Текст книги "Больное место"

Автор книги: Виктор Ардов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Annotation

«Библиотека Крокодила» – это серия брошюр, подготовленных редакцией известного сатирического журнала «Крокодил». Каждый выпуск серии, за исключением немногих, представляет собой авторский сборник, содержащий сатирические и юмористические произведения: стихи, рассказы, очерки, фельетоны и т. д.

booktracker.org

В. АРДОВ

ПОЗДРАВИЛ

БОЛЬНОЕ МЕСТО

ТАМ ИЛИ ТУТ?.

СЛОЖНОЕ ДЕЛО

СТРАШНЫЙ ПРОФЕССОР

ЕЕ ПРАВА

НАГЛЯДНО

ХОЗЯИН СВОЕГО СЛОВА

НЕОКОНЧЕННЫЙ РАЗГОВОР

КОЛХОЗНАЯ ГОСТЬЯ

INFO

Более подробно о серии

В. АРДОВ

БОЛЬНОЕ МЕСТО

РАССКАЗЫ И ФЕЛЬЕТОНЫ

*

Иллюстрации К. РОТОВА

М., Издательство «Правда», 1957

ПОЗДРАВИЛ

По кварталу новых домов шли солидные супруги неторопливой походкой людей, совершающих воскресную прогулку. Возле одного дома муж остановился и, задрав голову кверху, произнес:

– Кажется, здесь.

– Что здесь? – переспросила жена.

– Ну, здесь теперь проживает мой работник, некто Кобозев. Он получил новую квартиру.

– А ты при чем?

– Здравствуйте! Я же директор Мне надо зайти к Кобозеву на новоселье, проявить, так сказать, чуткость и поздравить его.

– Кого «его»?

– Его, Кобозева Кажется, он уже давно у нас в механическом цехе работает. Я зайду на десять минут, а ты посидишь вот здесь, в новом скверике, тебе даже лучше будет… Садись вон на ту скамейку, а я это все мигом… Раз-два – и чуткость проявлена!

После коротких реплик с обеих сторон супруги разошлись: жена действительно присела на скамью в сквере, а муж вошел в ущелье между новыми корпусами…

Через три минуты поздравитель оказался в подъезде и, не торопясь, с уместной при его комплекции одышкой, стал поднимайся по лестнице.

– Семнадцатый номер… восемнадцатый – вслух читал он. – девятнадцатый и двадцатый… Значит, на следующем этаже…

Но тут внимание поздравителя было привлечено хором голосов, глухими ударами и скрипом, какие всегда сопровождают переноску тяжелых предметов.

– Осторожней, товарищи, – умоляюще говорил женски! голос, – шкаф-то ведь полированный!..

Натуженный бас отзывался с паузами, свидетельствовавшими с том, что владелец баса совершает в данный момент нелегкие физические действия.

– Никуда она не дене… не денется эта… ваша полиро… полировка… А ну, левей давай, левей!.. Во-во-во!..

– О стенку-то хоть не трите его, шкаф-то! – снова умолял женский голос. – Не трите, ради бога!..

А бас откликался:

– Никто и не… тово… не трет его… А ну-ка, заноси сейчас, заноси, запоен, не спи!..

– Куда ж я его занесу? – взволнованно пищал чей-то фальцет. – Он меня самого занес… Ой, сейчас впечатает меня в стен… Ой, осторожней!..

– Небось, не впечатает!.. Выше! Выше! Выше поднимай! Я кому говорю?!

Бас, видимо, начинал уже сердиться.

Тем временем поздравитель поднялся еще на этаж, и глазам его открылась такая картина: под бодрые выкрики «Неси!», «Бери!», «Куда ж его брать?!», «Осторожней!», «Ой-ой!» и т. д. несколько человек переносили большой трехстворчатый гардероб.

– Товарищи, как бы мне тут пройти в квартиру двадцать вторую? – спросил поздравитель.

– Ну, мы из двадцать второй квартиры, – отозвалась хозяйка шкафа, – вам что, собственно, нужно?

Поздравитель срочно переменил угрюмо-важное выражение лица на доброжелательную улыбку и воскликнул:

– Пет, серьезно? Ну, я очень рад! Значит, вы только въезжаете сюда?

– Как видите. А что?

– А мне почему-то сказали, будто вы уже вторую неделю здесь… Во всяком случае, я очень рад.

– Чему вы рады?

– Я рад тому, что… А где ваш муж?

