Текст книги "Оня (СИ)"
Автор книги: Виктор Зилов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
– Тут вот какая проблема: надо помочь семье нашего бывшего водителя. Он погиб полгода назад, а теперь заболел его сын. Тяжело заболел.
– Денег нет. У нас не благотворительная организация, – отрезал финансовый.
– Я сейчас зайду.
– Заходи, – как можно более безразлично ответил он.
– Я скоро вернусь, – успокоил я встревожившуюся женщину.
Пройдя приемную, и не ответив на молчаливый вопрос внимательно смотревшей на меня Иры, я зашел в кабинет финансового. Он сидел, развалившись в кресле и что-то рассматривал на экране компьютера.
– Андрей, мы всегда помогали в тяжелых ситуациях нашим работникам.
– Наш работник погиб полгода назад, как я тебя понял, поэтому сейчас помогать некому.
– Помочь надо его жене, у которой от рака умирает сын.
Он лениво оторвался от экрана и чуть не с отвращением наставительно произнес: "я тебе уже сказал, у нас не благотворительная организация. Денег нет."
– Я поговорю с Моисеичем", – раздраженно, еле сдерживая себя, чтобы не заорать на него, предупредил я.
– Пожалуйста, – еще более безразлично ответил финдир. Ему явно нравилось, как я беспомощно бешусь.
Выскочив из кабинета, я хлопнул дверью. Ира вопросительно вскинула брови.
– Моисеич у себя? – немного срывающимся голосом спросил я ее.
– Уехал. Будет через час. – Ира погасила вопросительный взгляд и стала что-то набирать на компьютере. "Какая сволочь, какая гадина", – вертелось у меня в голове, пока я набирал номер мобильного телефона Моисеича и идя в пустую столовую, где можно было спокойно поговорить.
– Слушаю тебя, – почти сразу ответил Моисеич. Я описал проблему.
– Наплюй на этого идиота. Дай заявку на закупку ЗИПа для новой изомеризационной установки, я подпишу. Только к реальной сумме прикрути сколько там надо плюс восемь процентов на обнал, "этот" все равно ничего не поймет, а дальше я сам с Сереженой женой встречусь и деньги передам. Хорошо?
– Ок, – коротко ответил я.
– Ну все, давай. – Моисеич отключился.
Вернувшись в кабинет, я застал заплаканную Елену, что-то говорящую дрожащим голосом в мобильный телефон. Она как-то совсем сжалась и потемнела. Увидев меня, она быстро проговорила в трубку: "все, сынок, я перезвоню", и отключила телефон.
– Лена, сколько надо денег?
– Восемьсот тысяч.
"Однако...", – невольно подумал я, но тут же задавил подленькую мысль.
– Рублей?
– Да, да, – закивала она. – Я боялась, что Вы не вернетесь, – вдруг проговорила она и снова тихо заплакала.
– Не переживайте, Лена. Эти деньги будут у вас через неделю. Борис Моисеевич встретится с вами и передаст необходимую сумму.
– Спасибо, вам! Спасибо! – только и смогла она сказать. Бесконечная благодарность была в ее глазах. Она зарыдала.
– Успокойтесь, Лена, все будет хорошо. Если нужна еще какая-нибудь помощь, то не стесняйтесь, звоните, – я дал ей свою визитку.
– Что Вы, я больше не побеспокою... Дай Бог Вам здоровья! – Лена вытирала лицо платком. Руки ее дрожали.
Проводив Елену до выхода, я вернулся в кабинет и снова набрал Моисеича.
– Слушай, а нельзя никак этого Андрейку к ногтю прижать? – я инстинктивно прижимал трубку телефона крепко к уху, чтобы никто не услышал, хотя слышать было некому.
– Нет. – Односложность и категоричность ответа ввергла меня в уныние.
– Чего так?
– Ты же знаешь, кто его привел и какие у него сейчас возможности. Я ничего сделать не могу. Терпи. – Я положил трубку.
