Текст книги "Синхронизация в Биркенвальде"

Автор книги: Виктор Эми́ль Франкл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Синхронизация в Биркенвальде
Метафизическая конференция

Памяти покойного отца

Действующие лица:

Бенедикт (Барух) Спиноза

Сократ

Иммануил Кант

Капо

Франц

Карл

Фриц

Эрнст

Пауль

Мать

Черный ангел

Унтершарфюрер

Место – данный театр

Время – данное представление

Пустая сцена перед занавесом.

Все три философа в костюмах своего времени. Кант в парике.

СПИНОЗА( записывая). Секретарь – Бенедикт де Спиноза.

СОКРАТ.И точное время тоже надо указать.

КАНТ.Стоп! Я протестую! Как вы себе это представляете – точное время? Что вы имеете в виду? Среднеевропейское? Обычное? Летнее? Или еще какое? Я уже вижу, господа, что моему трансцендентальному критицизму грозит забвение…

СПИНОЗА.Извините, господин профессор, я его не забыл.

СОКРАТ.Я тоже. Пожалуйста, не обижайтесь, но я скажу, что обо мне так думать не следовало.

КАНТ.Но вы вообще знаете, что я имею в виду?

СОКРАТ.Безусловно! Пространство и время – только формы сознания.

КАНТ.Почему же вы этого не придерживаетесь, если знаете?

СОКРАТ.Но я сам – живое доказательство того, что придерживаюсь!

КАНТ.Не понимаю.

СОКРАТ.Как же! Я, живший в Древней Греции, знаю вашу «Критику чистого разума» чуть ли не наизусть!

КАНТ.Ах так? Ну-ну, хотелось бы верить.

СОКРАТ.Он, Барух Спиноза, и я – мы… как это говаривалось когда-то, когда мы еще рисковали нашей земной жизнью? – мы пребываем в «Вечности». Теперь – в вечности…

СПИНОЗА.Тонкий парадокс!

СОКРАТ.…Потому что вечность – не что иное, как одновременность.

КАНТ.Это по Августину?

СОКРАТ.Ну, трудно сказать, у кого – от кого…

СПИНОЗА.Каждому из нас случалось заботиться о приоритете. Ну а теперь, здесь, у нас нет речи о «раньше» или «позже», нет у нас первых, нет вторых.

СОКРАТ.Ведь мы пребываем в вечности.

СПИНОЗА.Скорее, вечность пребывает с нами.

КАНТ.Ну ладно, все это не ново. Но я еще раз спрашиваю, как это пришло вам в голову – говорить о точной дате?

СОКРАТ.Но, господин профессор, как же нам добиться, чтобы люди это поняли: вечность – временность – одновременность?!

КАНТ.Вы правы…

СПИНОЗА.Да, он прав, господин профессор!

КАНТ.Пожалуйста, продолжайте протокол, господин Спиноза.

СОКРАТ.Господин профессор, я все-таки прошу слова.

Кант одобрительно кивает.

СОКРАТ( встает, откашливается). Господа, я должен вам сказать – так просто не может дальше продолжаться с людьми. Что-то должно произойти! Вам трудно себе представить, как сегодня живут на Земле. Вера почти мертва – всякая вера. Сегодня больше не верят даже политической пропаганде. Никто не верит другим, никто не верит самому себе. И прежде всего – никто не верит в идею!

КАНТ( вполголоса). Идеи только направляют.

СПИНОЗА( вполголоса). Первая идея – это Бог.

СОКРАТ.Не будем спорить о словах, не будем спорить о понятиях. Ведь вы же прекрасно знаете, что я имею в виду: вопрос, великий вопрос – бытие человека! Все поставлено на карту! Две мировые войны полностью разрушили мораль.

СПИНОЗА.Господин профессор, он не ошибается. Задумайтесь о последствиях. Массы не верят больше ни во что. А те немногие, которые знают, что делать, или думают, что знают, имеют теперь полную свободу действий. И они употребляют ее во зло, они дурачат людей, ведут их по ложному пути!

КАНТ.Хорошо, но что нам делать?

СОКРАТ.Помочь людям! Кто-то из нас должен сойти туда, вниз…

КАНТ.Вы оптимист! Хотите какого-нибудь мудреца туда послать?

СПИНОЗА.Его засмеют.

КАНТ.Или провидца, пророка?

Сократ пожимает плечами.

СПИНОЗА.Его запрут в сумасшедший дом. Вы плохо знаете сегодняшних людей. Сегодня – пророка! О чем вы думаете? Пророка сочтут за галлюцинацию! Не забывайте этого, Сократ!

КАНТ.Я же вам говорю – ни мудреца, ни настоящего философа в вашем, классическом смысле этого слова сегодня никто не будет слушать. Их просто не примут всерьез.