– Вот он я, – произнес, выступая вперед, человек в кепке.

– Очень приятно. Пришел поздравить с новосельем.

– Спаси… – начал было хозяин, но тут снова возопил парнишка, изнемогший под тяжестью шкафа:

– Он! Братцы, легче, легче все-таки! Задавило меня!

– На попа его надо было, я вам что говорила?!

– Где ж тут на попа?! Наклоняйся, наклоняйся скорей, не то тебя в самом деле припечатает!..

– Я говорю, я рад. что вы въезжаете наконец в квартиру… Я. видите ли. директор и…

– Эй, ты! Который директор. Я тебе говорю! Чем зря рассуждать, берись с той стороны, видишь ведь, парень сейчас рухнет! Ну!

Поздравитель от неожиданности раскрыл было рот, но быстро закрыл его и не совсем уверенно сообщил.

– Что ж… Я буду очень рад помочь вам хотя бы в том..

– Потом будешь речи произносить! Берись за шкаф! Ну?!

– Сейчас, сейчас… Какой-то он у вас склизкий…

Солидный поздравитель поспешно ухватился за угол шкафа. И возня с переноской возобновилась снова, опять послышалось:

– Ну, куда ты?! Куда ты его опускаешь?! Это я тебе говорю, который директор. Взялся подсоблять, так уж неси как следует! На себя бери! Вот так! Теперь от себя! На него теперь!

– Он!..

– Я же говорила: на попа его надо! Исключительно на попа!

– Уйди ты, тетка, со своим «на попа»! Без тебя как-нибудь… Что это трещит?..

– Так и знала, что погубите вещь!.. Замочки уже отлетели!..

– Какие еще замочки? Ручки, наверное!.. Так мы их приделаем потом..

– Ай-ай! Вы мне рвете! – вдруг завопил директор.

– Чего мы тебе рвем.

– Ай! Трещит!.. Пальто трещит!.

– Ну, сейчас нам всем не до пальто! Бери на себя!.. Слышишь?!

– Осторожней же! Что вы делаете?!

– Нет что ты делаешь?! Ты будешь его нести или нет?!

– Не буду больше! Вот что, товарищ Кобозев, считайте, что я вас тут на лестнице уже поздравил…

– Кого, кого поздравил? – с интересом спросила хозяйка шкафа.

– Вашего мужа, товарища Кобозева Михаила Петровича…

– Ха ха-хи! Вы слышите, товарищи?! Во-первых, муж у меня не Кобозев, а Сидоренко! Вот он, мой муж…

– Как так Сидоренко?.. Позвольте, это двадцать вторая квартира?

– Ну, двадцать вторая.

– Значит, должен быть Кобозев! Позвольте, как же так?.. Я к вам пришел как директор… с целью поздравить, а вы мне говорите, что вы не Кобозевы.

– Видали вы его? Он хочет нас уговорить, что мы Кобозевы! Сам ты Кобозев! Ну, берись, ребята, уже немного осталось… Раз-два, взяли! Раз-два, разом!..

– Полировку, полировке пощадите, ироды!

– Что за черт – бормотал поздравитель. – Записано у меня точно шестой корпус, квартира 22…

– А это седьмой корпус. Ясно?.. Левее, братцы, левее несите.

Шкаф, покачиваясь, уплывал все выше и выше.

Директор безмолвно стоял, рассматривая длиннющий разрыв на пальто. Стоял до тех пор, пока углом шкафа его не наподдало в спину. Тогда он качнулся, схватился обеими руками за перила и хриплым голосом заявил:

– Тогда я пошел, знаете ли… Счастливого новоселья!.. За что же я себе пальто у вас разорвал, а?

– А не имей привычки не знать своих кадров! – отозвался распорядительный бас. – Сперва познакомься, разузнан, кто Кобозев, а кто не Кобозев! Вот так. Легче ты! Снизу берись! Снизу! А теперь сверху!..

Директор уныло поплелся по лестнице вниз. Через три минуты он робкой иноходью подходил к своей супруге, все еще сидевшей на скамье в сквере.

Жена спросила:

– Что это ты гак скоро? Поздравил? А-а-а-а!.. Кто ж это тебе пальто погубил?!

– Никто. Оно само собою. При этом… при поздравлении. В общем, пошли домой!

БОЛЬНОЕ МЕСТО

Кто же не знает: если у вас есть больное место, именно этим местом вы и будете тыкаться обо все мыслимые и немыслимые предметы на вашем пути.

