Текст книги "«Толстяк» над миром"

Автор книги: Виктор Колупаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

27

– Что ты наделал?! – ужаснулся Умелец.

Он почти всю свою жизнь просидел в лаборатории, разгадывая тайны природы, считая общение с офицерами корабля помехой в работе. Он никогда не принимал участия в наказании планет. Исследования, исследования были его уделом да еще четкая работа всех систем корабля. И он не зря был Умельцем. Каждый болтик и каждый рычажок корабля чувствовал он как живое существо. Все слушалось его и редко выходило из строя. Усовершенствовать что-нибудь на крейсере, будь то новая броня или двигатель орлана – вот это жизнь, достойная человека. А все остальное, все, что происходило на крейсере, его не касалось. Слишком долго это его не касалось!

– Что ты наделал?!

– Нет, это не я. Это ты подтолкнул меня, Умелец. И арбалет сделал случайный выстрел. Ах, как жаль, что ты убил Оружейника!

– Я, Неприметный?!

– Ну да ладно… Ведь об этом никто не знает.

– Нет, Неприметный! Я не мог убить человека!

– И все же убил… Я понимаю, что это нечаянно. Вот и Бунтаря убили нечаянно.

– Нечаянно, – прошептал Умелец. – Нечаянно! Нет не нечаянно! Все было закономерно! Я, действительно, виноват в их смерти. Я молчал. Я старался ничего не замечать. Я заменил человеческое окружение машинами. Пусть все происходит так, как происходит! Мне ни до чего нет дела! Ведь я ни во что не вмешиваюсь… А оказалось, что не вмешиваться нельзя!

– Да что об этом говорить, Умелец. Мы, конечно, совершали ошибки. Но тайну… Тайну Планеты…

– Ты не узнаешь ее, Неприметный.

– А вдруг я не утерплю и расскажу, что ты убил Оружейника?

– Рассказывай.

– Тебя будут судить. Тебя будет мучить совесть. Говорят, что это страшнее всего.

– Я уже осудил себя.

– И что же… Это больно?

– Больно, Неприметный.

– А если я сделаю еще больней?

– Больнее уже нельзя.

– Посмотрим.

Неприметный схватил даже не сопротивлявшегося Умельца, подтащил его к стене, закрепил одну руку в клемме высокого напряжения, разорвал провод, ведущий к ней, чтобы не ударило током, зажал второй клеммой другую руку Умельца, отошел на несколько шагов, огляделся, хорошо ли у него получилось, взял в руки плеть.

– Тайну!

– Нет, Неприметный.

Плеть рассекла Умельцу лицо.

– Тайну!

– Нет.

Плеть разорвала мундир на груди Умельца.

– Тайну!

– Нет! Нет. Нет…

Неприметный остановился передохнуть.

– Тебя обратит в пепел электрический ток, Умелец. Послушай, ну зачем тебе тайна? А мне она так нужна! Еще не все потеряно. Я найду способ расправиться с Планетой, только бы знать ее тайну. Сжалься, Умелец! Сними с моей души гнет неведения! Что тебе?! Да и ей тоже! Скажи, она мертвая?

– Она живая, Неприметный! Планетяне приглашали нас в гости.

– Они просили милости! А потом затаились. Тайну… Тайну. Тайну!

Взрыв близкого вулкана потряс остатки корабля.

– Молодец, Планета, – прошептал Умелец. – Представляю, что здесь будет через час.

– Что? – с надеждой спросил Неприметный.

– Расплавленный шар.

– Это ведь от бомбард, правда?! Мы ведь все-таки встряхнули ее?

– Нет, Неприметный. Это она сама. Я, пожалуй, раскрою тебе тайну Планеты.

– Давно бы так!

– Мало радости принесет тебе это. Планета обманула тебя. Вернее, она увернулась от твоих действий. Как жестоко ты просчитался!

– Мне бы только узнать тайну. А там…

– На Планете существуют разумные планетяне. Они хотели принять нас с радостью и желанием. Но мы тотчас же уничтожили их корабль. Уверяю тебя, Неприметный, у них хватило бы средств уничтожить в ответ наш крейсер. Но они не могут убивать людей. Они просто забросили наш корабль в свое прошлое, когда на Планете еще только зарождалась жизнь. Они хотели посмотреть, что мы будем делать. Если, не обнаружив планетян, спокойно улетим, что ж… далеко за пределами своей солнечной системы они бы наверняка вернули нас в свое время. Но мы обстреляли Планету из бомбард. Им, наверняка, пришлось здорово поработать, чтобы сгладить следы, оставленные нами. Планетяне перебросили нас в еще более далекое прошлое. И так случалось каждый раз, когда мы производили на Планете какие-либо разрушения. Поэтому уменьшалось в воздухе количество кислорода, поэтому убегал от тебя Океан, поэтому десятиклеточные организмы превратились в девятиклеточные, поэтому менялся ландшафт, а сейчас вдруг ожили вулканы. Мы уходим все дальше и дальше в прошлое этой Планеты. Ты понял, Неприметный?! Скоро здесь заплещется лишь одна раскаленная лава. А за стенами корабля наверняка уже нечем дышать.