СПИНОЗА.Сократ, уверяю вас… у меня есть сведения: не верят вообще никому, ни в чем. Философ бы там пропал. Одиноки – Боже мой! – мы были в сущности когда-то все. Но сейчас… Не забывайте: правда – это то, чему меньше всего сегодня верят, это самое для них неправдоподобное. И того, кто ее выскажет, сочтут несовременным, его речи ни на кого не подействуют.

СОКРАТ.Так что же вы хотите делать?

КАНТ.Это надо по-настоящему серьезно обдумать. Что-то должно произойти. Но с чего нам начать? Как донести до людей правду? Ну, что ли, возбудить у них аппетит к правде?

СПИНОЗА.Как я понимаю, господин профессор, коллеги нашего цеха там, внизу, тратят немало усилий, чтобы разобраться, например, с материализмом. И, поверьте мне, они его и сегодня не одолели.

КАНТ.Какой же вы все-таки обозначаете год – там, внизу?

СПИНОЗА.1946-й, как мне было сказано.

КАНТ.Скандал! Но вы всё сделали?

СОКРАТ.Мы посылали туда все, что было в нашем распоряжении, мы влияли на учебные кафедры. И мы помогали авторам серьезных работ.

КАНТ.Как? Вы их вдохновляли?

СОКРАТ.Конечно.

КАНТ.Вот это мне не по душе.

СПИНОЗА( недовольно). Сократ, я же вас просил при Канте молчать об этом. Вы ведь знаете, он писал о духовидцах и обо всем таком, он этого не любит.

СОКРАТ.Что делать? Мне жаль было людей.

КАНТ.Но я все-таки признаю, что вы это делали из добрых намерений.

СОКРАТ.…И, если вы ничего не имеете против, я действительно знаю выход.

СПИНОЗА.И что это?..

СОКРАТ.Не смейтесь надо мной, но я говорил с моими современниками…

КАНТ.Вашими земляками?

СОКРАТ.Конечно.

КАНТ.И что?

СПИНОЗА.Чего вы стесняетесь?

СОКРАТ( смущенно). Речь идет об авторах древнегреческих трагедий.

КАНТ.И что?

СОКРАТ.Они сказали, что есть один-единственный выход…

КАНТ.Какой же?

СПИНОЗА.Да говорите же, не стесняйтесь!

СОКРАТ( подчеркнуто). Искусство! Они сказали, что только искусство может повлиять на людей там, внизу.

КАНТ.Не лишено интереса! Идея неплоха!

СОКРАТ( воодушевляясь). Я сначала не хотел об этом говорить. Но ведь действительно, нет другого выхода, теперь я в этом убежден.

СПИНОЗА.Искусство – значит фантазии, мифы, поэмы, но отнюдь не истина… Разве мы можем участвовать в чем-то подобном?

КАНТ.Смешное возражение – не обижайтесь! То нереальное, которое искусство преподносит людям, подчас бывает ближе к истине, чем их человеческая реальность.

СПИНОЗА.Хорошо, но это приведет к вседозволенности.

СОКРАТ.Опыт истории опровергнет ваши сомнения, Барух.

КАНТ.Безусловно. Но дело в другом: как вы себе это представляете практически, Сократ? Самим нам тут устраивать театр, или вдохновить каких-нибудь драматургов, или еще черт знает что?

СПИНОЗА.Господин профессор прав. Не можем же мы тут стать артистами и что-то представлять!

СОКРАТ.Но как иначе говорить с ними? Только конкретные образы действенны.

СПИНОЗА.Прекрасно, но мы же будем смешны!

КАНТ.И кроме всего прочего мы на такое… ( тихо, значительно) не получим разрешения.

СОКРАТ.Стоп! Это уже будет моя забота. Есть и другие – не-люди становятся людьми, чтобы помогать людям.

КАНТ.Повторяю – на это не будет согласия, вот увидите!

СОКРАТ.Но поймите же меня правильно, господин профессор! Я вначале и не думал ни о каких театральных представлениях, я полагал только, что людям нужно показать что-то такое из их собственной жизни, чтобы они сами почувствовали правду.

СПИНОЗА.Он имеет в виду просто картину из их жизни.

КАНТ.Реальную или хотя бы возможную в реальности, то есть правдоподобную историю? И к тому же с соответствующей моралью?

СОКРАТ.Конечно, с моралью. Но так, мимоходом.

СПИНОЗА.Неплохая мысль. Но при чем тут мы? Что мы сможем делать?

СОКРАТ.Комментировать!

КАНТ( после некоторого раздумья). И вы знаете подходящую историю?

СОКРАТ( сияя). Все уже готово, господин профессор!

КАНТ.И комментарий?

СОКРАТ.Будем давать его по ходу действия.

СПИНОЗА( внезапно покачав головой). На людей это не подействует. Знаете, что они скажут? Что здесь нарушено единство места и времени.