Товарищ Мусляков Павел Прохорович, занимающий немалый пост – заместителя председателя облисполкома по промышленности, – познал этот закон на собственном опыте. Но познал своеобразно, мы бы сказали, ибо больным местом у него оказалось… Впрочем, расскажем, как оно вышло на деле.

Павел Прохорович вернулся с работы позднее обычного, и по многим признакам супруга его, Екатерина Степановна, установила, что ее благоверный в дурном настроении. В очень дурном! Он угрюмо сел к столу, чтобы в одиночестве скушать свой обед (семья, не дождавшись Павла Прохоровича, отобедала раньше) Молча возил ложкой по глубокой тарелке со щами, громко вздыхая, отщипывал кусочки хлеба прямо с хлебницы, перчил и солил еду так, словно не себе самому готовил блюда, а собирался отравить некоего врага…

И вдруг поднял голову, прислушался. И спросил жену:

– Это кто еще там разговаривает?

– Кто, кто… К нашей Клавочке подружка пришла, Леля. Сидят на диване, кроссворд решают…

– Чего решают?

– Ну, кроссворд. В журнале. Что ты, не знаешь? Там разные клеточки, и в каждую клеточку букву надо вписать, чтобы вышли слова…

– Какие такие слова?

– Да ты что придираешься? Слова, которые тут же, в журнале, описаны…

– Как описаны?

– А ну тебя, Павел! Ты уже совсем с ума сошел!..

И супруга, убрав со стола грязную тарелку, вышла из комнаты.

Мусляков же стал прислушиваться Две веселые девушки смеялись от беспричинного молодого веселья, перекидывались вперебой такими репликами:

– Строительный материал из шести букв…

– Какая первая буква.

– Не знаю. Последняя буква – «ч»…

– «Ч»… «ч»… Стой! Это, безусловно, кирпич!

– Правильно! Как мы сразу не догадались?

Взрыв смеха.

Мусляков опустил голову и перестал жевать.

– Какое им-то дело до кирпича?.. – пробормотал он сердито – Ну. ладно, ну, признал же я сегодня на бюро обкома, что с кирпичом у нас в области плохо. Ну, моя вина. Ну, не наладил. Не поощрил инициативу… Но дома-то уж, кажется, можно было бы мне дать покой?..

А девицы, отсмеявшись, продолжали:

– Восемнадцатое по горизонтали… Начинается как раз этим «ч»… Что там написано?

– Кровельный материал. На «ч». Как ты думаешь?

– Стой. Лелька, я знаю! Ей богу! Это чечевица!

– Черепица, дура!.. А чечевица, знаешь что? Крупа…

– И не крупа, а бобы такие темненькие…

– Ну, все равно… Чечевица, говорит, кровельный материал!.. Ой, не могу!

Новый взрыв смеха. Мусляков бросает вилку на стол.

– Они что, нарочно, да?.. Мало меня грели сегодня за эту черепицу и за камышит?

Он разевает рот, чтобы крикнуть дочери что-нибудь строгое, но передумывает. Снова берет в руки вилку, начинает ковырять котлету, однако прислушивается.

– Домашний сосуд для хозяйственных целей… Таз, что ли?

– Какой же таз, когда пять букв!

– Может, лохань?

– Лохань – шесть букв. Окоренок, а?

– Сама ты окоренок! (Смех)

– Ну, может, ванна?..

– Не подходит. Первая буква – «м».

– Тогда действительно получается не ванна, а манна… Смотри, опять крупа! (Смех)

– Ну тебя, Клавочка, я серьезно хочу решить…

– Горшок? Нет! Чайник?

– Чудачка! Чайник же с носиком… Тогда бы было написано, что сосуд с носиком…

– Вот уж не обязательно… Ведь если про тебя говорят «Леля», никто же не скажет «Леля с носиком»!

Очень большой приступ смеха у обеих подруг. А Мусляков сидит, опустив кос в котлету. В голове его мелькает: «И ничего из того, что сейчас назвали девушки, у нас в области не делают: ни тазов, ни лоханей, ни окорят, ни чайников…»

– Миска! – торжествуя, кричит Клава.

«И мисок нет! – про себя констатирует Мусляков. – Какой-то особенно подлый кроссворд…»

– Дальше давай. Деревянная утварь в семь букв.

– Вешалка.

– Семь букв. Понимаешь семь!

– А в вешалке сколько, по твоему?

– Да, правда… Только тут начинается с «п».