– Не верю!

– Это так, Неприметный.

– Они убили всех нас!

– Нет, это сделали мы сами. Ведь они только предоставили нас самим себе.

– Будь проклята эта Планета! Я буду бороться с ней до конца!

– Поздно, Неприметный, поздно!

– Для тебя – да. – Неприметный соединил концы проводов и даже не взглянул, что там осталось между клеммами высокого напряжения.

Хлеща плетью все, что попадалось под руку, Неприметный бросился вон.

28

По мнению Стряпуха, что-то случилось. Никак не хотел стоять скрепленный чем попало стол. Потух очаг, пищевые продукты превратились в неприглядное месиво. Никто не отдавал приказаний относительно ужина. Стряпух чувствовал, что его вина безмерна. Не накормить как следует команду! Да такого, наверное, еще никогда не случалось за всю историю флота Толы!

Стряпух разжигал из стульев костер, но тут же гасил его, хватался за погнутые кастрюли, наливал в них воду и снова все бросал. Он принюхивался к перцу и корице, пробовал на язык соль и сахар, удрученно качал головой, после каждого толчка бросался к разваливающемуся столу, прислушивался к гулу, доносившемуся извне, задумчиво разглядывал ряды потухших светильников, бросался протирать немногочисленные уцелевшие. Он старался, напрягал весь свой мозг, но что-то не складывалось в его сознании. Что-то не получалось. Словом, происходило непонятное, и Стряпух не в силах был разобраться в этом непонятном.

Он чувствовал, что время ужина пришло, но никто не входил в кают-компанию, не слышно было оживленных голосов, обсуждения доблестных побед, поздравлений.

Стряпух хватался то за одно, то за другое, ничего не доводя до конца. И в его замороченную голову уже закрадывалась мысль о бесполезности этих действий. Но он гнал ее от себя, потому что ничего не умел делать, кроме как кормить людей вкусной пищей. В создании кушаний был весь смысл его жизни. Его не особенно интересовало, что там делают все остальные, он твердо знал, что без него мир не может существовать. Все мироздание держалось на его сковородках и кастрюлях.

Уже и без того вздыбившийся пол тряхнуло и установило под новым углом. Этот сошедший с ума пол и был сейчас главной помехой Стряпуху, но как укротить его, он не знал.

Спешный топот подошв отвлек его от решения неразрешимых проблем. В проеме двери стоял Неприметный. Стряпух испугался, задрожал. А вдруг Дурашка уже отбывает наказание в карцере за кого-нибудь?! Вдруг и ему, Стряпуху, придется проследовать туда же? А ужин еще немножко не готов!

– Что ты тут делаешь? – спросил Неприметный.

– Ужин, – коротко ответил Стряпух.

– Ужин больше никому не нужен, – сказал Неприметный.

Эта фраза была выше понимания Стряпуха.

– Не нужен! – повторил Неприметный. – Ничего больше не нужно!

Нет, на крейсере, кажется, действительно что-то происходило…

Неприметный исчез.

Стряпух увидел чистую кастрюлю и улыбнулся, но не взял ее в руки, потому что рядом валялась другая. А там крышка от сковороды. А еще дальше – уже пне поймешь что. Стряпух засмеялся, легко, свободно, замолчал, засмеялся еще громче, снова смолк, прислушался, захохотал оглушительно, даже удивляясь силе своего голоса.

Откуда-то приближался шум. Он все нарастал. Стряпух опомнился и начал собирать черепки чашек, чтобы склеить их. Эта работа была сейчас самой важной.

29

Неприметный успел выбежать из корабля через какой-то пролом. Все кругом гудело и стонало. Десятки действующих вулканов выбрасывали в небо огненные столбы. Цепляясь когтями за шевелящиеся камни, нахохлившись, клекотал орлан. Пепел покрывал его, и кое-где уже дымились и таяли перья. Неприметный усмехнулся. Времени оставалось мало. Уже, наверное, исчезли моря и Океан, но дышать еще было можно. Неприметный топнул каблуком сапога, ожег Планету ударом плети.