Судя по тону, и не совсем типичному для Моисеича: "Я не могу", стало понятно, что дело действительно серьезно. Как решать проблему с финансовым-идиотом, я совершенно не представлял. Тоска сжала сердце. Кто мне поможет? Страх потерять работу, московскую квартиру, будущее дочери, волной накрыл меня. Стало не хватать воздуха. Я распахнул окно и подставил лицо влажному ветру, который тут же начал довольно шелестеть бумагами на столе. "Господи, что же делать, что же делать?" – этот вопрос сверлил мозг.
– Что на работе? – Наташа возилась возле плиты, готовя ужин.
– Полное дерьмо. Моисеич, похоже, решил слиться. У него есть куда пристроиться, а вот мне идти некуда. Звонил сегодня Денису, а он, гад, даже трубку не взял и не перезвонил. Слухи у нас распространяются со скоростью звука.
– Плохо все это. Тебе надо как-то отношения с финансовым выстраивать. Как собираешься дальше...? – Наташа чуть повернулась и посмотрела на меня, затем выключила огонь под сковородкой, подняв крышку, перемешала картошку и накрыла ее снова.
По всей квартире распространился запах жареной картошки с луком, как я люблю. Но даже он не мог отвлечь меня от мрачных мыслей. Кроме того, жена требовала плана моих дальнейших действий по нейтрализации зловредного Андрея-финансиста, будь он неладен. В голову лезли только идиотские мысли об убийстве, ничего другого мой мозг в настоящее время сгенерировать не мог. В лучшем случае рисовались картины подстроенной аварии, когда останки Андрея вырезают гидравлическими ножницами из его всмятку сплющенного черного БМВ. Сама мысль о том, что с ним можно о чем-то договариваться, казалась смешной и нелепой. Та степень антагонизма, который между нами существовал, исключал даже намек на конструктивный диалог.
– Я не знаю, что мне делать. Мы даже разговаривать больше минуты спокойно не можем, а ты говоришь "выстраивай отношения".
– А что ты собираешься делать, убить его?
– Ты как всегда читаешь мои мысли.
– Твои мысли для меня открытая книга. После двадцати лет совместной жизни я тебя знаю лучше, чем ты себя. – Наташа села напротив и ласково-снисходительно посмотрела мне в глаза.
Мы учились с ней в параллельных классах одной из восьми школ города. Наша под номером "3" считалась лучшей в городе. Сильный учительский состав, дополнительный английский язык и углубленная математика делали выпускников "тройки", как мы ее называли, достаточно конкурентными абитуриентами не только областных ВУЗов. Так сталось, что взаимный интерес у нас проявился уже после поступления в институт. Несколько парней и девушек из нашего выпуска пошли в Самарский строительный институт. Мы с Наташей поступили на "Промышленное и гражданское строительство". Учились опять в разных группах, но расписание часто совпадало, поэтому мы ездили в институт и возвращались домой на одной электричке. В конце первого курса мы стали встречаться.
В десятом классе у Наташи уже был друг, старше ее на два года, который окончил нашу школу и осенью собирался в армию. В институт он поступать не хотел, не понимая, что может дать высшее образование такому уверенному в себе, сильному парню как он, у которого вся жизнь впереди. Первая "юношеская любовь" Наташи окончилась, как это обычно бывает, через полгода. Парень ушел в армию, а девушка, расставшись со своей девственностью, осталась доучиваться в школе. Если бы Наташа была такой же девчонкой, как и все, то, наверное, она начала бы сначала тосковать по любимому, а затем нашла бы утешение в объятиях какого-нибудь спортсмена-авторитета. Но она была девушкой не только красивой, но и умной, и целеустремленной. Первая любовь показала ей насколько все люди разные и что просто секс не может соединять людей на