– Значит, плечики.

– Какие плечики?!

– Вешалку тоже так называют..

– Погоди, далась тебе вешалка! Может, полоскательница?

– Вот так семь букв! Вот так деревянная!

Чудовищный приступ смеха. Мусляков страдальчески морщится.

Успокоившись, подруги решают дальше:

– Форма взыскания. Этого я не понимаю…

– Ах, боже мой!.. Ну, там штраф или выговор… А может, судимость…

Тут Мусляков ударяет кулаком по столу и вопит:

– Сейчас перестать, отвратительные девчонки!!!

За дверью воцаряется молчание Потом недоуменный шепот Мусляков дрожащими руками пытается закурить. Входит жена и наивно начинает:

– Паша, я тебя хотела попросить, чтобы ты позвонил в ателье: Клавочке нужно шить пальто, а там. конечно, очередь на полтора года. Когда уж у нас будет столько пошивочных мастерских, чтобы…

Тарелка с грохотом летит на пол вместе со скатертью. Жена, выпучив глаза, глядит на Муслякова, который стремительно выбегает из комнаты…

Но еще проходя мимо кухни, он слышит, как работница рассказывает своей гостье:

– Кофту она себе достала вязаную… Такая красота, такая красота, вся в цветочках! Вот с тарелку цветочки бордовые, серые, зеленые – разные… Ведь вот умеют же доставать люди!.. А я как ни приду в универмаг, ничего там нету…

Мусляков, с силон захлопнув дверь на кухне, покидает квартиру. В палисаднике соседнего дома немолодой лысый человек в ватнике и лыжных штанах перекапывает грядки. При виде Муслякова он почтительно снимает кепку. Мусляков, тяжело дыша, заставляет себя произнести.

– Привет, товарищ Проценко! Грядки или клумба будет?

– Под огурцы думаем… Вот досада! Тяпок у нас в продаже нет, грабель хороших тоже, даже лопаты порядочной не купишь.

И Проценко замолкает, с удивлением увидев, что зампродоблисполкома сердито шарахнулся от него в сторону.

Вокруг были люди: кто-то сидел у ворот, кто-то останавливался для короткого разговора среди тротуара. Слышался разноголосый говор городской улицы. Но наш зампредоблисполкома зажал оба уха кулаками: ему не под силу, казалось, теперь слушать, о чем толкуют люди. Но и с зажатыми ушами Муслякову чудилось, будто все говорят об одном и том же… Вам ясно, о чем?

ТАМ ИЛИ ТУТ?.

Пришлось мне побывать в одной МТС. Главный инженер этой МТС словно бы толковый человек, разбирается во всем. Мы с ним чуть ли не подружились за те три дня, что я прожил на усадьбе станции.

Вот зашел я как-то раз к нему в кабинет, поговорили, разумеется, про сельское хозяйство в свете последних решений. Инженер меня спрашивает.

– Читали вы «Районные будни» Овечкина?

– Нет еще, – отвечаю. – Очень хочу прочесть, но не достал пока книги.

– Я вам охотно дам почитать. У меня есть. Завтра привезу вам.

– Откуда привезете? – спрашиваю я.

– Да из дому же…

– А вы из дому на работу ездите? На чем же?

Инженер вздохнул и заметил.

– То-то и дело, что пока приходится другой раз трястись на грузовике. Легковой парк у нас не ай-ай-ай!

– Позвольте! Да жилища для личного состава станции у вас вот они, из окна видать.

– Ну, видать! Но я то живу не здесь, а в Воробьевке, где районный центр. Сорок километров отсюда.

– И вы, значит, каждый день утром и вечером по восемьдесят километров отмахиваете?

Инженер вздохнул.

– А что же делать? Спасибо еще, если удастся «отмахать». А то дела задержат здесь, ну и ночуешь.

Мне захотелось спросить инженера, почему он не переезжает на постоянное жительство к месту работы, но посовестился: все таки человек я здесь посторонний.

Мы помолчали. Потом беседа возобновилась и приняла более веселый характер. Настолько веселый, что инженер воскликнул.

– А знаете что? Скоро ведь рабочий день кончается. Давайте немного посидим здесь. Пол-литра у меня найдется. (Тут он приоткрыл ящик письменного стола и я увидел, как поблескивает бутылочка.) Выпьем, значит, закусим. Хотя нет, закуска то у меня там…

– Где там?

– Ну, дома.

– В Воробьевке?