– Наказание! – крикнул он. – Наказание!

Орлан пополз к нему, широко разевая клюв. Кое-где из его боков торчали оплавленные балки каркаса, дымились интегральные схемы.

– Сначала Дурашку, – сказал сам себе Неприметный и вскочил в седло, тотчас же прожегшее ему мундир. Но боли не было.

Орлан тяжело запрыгал и с трудом поднялся в воздух. Скакун у Дурашки был-меченый и разыскать его по радиодатчику не составляло труда. Кибернетическую птицу подбросило и чуть не переломало ей махательные плоскости. Это возник еще один вулкан, на том месте, где лишь вчера совершил посадку «Толстяк». Крейсера больше не существовало.

Неприметный вперился в экран пеленгатора. Светящаяся точка указывала ему путь. Лететь по прямой мешали километровые столбы огня, приходилось делать зигзаги и петли. Орлан все медленнее и медленнее махал крыльями, но и цель уже была близка.

Дурашка стоял на плато, со всех сторон окруженное лавой. Скакуна он держал в поводу.

И каких-то сто метров не смог еще пролететь израненный орлан, упав в густую, медленно текущую огненную массу. Птица сгорела мгновенно. Но с Неприметным ничего не случилось. Лишь на миг потеряв самообладание, он встал, поправил широкополую шляпу с хрустальным, прозрачным пером, хлестанул плетью Планету и пошел вперед. Никакие вулканы ему были не страшны!

Дурашка видел Неприметного и спокойно ждал его приближения.

– Ты знаешь, что сотворила с нами Планета? – спросил Неприметный.

– Знаю.

– И как же, по-твоему? Она и теперь не заслуживает наказания?!

– Она приняла нас как мать. Неприметный. Разве можно наказать мать?

– У нас одна мать – Тола! – Неприметный стеганул Планету плетью. – Понял? Конечно, она переиграла меня. Но отмщение все равно состоится! Ты видел, как я шел по расплавленной лаве? Планета ничего не сможет со мной поделать. И я еще сумею исхлестать ее всю вдоль и поперек!

– Она просто ничего не хочет с тобой делать, Неприметный. Ты ей не нужен.

– А ты нужен?! То-то все уже превратились в пар!

– Нет, не в пар, Неприметный. Они уже там, на зеленой и чудесной Планете.

– Как же!

– Я тоже иду туда. Неприметный.

– А вот этим! – Неприметный ударил плетью Дурашку, но она прошла через того, как сквозь пустоту.

– Что, не получилось?

Неприметный ударил еще раз, другой, третий! Дурашка был неуязвим.

– Бесполезно, Неприметный. Мы уже живем в разных временах.

Дурашка и его скакун неуловимо, но быстро становились прозрачными. Неприметный рубил плетью пустоту, но Дурашка не обращал на него внимания.

– Она живая, – сказал он сам себе, – живая… зеленая и ласковая. Я чувствую эти. Я всегда больше чувствовал, чем понимал. Здравствуй, Планета…

Неприметный остался на плато один.

30

Планета стремительно проваливалась в прошлое.

Уже исчезли вулканы, потому что все превратилось в один большой огненный Океан.

А Неприметный все хлестал Планету плетью. Он шел, и идти ему было далеко.

Ускорялся бег времени, словно Планета хотела избавиться от Неприметного хитрым и страшным образом. Постепенно потухал огонь, увеличивался радиус Планеты, рыхлее и легче становилось вещество, из которого она состояла. И вот уже только огромная, аморфная туманность окружала его. Да и та все более разреживалась. И плеть уже не встречала сопротивления и за каждым атомом приходилось гоняться, как за быстрым зверьком. Первоначальная пепельная мгла наполнялась светом, пока наконец туманность не рассосалась по всей Вселенной. И Светило, которое когда-то в будущем потрудится над созданием Планеты, откатывалось все дальше и дальше. Вот и оно превратилось в Звезду, обыкновенную, как и все другие. И уже не отличить ее от всех других недосягаемых светлячков неба.

И плеть Неприметного была обречена рассекать лишь пустоту…

31

Дурашка высвободил ногу из стремени и спрыгнул в густую зеленую траву, повел своего скакуна в поводу. Вокруг раздавались пение птиц и стрекот насекомых. Вскоре он набрел на тропинку, пересекавшую лес, вышел на опушку и… остолбенел от счастья. Сказочный хрустальный город раскинулся перед ним. Не спеша прохаживались планетяне, ребятишки как всегда и везде во Вселенной с шумом носились по улицам города. В гору поднимался человек, приветная улыбка играла на его губах.

