж больно мерзкий вкус у клея.

– Особенно после водки, – согласился Игнатов. – Было что-нибудь интересное?

Барский решил поделиться информацией в надежде получить что-нибудь взамен.

– Сюда после исчезновения хозяина пришли счета за телефонные звонки. Сотовая уточнила, откуда он звонил, поскольку принимали его по областной сети. Чуть ли не из Бологого.

– Черт, это я знаю. Он был также в Клину.

– Да? – Клин находился на полпути между Москвой и Тверью. – Это точно?

– ФСБ подняло всех ментов в городе и области отсюда и аж до Питера, чтобы проверить заправочные станции. Но их не так-то легко проверить. Там же никакой отчетности. Многие работают в четыре смены и пока найдешь сменщиков, которые вспомнят этот допотопный автомобильчик, пройдет уйма времени. Так вот, Лифшиц заправился в Клину в день своего исчезновения, а на следующий день – отметился в Вышнем Волочке. Там же ему выписали штраф за стоянку в неположенном месте. Квитанция так и осталась неоплаченной.

– Но вы-то ищете его здесь.

Игнатов пожал своими массивными плечами.

– Здесь его можно ждать с таким же успехом, как и в любом другом месте. По крайней мере, здесь, в городе, у меня есть связи. Если хотите знать мое мнение, то я думаю, что наш парниша припрятал где-то свою машину, потому что уж больно она заметная. Нанять такси или купить какую-нибудь «копейку» за полштуки или занять ее на время у приятеля несложно. Кроме того, есть еще автобусы и самолеты.

– Но сейчас его ищут по всей стране.

– Естественно. Но только теперь. Он же нам такие истерики закатывал по поводу того, как он, дескать, устал от постоянной слежки. Сволочь какая! Вся страна не устала, а он, видите ли, устал! – Совершенно искренне возмутился он. – Ну и наши посчитали во сколько обходится круглосуточная слежка за ним – и прослезились. Вот и получилось, что наше юное дарование смылось за неделю до того, как его начали искать. А до этого он мог делать все, что ему заблагорассудится.

– Его правда, никто не видел?

– Точно. Никто. – Игнатов допил стакан и печально посмотрел на пустую бутылку. – У него там еще не осталось этого добра? Да, и кстати, может, сухарики найдутся?

Барский нашел новую бутылку и разлил ее по стаканам. Игнатову он налил, не жалея.

– Вы ведь не случайно появились здесь именно сегодня. Вы знали, что здесь кто-то есть.

– Я плачу одной старушке напротив по чирику в день, чтобы она держала меня в курсе, – язык Игнатова начал слегка заплетаться, и ему не удалось закурить сигарету с первого захода.

Барский поднес ему горящую зажигалку и спросил, глядя в глаза:

– Что будет, если вы найдете Лифшица?

Игнатов глотнул и пожал плечами.

– Н-не знаю. М-мне велели найти его. Может быть, его посадят. Дай-то Бог. Мы вложили в его сраные ракеты киеву тучу бабок, и государство не потерпит, чтобы всякие, вроде этого Сруля Мордухаевича, валяли с ним дурака.

– Насколько я знаю, планы правительства не зависят больше от господина Лифшица, – резко сказал Барский. – Мне сказали, что его допуск к работе с секретными материалами был ограничен несколько месяцев назад, а теперь он вообще лишен его. Вам не удастся даже отвести его на рабочее место. Если они захотят его уволить, им придется встретить его у ворот завода, потому что дальше его не пустят.

– Да ну?! – выдохнул Игнатов и, моргая своими маленькими глазками, уставился на Барского.

Барский подлил водки в его стакан и продолжал:

– Давай-ка начистоту, дружище. Ты его ищешь потому, что он нужен лично тебе. Как и лично мне.

– Действительно? – неубедительно прозвучало в ответ.

– Так получается. Ты возглавляешь службу безопасности на заводе. Другими словами, командуешь вахтерами на воротах. Допусками персонала занимается первый отдел, ФСБ и еще несколько работников секретных служб. – Барский придержал свой стакан у рта, видя по выражению лица Игнатова, что он попал в точку. – Когда Лифшиц не вышел на работу, тебя послали узнать в чем дело. Найти его не удалось. Тогда этим делом занялись другие. Но ты продолжаешь выслеживать его. Чего ради?

– А что, разве есть закон, запрещающий делать это?

– Есть закон, запрещающий убийство, – холодно ответил Барский.