длительное время, давая лишь повод к совместной жизни, а основное, что накрепко соединяет мужчину и женщину, это схожий взгляд на жизнь и ее перспективы. Это как ехать в поезде и смотреть в одно окно и обсуждать увиденное. Вам нравится делиться впечатлениями, интересно слушать друг друга, вы понимаете, о чем говорите, и ваши мнения во многом совпадают. Но когда один смотрит в окно направо, а другой налево, потому что интересы у них разные, то и разговора не может быть, им нечего обсуждать. Так она объяснила свое понимание счастливой семейной жизни, когда мы как-то раз возвращались на электричке с института. После этого разговора я понял, что мы с ней смотрим "в одно окно поезда". Я это слишком хорошо понимал – мои родители всегда ругались и кричали. Отец постоянно уезжал на рыбалку на Волгу, а мать сидела и ждала его. Когда он возвращался, она накидывалась на него с упреками. Он кричал в ответ, и она уходила на кухню, где кончиком застиранного фартука стирала с нестарого еще лица обидные слезы одиночества. Отец подавлял мать, заставляя подчиняться своей прихоти. Она страдала, но не уходила, видимо не зная, как можно жить иначе. Наблюдая все это, я с отрочества подсознательно стремился к такому же доминированию как отец. Женщина в моем понимании всегда должна была слушаться и подчиняться. И первых двух своих девушек я пытался подавить, что у меня неплохо получилось. Но как только я их подчинял своей воле, то тут же терял к ним интерес. Вопрос даже не столько в получении секса, сколько в полном контроле над человеком. Послушные, несамостоятельные девушки вызывали у меня противоречивые чувства: с одной стороны, мне это нравилось, с другой, мне претила эта их некоторая привязчивость и покорность. Временами я ощущал себя юннатом, который приручил щенка, и теперь должен постоянно за ним следить и ухаживать. А когда щеночек подрастет, то превратится в какую-нибудь некрасивую суку, которая будет везде неотступно следовать за мной и преданно смотреть в глаза. И когда мне представлялось, что вот она, или она, будет со мной жить, а я буду должен ее любить, или даже просто с ней о чем-то разговаривать, то мне становилось нестерпимо грустно и безысходно. Видимо, не осознавая того, я искал женщину самостоятельную, сильную, с которой мне было бы интересно и комфортно, которую не надо время от времени отталкивать от себя, чтобы побыть одному. Наташа оказалась именно такой женщиной. Ее независимость и целеустремленность нравились мне. По началу эти качества не цепляли до такой степени, чтобы Наташа сделалась для меня единственным желанным объектом. Она была интересной, но одной из многих красивых девчонок. Со временем наши поездки в институт и обратно сблизили нас настолько, что я незаметно для себя влюбился. Первый раз в жизни я полюбил. Я и сейчас ее люблю, но до сих пор не уверен любила ли она меня тогда, и не знаю любит ли она меня сейчас.
Когда у вас внутри кувыркаются подзадоривающие, зудящие, нашёптывающие бесы, что вы делаете с ними: разговариваете, спорите, слушаете, опровергаете, проклинаете, соглашаетесь, подчиняетесь, боретесь? Я своих бесов слушал. Не сказать, что прислушивался, но зависть и неуверенность в себе с готовностью отзывались на их зов. Каждый человек на свете знает, что такое личные бесы и как тяжело их загнать в стойло, если вы дали им волю. Все люди выглядят примерно одинаково, и достаточно сложно сказать, что у них в голове. А в голове, как раз, бывает много такого, что лучше и не знать никому. И ходим мы с этим дьявольским балом в голове, ловко маскируясь и обманывая других, а часто и себя, что не желаем зла ближним, не завидуем и не боимся, но только злые слова иногда выдают нас.