– Вот именно!

– Да, этак, пожалуй, не очень удобно: выпил и езжай за сорок километров закусить.

Инженер глубоко вздохнул, и беседа перешла на другие темы. Очень скоро дверь в кабинет открылась, и вошел бухгалтер Иван Елиссевич, человек строгий и пожилой.

– Можно к вам? Здравствуйте! Я вот что хотел спросить. Николай Игнатьевич: ведомость мою вы уже подписали?

– А как же! – отозвался главный инженер. – Вчера вечером все рассмотрел, проверил и подписал.

– Разрешите забрать у вас? А то ведь просрочиваем мы.

– А как же! Сейчас отдам.

Инженер сперва залез в свой портфель, лежавший на краю стола, потом стал шарить в ящиках, обыскал карманы пальто.

– Что за черт! – сердито повторял он при этом. – Вчера еще сам проверил и сам положил. Куда только я ее положил? Еще помню, уточнял и цифры по колхозу «Луч спета» и потом опечатки исправлял. Где же она может быть? А?

Бухгалтер стоял молча и глядел прямо перся собою. Никакого сожаления хлопоты инженера и нем не вызвали. Из этого я понял, что такие поиски происходят не первый раз.

Наконец инженер сконфуженно почесал затылок и робким голосом заявил.

– Ну, ничего не поделаешь. Значит, там она ведомость, в Воробьевке.

– Я пойду. – сурово произнес бухгалтер.

– Ступайте, Иван Елисеевич! Даю вам слово, что завтра уж обязательно…

Зазвонил телефон, и, не закончив фразы, инженер взял трубку.

– Алло! Ну, я говорю, я! Что тебе надо. Манюрочка? Тетради? Тетради Вовы? Они же там! Ну, у тебя, дома. Почему я говорю «там»? Ну, да! Если я теперь здесь, значит, все то, что у меня в кабинете на работе, все это для меня «тут». А то, что дома стало «там». Погоди, не перебивай! Вот когда я приеду домой, тогда то, что дома, для меня будет «тут», а то, что… Тьфу! Запутаешься с тобой! Хорошо! Я посмотрю в письменном столе, но я знаю точно: тетрадей там нет! То есть тут нет. Ну, у меня нет. Одну минутку!

Повторив еще раз «одну минутку», уже для меня, инженер с привычным, как видно, нервным нетерпением опять стал шарить по ящикам стола. Из одного ящика вместе с деловой перепиской и чертежами вывалилась стопка ученических тетрадей. И я снова увидел, как инженер поднес к затылку руку, чтобы смущенно почесать в голове. Затем он взял трубку и убитым голосом сказал.

– Манюрочка! Кхм… Ты действительно отчасти права. Тетради, в общем, тут… ну, у меня. Да, да, «тут»! В твоем смысле «там». Нашел я тетради. И сегодня обязательно привезу их. Когда приеду? А ты не знаешь, когда я приезжаю? Что значит «ребенку надо спать»? Ну, одолжи у кого-нибудь тетрадь. Или пусть напишет просто на бумаге. Только смотрите, на деловых бумагах ничего не пишите!

Инженер положил трубку на рычаг к кинул на меня быстрый, вороватый взгляд. Я притворился, будто безумно интересуюсь тем. что делается за окном.

– Ну, тэк-с, – несколько успокоившись, начал инженер. – Неплохо бы нам с вами побаловаться охотой в выходной, а? Вы как насчет этого? Я то лично, каюсь, большой любитель побродить по болотам, по лесам. И ружьонко у меня – верный сорт: тульское, индивидуальное. Еще по заказу какого-то графа или князя… Постойте, кажется, оно у меня тут… нет, там… Или тут. а?..

– Нет, нет, я в этом мало чего понимаю! – поспешно заявил я: хотелось избавить и себя и самого инженера от новых поисков.

Но избавить не удалось. В дверь вошел тяжелыми шагами человек явно гаражного типа: запятнанная горючим брезентовая куртка, такие же рукавицы, рези юные сапоги.

– Николай Игнатьевич, образцы колец для трактора у вас «тут»? Или тоже «там»? – не без ехидства спросил человек.

– Ну, да! Образцы v меня. Постой, постой! Утром я еще их видел..

– А где видели-то: «тут» или «там»? – с откровенной иронией произнес пришедший.

Мне стало ясно, что эта игра известна всему персоналу MТC.