– Ну, ты, бляха-муха… – Игнатов начал подниматься из-за стола.

Барский наклонился и толкнул его в кресло.

– Заткнись и слушай. Если бы я поделился своими соображениями с Зацепиным или с ФСБ, тебе бы сейчас было жарко. Пока что ты – единственный известный нам человек, находившийся неподалеку от квартиры Наташи, когда там прикончили Насоса. Ну, и что ты на это скажешь, отставная ментура?

Игнатов сделался красным, как рак. Подавшись вперед, он заорал на Барского:

– Слушай, ты, курва!.. Ты что, намекаешь на то, что я прирезал этого гондона? Я хоть человек и не молодой, но из тебя эту дурь выбью!

Барский небрежно ткнул его пальцем в основание горла. Хватая воздух ртом, толстяк рухнул в кресло. Барский снова наполнил его стакан, улыбнулся и сказал:

– Выпей. Разве я сказал, что думаю, что это твоих рук дело? Если бы я так думал, ты был бы уже в другом месте. Я просто опасаюсь, что тебе запретят заниматься этим делом. А именно этого и следует ожидать.

Игнатов с ненавистью взглянул на него.

– Хорошо. Но если ты попробуешь выключить меня из этого дела, мы еще посмотрим кто кого. – Он залпом осушил стакан. – На самом деле, мне плевать на твоего Лифшица. Ты знаешь такого Ризвана Казиева? По глазам вижу, что слышал о нем. Ну, так вот. Похоже, что он интересуется Лифшицем. А мне от Казиева надо кое-что получить.

– Что, например? – Барский вспомнил, что в ходе допроса Наташи Зацепин и Коржанов упоминали как имя этого бывшего мафиози, так имена и других отборных представителей уголовного мира.

Игнатов положил на стол свои мощные кулаки и начал:

– Все это началось примерно тридцать лет назад. Я работал тогда в ментовке. Казиев был тогда такой крупной фигурой, что мог в этой деревушке делать все, что хотел. Короче говоря, однажды в городе произошло то, что было дружно обозначено, как «ограбление века». Бронированный автомобиль, перевозивший из Гохрана на ювелирный завод слитки золота на сумму около четырехсот пятидесяти тысяч баксов (еще тогдашними!), исчез по дороге, и четверо парней смылись с грузом. Тридцать с лих…ем кило груза. Дело немедленно стало известно Брежневу, и тот возьми и брякни: такого в нашей стране быть не может. Потому что не бывает. Нас всех поставили на уши…

– Помню-помню, и нас тоже, – закивал Барский. – Я тогда только в армию призвался, нас всех на дороги кинули.

– Пару дней спустя мы взяли одного из этих придурков, но это и было все. Мы узнали, что ребята были с Кавказа, а из этого априорно выходило, что все они связаны с Казиевым. Вот так.

– Документально участие Казиева в этом деле установить не удалось?

– Конечно, нет! – заорал Игнатов. – Он в это время рыбу ловил на Селигере. С ним был капитан из рыбнадзора и помощник районного прокурора. Казиев никогда не подставлялся. Для этого были другие, калибром поменьше.

– Ребят, которых вы взяли, не удалось разговорить?

– А они все отправились ногами вперед, – с отвращением сплюнул Игнатов. – Конечно, Казиеву пришлось не сладко. Но в те дни с государством шутить было опасно. Его вызвали куда надо и допросили с пристрастием. Но он все отрицал. Конечно же он немедленно поднял все свои связи, но его уже ничто не могло спасти. Если сам Брежнев интересовался ходом следствия… Короче, мужика надо было засадить, и будь он святее папы римского его засадили бы, это у нас умеют. Ему предложили на выбор «полную катушку» или пулю при побеге, и он выбрал первое.

– А он не собирается снова забираться наверх?

– Может, и собирается. Но теперь ему приходится начинать с самого начала. С той поры ведь много воды утекло. Москвой заправляли и чечены, и грузины, теперь вот вообще на районы поделили. Трудно сейчас вернуть былое влияние, не воюя ни с кем. Когда он сел, его организация развалилась, а всякая шушера устроила драку за то, что осталось. Вот он и оказался без гроша в кармане.

– Если не считать целого состояния в золотых слитках, до которых он, вполне возможно, никак не может добраться.

Игнатов закурил следующую сигарету.

– Думаю, что золото все же у него, или он, по крайней мере, знает, где оно. Я уже сказал, что в то время ничего не происходило без ведома Казиева. Тех, кто думал иначе, находили мертвыми. Или вообще не находили.