Наташа как-то совершенно естественно, не ломая и не принуждая, заставила моих бесов сначала поутихнуть, а потом и вовсе уйти в подполье. Причем сделала она это не специально, а просто в процессе общения я почувствовал исходящую от нее какую-то светлость что ли и чистое спокойствие, которое через некоторое время передалось и мне. Нет, у Наташи тоже есть бесы, но они такие маленькие и неприкаянные, что редко могут что-то изобразить или на что-то повлиять. Есть, правда, один, отвечающий за гнев и раздражение, вот он совсем не маленький. Когда мы вечером садились в электричку, то нам уже никто не был нужен, мы разговаривали, что-то обсуждали, спорили, и наш мирок, замкнутый и самодостаточный, являлся простейшим атомом, в котором Наташа была ядром, а я электроном. Так сложилось, что я стал сателлитом, но сожалений по этому поводу не испытывал. Наоборот, мне нравилось, льстило, что такая красивая, умная, независимая девушка нуждается в моем общении не меньше, чем я в ней. Что еще нас сближало, так это увлечение одной и той же музыкой, фильмами, книгами. Нам до сих пор есть, о чем поговорить, кроме как о детях и о даче. Пожалуй, вы счастливый человек, если можете содержательно обсудить с женой политическую повестку дня. Хотя, каждому свое – кому-то главное: уходя на встречу с друзьями, небрежно сказать жене, чтобы она прибралась, сделала ужин и ждала домой не раньше полуночи. Совместные мозговые штурмы по вопросам, касающимся моей или ее работы, обычное для нашей семьи дело. Вот и сейчас мы продолжали уже давно начатый разговор. Когда только Андрей пришел к нам на работу и возникли первые осложнения с ним, Наташа мне сказала, что эта проблема сама собой не рассосется. Я подробно описывал его поведение, свои впечатления, и впечатления остальных наших о нем. Мы думали с ней и прикидывали сценарии развития событий и модели моего поведения, но, когда я приходил на работу, вся продуманная тактика летела к черту, поскольку я ничего не мог противопоставить истерическому напору Андрея. Работая несколько лет в тесно сплоченном коллективе, мы отвыкли от внутренних конфликтов и противостояния. Ни я, ни кто-то другой уже представить себе не мог, что надо через ругань, "ломание через колено", заставлять работать подчиненных или своих коллег-замов. Теперь же любое согласование договора превратилось в нервотрепку. Финансовый директор придирался к каждой запятой, подозревая "откатную" схему в каждом подрядчике. Поскольку какой-либо значимый опыт в финансах у него отсутствовал, то он метался из крайности в крайность при рассмотрении договоров. Меня это выматывало. Да, единственный человек, полностью переметнувшийся на его сторону, кадровичка открыто поддерживала его в противостоянии со всеми нами.
– Тебе легко сказать "выстраивай отношения", – опять завел я свою пластинку. – Не может быть там никаких отношений. За обедом он только и рассказывает о себе, какой он исключительный, дерзкий и смелый. У меня скоро язва откроется, – пробурчал я.
– Терпи, – отрезала жена. – Тебе все равно сейчас некуда идти. Денис твой прокатил с работой, Моисеич уйдет куда-нибудь, а тебя не позовет – кризис сейчас, работы на всех не хватает. Терпи, – еще раз отрезала Наташа.
– Блин..., – меня напрягала эта необходимость.
– Не "блинкай". Садись лучше есть. В конце концов, тебя там не пытают и не убивают. Привыкнешь.
Спустя две недели Моисеич устроил отвальную. Он нашел себе работу в Москве, и собрался переезжать всем семейством. Будучи человеком прагматичным, он не стал вмешиваться в отношения собственников и пытаться влиять на их решения, а просто предпочел использовать свои наработанные связи для переезда. Моисеич пригласил к себе на шашлык меня, главбухшу, финдира, юриста и главного инженера Анатолича. Мы с Андреем пришли с супругами. Вернее, я пришел без Наташи, которая немного припозднилась – задержали дела на работе. Вот на этой вечеринке я первый раз увидел жену нашего финдира. Невысокая, с алыми губами, ногтями, в красном вечернем платье, делавшем ее еще ниже, она производила впечатление простоватой студентки из общаги, первый раз приглашенной праздновать Новый год на квартиру к одному из сокурсников. Но первое впечатление оказалось ошибочным. Я считал, что не к случаю выбранное платье станет для нее источником неуверенности в себе, но, похоже, что она выбрала его совершенно осознанно. Все ее поведение говорило об особом положении их пары.
– Добрый вечер. Вы коммерческий директор?
Я кивнул.
– Андрей что-то рассказывал о вас, – пренебрежительно оценивающий взгляд скользнул по мне.
– А вас зовут...? – пропуская мимо ушей ее хамское обращение спросил я.
– Анастасия Павловна. – Она специально произнесла это официально, проведя таким образом между нами черту.