– Видишь ли.. – неуверенно начал инженер. – Кажется, я сделал так… Да-да да! Два образца оставил там. а один лежит у меня тут. Сейчас найду.

И опять содержимое ящиков вывалилось наружу. Опять инженер почесал затылок, бормоча:

– Что же это такое? Я же сам их видел тут. А впрочем, может быть, и там.

Человек в брезентовой куртке вдруг произнес тихо-тихо, но все таки я услышал отчетливо.

– А голова-то у тебя «тут» или «там», или уж посеял ее по дороге на двадцатом километре?

– А? – переспросил инженер. – Что вы говорите?

– Ничего. Так колец нету, что ли?

– Как это нет? Должны быть.

– Ага. Ну, так.

Человек из гаража ушел. Инженер просто-напросто отвернулся от меня.

Наигранно-бодрым голосом я скатал:

– Ну, так. Я тогда тоже пойду. Если позволите, зайду завтра.

– Ну, что ж! Буду очень рад!

Теперь инженер повернулся ко мне. и по его глазам я понял: рад он не будет. Да и я по правде сказать, почувствовал, что приятельство наше не состоялось: ну что это, в самом деле, за основа для дружбы – оказаться свидетелем неловкого положения именно у того, с кем собирался подружиться?

Думаю, теперь инженер не ездит ежедневно по километров, считая туда и обратно. Или последние денечки разъезжает и последние разы произносит с раздражением.

– Тут или там? Кажется было тут. Или нет: если оно утром было тут, значит, теперь это там. Но к вечеру, если, конечно, я сам не останусь там… то есть тут…

А может, этот товарищ теперь остался и не тут и не там? Так ведь тоже бывает!

СЛОЖНОЕ ДЕЛО

Знатоки вопроса утверждают во первых, не со всех можно в наши дни получить взятку без ущерба для самого взяточника; во-вторых, надо еще знать, кто какими ценностями способен дать эту взятку. А вот например, небезызвестный в областном масштабе лихоимец – некто Пантелеев (заведующий москательно скобяной базой) – больше всего гордился тем, что ему-то уж доподлинно было известно, с кого можно было требовать дань, а с кого нет; у кого надо вымогать наличные деньги, а с кого брать вещами, товарами, театральными и стадионными билетами или новиками книжной продукции.

Пантелеев, бывало только поглядит на ордер или требование, адресованное вверенной ему базе, как уже точно знает, какой профит эта бумажка принесет лично ему, Пантелееву… Нужно только немного притормозить выдачу товара и намекнуть, какова будет выкупная цена за товар… А тогда получаешь неплохие вещички, а то и кругленькую сумму в дензнаках..

Вот и в тот роковой для него день Пантелеев получил по телефону указание завторготделом.

– Мы там, понимаешь, спустили на твою базу – два саратовских холодильника. Одни холодильник отпустишь зампредоблисполкома Тюфяеву для квартиры. Он, понимаешь, давно у нас записан в очередь на холодильник, и никак мы не можем ему сделать хоть какой-нибудь там агрегат… Вот так… А второй отдашь детдому № 6. Указания ясные? Ну, бывай!..

Выслушав это Пакте леев сразу же решил для себя:

«Ну, с Тюфяева, безусловно, не разживешься: не та номенклатура у товарища. Тут дай бог развязаться с ним так, чтобы потом без жалоб и претензий… А вот детдом должен меня премировать, если желает иметь этот холодильник… Тут что нибудь надо будет сделать…»

По прошествии некоторого времени в кабинет Пантелеева вошел тучный гражданин с розовым затылком в новом полупальто. Войдя, тучный посетитель вежливо снял ворсистую кепку и произнес с достоинством и уверенностью и собственной значительности.

– Я в отношении холодильника… Кому тут предъявить ордер?

Пантелеев подумал «Ясно, шофер персональной машины товарища Тюфяева» – и улыбнулся со всей возможной для торгового работника вежливостью. Пальцем руки он указал направление:

– Попрошу, налево вторая дверь – бухгалтерия. Вам выпишут там накладную на холодильничек, и забирайте его с богом.

Шофер персональной машины величественно наклонил голову, напялил на свои кудри кепку и вышел. А Пантелеев взял трубку телефона и позвонил непосредственно в ту кладовую, где хранились холодильники.