– Фиме Лифшицу в то время было семь или восемь лет, – сказал Барский. – Ты думаешь, он тоже усомнился в святости этого пророка?

– Не городи херню, – ответил Игнатов. – Единственное, что я знаю, это то, что Казиев сейчас живет как вполне обеспеченный человек. Я даже не знаю, есть ли связь между ним и Лифшицем. Но крутые ребята, похоже, связанные с Казиевым, крутятся вокруг Лифшица. Вот и я решил покрутиться.

– Зачем? Ты же больше не милиционер.

– Дело так и не было закрыто. Знаешь, старик, я никогда ни у кого не брал ни копейки, понимаешь? Те, кто брал, живут припеваючи, а я, как ты сказал, караулю ворота. – Он смял сигарету и еще раз глотнул из стакана. – Ну, ладно. Мне доставит некоторое удовлетворение найти эти деньги. Кроме того, я уточнил, они уже сейчас считаются кладом. А, значит, там есть еще двадцать пять процентов вознаграждения.

– Ну, вот, – сказал Барский, – теперь я тебя понимаю. – Он разлил остатки водки по стаканам. – Ну, давай на посошок.

Глава пятая

Барский ждал, стоя за кулисами. Софиты грели немилосердно. Наконец свет погас, зрители начали пробираться между рядами кресел, а миниатюрная девушка с летящей походкой и темными блестящими волосами до плеч, которые колыхались при каждом ее шаге, устремилась за кулисы. Худой мужчина в очках с толстой оправой и в наушниках перехватил ее и указал в его направлении.

– Это вы Барский? Здрасьте! – она протянула совершенно сухую руку, хотя целый час перед этим жарилась в свете юпитеров. – Пошли поговорим, пока я буду снимать грим.

Ее гримуборная была совершенно крошечной. Ирина скрылась за ширмой, и оттуда донесся шорох. Вечернее платье, в котором она была во время передачи, упало на пол. Она выскочила из-за ширмы в тесно облегающем ее халате и скрылась за дверью. В течение секунд тридцати он слышал шум текущей воды, после чего она снова появилась, снимая с вешалки красный трикотажный костюм. Барский забился в угол, чтобы не оказаться затоптанным.

– Две минуты пятьдесят две секунды, – сказал он, не скрывая восхищения, когда она отложила губную помаду. – Вы можете открыть курсы и заработать целое состояние.

Она рассмеялась, показав маленькие белые зубки.

– Будь я одна, я бы еще и волосы побрила там, где надо. А вы кто, господин Барский?

– Что-то вроде следователя. Скажем так, человек, который разыскивает другого человека.

– Мой друг из одной газеты сказал, что вы – владелец ночного клуба. Время от времени. Он также намекнул, что вы порой занимаетесь секретными делами на очень высоком уровне, и жутко хотел разузнать, что у вас ко мне за дело.

– И что вы ему сказали?

Вообще-то у Барского было врожденное, идущее со времен «застоя» чисто профессиональное неприятие прессы. Просто всю жизнь ему внушалось, что госбезопасности надо держаться подальше от газетчиков. Лично сам он не имел ничего против газет, но сейчас ему не очень хотелось, чтобы журналисты крутились под ногами, пытаясь связать исчезновение Лифшица и убийство Насоса.

– Я предположила, что вы, может быть, имеете в виду предложить мне чистую пионерскую дружбу.

– Славная идея, – ухмыльнулся Барский.

Она смерила его взглядом своих черных глаз.

– Вы предпочитаете, чтобы ваши женщины были высокого роста?

– Я люблю своих женщин любого роста.

– Мой знакомый упомянул о вашей белокурой любовнице царственного вида. Мне показалось, я уловила в его голосе то ли зависть, то ли скрытое желание. Поскольку с этой темой мы покончили, чем мы займемся теперь?

– Мне бы хотелось поговорить с вами о Лифшице и посмотреть фильм, который вы сняли, но так и не смогли использовать.

– Сюда. Мы сможем прокрутить его на видаке в лаборатории.

Из ящика своего гримировочного столика она достала объемистую коробку с пленкой и провела его через лабиринт коридоров и пустых помещений в небольшую комнату. В ней стоял видеомагнитофон размером с приличный шкаф, большой монитор и около десятка комфортабельных кресел. Ирина заправила пленку в видеомагнитофон, отрегулировала его и спросила:

– У вас есть какие-нибудь вопросы, или сначала посмотрим весь фильм?