– Вам удобно в вечернем платье на шашлыках? – Меня так задела ее надменность, что захотелось непременно тут же ей ответить. Эта молодая стерва сильно задела мое самолюбие.
– За женой своей лучше следите, ладно? – Она опять произнесла это так, чтобы мне стало совсем понятно, кому и когда должно быть неудобно.
Демонстративно отвернувшись, она проследовала к мужу, который наливал себе уже третий стакан шотландского виски.
Возле него, напряженно смеясь и часто прикладываясь к бокалу вина, вилась начальница отдела кадров. Ее повизгивающий смех резонировал со вспышками задорного смеха финдира. Главбухша с опустевшим бокалом одиноко сидела в кресле-качалке на обширной веранде и грустно наблюдала за Моисеичем. Только сейчас я догадался, почему она так предана нашей конторе, и в свете этого знания, мне стало совершенно непонятно дальнейшее ее будущее. Моисеич поочередно переворачивал шампуры с сочными кусками баранины. Возле него стоял бокал красного вина, к которому он периодически прикладывался.
Наташа, приехавшая позже меня на полчаса, была перехвачена на входе Надей, женой Моисеича, и почти сразу уведена в дом посмотреть, и примерить кое-что из новой одежды, привезенной вчера из Москвы. Она только успела приветственно помахать нам рукой.
Надя с Наташей давно дружили, еще со школы. Собственно, это жена через Надю пристроила меня в контору, где Моисеич был в свое время финансовым директором. Долгих пять лет он рос до гендира, а я до коммерческого. Когда сменилась предыдущая команда во главе с генеральным, из прежних топов остался только Моисеич. Вступив в должность, он сразу назначил меня коммерческим, а свою заместительшу Ольгу поставил вместо себя финдиром. Еще три года мы жили очень хорошо, пока одному из двух учредителей не захотелось больших денег и большего контроля. Теперь мы пожинали плоды борьбы хозяев. Сначала ушла Ольга, теперь Моисеич. Раскол в нашей компании начал приобретать черты будущего заката.
Я подошел к мангалу.
– С тобой Сергей Владимирович еще не говорил? – Моисеич взял бокал и допил остатки. – Плесни, пожалуйста, – он подал мне пустой бокал.
– Нет, – несколько озадаченно ответил я, наливая ему вина. – Зачем он хочет поговорить, ты знаешь?
– Знаю. Он хочет предложить тебе новый проект. Из этого он выходит и начинает такой же, но один, без компаньонов.
– Это было бы здорово для меня. А в качестве кого он хочет меня видеть в проекте?
– Генерального. – Моисеич отпил вина и поставил бокал рядом с мангалом. – Я похлопотал за тебя. Думаю, тебе предложение понравится.
От внезапной новости, которая перевернула все планы, мгновенно рассеяла давящие последние несколько недель страхи, меня будто заклинило: я стоял и глупо улыбался, тупо смотря на дымящиеся шашлыки.
– А у вас смех похож, – неожиданно сказал Моисеич, глядя на Андрея.
– Что? – не понял я. Мои мысли крутились вокруг предстоящего делового предложения и тех перспектив, которые могли последовать из него.
– Вы смеетесь одинаково. И голоса очень похожи.
– Ерунда, мы совершенные антиподы.
– Это да, но тем не менее это не отменяет того факта, что вы очень похожи. – Задумчиво произнес Моисеич и перевернул несколько шампуров. – Мне со стороны виднее, поверь. И Ира мне говорила об этом, а теперь я вижу, что она была права. Странно, что я раньше сам этого не заметил. Вот жены у вас действительно абсолютно разные. Наташа совсем не похожа на эту..., – он подумал и с некоторым отвращением произнес, – энергичную воинственную тупость. Андрею повезло жениться на дочке замдиректора нефтеперерабатывающего. Все его достоинства – ее папа. Ты знаешь, что Андрей развелся с первой женой ради этой бабенции, вернее ради того, чтобы заиметь ее отца в качестве тестя?
– Первый раз слышу. Естественно, я знаю, кто его тесть, но как он пришел к этому, сейчас от тебя в первый раз услышал.
– Вот, он бросил первую жену с ребенком, когда познакомился и сошелся с этой мегерой.
