Текст книги "Случится же с человеком такое!… (сборник)"

Автор книги: Виктор Колупаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

– Здесь? – удивилась Она и взяла цветок. – Неужели это правда? – Она тихо рассмеялась.

– Ты увидишь ее. – Он взял Ее на руки и, хотя Она, смеясь, просила: "Отпусти! Отпусти!" – вынес из керамитового домика. Она чуть не ослепла от льющегося отовсюду света и уткнулась лицом в его грудь. Потом осторожно отняла свое лицо, медленно приоткрывая глаза.

– Необыкновенно как, – только и сказала Она, тихо-тихо, но Он расслышал.

– Пойдем туда, – кивнул Он головой вперед.

Но сначала Он отнес Ее назад в домик. Она надела блестящие черные брюки и белый свитер, ботинки с толстыми подошвами. Поставила подснежники в стакан с чистой водой.

Они вышли вдвоем в сверкание снега, в удивительные блики солнца.

Взявшись за руки, они пошли вперед.

Старый робот едва добрался до базы. Он согнал с себя капельки воды перед камином, подзарядил аккумулятор и сел в кресло. У него вдруг появилась потребность осмыслить все происходящее. Он долго думал, но не пришел ни к какому выводу. Неужели человек настолько одержим, настолько велик в своих чувствах, что может растопить силой своих чувств вечные снега мертвой планеты? Или просто проснулось светило? Робот не выдержал, и пошел в аппаратную, и включил там вычислительную машину. Он заложил в нее все данные о планете и ее солнце. Длинная лента ответа потянулась из вычислительной машины; Робот читал ее и удивленно покачивал головой.

А они все шли вперед. И случалось, что Он отставал от Нее, и тогда Она брала Его за руку и вела за собой. Они оба смеялись. Они оба были очень рады. И неизвестно, кто больше. Он ли, потому что показал Ей эту весну… Она ли, потому что впервые увидела весну света…

А на Земле действительно был март. В Сибири начиналась весна света…

НАСТРОЙЩИК РОЯЛЕЙ

Его звали просто настройщиком роялей. Никто не знал, сколько ему лет, но все предполагали, что не менее ста; а ребятишки были уверены, что ему вся тысяча, такой он был сухой, сморщенный и старый.

Он появлялся в чьей-нибудь квартире часов в десять утра с небольшим чемоданчиком в руке и долго не мог отдышаться, даже если надо было подниматься всего на второй этаж. Его сразу же приглашали пройти в комнату, предлагали стул, заботливо спрашивали, не налить ли чаю, потому что настройщики на вес золота, ведь инструментов нынче стало много, чуть ли не в каждой квартире, а настройщиков нет.

И вот он сидит в чисто прибранной комнате, делая частые неглубокие вдохи, покорно дожидаясь, когда сердце перейдет с галопа на неторопливый шаг, и молчит. Он не произносит ни слова. И седенькой старушке, которая до сих пор с опаской обходит пианино, приходится говорить. Она знает, что раз пришел настройщик роялей, значит надо говорить об инструменте. Она с радостью поговорила бы о чем-нибудь другом, например о погоде, о том, что в прошлом году грибов "просто пропасть сколько было", о том, что последнее время сильная ломота в ногах, но положение обязывает говорить только о пианино.

– Вот, купили эту роялю. Говорят, дочка пусть учится играть. Ей и было-то три года, а уже деньги копить начали. Теперь-то, говорят, в кредит купить можно. Ну да ведь не знаешь, что завтра будет. Купили, и хорошо. Слава богу, Танюша уже второй класс кончает. И играет. Придет со школы и за нее, значит, за пианину эту. Понимает уже все. И по нотам разбирается.

Старушка смолкла, ожидая, что заговорит настройщик роялей, но тот не произнес ни слова. И когда молчание стало слишком затягиваться, снова заговорила:

– С матерью, с дочкой, значит, моей, они по вечерам сидят. Бренчат, бренчат. Хорошо получается. Особенно эти… этюды. И отец тоже сядет где-нибудь в уголок и слушает. Молчит и слушает. А потом расцелует обеих, а сам чуть не плачет. Их-то ведь ничему не учили… Время такое было.

Настройщик слушал и иногда молча кивал головой, чему-то улыбаясь.