Барский поудобнее устроился в кресле.

– Будет лучше, если мы сначала посмотрим.

– Мы снимали его в течение пяти или шести месяцев. Основной идеей было показать, сколько усилий надо затратить, чтобы восстановить старый автомобиль.

Она включила «воспроизведение» и села рядом с ним.

Фильм был цветной и озвученный. Вначале автомобили спускались по узкому серпантину и останавливались перед дачей, окруженной белым забором. Парад открывал черный кабриолет «дюзенберг», а затем «паккард» с шофером в ливрее и с лакеем, «форд-Т» с медными фонарями и радиатором, электромобиль, походивший скорее на аквариум на колесах, пожарная машина на колесах с литыми шинами. Замыкал вереницу автомобилей грузовичок с «хорьхом» на буксире. По мнению Барского, лимузин выглядел не лучшим образом, поскольку краска на нем пооблупилась, а откидной верх сбился куколем.

Присутствующие столпились вокруг «хорьха». Из кабины грузовичка выбрался мужчина, в котором Барский узнал Лифшица, измазанного с ног до головы машинным маслом. Он рассмеялся в объектив, отцепил буксир, сел в лимузин и завел двигатель. Возникло огромное облако черно-голубого дыма, и раздался ужасный грохот. Затем Лифшиц беседовал с Ириной, показывая ей снимки автомобиля, когда тот был еще новым, и утверждал, что после восстановления он снова будет таким же. Он объяснил, что ему предстоит сделать, и предложил всем снова встретиться через несколько недель.

Затем камера показала автомобиль уже полностью разобранным на детали, лежавшие на цементном полу мастерской. Картина сопровождалась комментариями об очистке, проверке и замене необходимых деталей, многие из которых изготавливались здесь же. Корпус, очищенный от краски, стоял на козлах. Огромный мотор был подвешен на цепях. Рама лежала поодаль.

– …машина сделана так, чтобы служить вечно, – объяснял Лифшиц. – Одни поперечные тяги изготовлены из труб десяти сантиметров в диаметре…

Затем следовала завершающая стадия сборки, двенадцать слоев покраски, и автомобиль, скользящий по Тверской, пробегал мимо Кремлевской стены и останавливался перед гостиницей «Метрополь» с Лифшицем за рулем и Ириной, сидящей рядом с ним.

Экран погас.

– Вот и все. Все остальное мы собирались показать во время шоу. Такая передача погибла! – Она начала перематывать фильм. – Знаете, Валерий, я, действительно с удовольствием убью вашего Лифшица.

– Это можно понять. Значит, вы собирались выйти с этим в эфир ровно неделю назад?

– Да. И знаете что? Если он объявится через неделю или через три месяца, мне все равно придется делать эту передачу, быть любезной и веселой и вести тебя так, как будто он самый удивительный человек на свете. И все потому, что мой продюсер вложил в этот фильм две тысячи баксов и нахватал рекламы еще на пятьдесят тысяч. А кто-то еще говорит о проституции.

Барский потянулся в кресле.

– Помимо подготовки передачи у вас были какие-нибудь другие контакты со Лифшицем? Я имею в виду…

Заметив, как холодно она взглянула на него, он постарался поправиться.

– Я не хочу вмешиваться в ваши личные дела, но это очень важно. Мы до сих пор не знаем, скрылся ли он по собственному почину, или с ним что-то случилось. Я могу сказать вам конфиденциально, что он работал над оборонными проектами, и федеральные службы обеспокоены. А тут еще убийство, которое, как мы думаем, связано с этим делом. Поэтому приходится проверять каждый след.

Он услышал тихий вздох и увидел, как белые зубки покусывают полную нижнюю губу.

– Вы хотите знать, не наследил ли он в моей постели?

– Именно.

– Я не вижу причин не отвечать на ваши вопросы. Наши отношения были приятными, но сугубо деловыми. Всего, я полагаю, мы встречались раз пять для того, чтобы обсудить фильм и сценарий передачи. Лифшиц не всегда знал, сколько ему потребуется времени, чтобы подойти к определенной стадии работы. Однажды возникли трудности с поставкой запчастей. В другой раз ему пришлось уехать из города на несколько дней. Несколько раз мы вместе ужинали или выезжали в город после съемок. В благодарность за мои старания он попытался переспать со мной, и был страшно разочарован, когда выяснилось, что я, как ни странно, даю не каждому.

Барский почувствовал, что он снова зашел в тупик.