КАНТ.Извините, но это просто смешно. С точки зрения нашего существования в вечности единство места и времени уже не проблема, не так ли?

СПИНОЗА.Ну, тогда еще одно: мы для этого вдохновим фантазию какого-нибудь писателя или примем участие в старой постановке?

СОКРАТ.Гораздо проще. Наша пропаганда будет основана на фактах, на чистых фактах! И наши разговоры, которые мы здесь ведем, тоже будут обнародованы, и именно в театре.

КАНТ.Как это прикажете понимать?

СОКРАТ.Мы просто разыграем наш протокол на какой-нибудь земной сцене.

КАНТ.Что же, все, сказанное выше, и все, что нам еще придется сказать, превратится в спектакль, который вы намерены показать?

СОКРАТ.Да, именно это я имею в виду. Барух, как начинается протокол?

СПИНОЗА( читает). «Секретарь – Бенедикт де Спиноза; Сократ. И точное время тоже надо указать; Кант. Стоп! Я протестую!». И так далее, и так далее…

СОКРАТ.Прекрасно! Тогда все, что здесь говорилось до сих пор, войдет в постановку. ( Торжественно.) И мы – сейчас – просто включаемся в спектакль «Синхронизация в Биркенвальде» на сцене театра в…

СПИНОЗА.Не годится! Там говорят по-немецки.

СОКРАТ.Ну и что?

КАНТ.Бенедикт, не забывайте, что здесь мы общаемся с помощью не слов, а мыслей.

СОКРАТ.А мысли понимает каждый. И то, о чем мы сейчас размышляем, должно дойти до каждого как на его родном языке…

КАНТ.…Потому что это – правда.

СПИНОЗА.Понимаю…

СОКРАТ.Итак, можно начинать!

СПИНОЗА( по-детски радостно, возбужденно). Занавес!

КАНТ.Не забывайте, Бенедикт: мы все время на сцене, и занавес поднят. И все это время на нас смотрят и нас слушают.

СОКРАТ.Или вы все еще не уловили ситуацию, Барух?

СПИНОЗА( немного растерянно). Как, уже?

СОКРАТ.Все еще не понимаете? Да мы попросту притворились, будто какой-то писатель использовал наши образы, а нас будто бы изображают артисты. ( Смеясь.) Ни один человек не заподозрит, что мы, так сказать, обратились в артистов и воспользовались именем автора – неплохо, да? А публика и вовсе обманута: мы заставили ее играть роль зрителей. И вот увидите: они не догадываются что они играют, а мы – настоящие и то, что здесь разыгрывается, тоже – настоящее.

КАНТ.Нет, серьезно, Сократ, что вы задумали? Что за пьеса?

СОКРАТ.Я хочу представить людям картину ада и показать им, что и в аду человек может остаться человеком. Примерно так, как мы здесь, на небесах, – или как там называют это те, внизу, – каким-то образом остались людьми. Разве нет?

КАНТ.Безусловно, безусловно! Слава Богу!

СПИНОЗА.Слава Богу!

СОКРАТ( тихо, Канту). И это называется – атеист…

КАНТ( усмехаясь). Итак? Я готов, Сократ!

СОКРАТ( обращаясь вверх). Прошу, занавес между вечностью и временем!

Средний занавес поднимается. В полумраке виден запущенный, грязный барак концлагеря. Примерно в середине маленькая железная печка. Правая часть барака не видна, слева – входная дверь. Перед ней, еще левее небольшая площадка. Весь левый угол сцены ограждает колючая проволока, тянущаяся вокруг всего барака. Прямо перед зрителями – нары, слегка покрытые соломой, на них, лежа или сидя, расположились заключенные.

СПИНОЗА.Где мы?

СОКРАТ.В концлагере Биркенвальд.

КАНТ( скорее про себя). Жутковато…

КАПО( входя с группой заключенных, хрипло, привычно повелительным тоном). Значит, вот – блок 6, барак 9.

ФРАНЦ.Быстрей, Карл, нам бы занять местечко у печки!

КАРЛ( хромая). Подожди, я не могу так быстро. Левая нога…

ФРАНЦ.Обопрись!

КАРЛ( опираясь). Вот, хорошо, так дело пойдет.

Другие тоже ищут места и постепенно располагаются; капо уходит.

ФРИЦ( Эрнсту). Слыхал, как лагерный начальник ругался, что нам в Бухенау дали только одно одеяло и что мы такие вонючие и завшивленные?

ЭРНСТ.Давай, старый оптимист, надейся, что здесь будет лучше!

ФРИЦ.Почему же обязательно нет? Скажи, разве ты не был уверен, что нас ведут в газовые камеры? А приехали в нормальный лагерь.

ЭРНСТ.Еще не вечер… Смотри, еще станешь капо, наломаешь дров… Подожди, пока все кончится – они нас всех свалят в общую кучу, вот увидишь.