– Вот я и говорю, – снова начала старушка. – Инструмент, он порядку требует, присмотру. Настроить там или еще чего. Я сейчас… – и она поспешно ушла в спальню, покопалась там с минуту, вернулась назад и поставила на столик рядом с пианино масленку от швейной машины.

Настройщик по-прежнему молчал, загадочно улыбаясь. Старушка озабоченно огляделась вокруг. Может, еще молоток нужен? Спросить, что ли?

– Так, значит, Танюша в час придет? – вдруг звонким мальчишеским голосом спросил настройщик, так что старушка чуть не ойкнула от удивления. Ведь она ему об этом ничего не говорила…

– В час… в час…

– Ну так я в час и зайду! – весело и громко сказал настройщик.

– Как же, – забеспокоилась старушка. – А посмотреть хоть? Может, ремонт какой ему… Да и тише сейчас. Никто не мешает.

– А мне никто не мешает! Как же я без Танечки буду его настраивать?! Ничего не выйдет! Совершенно ничего!

– Ну, ну, – оторопело сказала старушка. – Молоток-то у нас есть, вы не беспокойтесь.

– А я пока пошел дальше, – сказал настройщик, взял свой чемоданчик и вышел из квартиры.

На лестничной площадке он немного постоял и решительно позвонил в соседнюю дверь.

Его встретила высокая полная женщина в тяжелом, расшитом павлинами халате, в замшевых туфлях с загнутыми вверх носками и с огромной бронзовой брошью на груди.

– Вам кого? – деловито и громко осведомилась она.

– Я настройщик, – тихим усталым голосом отрекомендовался старик.

– А! Наконец-то. Проходите. Терпенья уже от соседей не стало. Ноги об коврик вытрите. Снимать-то ботинки все равно не будете. Проходите вот сюда. Садитесь на этот стул. Пианино у нас чешское. Тыщу триста рублей вбухали. А оно и играть-то не играет.

Настройщик поставил чемоданчик на пол и осторожно опустился на стул, словно тот мог не выдержать его иссохшее тело.

Хозяйка квартиры подошла к пианино, открыла крышку и стукнула пятерней по клавишам:

– Слышите! Оно и не играет совсем.

Настройщик повернулся к инструменту одним ухом, словно прислушиваясь.

Женщина еще раз стукнула пальцами по клавишам и извлекла из инструмента какой-то сумасшедший аккорд.

Настройщик все так же молча продолжал сидеть на своем стуле.

– Что же вы? – загремела хозяйка. – Пришли, так работайте. Или вам тоже стаканчик водки надо? Нет уж! Приходили тут батареи промывать, так сначала им водки надо. А после них ремонту на тридцатку пришлось делать. Водки не дам и чаю сразу не дам. Сделаете, а потом чаи гоняйте… Что же вы сидите?

– Кто у вас на нем играет-то? – осторожно спросил настройщик.

– Я играю. А вообще-то для Коленьки купили. А вам-то что до этого?

– Нужно, – твердо ответил настройщик.

– Коленька, – позвала женщина. – Иди сюда. Уроки потом сделаешь.

Из комнаты вышел мальчишка лет десяти и, глядя куда-то в сторону, поздоровался.

– Не хочешь играть? – вдруг спросил его настройщик.

– Не хочу! Не хочу и не буду! – скороговоркой ответил мальчишка и испуганно посмотрел на мать.

Та погрозила ему кулаком и строго выговорила:

– Мал еще: хочу не хочу. Что скажу, то и будешь делать.

– Коля, сыграй мне что-нибудь, – попросил настройщик. – Просто так, как будто для себя. А я послушаю, что у вас с вашим инструментом.

Мальчишка насупился, но все же сел за пианино и сыграл этюд Черни.

– Вот, слышите, как тихо играет, – сурово сказала Колина мама. – На третьем этаже уже ничего не слышно. За что только деньги берут?

– А мне в школе сказали, что у меня слуха совершенно нет, – объявил Коля.

– Не твое дело, есть или нет, – отрезала мама.

Настройщик подошел к пианино, и Коля поспешно уступил ему место. Старик ласково пробежал по клавишам пальцами обеих рук и осторожно погладил полированную поверхность.

– Хороший инструмент. Почти совершенно не расстроен.