– Да, отвратительная штучка, – я тоже налил себе вина и отпил, глядя на веселящуюся троицу. – Похоже, они совсем не стесняются, – заметил я.
– Что ты, они нас всех считают за обслугу в лучшем случае, а Лена Евгеньевна готова им ноги целовать, лишь бы они ее не уволили. Ей до пенсии еще четыре года. Для нее увольнение вещь страшная, фатальная.
– Да, но нельзя же так пресмыкаться. Я все понимаю, но топтать в себе человеческое достоинство ради места?
– Тебе проще, ты на семь лет ее моложе, умнее, образованнее. У тебя есть товарищ, который помогает, а что есть у нее, кроме кредита на машину и мужа-дежурного электрика? Чего ты умничаешь? Я тебе открою тайну, если бы не Наташа, ты был бы похож на этого Андрея.
В этот момент меня сильно передернуло. Моисеич, человек, которого я уважал, и который уважал меня, в чем я убедился после семи лет работы с ним, в эту самую секунду практически меня оскорбил.
– Вот это сейчас прозвучало обидно, – ответил я, делая большой глоток вина.
– Зато, правда, – он взял бокал и залпом допил. Моисеичу этот разговор тоже был не очень приятен. Он явно тяготился какой-то мыслью и желал ее высказать. – Никогда бы тебе этого не сказал, но обстоятельства, видишь, складываются таким образом, что я просто должен сказать: тебя "сделала" Наташа. – Предвосхищая мой вопрос, он тут же продолжил, – в том смысле, что ты не стал бы тем, кем сейчас являешься.
– То есть я не "self made"?
– Типа того. Она Пигмалион, а ты Галатея. Звучит смешно, но это правда.
– Опять обидно прозвучало..., – теперь его слова действительно меня задели.
– "Кузьмич, ты че обиделся?" – процитировал он шутливо. – Да брось ты, я без Нади тоже не состоялся бы. Надо радоваться, что у нас такие замечательные жены. Налей еще.
Наша бутылка оказалась пустой, и мне пришлось идти на террасу, где сидела главбухша.
– Людмила Санна, пойдемте к нам, – позвал я.
В этот момент мне стало очень её жаль. Я понимал, что она любит Моисеича, а он никогда не ответит ей взаимностью, потому что предан своей Наде. Мы оба любим своих жен, той странной любовью, которая делает нас однолюбами, такой любовью, о которой, наверное, каждая из женщин и мечтает, поэтому Людмила Санна обречена на одиночество. Ухоженная, старающаяся быть красивой, и преуспевшая в этом нелегком деле, Людмила Санна тоже оказалась человеком с одной историей любви, но только безответной. Как, казалось бы, мало, и вместе с тем невообразимо много отделяет людей от счастья – взаимность. Вот есть у меня, Моисеича любимые женщины, которые любят нас и образуется счастье от любви, а есть главбухша, у которой от любви одно несчастье. Не помню, кто из древних китайцев сказал: "как звучит хлопок одной ладони?", как выглядит счастье от любви одного?
Моисеич посмотрел на меня вопросительно, – зачем ты усложняешь? Неужели ты не понимаешь, что мне это тяжело?
– Слушай, а я ведь только сейчас догадался...
– Ты никогда не отличался сообразительностью. О ее чувстве ко мне не знает разве что пес на заводских воротах и ты. Хотя по поводу пса я бы не ручался.
– И давно?
– Ты такой несообразительный? С рождения скорее всего, – пожав плечами ответил он.
– Ну, нет, – ничуть не обидевшись в этот раз, произнес я.
– Да почитай с самого начала нашей работы. На первом новогоднем корпоративе, когда ты еще где-то не понятно где работал, и на нем, понятно, не присутствовал, я с ней переспал. Пьяный был. После еле-еле эту новогоднюю историю на тормозах спустил. Так жалел и бога молил, чтобы все выкрутилось. Но Людмила оказалась женщиной не только красивой, но и умной, и жертвенной. Хотя я ее насильно не заставлял, перед ней у меня вины нет в отличие от Нади.