ФРИЦ.Давай так: если ты сможешь мне доказать, что к этому идет, – будем разговаривать дальше, а пока ты мне этого не доказал, я веду себя так, будто я уверен, что останусь жив.

ЭРНСТ.А я не хочу надеяться до последней минуты – слишком тяжело будет разочаровываться.

ФРИЦ.А ты правда думаешь, что их не переживешь? ( Смеется.)

ЭРНСТ.Ты еще способен шутить?

ПАУЛЬ.У меня тут в мешке были сигареты! Еще от последней премии. Куда они подевались? Кто-то опять прикарманил!

ФРИЦ.Вечно эти фокусы… Я думал, мы все тут товарищи…

КАРЛ.И кто тут украдет? Здесь ведь только земляки.

ФРАНЦ.Вспомни про Отто…

КАРЛ.Бог ты мой, он-то уже наказан.

ЭРНСТ.Тоже справедливый порядок – если кто-то схватил кусочек колбасы, должен это идти в газ…

КАНТ( после того, как философы, послушав, смешались с заключенными). Пошлые люди, скажу тебе, Барух. Они воображают, что в их земном существовании должно быть какое-то соответствие между благотворительностью и благосостоянием, между нравственными заслугами и денежными заработками.

СПИНОЗА.Beatitudo ipse virtus… [1]1
  «Beatitudo non est virtutis praemium, sed ipsa virtus» – «Блаженство не есть награда за добродетель, но сама добродетель». (Спиноза. Этика, V, 42).


[Закрыть]Только порядочный человек может быть по-настоящему счастлив.

КАНТ( нетерпеливо). Знаю, знаю. Но вы проецируете все в одну плоскость – вы, с вашим монизмом.

СОКРАТ.Господа, не ссорьтесь! Здесь же идет спектакль!

КАНТ.Но я спрашиваю, Сократ, почему люди еще и ничему не учатся?

СОКРАТ.Это верно. Пока они не читают философские книги, они будут оплачивать свои философские заблуждения страданием и кровью, нуждой и смертью. Но подумайте еще раз – разве мы не должны были оплачивать нашу философскую мудрость ни кровью, ни страданием, ни нуждой, ни смертью?

СПИНОЗА.Он прав, господин профессор.

КАПО( рывком открывая дверь). Только не вбейте себе в головы, вы, вшивые свиньи, что сегодня вам еще дадут пожрать. Наша кухня не рассчитывала на вашу вонючую банду! ( Уходит.)

ЭРНСТ.Ну и дела! Два дня не ели, а теперь надо еще ночь проваляться, пока дождешься, чтобы утром дали полакать этой теплой мутной водички!

КАРЛ( Францу). Францик, Францик, я опять тебе говорю – не надо было тебе идти со мной.

ФРАНЦ.Я должен был, ты же знаешь, как это было.

КАРЛ.Да знаю я вечную твою жертвенность. Я тебе прямо скажу: это у меня уже вот где! Сначала ты мог уехать в Америку, так нет! Ты не хотел оставлять семью в беде. А результат? Чтобы спасти тебя от гестапо, сестра пожертвовала собой. А после гибели Эви от болезней и горя умер отец. Потом настала моя очередь. И теперь мама – одна. Бог знает, жива ли она?

МАТЬ( маленькая, скромная, печально озабоченная, появляясь справа, откуда не видно никаких подходов к бараку). А, вот они здесь! ( Остается вблизи сыновей.)

КАРЛ.Жертва за жертвой – и ни к чему это не приводит.

ФРАНЦ.Не говори так, Карл. Ты не хуже меня знаешь, что эта дерьмовая жизнь не имела бы смысла и не стоило бы за нее держаться, если бы мы не были готовы в любой момент отшвырнуть ее ради чего-то другого.

КАРЛ.Что-то другое… Но что? Что?

ФРАНЦ.Называй как хочешь, но ты знаешь это так же хорошо, как и я. По крайней мере мы об этом догадываемся.

КАРЛ.Всему есть предел. Ты не должен вот так швыряться своей жизнью.

ФРАНЦ.Почему нет, если это имеет смысл?

КАРЛ.Что ты называешь смыслом? Что в конце концов мы все погибнем?

ФРАНЦ.Может быть, и это. Дерьмовая жизнь во всяком случае бессмысленна, если еще и цепляться за это дерьмо. Кто не готов пожертвовать своей жизнью, тот просто существует, пока не подохнет. А для того, кто готов бросить такую жизнь к чертям, и смерть может иметь смысл. В этом я убежден. И я никогда не стал бы об этом говорить, если бы мы не сидели здесь.

КАНТ.Вот это прекрасно! Вы слышали, господа?

СПИНОЗА.Откровенно говоря, я им не верю.

СОКРАТ.Может быть, все еще изменится к лучшему.

