Текст книги "Фирменный поезд «Фомич»"

Автор книги: Виктор Колупаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

4

Таинственный пришелец – да разве мог он быть не таинственным! – исчез, оставив после себя приятное ощущение чуда. Несколько минут все еще сидели, ошеломленно перебрасываясь незначительными фразами, потом начали готовиться ко сну. У нас наверняка произошло, как говорят биологи, запредельное торможение. Те, кто стоял, заглядывая к нам, тоже разошлись. Семен Кирсанов встал, чтобы приготовить постель себе и жене. И под ним, к радости Тоси, оказался комплект постельного белья, чистого и теплого. Кирсанов предложил одну простыню бабусе, но та отказалась, так как ей рано утром, всего через каких-нибудь три-четыре часа, нужно было выходить в Старотайгинске. Семен достал Тосе халатик, а я пошел в тамбур, чтобы покурить и привести себя в состояние, при котором мне удалось бы заснуть.

Я попытался было разобраться во всей этой истории, но у меня ничего не вышло, эмоции пока подавляли сознание.

Я еще минут пять постоял у окна, потом вернулся в свое купе. Семен подталкивал под матрас углы Тосиной простыни, чтобы нигде не дуло и вообще было уютно и навевало сон. Потом он сам ловко вскочил на свою полку.

Я развернул матрас, положил мягкую подушку, постелил поверх всего одеяло. Спать не хотелось. Бабуся все сидела, маленькая, прямая и доброжелательная. Гражданин в сером теперь уже точно спал. В вагоне было душно, а вентилятор не работал. Лезть на свою полку я передумал и сел на боковое сиденье лицом по ходу поезда. Тося уже уснула, разметав обнаженные пухленькие руки. Семен во сне свистел носом. Бабуся заерзала и передвинулась на своей полке ближе ко мне. Я оглянулся. Бабуся манила меня пальцем.

– Что? – спросил я и повернулся, перегородив ногами коридор.

– Сколько тебе лет, голубчик? – спросила бабуся.

– Двадцать семь, – шепотом ответил я. Возможность предстоящего разговора меня даже обрадовала.

– А мне, голубчик, восемьдесят.

– Бывает, – согласился я. – Я вам помогу в Старотайгинске выйти. Вас кто-нибудь встречает?

– Внучек, если не проспит.

– Ох! – сказал я. – А чемодан-то мы из-под Тосиной полки не вытащили. Придется будить ее.

Старушка помолчала раздумывая.

– Может, и не придется.

– А как же чемодан?

– Возьму и оставлю! – вдруг рассердилась бабуся.

– Но как же можно? Что его, потом досылать вам? Разбудим Тосю, что же теперь делать? Всякое бывает.

– Ох, голубчик, ты еще и не знаешь, что иногда бывает…

– Конечно, – согласился я, – но, может, еще узнаю. Вот сегодня, например, узнал.

– Симпатичный юноша, – сказала бабуся.

– Вы это о пришельце?

– Ну да. А то о ком же? В хорошей, видать, воспитывался семье.

– Да ему уже несколько тысяч лет!

– Следит, значит, за собой.

– Ну ладно… А что делать с чемоданом?

– Оставим, – вздохнула бабуся. – Ты, голубчик, послушай, что я тебе расскажу, а потом уж решим, что мне делать с этим чемоданом.

– Конечно. Рассказывайте. Я слушаю.

Бабуся поправила платок загорелыми морщинистыми пальцами.

– Ведь больше ста у меня детей, внуков и правнуков. А вот один всю жизнь себе поломал… Сын младший. Афиноген. Сорок пять подлецу стукнуло. Грузчиком в мебельном магазине работает. Таскать им приходится громоздкие вещи: пианино, шифоньеры, диваны, шкафы. По ровному месту оно еще и ничего. А вот на лестницах… Одно мучение. Там ведь не развернешься. В дверь не пролезешь. Ну а в коридорчиках обязательно застрянешь. У грузчиков-то хоть немного лучше получается, чем у самих жильцов. Жильцы им за то пятерки и платят, что сами бы ни за что не протолкнули какой-нибудь там диван через дверь. Вот он и придумал. А уж как и что, не взыщи, не знаю. Нужно взять, например, шкаф и как-то по-особенному его упаковать. Не скажу как, врать не стану. Упакует он его своим способом, а шкаф-то вдруг и сделается малюсеньким, да и весить начинает всего ничего. Тут его бери и неси куда хочешь. Принес, распаковал, как положено, он и стал нормальным шкафом. Понимаешь, голубчик?

– Понимаю, – сказал я, хотя сам пока ничего не понимал. – А он не пробовал с этим куда-нибудь обращаться?