– Так ты еще и поэтому переезжаешь, – утвердительно покивал я.
– Отчасти, практически совсем не поэтому. Столько лет прошло..., – он веером собрал шампуры и переложил с мангала на большую тарелку. – Первая партия божественного мяса готова. Прошу к столу! – позвал он всех.
– Борис Моисеевич, зачем же вы бога на мясо пустили? – Уже заметно пьяный Андрей, радостно заржал каким-то икающим смехом.
"И смеется на редкость мерзко, как гиена хохочет" – с отвращением подумал я.
– Что только не сделаешь ради таких дорогих гостей, – отшутился Моисееич. – Давайте нальем и выпьем за нашу встречу на этой земле, за то, что ничего под луной не происходит зря, и наша встреча, наша совместная работа тоже была не случайна, и в будущем она отзовется для нас только добром, и мы будем вспоминать это время с удовольствием. За нас! – Он поднял бокал и поочередно чокнулся со всеми. Мне он при этом сказал: "будь здоров, Андрей. Все у тебя получится".
В это время из дома вышли Наташа с Надей. Еще о чем-то живо переговариваясь, они спускались по ступенькам вниз на площадку, где стоял накрытый стол, возле которого мы все собрались.
– Привет всем! – весело крикнула Наташа.
Приветливо окинув всех мимолетным взглядом, Наташа внезапно остановилась и буквально впилась глазами в Андрея. Возникла неловкая пауза. Первой отреагировала жена Андрея, которая небрежно произнесла: "и вам не хворать, женщина". Она вызывающе-вопросительно смотрела на Наташу. Мне стало неприятно. Маленький червь ревности закопошился в душе. Надя взяла под руку Наташу, сдвинула ее с места, и подвела ко мне. Через секунду моя жена также пристально стала всматриваться в меня. Жуткое ощущение, ничем не подкрепленное, кроме не поддающегося разумному объяснению поведения Наташи, сковало мою волю. Она разглядывала меня, как будто я был привидением, которое только что явилось перед ней.
– Наташа, что с тобой? – я обнял и ее и отвел подальше от людей.
Я первый раз в жизни видел ее такой.
– Кто тот мужчина, ваш финдир? – голос ее дрожал. Она искоса внимательно смотрела на него издалека.
– Да. Что, черт побери, происходит, Наташ? – Меня пугала и в тоже время бесила ее реакция. В голову лезли разные мысли одна дебильнее другой, но под стать всей ситуации.
– Поехали, я тебе дома расскажу.
Она смотрела на Андрея, а он с удивлением, несмотря на выпитое, достаточно трезво глядел на нее. Неловко что-то объясняя его супруге, которая, похоже, тоже почувствовала себя не в своей тарелке, по-идиотски хихикая и постоянно оглядываясь на нас, кадровичка пыталась разрядить обстановку, грозящую обернуться скандалом. Недолго думая, взяв Наташу за руку и на прощание молча, махнув рукой Моисеичу и Наде, я поспешно зашагал в сторону калитки. Наташа шла рядом, пытаясь все что-то понять, она теперь заглядывала мне в лицо.
– Ключи доставай, – коротко приказал я, когда мы подошли к машине.
Я так никогда не обращался с Наташей, но сейчас считал вправе себя так вести. Ревность и одновременно растерянность переполняли меня. Обида оттого, что моя жена так откровенно разглядывала чужого мужчину, тем более прилюдно, выводила меня из себя. Удивление ушло, оставив место злости и ревности. Наташа достала ключи, открыла дверь, и сев за руль завела двигатель.
– Поехали. – Я сел на переднее пассажирское кресло и сильно хлопнул дверью.
– Сейчас пешком пойдешь, – тихо произнесла Наташа. – Я не просто так разглядывала этого Андрея.
Машина быстро рванула с места, оставляя по бокам кусты и деревья.
– А с каким умыслом ты это делала? – Со злостью спросил я.
– Знаешь Кого я увидела?
– Кого?
Она резко нажала на тормоз и машина, завизжав резиной, остановилась, клюнув носом.
– Я тебя увидела...