МАТЬ( робко подходя к философам). Прошу вас, господа, не сердитесь на меня, но это – двое моих сыновей, это – последнее, что у меня было. Ну скажите, разве они не замечательные? Разве не славные ребята? Франц мог уехать в Америку еще вовремя, понимаете? Но он остался с нами, со мной и с отцом. Мы так просили его уехать, а он говорит: «Мне и здесь неплохо». Как будто мы не догадываемся, что он не хочет нас оставить…

КАНТ( успокаивая). Мы как раз сейчас говорили, что ваш сын Франц – очень способный юноша.

СПИНОЗА.По-настоящему хороший человек.

СОКРАТ.Утешьтесь, сударыня, мы позаботимся о ваших сыновьях.

МАТЬ( кланяется). Я очень вам благодарна, господа. С кем я имею честь?

КАНТ.Сударыня, вы нас, наверное, знаете, однако забудьте. Мы неохотно называем свои имена.

МАТЬ.Извините, извините! Я только хотела… думала… вы могли бы замолвить за меня словечко…

СПИНОЗА.Что? И зачем, кому?

МАТЬ.Я так тоскую о сыновьях. А здесь они так страдают, я знаю, я вижу – страдают! И я подумала: я подам заявление, чтобы их отправили ко мне.

КАНТ.Это невозможно, сударыня.

СПИНОЗА( тихо Канту). А может быть, попытаться, господин профессор?

СОКРАТ.Лучше не стоит, Барух. Не будем в это вмешиваться. Давайте иначе. ( Матери.) Помогайте вашим сыновьям, а мы обещаем, что сделаем все, что сможем.

МАТЬ.Спасибо господа, большое спасибо! Бог вас вознагради! И поверьте мне, они того стоят! Смотрите, вот ( неловкими движениями вытаскивает из сумки письма и маленькие пакеты) – все это я получила от них.

СПИНОЗА.Как так? Ведь оттуда, из лагеря, нельзя писать, нельзя ничего посылать?

КАНТ.Так что же это?

СОКРАТ( вглядываясь ближе). О! Разве вы все еще не понимаете? Это мысли сыновей о матери, это их молитвы за нее. Вот это я называю – дары, подарки…

МАТЬ( гордо). Прекрасные подарки, не правда ли? Так много писем, почти ежедневно, и что ни день – то пакет… Как же не гордиться ими? И разве они не стоят того, чтобы о них печалиться и заботиться?

КАНТ.Вы правы.

СПИНОЗА.Конечно!

Сократ возвращает матери письма.

КАНТ( философам). Да, знали бы люди, что все имеет свое значение и что значение это больше, чем то, к чему оно относится…

СПИНОЗА.Учитель, представьте, что сказали бы люди, если бы они это знали, как бы они удивились! А как бы были изумлены философы, если бы знали, что каждая их работа, в которой они ссылаются на вас, господин профессор, моментально…

СОКРАТ.Вы, вероятно, имеете в виду – вечно?

СПИНОЗА.Да – вечно – взлетает на ваш здешний вечный письменный стол в виде отдельного оттиска.

СОКРАТ.И как бы они были изумлены, если бы знали, что их великие мысли, даже не опубликованные, даже еще не высказанные – если это, конечно, великие мысли, – уже давно опубликованы здесь и ждут, когда их гонимый автор прибудет снизу, чтобы встретиться с ними.

КАНТ.Но почему вы думаете только о нашем цехе? Почему не о других – художниках, музыкантах? Разве вы не помните то мгновение – вечное мгновение, – когда Шуберт со слезами на глазах буквально ворвался к нам – и собственноручно получил здесь партитуру своей Симфонии си-минор, теперь уже «завершенной»?..

СОКРАТ.А помните, учитель, о чем тогда говорили? Бесконечные похвалы…

СПИНОЗА.И все время – музыка в си-миноре.

КАНТ.Да, да, знали бы люди…

КАРЛ.…Жива ли еще мама?

ФРАНЦ( вполголоса). Мама, жива ли ты, мама, ты жива? Скажи, мама, ты жива?

КАРЛ.О чем ты думаешь? Чего молчишь? Что ты тихий такой?

ФРАНЦ( все также тихо, задумчиво). Скажи, мама, ты жива?

КАРЛ( нетерпеливо). Ну ответь же, Франц!

МАТЬ( приближаясь). Я не могу тебе этого сказать, Францик. Я не должна этого говорить. Но какая разница? ( Настойчиво, убеждающе.) Но какая разница? Разве я не с тобой – так или иначе? Все равно с тобой!

ФРАНЦ( обращаясь к ней). Мама, скажи, ты жива?

КАРЛ.Ну, скажи же, наконец, хоть слово! Мне просто страшно. Скажи, ты что-то замышляешь?

ФРАНЦ( испуганно). Что ты говоришь? Нет, я просто думал о чем-то. Ладно, оставим это…

МАТЬ( философам). Вы слышали? Он думает обо мне. Беспрестанно думает обо мне!