– Так ведь тихо играет, – забеспокоилась хозяйка. – Соседи играют, у нас все слышно. Мы играем, им хоть бы хны. Ни разу не пришли, не сказали, что мы им мешаем. А мне чуть ли не каждый день приходится стучать в стенку. Телевизор не посмотришь… Сделайте, чтобы играл громко. Чтобы на всех этажах слышно было.

– Понимаю. Это пустяковое дело, – сказал настройщик.

– А сколько берете? – подозрительно спросила Колина мама.

– Я беру десять рублей, – твердо ответил настройщик.

– За пустяковое-то дело?

– Кому пустяковое, кому – нет.

– Ох уж с этими халтурщиками спорить! Все равно вырвут.

– Я настройщик роялей, – твердо сказал старик.

– Господи, да заплачу я. Сделайте только все, чтоб как гром гремел.

– Сделаем. Так, значит, ты, Коля, не хочешь играть на пианино?

– Нет, – ответил мальчишка, глядя в угол. "А слуха у сорванца действительно нет. Да и у матери тоже", – отметил настройщик.

Он снял с пианино передние стенки, верхнюю и нижнюю, вытащил из чемоданчика инструменты, всякие молоточки, ключики, моточки струн и с час провозился с инструментом, ни на кого не обращая внимания и прослушивая его, как врач больного. Потом он поставил стенки на место, закрыл чемоданчик и сказал:

– Готово. Можете проверить.

Хозяйка недоверчиво подошла и долбанула по клавишам пухлой пятерней.

Раздался ужасающий грохот, в окнах зазвенели стекла и с телевизора упала фарфоровая статуэтка купальщицы.

– Ну, теперь они у меня попляшут! – грозно сказала женщина. Коленька устанет, сама садиться буду. А ну, сынуля, садись. Посмотрим, долго ли они выдержат.

Мальчишка, чуть не плача, сел за пианино, и квартира снова наполнилась неимоверным грохотом.

– Прекрасно, – сказала Колина мама и выдала настройщику десятку.

Тот не торопясь положил деньги в потрепанный бумажник и взялся за чемоданчик. Лишь только он переступил порог квартиры, как гром сразу же смолк. Настройщик на всякий случай переступил порог в обратном направлении и удовлетворенно улыбнулся. В квартире грохотало пианино и дребезжали стекла. Но только в квартире. Сразу же за ее пределами стояла глубокая и приятная тишина. Настройщик знал свое дело.

Он поднялся на третий этаж и позвонил в дверь, из-за которой доносились нестройные звуки пьяного квартета. Здесь все еще праздновали затянувшийся день рождения.

Дверь открыл глава семьи, нетвердо державшийся на ногах, но очень вежливый и нарочито подтянутый.

– Папаша, проходите. Мы вас ждали. Шум сейчас мы устраним. Не хотите ли стаканчик за здоровье моей любимой дочери? Впрочем, пардон-с. Бутылки пусты. Но это мы вмиг организуем. Садитесь за стол. Это моя жена. А это не то брат жены, не то дядя. Черт их всех запомнит! Его драгоценнейшая супруга. А это моя Варька. Что за черт! Варька, где ты?

Не то дядя, не то брат жены оторвал голову от тарелки с салатом из ранних помидоров, осоловевшими глазами посмотрел вокруг и сказал:

– Я тебя знаю. Ты у меня на барахолке мотоцикл купил.

– Молчал бы! – прикрикнула на него жена.

– Какой мотоцикл? У тебя и велосипеда-то никогда не было. – И она осторожно бумажной салфеткой сняла со лба мужа кружки тонко нарезанного репчатого лука.

– Варька, – зычно крикнул отец. – Иди сюда. И сыграй нам на пианино… Три этюда… Три этюда для верблюда. – Пропел он и вдруг захохотал, а за ним и все остальные. – Она у меня талант! Ее на конкурс хотят послать. Талант, а для отца и гостей не заставишь сыграть! Варька! Ну, Варюшенька, сыграй нам.

– У тебя дочь играет, – вдруг обрел дар речи не то брат, не то дядя хозяйки, – а у меня машину сперли. – И он скривил губы, как бы собираясь заплакать.

– Ну что мелет человек, – начала успокаивать его жена. – Какой автомобиль? У тебя и велосипеда-то никогда не было.