– Так вот ты какая, Планета! – удивленно прошептал Дурашка. – Здравствуй еще раз! Здравствуй и ты, приветный человек!

– Здравствуй! – ответил планетянин.

– А мы хотели разрушить ее, – сказал Дурашка, – но только погибли сами…

– Погибли? – переспросил планетянин.

– Да. Все, кроме Неприметного.

– Тебе больно?

– Больно. Я чувствую, что все они были добрыми людьми. Но это в душе, глубоко в душе. Страх перед Неприметным заставлял их творить зло. Но это ошибка, ошибка! Все могло быть иначе!

– Ты хочешь сказать, что без Неприметного они стали бы совершенно другими людьми?

– Да! Да! Они уже становились людьми и в присутствии Неприметного. Не хватало какого-то маленького толчка.

– Мы знаем это. Все члены экипажа живы. Но захотят ли они стать новыми людьми?

– Захотят! Захотят! – вскричал Дурашка.

– Помня о всем том, что они здесь пытались сделать?

– Нет, – задрожал Дурашка.

– Они ничего не будут помнить, если ты так хочешь.

– Нет, – застонал Дурашка.

– Тогда что же?

– Пусть они и помнят, и не помнят.

Дурашка устал. Он уже что-то понимал, а не только чувствовал. Он понимал, что человека нельзя заставить, человек должен выбрать сам!

– Хорошо, – сказал планетянин с приветной улыбкой. – Ваш корабль приближается к нашей планетной системе, как и в первый раз. Действуйте.

Дурашка торопливо вскочил в седло, и его скакун с места пошел огромными скачками. Его бока покрылись пеной… И Дурашка чистил своего скакуна, недоумевая, как это его Каурый умудрился так устать в своем стойле. Но тут прозвучал сигнал. Это Тактик сзывал всех офицеров.

Разведывательный крейсер приближался к планетной системе.

1

– Прямо по курсу неизвестное тело! – доложил Шкипер. – Движется в нашу сторону… Причаливает… Готово… Кто-то выходит из него!

Двенадцать офицеров крейсера в хрустящих мундирах, начищенных сапогах с отворотами и шпорами, в широкополых шляпах с разноцветными перьями замерли возле резных кресел, стоящих вокруг стола.

Дверь кают-компании открылась, и вошел человек.

– Приветствую вас, братья по разуму, на нашей Планете, – сказал он.

– Экипаж крейсера приветствует Планету и планетянина! – дружно ответили офицеры.

– Приветный! – представился планетянин и всем по очереди пожал руки.

– Прошу к столу! – пригласил Стратег.

– А что за название у вашего крейсера? «Толстяк», что ли?

– «Тол-стяг»! – поправил его Тактик. – Стяг. Флаг. Знамя, «Знамя Толы»!

– Ах, Тола – это планета, с которой вы прибыли? – догадался планетянин.

– Да, да! Тола – это наша родная планета.

– И что же за задачи у вашего крейсера?

– Искать братьев по разуму! – ответил Стратег. – Вступать с ними в контакт.

– Ну что ж… Наши цели совпадают. Планета примет вас с радостью! А много ли миров вы уже открыли?

– Ваш первый, – правдиво ответил Стратег. – Разум – слишком редкая ценность во Вселенной! Иногда нам казалось, что некоторые планеты обитаемы. Но при тщательном исследовании все они оказывались мертвыми. Возможно, тут все дело в стратегии поиска…

– Или тактике, – добавил Тактик.

– Да, – согласился планетянин. – Стратегия и тактика поиска братьев по разуму не терпит ошибок… Значит, торговля, обмен духовными и культурными ценностями, – заключил планетянин. – Прекрасно! Это ваша стратегия только или стратегия самой Толы?

– Конечно, наша! – воскликнул Отгадыватель.

– Конечно, Толы! – воскликнул Тактик.

Оба офицера посмотрели друг на друга недоуменно. Больно сжалось сердце у Тактика.

– Послушайте, Отгадыватель… – сказал он. – Мне кажется, что я доставил тебе какую-то неприятность. Обидел, что ли?

– Да что ты. Тактик! Как мы можем обидеть друг друга?! Никаких обид у нас нет! Иначе был бы невозможен поход нашего крейсера.