СПИНОЗА.Да.

МАТЬ.Но он сомневается, он все время сомневается. Что сделать, чтобы он так не мучился сомнениями?

КАНТ.Вы ничего не можете сделать. Подождите – и пусть он подождет.

МАТЬ.Но я бы так хотела ему помочь…

СОКРАТ.Вы ничего не можете для него сделать.

МАТЬ.И они оба такие голодные…

ЧЕРНЫЙ АНГЕЛ( появляясь, как и мать, справа; философам). Какое невезенье! И надо же, чтобы это случилось со мной!

КАНТ.Что такое?

СОКРАТ.Что опять случилось?

СПИНОЗА.У вас вечно что-то случается.

АНГЕЛ.Я должен спуститься вниз – туда, к ним.

КАНТ.Но зачем?

АНГЕЛ.Женщина подала заявление. Она хочет, чтобы сыновья были с ней.

СПИНОЗА.И что?

АНГЕЛ.Я должен туда, испытать их.

КАНТ.Вот так, в таком виде?

АНГЕЛ.О чем вы?

СОКРАТ.Переодетым, инкогнито?

АНГЕЛ.Конечно.

СПИНОЗА.И как что? Как кто?

АНГЕЛ.Как эсэсовец.

КАНТ.Забавно!

АНГЕЛ.Но не для меня! Надо же, чтобы со мной это случилось – как эсэсовец!

СПИНОЗА.И что же, собственно, произойдет?

СОКРАТ.Вы же слышали, Барух: он идет испытать их.

АНГЕЛ.Я должен их истязать. Истязать – до крови. Тогда видно будет, что они там такое.

( Исчезает направо, и в ту же минуту слева в барак входит, рывком открыв дверь, эсэсовец.)

ПАУЛЬ( вскочив по стойке смирно). Господня унтершарфюрер! Заключенный 97 126 докладывает: 16 заключенных из нового эшелона доставлены в блок 6, барак 9.

УНТЕРШАРФЮРЕР.Номер 118 163!

КАРЛ( вскакивает). Здесь!

УНТЕРШАРФЮРЕР.Пошли, свинья!

КАРЛ( поспешно, тихо). Пока, Францик! Держись!

( Уходит с эсэсовцем.)

МАТЬ( испуганно). Что они с ним сделают?

КАНТ.Не бойтесь, сударыня ( значительно), это для него к лучшему.

МАТЬ( в тревоге). Он будет его допрашивать, он хочет из него что-то вытянуть. Его будут мучить, моего Карла!

СПИНОЗА.Вы разве не видели? Ведь перед ним был ангел. Вашего сына только испытают.

МАТЬ( в тоске). Зачем испытывать, я же за него ручаюсь!

СОКРАТ.От вас ничего не зависит – как и от нас всех.

МАТЬ.Вы в самом деле думаете, что это для него к лучшему?

КАНТ.Да, так он быстрее будет с вами.

МАТЬ.Но ему будет больно…

СПИНОЗА.Что такое боль…

СОКРАТ.…Разве вы не понимаете?

МАТЬ.Это вы можете обсуждать между собой. Но матери вы не должны так говорить. Ни одной матери.

( Опечаленная, присаживается возле Франца.)

ФРАНЦ( вполголоса). Мама, помоги ему! Мама, поддержи его!

МАТЬ.Он в хороших руках, дитя мое. Не беспокойся о нем.

ФРАНЦ( пристально глядя). Мама, поддержи его!

ПАУЛЬ( присаживаясь возле Франца с другой стороны). Что ты такой молчаливый?

ФРАНЦ( испуганно). А чего ты хочешь?

ПАУЛЬ( с любопытством). Что там такое с твоим братом? Наверно, это фокус со списком на отправку?

ФРАНЦ.Наверное.

ПАУЛЬ.И зачем вам это было нужно? Взять чужой номер, чужое имя – пустяк, что ли? Что еще из этого может выйти…

ФРАНЦ.Нам хотелось быть вместе. А этот маленький чех так хотел остаться в Бухенау! у него там связи со старостой, тот ему каждый день приносил миску экстра-супа. Шутка ли, лишняя миска супа – это ведь жизнь! Он верил, что пока будет получать этот суп – будет жив.

ПАУЛЬ.Ну и как было дело? Он угодил в список?

ФРАНЦ.Да. И предложил Карлу поменяться с ним номером и фамилией. Так брат оказался вместе со мной, а чех остался при своем старосте и своем супе.

ПАУЛЬ.Знаешь, чем это может кончиться?

ФРАНЦ.Староста все знал и согласился.

ПАУЛЬ.Ну и что? Если твой брат признается, будете все четверо торчать в дерьме.

ФРАНЦ.Мне уже ничего не страшно.