– Что значит "тебя увидела"? – Совершенно не понимая, проговорил я.
– Вот как хочешь воспринимай, но этот Андрей – это ты пятнадцать лет назад. Я, когда его увидела, то сначала не поняла в чем дело: прическа другая, выражение лица, но в остальном это ты, понимаешь?
– Нет, не понимаю. Ты уже пила что ли?
– Ничего я не пила. – Наташа внимательно смотрела на меня. Ее взгляд говорил о том, что она не разыгрывает и не обманывает. – Ты понимаешь, что я говорю правду?
– Нет, не понимаю. Я давно вышел из детского возраста и даже подросткового, поэтому в сказки и фантастику не верю. Наташа, ты только послушай себя, это же бред: "он – это ты". Как я должен воспринимать твои слова? Я этого Андрея, будь он неладен, уже три месяца вижу каждый рабочий день по несколько раз. Неужели ты думаешь, я не заметил бы хоть какое-то его сходство со мной? Нет, все-таки это бред какой-то, – я сильно потер лоб, затем с силой помассировал виски.
– Может и бред, но это факт. Слушай, – ее озарила какая-то догадка, – теперь я понимаю, почему вы так ненавидите друг друга.
– И почему?
– Потому что ты задавил в себе некоторые качества, которые считал плохими, а тот другой ты, наоборот развил их. Вот так и получилось, что вы оказались антиподами.
– Ну, ерунда это все и бред, Наташ. Только с твоих слов я должен верить, что мы с ним один и тот же человек, но так ведь не бывает в природе.
– Любимый, поверь мне, там остался другой ты. Совсем другой, но ты.
Наташа отстегнула ремень безопасности, обняла меня и поцеловала.
Черт знает, что мне в этот момент лезло в голову: нечто из фильма "Нечто", мимикрировавшее под меня, жидко-металлический двойник из второго "Терминатора", еще какие-то двойники, страшными призраками стоящие вокруг, от которых веяло мертвечиной и холодом, образы рвали мозг в клочья, но от Наташи шла уверенность, стало спокойнее. Дурацкие монстры отступили. Почти как в детстве. Вся тревога и фантастичность произошедшего смялась как фольга от шоколадки в небольшой комочек и упала куда-то под ноги на коврик машины. Тревога ушла, как волна, оставляя после себя сегодняшнее открытие новой стороны бытия.
– Если все действительно так, как ты говоришь, то это полное нарушение пространственно-временного континуума, – сказал я, немного отодвинувшись от Наташи, чтобы видеть ее лицо полностью. – Мы живем в одно и тоже время, разговариваем, ругаемся, ненавидим друг друга, такого не должно быть в принципе.
– Господи, Андрюша, ну откуда ты знаешь, как должно быть? Какие к черту "принципы", если факт остается фактом: я сейчас видела тебя. Принципам ты веришь, а мне нет?
– Ты же могла ошибиться. У нас разные фамилии и отчества.
– Давай опять не будем начинать, ладно? – Мимо, шелестя шинами, проехала машина. Наташа молчала и о чем-то думала. Я считал, что она сейчас попробует меня убедить. Но нет, она, наконец, проговорила, коротко рубя руками воздух перед собой, – Знаешь, меня поразило, что вы абсолютно разные, в одном все самое плохое, а в другом все хорошее. Знаешь, как бы взяли и разделили человека надвое и пустили зачем-то ходить по миру. Я как будто в бездну заглянула, когда в глаза ему посмотрела. Раньше у тебя все это было, но гораздо меньше, потом совсем исчезло, а у него всей этой дряни до верху...
– Ты хочешь сказать, что мы отличаемся нашими личными качествами?
– Да, вы разные, и жены у вас разные, что я тоже успела заметить.
– Это я тоже понял, – усмехнулся я. – Меня на счет этого уже Моисеич просветил. Думаешь, почему так получилось, если поверить в твою версию?
Наташа опять задумалась, глядя через лобовое стекло куда-то вперед, туда, где терялся свет фар. Ночь, разбавленная редкими огнями, окружала нас, затопив окрестности в темноте. Наташа очнулась, аккуратно потерла лоб и виски.