– Хорошо, если так… И все-таки что-то крутится у меня в подсознании.

– Может, дурной сон?

– Да, да, сон, наверное! – обрадовался Тактик.

– Так как же быть со стратегией Толы? – напомнил планетянин.

– Есть малюсенькая загвоздка, – вздохнул Стратег. – В общем-то, нам рекомендуется немного припугнуть каждую встреченную цивилизацию. Продемонстрировать, так сказать, силу. Но… но на это не стоит обращать внимания.

– Да, – согласился Канонир. – Кроме букетов цветов бомбарды могут заряжаться и чугунными ядрами. Но я, правда, закрыл погреб на замок, а ключ выбросил.

– Да и арбалеты приспособлены не только к стрельбе лучами фейерверков, – сказал Оружейник. – Я свинтил с лучей все боевые наконечники. Но ведь так просто навинтить их вновь.

– Тем более, – подхватил Звездочет, – что Звезды все-таки иногда внушают страх.

– Лазарет тоже не всегда бывает пустым, – буркнул Лекарь.

– В наставлении по вождению судов, – сказал Шкипер, – есть, кстати, термин: боевой разворот.

– Да и я не сижу без работы, – сказал Умелец.

– А я чувствую, – сказал Умница, – что на нашей Толе, кажется, не все в порядке.

– И в кают-компании стол всегда накрывался на тринадцать персон, – вставил Стряпух.

– Ну, это на всякий случай, видимо, – объяснил Тактик. – Для встречи дорогого гостя, вот как, например, сейчас.

– Что-то мы копнули тревожное, – нахмурился Стратег. – Тут такая радость. Встреча с братьями по разуму! А в сердце тревога… Что скажешь, Советник?

– Скажу. На Толе, конечно, все не так хороша, как мы поведали планетянину Приветному. Да и стратегия и тактика «Тол-стяга» неприметно меняется во время нашего похода. Почти у каждого раны на теле…

– Да, да! Это правда, – подтвердил Лекарь.

– …Я думаю, что все здесь рады такой приятной и интересной встрече. Но на Толя нам не простят, что мы не поприветствовали Планету двумя-тремя залпами чугунных ядер из всех бомбард. Дело в том, что наша стратегия и тактика отличаются от принятых на Толе. Контакт контактом, а глубокий карцер на Толе нам всем обеспечен.

– Выходит, что мы, планетяне, поставили вас в тяжелое положение? – огорчился Приветный.

– Нет, нет. Мы так рады! Нам бы только выкрутиться на Толе, – сказал Стратег.

– Я предлагаю не возвращаться на Толу, – сказал Советник.

– Я согласен! – воскликнул Шкипер.

– Оставайтесь у нас, – предложил планетянин. – Мы примем вас с радостью. Все разумные существа – братья.

– Нет, нет, – запротестовал Отгадыватель. – Наш долг – вернуться на Толу.

– А! – поморщился Стратег. – Ты всегда был бунтарем!

– Мы вернемся на Толу, но не с тем, чтобы поселиться в глубоком карцере, а с тем, чтобы рассказать всем, что стратегия и тактика Толы неверны.

– Только попробуй, – сказал Тактик. – Так тебе и разрешат.

– А зачем спрашивать разрешения? Мы поднимем весь флот Толы! Мы объясним всем гражданам Толы, что долго заблуждались. Пора исправлять свои ошибки!

– Это значит, что придется отказаться от длительных походов? – сказал Шкипер.

– Я не знаю. Я еще ничего конкретно не знаю. В голове лишь одна мысль: надо возвращаться на Толу и попытаться изменить ее.

– Да, да! – поддержал его Умница. – Я чувствую, что буду круглым дурашкой, если не поддержу Отгадывателя! Что толку от нашей встречи с планетянами для Толы? Она постарается прислать сюда целый флот?

– Выходит, – сказал Стратег, – что мы доставим Планете большую неприятность?

– Нет, нет, – ответил планетянин. – В ваших искренних мыслях и действиях нет никакой вины. Если даже к Планете подойдет весь флот Толы, мы не пострадаем.

– Война?! – ужаснулся Лекарь.

– Нет, нет. Мы обходимся без военных действий. Тем более, что ваше возвращение на Толу, я уверен, не повлечет за собой такой устрашающей акции.

– Вы верите нам? – спросил Умница.

– Верим!

– Но вы же совсем не знаете нас!

– Как знать…

Проведя на Планете несколько дней, крейсер на предельной скорости ушел к Толе.

И снова экипаж крейсера насчитывал тринадцать человек.