ПАУЛЬ.Зачем тебе этот героизм? Что, дома тебя никто не ждет?

ФРАНЦ( снова погружаясь в себя). Мама, жива ли ты?

МАТЬ.Я с тобой, сынок, я с тобой! Поверь же мне, наконец.

ФРАНЦ( тихо бормочет). Мама! Если бы я только знал, жива ли она!

ПАУЛЬ.Чего задумался, ты, тихий дурень! Выше голову! Мы еще посмотрим!

ФРАНЦ.Да, мы еще посмотрим.

УНТЕРШАРФЮРЕР( вталкивая Карла в барак). Ну ты, задница! Теперь можешь подумать, кто ты такой – тот или этот! Через пять минут я вернусь и снова заберу эту птичку, посмотрим, научилась ли она чирикать.

( Уходит.)

СПИНОЗА.Нет, вы видели, господа? Он же ведет себя, как стопроцентный эсэсовец!

КАНТ.Таков он и есть.

СПИНОЗА.Но он ведь ангел!

КАНТ.Да, но как только становится эсэсовцем и до тех пор, пока им остается, он об этом представления не имеет.

СПИНОЗА.Не понимаю. ( Наивно.) Этот эсэсовец должен ведь заметить – как это он вдруг появился… точно с неба упал, без прошлого, без собственной биографии… Это же должно его, наконец, удивить!

КАНТ.О, святая простота! Бенедикт, не забывайтесь же настолько! ( Нетерпеливо, поучающе.) Он послан отсюда, но, с их точки зрения, он уже давно там, столько-то и столько-то лет, у него есть там свое прошлое, своя биография, есть родители и родители родителей, есть жена и дети.

СОКРАТ.Мы не стоим с ними на одном уровне – ни в пространстве, ни во времени. Это же наш трюк, что мы с ними рядом, наш театральный трюк!

СПИНОЗА.Но вы же говорили, что все это действительно, действительнее самой действительности: что это правда, а не только сплошной театр!

КАНТ.Все есть театр, и ничто не есть театр. Мы – определенные фигуры, что здесь, что там. То на фоне сцены, то на трансцендентальном фоне. Но в любом случае это – игра.

СОКРАТ.Но мы не очень-то знаем, что мы играем. И не очень знаем, что мы играем. Мы лишь неточно знаем наши роли. И радуемся, когда угадываем текст, который нам надо произносить.

КАНТ.И внимаем, как можем, суфлеру – голосу совести.

МАТЬ( подходя ближе и услышав последнюю часть разговора, со всей наивностью). И для кого же мы играем, господа? Пожалуйста, скажите!

СПИНОЗА.Для простодушной театральной публики, такой простодушной, что она думает, будто мы играем.

СОКРАТ.А между тем играют они – играют зрителей.

КАНТ.Да, они всегда играют. Разыгрывают друг перед другом свои роли, играют для самих себя.

МАТЬ( прямолинейно). Но для кого же мы все играем? Должно же что-то быть – должен кто-то быть, кто на нас смотрит, откуда-то…

КАНТ.Вы первый раз стоите на сцене, сударыня?

МАТЬ.Да, сударь.

КАНТ.Тогда скажите, что вы видите – там? ( Показывает на зрительный зал.)

МАТЬ( щурясь). Ничего не вижу, лампы меня слепят. Вижу только большую черную дыру.

КАНТ.А если я вам скажу, что зритель все же есть?

МАТЬ( доверчиво смотрит на него). Ну, тогда я вам поверю.

КАНТ.Да ( твердо), вы должны в это верить, потому что знать этого мы не можем. Мы его не знаем – великого зрителя спектаклей нашей жизни. Он сидит, в темноте, где-то там – в ложе.( Указующий жест.) Но он смотрит на нас внимательно, поверьте, сударыня!

СПИНОЗА.Верьте ему!

СОКРАТ.Верьте нам!

МАТЬ( твердо). Да, верю!

ФРАНЦ.И что ты будешь делать?

КАРЛ( походя). Я, разумеется, буду молчать.

ФРАНЦ.Тогда прощайся со мной. Навсегда.

КАРЛ( мягко). Ах ты, чертяка, ну что же мне делать? Почему я не могу один раз поступить в твоем духе? Сегодня я хочу жертвовать, сегодня я хочу наполнить смыслом свою жизнь, по твоей теории, – и свою смерть!

ФРАНЦ.Не говори так, Карл, мне больно это слышать.

КАРЛ( все жарче). С каких пор это – аргумент? Ты, старик, прекрасный брат. ( Кладет руку ему на плечо.) Разве не ты все время твердил, что страдание – это тоже жизнь, что страдание тоже имеет смысл?

ФРАНЦ.Так оно и есть, но когда доходит вот до такого, человек находится во всем этом, и он должен стараться – когда надо как-то сохранить себя…

КАРЛ.…Вот тогда это и становится верным! Не в разговорах, а в деле – вот тогда это становится истиной. Ну, что, плохо я у тебя выучился?