– Варюшенька, – позвала мама, накладывая себе в тарелку тушеной капусты, – сыграй, доченька. И дедушка послушает.

В дверях показалась девочка. Вид у нее был сердитый и вызывающий.

– Чего вам надо! Орете второй день, а я вам играй! Все равно ничего не понимаете.

– А я говорю: играй! – приказал папа.

Настройщик вдруг понимающе подмигнул девочке, и та прыснула в плечо от смеха. Потом села за пианино и отбарабанила что-то совершенно непонятное и наверняка никому до этого не известное.

Папа, мама и гости зааплодировали, а дядя-брат сказал:

– Я всегда плачу, когда мотоцикл завожу.

– Молчал бы уж, – вспылила его жена.

– Варька у меня талант, вон как отчубучила! – похвастал папа.

– Доченька, сыграй для гостей еще что-нибудь, – попросила мама.

– А водочки-то тю-тю, нету, – сказал вдруг настройщик, и все забыли про музыку.

– Это мы сейчас сообразим, – уверил папа, и через минуту папа и дядя-брат устремились в магазин.

– Нельзя их одних отпускать, – сказала мама, и обе женщины бросились за мужьями.

– А теперь мы посмотрим, что случилось с нашим пианино, – довольным голосом сказал настройщик. – И мешать нам никто не будет.

– Да, не будет! Сейчас вернутся и затянут "Скакал казак через долину".

– Не вернутся. Они двери не найдут.

– Правда, не найдут? Вот здорово! – сказала девочка. – Всегда бы так.

– Так и будет. Как только они тебя заставят играть, сразу всем понадобится за чем-нибудь выйти, а дверей, чтобы вернуться назад, они не найдут, пока ты их не захочешь впустить.

– И я буду играть одна?

– Одна. Никто тебе не помешает.

– Спасибо, дедуля, спасибо! – девочка бросилась на шею настройщику роялей, так что тот едва устоял на ногах. – Я бы их совсем не пустила и все время играла!

– Как захочешь, так и будет, Варенька. А теперь давай вместе возьмемся за него. А?

– Давайте!

Через час пианино было настроено, и старик, устало закрыв глаза и чему-то улыбаясь, слушал странную и смелую музыку. Варенька импровизировала.

Потом они сжалились и впустили гостей в квартиру. Настройщику было выдано десять рублей, и он осторожно положил десятку в потертый бумажник. Девочка не отходила от него и все время повторяла:

– Я еще хочу вас видеть.

А папе захотелось, чтобы дочь сыграла для гостей. Варенька сразу согласилась и заговорщицки подмигнула настройщику. Тот тоже хитро сожмурил глаз, так что лицо его стало похоже на сморщенное яблоко.

– Варька, отчубучь! – приказал папа.

– Я тебя знаю, – сказал не то дядя, не то брат.

– С огромнейшим удовольствием, – по-взрослому сказала девочка и взяла аккорд.

– А пивка-то не взяли, – встрепенулся папа. – Пойдем-ка, пока магазин не закрыли.

Мужчины чуть ли не бегом выскочили на лестничную площадку.

– Опять квартиру не найдут, – заволновалась мама. – Надо проследить. – И обе женщины вышли тоже.

– Вот здорово! – закричала в восторге девочка. – Приходите ко мне еще, дедуля! Я так хочу вас еще видеть!

– Приду, Варюшенька, приду, – сказал настройщик роялей, подмигнул и вышел за дверь. Здесь он минут пять постоял, слушая, как девочка переносит в музыку свою маленькую, чистую и уже очень сложную душу. А во дворе препирались папа и мама, которые никак не могли найти свою квартиру. Настройщик знал свое дело.

Было пять минут второго, и настройщик роялей снова спустился на второй этаж, где жила Таня. Она уже пришла из школы.

– Здравствуй, Танечка, – мальчишески звонким голосом сказал сморщенный старик.

– Здравствуйте, – ответила девочка. – Вы настройщик роялей? И вы настроите мое пианино? У него "ля" в третьей октаве расстроено, и "ре" в контроктаве западает.

– А мы его вылечим. У тебя хорошее пианино.

– Да вы садитесь, – засуетилась бабушка. – Отобедайте. Ведь время уже.