– Следовательно, вас связывал только автомобиль. Мне казалось, что он и купил-то его у вас.

– Ну да. Я однажды заехала перекусить, а он припарковался в своем черном «дюзенберге», который вы видели в фильме. Он представился и сказал, что он коллекционер и хотел бы купить мой «хорьх». К тому времени я была готова продать его за любые деньги. Он жрал литр бензина на километр, двигатель постоянно барахлил, и я вечно попадала из-за этого в дурацкое положение на работе. На стоянке он занимал место двух машин, а чтобы на нем развернуться, требовалось футбольное поле.

– Как такая миниатюрная девушка вообще могла завести себе такого монстра?

Она усмехнулась.

– Старина, я ведь занимаюсь телебизнесом. Я просто обязана привлекать внимание, а это стоит денег. Бюджет моей передачи невелик, а конкуренция со стороны других программ огромная. Давайте называть вещи своими именами – я работаю за чашку кофе и булочку, да еще за то, чтобы мое имя регулярно появлялось на экране. Тогда, может быть, через пару лет я и займу положение получше. Пока же я не могу позволить себе водить белого медведя на веревочке, но могу потратить тысчонку долларов на чудовище, которому каждый невольно смотрит вслед и говорит: «Вань, а Вань, вон вишь, проехала та лахудра, которая ведет эту передачу, как ее, блин, «В мире моем». И в следующий раз он обязательно будет сидеть у экрана во время моей передачи только для того, чтобы громогласно сообщить всем, что две недели назад видел, как я мимо него проехала. А ведь это просто такой имидж. Я даже привязалась к этому рыдвану.

– Где вы его раздобыли?

– Купила у одного чувака в Южном порту. Я не помню его имени, где-то в купчей записано.

– Да это и не важно, я думаю, – вставая, ответил он. – Вы были очень добры, уделив мне столько времени, хотя, наверное, очень устали после передачи. Могу я предложить вам пообедать?

Ирина положила пленку в коробку.

– Можете, если пригласите в свой кабак. Мой приятель сказал, что это странное место и посетители там особенные. Он носит какое-то странное название, кажется, «Дыра»?

– «Труба», – негромко уточнил Барский. – Поехали. Сами увидите.

* * *

В этот вечер кабачок был набит битком. Жаждущие стояли перед баром в два, а то и в три ряда. Все столики были заняты. Посетителей обслуживали три бармена и две официантки, разносившие коктейли и закуски. Седой мужчина наигрывал на фортепьяно.

Барский оглядел зал наметанным глазом – внутри было не меньше ста двадцати пяти человек. Он сразу же заметил с десяток постоянных посетителей.

Сеня, главный бармен, поднял глаза от ряда стаканов со льдом, куда он на глазок наливал виски. Затем он быстро прошелся по ряду стаканов с полуторалитровой бутылкой «Швепс-содовой» и сказал:

– Господи, Валек, я так надеялся, что ты покажешься. Тут одновременно нагрянули и местные, и театральная публика. Марины нет, а эти уроды, которых мы набрали, цементный раствор не в состоянии замешать. Я половину времени трачу на то, чтобы приглядеть за ними. Хочешь поработать?

– Я хочу выпить. И моя дама тоже. – Он обернулся к Ирине – «Хайболл» подойдет? – Она согласно кивнула. – Сделай-ка мне пару стакашек. Мы к кому-нибудь пристроимся.

– Хорошо, что напомнил. Какой-то парень дожидается тебя неподалеку от фортепьяно. – Сеня передал Барскому карточку. – Это он оставил.

Барский взял карточку. На ней был выгравирован маленький черный ястреб в атаке с вытянутыми вперед когтями. Барский опустил карточку в карман, пытаясь представить, что может быть на уме у Ивана Красилина.

Он взял Ирину за руку и потащил ее сквозь толпу. Музыка, насколько он мог понять в этом шуме, никуда не годилась. Пианист колотил по клавишам с полным безразличием к конкретному результату, прилепив к губе окурок папиросы.

– Я думала, что у нас на студии царит хаос, – прокричала Ирина ему в ухо, пока они огибали группу женщин в дорогих мехах и элегантных платьях. – Здесь же просто сумасшедший дом.

В ответ он только ухмыльнулся. Он заметил за столом в углу полнолицего мужчину и темноволосую женщину. За столом были свободные места. Красилин встал им навстречу.

– Привет, Валер. Познакомься с Долорес. Синьора привезла сюда мексиканскую фольклорную труппу «Лос Мехиканос», кажется, да?