ФРАНЦ.Карл, милый.

КАРЛ.Ах ты, старый чертяка!

ПАУЛЬ.Внимание!

УНТЕРШАРФЮРЕР ( снова появляется слева). Выходи, где ты там, свинья вонючая!

КАРЛ.Я здесь. ( Францу, твердо.) Я это сохраню, я сохраню себя, я выдержу это испытание!

Франц молча отпускает его руку.

Унтершарфюрер уходит с Карлом.

МАТЬ( философам, испуганно). Господа, теперь его снова будут испытывать?

КАНТ.Да, будут…

ПАУЛЬ( медленно, Францу). Дело далеко зашло, да?

ФРАНЦ.Да, но он выстоит. Он так сказал, он дал себе слово.

ПАУЛЬ.Вообще он славный парень, все при нем. Таким братом можно гордиться.

ФРАНЦ.Он совсем не такой, как я. Я говорю – он действует.

СПИНОЗА( взволнованно, глядя вдаль направо). Смотрите, господин профессор! Он сбил его с ног!

КАНТ.Я плохо вижу. Кто, ангел?

СОКРАТ.Да, ангел.

СПИНОЗА.Парень не может подняться, он весь в крови.

СОКРАТ.Но он молчит.

КАНТ.Как? Он не выдал? Несмотря на это избиение?

СОКРАТ.Нет, он молчит. Какой стойкий!

СПИНОЗА( крайне возбужденно). Смотрите, он мучается, он, наверно, ужасно мучается! Если бы я мог ему помочь! Ах, ну что я такое после этого! Я писал, но это не читали, не понимали. Я ведь их призывал, я говорил: «Affectus desinit esse passio… Жизнь перестает быть страданием…». Но люди не услышали, как им быть со всем этим!

КАНТ( взволнованно). Он должен оставаться стойким. Если бы я мог внушить ему мой категорический императив: человек, действуй так, будто…

СОКРАТ( грустно). Он вас не понимает. ( Подчеркнуто.) Надо говорить человеческим языком, а не философским.

СПИНОЗА.Что значит – человеческим? Каждую пару лет нас переводят на все мыслимые человеческие языки.

СОКРАТ.Что вы вообще хотите? Никто нас не понимает – разве что дойдет до этого сам. Никто не поймет то, что мы говорили или писали, пока не начнет мыслить самостоятельно, пока самостоятельно не откроет все это и не пробудится. А разве с нами было иначе? Нам необходимо было действовать, воплощать то, о чем мы думали. Пока мы не действовали, мы не проникали в самую суть и не влияли ни на кого. Со мной, во всяком случае, было так. Меня услышали не благодаря моим речам, меня услышали лишь благодаря моей смерти…

СПИНОЗА.Смотрите туда! Он все еще ничего не говорит. Он, кажется, теряет сознание.

КАНТ( оживленно). Господа, это случай для моего семинара, я должен его продемонстрировать!

СПИНОЗА.Что за семинар?

КАНТ.Для самоубийц. Я читаю им курс о смысле бытия.

СПИНОЗА.И что с ними бывает потом, когда они прослушают курс?

КАНТ.Тогда их опять сажают в эшелоны.

СПИНОЗА.В какие эшелоны?

КАНТ.Идущие в КЛ ПССЗ, как горько шутят эти несчастные черти.

СПИНОЗА.Вы хотите сказать: эти нерожденные – снова к рождающим?

КАНТ.Да.

СПИНОЗА.А что подразумевается под этими буквами?

КАНТ.Концлагерь Планета Солнечной системы Земля.

СПИНОЗА.Действительно, несчастные черти, кто должен снова возвращаться туда.

КАНТ.Вы бы видели, как они пытаются спрятаться, когда начинают формировать такой эшелон. Ни одного ангела не вдохновила бы подобная миссия. ( Смеется.) Но чему суждено быть – то должно быть. И что должно стать – должно стать и снова родиться.

СОКРАТ.И что вы сейчас хотите делать?

КАНТ.Я бы хотел переместить сцену.

СПИНОЗА.Вы хотите продолжить ее в семинаре?

КАНТ.Да, но надо еще подождать. Сначала он должен действительно окончательно выдержать это испытание.

СОКРАТ.Так посмотрите же туда – он больше не шевелится!

СПИНОЗА.И эсэсовец наступил на него сапогом!

КАНТ.Если бы только этот бедный парень узнал от ангела, что ему делать…

СПИНОЗА.Нет, юноша этого не выдержит, он проговорится в конце концов. Спорим, господин профессор?

КАНТ.Я не буду спорю, но я прав. Посмотрите сами, как он борется, борется с самим собой. Но уже недолго. Смотрите же, разве он не прекрасен? «Держит удар», как говорят боксеры.