– Обед подождет, – ответил настройщик. – Сначала мы займемся лечением. А еще раньше ты, Танюша, сыграешь. Я сяду вот сюда в уголок, и меня совсем нет. Никого нет. Играй.

Девочка нерешительно перебирала ноты, не зная, что выбрать. Выбрала седьмую сонату Бетховена. Эту сонату играют редко, но настройщик роялей знал все. Он много раз слышал ее. И в какой раз он подивился тому, как дети чувствуют музыку, как переживают ее, страдают и радуются вместе с ней. Безошибочно, но каждый по-своему.

Девочка кончила играть и сказала:

– Я очень люблю играть, когда меня слушает папа. Он как-то очень странно слушает, словно помогает мне. И еще я люблю играть с мамой в четыре руки.

"Да, – подумал настройщик роялей. – Здесь работы совсем мало. Настроить "ля" в третьей октаве да подтянуть "ре" в контроктаве".

И все же он провозился целый час.

В это время пришел на обед папа, на цыпочках прокрался к дивану, взял в руки книгу, но так и не перевернул ни одной страницы.

А настройщик, закончив свою работу, сложил инструменты в потрепанный чемоданчик и сказал:

– А теперь, Танюша, проверь, так ли я настроил твое пианино. Девочка села, и по мере того как она играла, лицо папы меняло свое выражение. Сначала на нем было что-то недоверчивое, потом лицо выразило удивление, затем самый настоящий испуг и, наконец, восторг и растерянность.

– Что вы сделали? – тихо спросил он у настройщика. – Она так никогда еще не играла. Девочка вообще так не может играть. Ей ведь всего десять лет. Что вы сделали?

– Я настроил пианино вашей дочери, – скромно ответил старик.

– Но… но это что-то невозможное. Она чувствует музыку лучше, чем я. Ведь она еще совсем ребенок.

– Она действительно чувствует музыку лучше, чем вы, хотя вы тоже чувствуете ее прекрасно. Об этом мне рассказала сама Танюша.

В это время пришла на обед Танина мама, и девочка бросилась ей на шею, рассказывая, как дедушка настроил ее пианино. А папа сказал маме:

– Послушай ее. Это что-то невероятное. Таня так сейчас играла! Так прекрасно и необычно, что даже страшно становится.

– Ты что-то путаешь, – сказала мама. – Если прекрасно, то не может быть страшно.

– Но она никогда не играла так раньше.

– Это дедушка так настроил мое пианино, – гордо сказала Таня и запрыгала по комнате, таким образом, по-видимому, выражая свой восторг.

– Да, – застенчиво сказал настройщик. – Я просто настроил пианино в унисон с восторженной душой вашей дочери.

Бабушка незаметно убрала масленку от швейной машины и пригласила всех к столу обедать, но настройщик выпил только стакан молока, он спешил в следующую квартиру.

Папа смущенно протянул ему десять рублей и сказал, что расплачиваться рублями за такую работу просто неудобно. Не может ли он еще что-нибудь сделать для настройщика?

– Вы и Танечкина мама сделали для меня и так очень много, – ответил сморщенный старичок.

Настройщик осторожно положил деньги в потертый бумажник и откланялся, улыбнувшись на прощание Танюше.

Не успел он выйти за дверь, как девочка бросилась к своему пианино, раскрыла ноты и заиграла. Папа был уже немного подготовлен, а маме пришлось вцепиться в подлокотники кресла так, что у нее побелели ногти. Потом она посмотрела на папу, тот почувствовал ее взгляд и повернулся к ней. Что они говорили друг другу этим взглядом, никто, естественно, так и не узнал. Наверное, очень многое. Настройщик знал свое дело.

Он постоял немного перед дверью и поднялся на четвертый этаж, потом на пятый, затем спустился вниз и зашел в соседний подъезд. И снова началось его путешествие по этажам.

Часам к семи он устал, годы брали свое, и зашел в ближайший магазин. Там он купил конфет, а в соседнем магазине – игрушек. А когда он выходил из магазина, его уже ждала толпа ребятишек, и он пошел с ними в сквер и там раздал конфеты и игрушки. Он точно знал, кому что нужно дарить. Одним конфеты, другим игрушки. Потом он рассказал им смешную сказку и, когда ребятишки начали, перебивая друг друга, пересказывать ее и показывать в лицах, незаметно ушел от них.