– Сигунов? – сказал он значительным голосом– Вот что, Сигунов, сейчас к тебе придут за холодильником Ну да, за тем, саратовским… Организуешь погрузку непосредственно в машину. Ну да. Думаю, «ЗИМ». Надо, чтобы поместился. А я говорю, надо! Ничего, позовешь людей из третьего склада, там они снятие остатков проворачивают… Погрузите, и тогда пусть снимают остатки сколько угодно Ясно тебе? Ну, есть…

Говоря по телефону, Пантелеев уголком глаза увидел что в кабинет вошла скромно слегая и робкая старушка. Она почтительно стала дожидаться, когда заведующий освободится. И он освободился Положил трубку на рычаг и, сообщив липу надменное выражение, спросил:

– В чем дело?

В сущности, задавая вопрос, Пантелеев уже знал, и чем тут дело: он поставил диагноз, можно сказать, подсознательно, еще когда говорил по телефону с Сигуновым. Эту старушку дошлый завбазой быстро расшифровал как скромную представительницу детдома № 6, с которого задумано было получить нечто в обмен на холодильник.

И потому Пантелеева ничуть не удивили, когда старушка, протягивая листок бумаги, робко произнесла.

– Насчет холодильника я…

– Ясно! – перебил Пантелеев. – Ну-ка, присядьте, гражданочка…

– У вас указание есть…

– Знаю, что указание. – Пантелеез величественно кивнул трехъярусным подбородком, – Только вот какая картина, указание-то есть, а холодильника у меня нету. Ясно?

– Как это так нету?.. – Старушка явно растерялась.

– То есть формально он, конечно, есть, – саркастически улыбнувшись, сказал Пантелеев. – но некомплектный. Вам ясно? Может быть, половина деталей пропала, пока его отгружали к нам с завода…

– Но он все-таки работает? – с надеждой спросила старуха.

– То есть дает ли он холод? Зимой безусловно. Особенно, если его поставить поближе к окошку да из этого окна стекло выбить Хе-хе-хе!. А так он больше декорация.

– Так что же теперь делать?

– Что делать? Надо бы, конечно, пойти вам навстречу… Если безусловно, вы пойдете так сказать… (В этой части своей декларации Пантелеев сознательно прибегал к самым туманным выражениям, дабы впоследствии нельзя было его обвинить в лихоимстве, буде данное дело не выгорит).

– Что-то и вас не понимаю, товарищ.

Пантелеев взглянул в испуганные выцветшие глаза старушки и решил, что особенно бояться такой посетительницы не следует. Вряд ли она даже сумеет пересказать толком заведующему детдомом ход беседы. Наверное, служит там чем то вроде нянечки или уборщицы. Послали сюда за холодильником, потому что остальной персонал занят и ехать некому… В связи с такими мыслями Пантелеев «поднажал»:

– А что тут не понимать?. Мы – вам, вы нам Подкинете там маслица топленого или сливочного, яичек, говядинки, рыбки. Ну, что у вас еще есть? Может, ситец какой интересный или байка?.. Ведь у нас дети зимой все и байке ходят, – так я говорю? Старушка открыла рот и вылупила глаза. Она смотрела на заведующего базой минуты полторы. Потом закрыла рот и заговорила.

– Дети, они у нас иногда действительно носят байку. А разве… разве от байки или от масла он… доукомплектуется, холодильник?..

– «Разве, разве!» – передразнил старушку Пантелеев – Соображать надо все-таки: почему это я вам «за так» отдам хорошую вещь, дефицитный товар?..

– Но указание же!..

– Ах. указание?.. Ну, кладите себе в это указание ваши продукты. Пускай оно их и заморозит. Или пускай тухнут.

И Пантелеев сделал такой выразительный жест, что даже в старческих глазах посетительницы зажегся огонек понимания.

«То-то, – подумал Пантелеев. – доперла, матушка… И кого только к нам присылают за товарами! Просто кошмар: этой бабке в инвалидном доме сидеть, а не то чтобы где бы то ни было представлять какую-либо государственную организацию».

Но в манерах старушки что-то переменилось. Она встала и с достоинством попросила разрешения позвонить по телефону. Пантелеев милостиво разрешил и даже придвинул поближе к посетительнице аппарат «Давай, давай звони! – мелькнуло в голове у опытного взяточника, – По такому вопросу лучше говорить по телефону, чем лично, при свидетелях, так сказать».

Старушка между тем прошамкала в трубку:

– Облисполком попрошу…

Пантелеев насторожился.

– Попрошу кабинет Тюфяева… Да!

– Виноват! Куда вы звоните? – перебил завбазой.