– Но, «Мексиканос», синьор.

Женщина была молода, Барский не дал бы ей больше двадцати пяти лет, и она была мексиканка с очень небольшой примесью индейской крови, судя по светлой коже и тонким чертам лица. На ней было черное платье, пошитое, скорее всего, не в Мексике. Оно было с высоким воротом, но отнюдь не скрывало красоту ее груди. Она крепко пожала руку Барскому и улыбнулась ослепительно белыми зубами. Валерий поздоровался с ней по-испански и представил Ирину.

– Я из-за вас проиграль сувой пари, сеньор, – сказала ему мексиканка. – Мой пилот поспорил на боттл шампань, что сувой перви слова ви сказат по-испански, а не по-русски.

Барский еще раз улыбнулся.

– Не платите. Это было не пари. Он действовал наверняка.

Официантка принесла бокалы с «хайболлом». Пока она расставляла стаканы, Барский негромко спросил Ивана Красилина по-польски:

– Что-нибудь срочное?

В ответ Красилин моргнул, что Барский воспринял как знак крайнего удивления.

– Ты просил меня прийти, – ответил он на том же языке.

– Черт, – пробормотал Барский. Он распорядился, чтобы спустя некоторое время официантка снова принесла им коктейль и записала на счет заведения.

Он неторопливо потягивал напиток, выжидая, когда будет удобно отлучиться и перекинуться парой слов с Красилиным.

Красилин был примерно его роста, но казался почти толстым. На самом деле он не был толст – просто он весь был ровный и широкий, и у него было круглое лицо. Деловая визитная карточка с атакующим ястребом была известна в Каире и Палермо, в Валенсии и Осло, в Мехико и Мюнхене, в Мельбурне и сотне других городов мира. В родном для них обоих ведомстве он считался ведущим специалистом по транспорту. Когда в ведомстве возникали проблемы с переброской агентов, доставкой спецкорреспонденции, спецотправлений, эвакуации агентов или засыпавшихся резидентов, начальник отдела снимал трубку и звонил Красилину. Тот мог устроить джонку в Сингапуре, ослов в Мексике и подсказать в какой сицилийской деревушке лучше нанять грузовичок, чтобы успеть к отходу парома на материк, лишь бы цена была подходящая, но главным в его занятиях была авиация. Он мог доставить самолетами все, что угодно, куда угодно, в какое угодно время, не обращая внимание ни на какие границы.

В его распоряжении были самые различные самолеты. Некоторые из них еще разыскивались их законными владельцами. Один из них был реактивным штурмовиком «Старфайтер», только что полученным бундесвером из США. Красилин появился на сборочном заводе с поддельными документами бундесвера, поднял жуткий крик по поводу того, что самолет, который он собирался перегонять на авиабазу, еще не заправлен, сам проследил за заправкой и рванул оттуда, как ошпаренный кот. Говорят, именно поэтому канцлеру Вилли Брандту пришлось подать в отставку, а немцы, разъярясь выдворили с полсотни наших посольских работников и похватали тучу своего народу.

Эта выходка сошла Красилину с рук не потому, что он был так уж хитер, а потому, что он был одним из лучших разведчиков страны. Сейчас в связи с временным сокращением аппарата разведки Красилин возглавил собственную авиакомпанию и занимался оживленной коммерческой деятельностью. Выгодные контракты ему устраивало, как родное ведомство, так и оборонщики. Его ребята пользовались репутацией пилотов, способных доставить своих клиентов или их груз в любое место или вывезти их оттуда. Это был надежный способ следить за тем, кто что и где затевает.

Барский взглянул на Ирину. Она отбивала пальцами ритм музыки, которую исполнял пианист, и задумчиво наблюдала за ним. Извинившись перед девушками, Барский и Красилин прошли по коридору в раздевалку за баром. Там же был стенной шкаф, в котором хранились половые щетки и веники. Войдя в шкаф, Барский закрыл за собой дверь и повернул трубу, на которой висели рабочие халаты. Боковая стенка шкафа повернулась, и они оказались в следующей комнате. Она была чуть больше стенного шкафа и абсолютно пустая. Барский поморщился от ударившего в уши звука. Он напоминал вой ветра, то резко усиливающийся, то затихающий, тональность его менялась в пределах двух октав совершенно произвольно. Разговаривать в таких условиях было нелегко, подслушивать невозможно.

– Так это не от тебя? – Красилин вытащил из кармана своего клубного пиджака телеграмму и передал ее Валерию.