Потом ему встретился еще один магазин, зашел он и в него. И снова встретил шумную компанию своих бесчисленных друзей-ребятишек, и снова угощал их конфетами, и дарил игрушки, и даже придумал новую игру, такую интересную, что все тотчас же увлеклись ею, а он незаметно ушел и от них.

И вот магазины уже начали закрываться, да и денег к тому времени у него уже не осталось. И теперь он уже не угощал ребятишек, а только что-то тихо рассказывал им и незаметно уходил, когда чувствовал, что им интересно и без него.

Солнце уже спряталось за домами, а он все шел, не спеша, слыша иногда музыку пианино и роялей, которые он настраивал. Многим людям настраивал он инструменты, мальчишкам и девчонкам, юношам и девушкам, взрослым и даже одной старушке, которая уже двадцать пять лет была на пенсии.

Взрослые звали его просто настройщиком роялей, а дети – дедушкой или дедулей, потому что никто не знал его настоящего имени. И лет ему было, может быть, сто, а может быть, и вся тысяча. Так, во всяком случае, думали ребятишки.

ЖЕМЧУЖИНА

– Теперь открой глаза, – тихо сказал Он Ей на ухо.

Она послушалась Его, широко открыла и без того огромные черные глаза и сразу же задохнулась от радостного удивления, охватившего все ее существо.

Прямо над ее головой сияла спиральная галактика с десятком изящно изогнутых рукавов. Она перевернулась через голову на сто восемьдесят градусов, и спираль оказалась под ногами. Но зато теперь перед глазами мириадами звезд искрились два шаровых скопления. Она повернулась еще чуть-чуть, и перед Ней возник сплюснутый диск четвертой галактики. Еще правее. Вот оно что! Они находились на окраине пятой галактики. Огромный, вполнеба, Млечный Путь!

Затаив дыхание, зачарованно смотрела Она на этот блистающий, искрящийся, живущий какой-то своей, странной жизнью мир. И Он иногда бросал по сторонам любопытный взгляд, но все его внимание было поглощено ее лицом в черной волне волос, в котором без труда угадывалось ощущение красоты происходящего и грустная мысль, что все это скоро кончится. Ее глаза в траве ресниц старались сразу охватить и запечатлеть навечно все.

А потом пришло что-то вроде легкого опьянения. Они подняли руки над головой, и мир подчинился их желанию. Они играли галактиками, закручивая в пространстве замысловатые кривые. Они могли менять их местами, заставлять кружиться в стремительном хороводе. Они зажигали сверхновые, сталкивали друг с другом целые миры, высекая из них фонтаны негаснущих искр, и даже одним махом стирали всю картину мироздания, закрывая на секунду глаза.

Так прошел час. Он тронул ее за плечо и сказал:

– Мы еще не выбрали. Летим?

– Летим, – ответила Она, и они понеслись в гущу звезд, которые осторожно расступались при их приближении.

Она была слабее Его и отстала. Он почти тотчас же почувствовал ее отсутствие, остановился и окликнул, но не получил ответа. Она слышала Его. Ей просто пришло в голову, что Она одна в космическом пространстве и (а это так и было) не знает дороги к Солнцу и Земле. Сладкий ужас приключения сжал ее сердце, но его голос был уже настолько тревожен, что она не смогла продолжать игры и, внезапно появившись из черной пустоты, обвила его грудь маленькими крепкими руками. Он нахмурил брови и сказал что-то серьезное и нравоучительное. Она рассмеялась. Тогда Он сжал ее руку в своей и уже больше не выпускал.

– А как мы возьмем ее с собой? – спросила она.

– О! – загадочно ответил Он. – Как тебе нравится вот эта?

Пролетая мимо звезды Бетельгейзе, они немного задержались.

– Нет, – сказала Она. – Издали она хороша, а вблизи какая-то уж очень рыхлая. Да и очень большая. Разве такую втиснешь в нашу комнату?

– Пожалуй, – согласился Он, и они понеслись дальше.