– Сыну я звоню…

– Какому еще сыну?! – В голосе Пантелеева трепетала уже нескрываемая тревога.

– Моему сыну… Ну, Тюфяеву Ивану Владимиро… Ваня? – Старушка обернулась спиною к Пантелееву и беспокойно заговорила в трубку. – Ванечка, я заехала за холодильником, а тут мне сказали, что за него надо говядины дать, потом масла, байки еще… Я сама не пойму: какой такой байки?.. Что?.. Заведующий этим… ну, складом. Он сам говорит: «Без байки не дам» Ага. Что?.. Пришлешь обследователя?.. Ну, а как мне-то быть? Ехать домой или подождать твоего обследэ… Ну ладно. Я подожду…

Обливаясь потом, Пантелеев вырвал у старухи из рук трубку и принялся кричать неожиданно визгливым голосом:

– Але! Але! Товарищ Тюфяев?.. Докладывает как раз завбазой Пантелее… Алё! Ваша матушка, она – хе-хе – большая шутница! Она… алё!.. Алё же! Молчит! Трубку повесил. Как же теперь?..

А старуха равнодушно сказала:

– Я тогда там обожду, в коридорчике… Ваня говорит: он скоро приедет, обследователь то есть…

И старуха поплелась к двери. Пантелеев побежал за нею, обеими руками схватил старуху за талию, как это делается при исполнений танца, именуемого падеспань, и деликатненько пытался вернуть ее к своему столу, приговаривая:

– Что вы! Куда вы, товарищ Тюфяева? Разве ж я что?.. Это ж все шутки, товарищ Тюфяева… Берите себе свой холодильник сию же минуту…

– Неукомплектованный-то? Да на что он нам нужен!

И старуха вырывалась из рук заведующего базой, как нимфа из объятий сатира.

– Да нет же, нет же, он ведь укомплектовался! Пока мы тут с вами рассуждали, он, знаете ли, полностью укомпле…

Старушка уже из коридора отозвалась:

– Значит, байку вам подавай? Яички? Говядину? Благодарим покорно! Я подожду лучше обследователя.

И мамаша зампреда с железным выражением лица поместилась на скамейке в коридоре.

Пантелеев вернулся к себе, сел за стол и опустил голову носом прямо в чернильницу. Он два раза с силой дернул себя за остатки волос на макушке и простонал:

– Умммм!.. Так влипнуть, такого маху дать!. Мало того, что мимо носа пронесли теперь все, что мог дать детдом, так еще на обследование сам напросился… А что, если у нас еще не оформлены те выдачи для артели «Восторг»?..

И Пантелеев вскочил, чтобы бежать в бухгалтерию проверить выдачи артели «Восторг» и другие незаконные операции… В дверях он налетел на давешнего тучного посетителя (мнимого шофера с «персональной машины Тюфпева»). Шофер протянул заведующему базой накладную и пропуск на холодильник.

– Будьте любезны подписать, – вежливо сказал мнимый шофер. – Холодильник для детдома.

– Все вам подписывай, а нет того, чтобы от вас хоть зернышка какое для нас заиметь, – привычно начал было Пантелеев, но вспомнил о предстоящем обследовании и закусил губу – Давай сюда!

Завбазой начертал свою подпись с такой силой, что перо сломалось. а гонкая бумага пропуска была прорвана. Тучный представитель детдома только покачал головой и ушел.

Пантелеев выбежал в коридор, испуганно поглядел на старушку, все еще скромно сидевшую на скамье, и ворвался в бухгалтерию.

Через пять минут вся база что называется, «ходила ходуном» и лихорадочными темпами «заметала следы» Но, говорят, это ей не помогло. Собственно, не помогло Пантелееву. Обследователь. говорят, кое до чего «докопался». А сейчас новая ревизия «докапывается» до всего прочего, что там творилось под непосредственным руководством бывшего завбазой Пантелеева.

Вот что значит один только раз ошибиться в таком тонком деле, как взяточничество. Нет, в наше время это очень сложный вопрос, как и с кого надо брать взятки…

СТРАШНЫЙ ПРОФЕССОР

Сережа решительно не любил врачей. Весь опыт его шестилетней жизни говорил ему, что ничего хорошего нельзя ждать or этих людей, которых называли тяжелым словом «доктор» и которые являлись почти исключительно тогда, когда у Сережи бывало скверное настроение, когда ему хотелось плакать и мама, приложив губы к его горячему лобику, уже произносила встревоженно;