Алголь отпугнул Ее своим красноватым цветом. Денеб Она просто пожалела. Жаль было брать глаз прекрасной птицы. Мицар нужно было брать только вместе с Алькором, а зачем им две? Им нужно только одну звезду. Сириус остался на своем месте, потому что в южных широтах стояла ясная погода и отсутствие самой яркой звезды земного неба было бы тотчас же обнаружено. Зачем тревожить людей? Завороженная красотой, Она остановилась возле Веги и уже хотела сказать: "Вот эту!", – но Он потянул Ее за руку, проговорив:

– Я знаю, что тебе нужно. Летим!

И они снова понеслись прочь от Солнца, рассекая своими упругими телами холод пустоты, пронизанной мириадами светящихся лучиков.

– Хочешь Жемчужину из Короны? – спросил Он.

– Правда? – обрадовалась Она. – Хочу!

Они остановились в одном парсеке от звезды, излучавшей приятное тепло, и Он заметил на лице своей подруги всплеск восторга и отчаянного удивления. Это были отблески несущейся им навстречу звезды.

– Это действительно Жемчужина, – тихо сказала Она. – Я поняла. Это Гемма.

– Да, Гемма, – просто ответил Он.

– Возьмем ее с собой!

Они были совсем рядом с Жемчужиной Северной Короны. Ее глаза расширились от страха при виде такой массы раскаленной материи. А Он подлетел вплотную, и теперь казалось, что Он держит звезду на вытянутых руках.

– Обожжешься! – крикнула Она. – Надо было взять хотя бы перчатки!

– Вот ерунда, – смеясь сказал Он и сдвинул Гемму с ее вечной орбиты.

– Но она все равно очень большая для нашей комнаты!

– В нашей комнате поместится вся галактика, – пошутил Он и стал слегка сдавливать звезду с боков до тех пор, пока она не превратилась в небольшой шар.

– Без нее здесь плохо, – сказала Она с грустью.

– Мы вернем ее завтра утром. Ведь это только на одну ночь.

– Да, только на одну ночь, – печально согласилась Она.

На левой вытянутой руке Он держал пылающую жемчужину, а правой крепко сжимал ее руку.

Обратный путь до Земли они проделали за пятнадцать минут. Над Сибирью стояли трескучие сорокаградусные морозы, и туман покрывал тысячи километров пространства.

Они вынырнули сверху из тумана прямо перед своим подъездом и, не успев затормозить, сбили с ног человека в унтах, полушубке и пыжиковой шапке. Человек упал, и бутылки "Столичной" и шампанского, подозрительно позванивая, покатились по утоптанному снегу.

– Новый год еще не начался, а они уже пьяные разгуливают, – проворчал человек в полушубке и бросился собирать бутылки. К счастью, ни одна не разбилась. Он так и не взглянул на пламенеющую жемчужину, хотя машинально отметил в уме, что перед подъездом небывало светло.

Они взбежали на свой этаж – лифт не работал по случаю праздника – и открыли ключом дверь квартиры. Он осторожно положил звезду на стиральную машину, стоявшую в коридоре, и начал оттирать побелевшие от мороза щеки своей жены. Она замотала головой, засмеялась и убежала в ванную принимать душ, пока не пришли гости.

Потом они долго выбирали, на какую ветку положить Жемчужину, и расположили ее почти на самом верху, но так, чтобы ее можно было достать рукой. В их малогабаритной квартирке можно было достать рукой и до потолка. Во всяком случае ему.

Она быстро накрыла на стол, а без пятнадцати двенадцать пришли гости: молодой, подающий надежды астроном с пухлой, как поролон, женой; сосед-пенсионер, бывший пожарный, и физик-теоретик с женой – тоже физиком-теоретиком. Минут десять все топтались в коридорчике, помогая друг другу раздеваться, доставая подарки и поздравительные открытки, целуясь и обнимаясь. Потом пожарный сказал:

– А ведь пять минуток осталось… – и крякнул.

Все всполошились, женщины забеспокоились за свои не приведенные в порядок прически, но времени было в обрез, и все поторопились занять свои места за столом.

Он притащил из холодильника пару заиндевевших бутылок шампанского, а молодой астроном проделал с ними все необходимые манипуляции, да так ловко, что, когда по радио раздался голос диктора, извещавшего о наступлении Нового года и раздался бой курантов, бокалы у всех были уже полны и совершали движение в центр стола, где и встретились с протяжным певучим звоном.

А через час, выпив и за старый и за Новый год, за успехи, за ответственного квартиросъемщика и его жену, все захотели танцевать. Она пила мало и все время поглядывала на медленно вращающуюся светящуюся Жемчужину, а Он тихо улыбался при этом.

– Хочу вальс гаснущих свечей, – баритоном сказала жена астронома. Люблю танцевать в темноте. – Но она на самом деле не любила танцевать в темноте, она вообще не любила темноту, предполагая, что в темноте обязательно должны быть крысы.

– Даешь вальс в темноте! – закричали остальные.

Старичок сосед, зная наверняка, что ему не придется участвовать в танцах, тем более в вальсе, тем более в темноте, налил себе полстопочки водки, выпил и, воспользовавшись шумом, положил себе кусочек фаршированных артишоков. Все хвалят, все едят. Любопытно попробовать. Он попробовал, покачал головой, как бы говоря: "Эх, молодежь…", – и с хрустом раскусил соленый огурчик.

Вальса свечей в фонотеке физика-теоретика, принесшего с собой магнитофон "Астра", не оказалось. И вообще у него вальсов не было. Бывший пожарный покряхтел немного, сходил к себе в квартиру и принес старую-престарую пластинку с названием "Амурские волны". Включили радиолу и выключили свет.

– Люблю танцевать в темноте, – повторила жена астронома, но не сделала даже попытки подняться.

"Господи, – подумал в страхе бывший пожарный. – На ипподром бы тебе. Ведь поломают все тут с пьяных глаз".

А в комнате по-прежнему было светло.

– Выключите елочные гирлянды! – догадался кто-то.

Выключили и гирлянды. В квартире все равно так же светло.

– Люминесцентная игрушка, – констатировал факт освещенности физик-теоретик. – Интенсивность поразительная. Где купили?

– Это Жемчужина из Северной Короны, – сказала Она.

– Да, – подтвердил Он. – Это Гемма.

– Люди все достают, – недовольно сказала женщина-физик своему мужу-физику. – А ты не мог купить приличных игрушек. Когда купили? – Это уже относилось к ним.

– Это мы взяли на одну ночь, – сказала Она. – Такое чудо разве можно купить…

– Да, – согласился физик. – Сейчас приличную вещь разве купишь…

– Да нет же, – сказал Он, как-то странно сгорбившись, как будто его ударили палкой. – Это не вещь. Это звезда. Звезда под названием Гемма из Северной Короны. Это созвездие еще иногда называют Северный Венец.

– Что касается параметров Геммы… – начал молодой астроном, но его перебили.

– Невозможная вещь, – отрезал физик-теоретик. – Звезд на Земле не может быть.

– Ого! Да эта игрушка горячая! – воскликнул астроном, дотронувшись до звезды и дуя себе на палец.

– Одиннадцать тысяч градусов на поверхности, – сказал Он.

"А где же ящик с песком?" – лихорадочно подумал бывший пожарный и налил себе еще полстопочки, но не выпил.

– Да тут не одиннадцать, а все пятьдесят градусов будет.

– Одиннадцать тысяч градусов, а не одиннадцать, – поправил Он.

– Разыгрываешь, – обиделся астроном.

– Не верите? – спросил Он и взял чью-то вилку. – Смотрите. – Он дотронулся вилкой до сияющего шара, и вилка начала исчезать. Глаза удивленных зрителей полезли из орбит. – Все. Она при такой температуре просто испарилась.

Физик-теоретик отошел от елки, взял со стола салфетку и начал что-то писать, хмурясь и дергая шеей.

Сосед, бывший пожарный, встал со своего места, уперся руками в стол и угрожающе произнес:

– Может возгореться!

– Да нет же, что вы! – возразила Она. – От нее ничего не может загореться здесь.

Сосед крякнул, выпил полстопки, недовольно покачал головой и вышел в коридор.

– Вот вам! – вставая из-за стола, сказал физик-теоретик. – Вот формула, вот результат. При исчезновения вилки, при ее практически мгновенном испарении должен был произойти взрыв. Где он? Я очень хочу слышать, где взрыв?

– Ну что значит вилка по отношению к звезде, – сказал Он. – Ты ошибся в массе звезды на двадцать один порядок. Посчитай.