– Говорит, что пробовал. В какую-то транспортную контору. Да его назад отослали, потому что там у шоферов зарплата с тонно-километров идет, а что они заработают, если по паре спичечных коробков начнут перевозить?

– Так, так… И что же дальше?

– А нынче весной Колька, сын его, приехал и крупно поспорил с отцом. Сноха рассказывала. Вроде как отец бесполезную жизнь прожил. Обидел он Феню. Рассорились окончательно. Феня что-то с месяц делал, никому не показывал, а потом и задурил. Вот я к нему и приезжала. «Эти два чемодана, – говорит, – Кольке увезите, и рюкзак. Пусть посмотрит. В одном – поезд для его сына, в другом – магазин для жены и дочери, а в третьем – пасека для всего семейства». Вот и везу. Только зачем правнучке магазин? У них и так в семье мать да дочь на тряпки молятся. Обойдутся и без магазина. Игрушки, а как взаправду. Хочешь, голубчик, взглянуть?

– Интересно. С удовольствием.

Бабуся привстала с полки, я приподнял сиденье, и вдвоем мы, хоть и с трудом, вытащили чемодан. Бабуся открыла его прямо на полу. Сначала я ничего не увидел, тьма в чемодане, и только. Потом вроде бы перестук какой-то послышался. Но грохот нашего поезда все заглушал.

– Ночь там сейчас, – сказала бабуся. – А может быть, и день.

Я нагнул голову и присмотрелся. В темноте ночи на дне чемодана мчался поезд. И электровоз и вагончики – все было сделано очень тщательно, как взаправдашнее, только малюсеньких размеров. Я хотел потрогать игрушку, но, как только коснулся одного из вагончиков пальцем, что-то дернуло наш вагон, да уж что-то очень сильно. Я чуть не упал, а Семен едва не свалился с полки.

– Стрелки! – чертыхнулся я и даже вспомнил анекдот про стрелочника.

Поезд-игрушка стоял на месте, но у меня возникло ощущение, что он движется. А в чем тут дело, понять никак не мог. Да-а… Занятная игрушка.

– А в рюкзаке пасека, – сказала бабуся. – Ульи стоят, избушка, лес. Речка есть, ручеек. И пчелы летают, медок собирают. Им, городским-то, пасека в диковинку. И не видели ведь никогда. А вот барахолку эту, магазин, и везти не хочу. Хватит у них и без того магазинов, да и всякого барахла. И девушку тревожить не хочется. Ишь как разметалась…

Я взглянул на Тосю. Лицо ее сейчас было очень красиво, руки действительно разметались, а одна свесилась к полу. Бабуся взяла ее и осторожно положила на простыню. Тося даже не пошевелилась. Я выпрямился, машинально оглянулся. Парень из соседнего купе на своей верхней боковой не спал, а как только я оглянулся, сразу отвел свой взгляд. Ясно, он все это время смотрел на Тосю. Ну и тип. Надо утром поговорить: чего ему пялиться на замужнюю женщину?

Я закрыл чемодан и защелкнул замки.

– И как это вы, бабуся, с такой тяжестью управляетесь?

– Ой, и не говори, голубчик. Еле запрыгнула. Поезд-то уже тронулся.

– Да я бы и с одним чемоданом не запрыгнул.

– А получилось. Как не запрыгнешь, когда Фенька орет: «Везите скорее игрушки Кольке! Пусть меры примет!» Не помню, как и заскочила. А тут вы с молодым человеком… Ох, дела, наши дела… Заговорила я тебя своими разговорами. Ты уж извини. Этот молодой человек в шляпе, конечно, интереснее рассказывал. На то он и пришелец… Но ведь хочется с кем-нибудь поговорить.

Да. Я знал это. В поездах люди знакомятся очень быстро и рассказывают порой друг другу про себя такие истории, которые и самым близким не осмелились бы поведать.

– Ты спи, голубчик, спи. Пусть моя скучная старушечья история поможет тебе заснуть.

– Да нет. История очень интересная. Что-то в ней есть.

– Лезь, лезь на полку, голубчик. А я подремлю сидя. Часа два уже осталось.

Я оглядел коридор. Теперь уже наверняка все спали, кроме, нас. Даже тот парень из соседнего купе, что засматривался на Тосю.

– Подремлю, пожалуй, – сказал я и как есть, не раздеваясь, улегся на полке.

Покачивало. Раньше меня в поездах всегда здорово убаюкивало.

5

Неясный полусумрак вагона начал рассеиваться, всхрапывания и сонное сопение отдалились куда-то за горизонт, в бесконечность. А сам горизонт оказался вдруг резко очерченным. Вокруг, насколько хватал глаз, желтая стерня. Лишь здесь, возле озера, зеленели низкорослые кусты, да противоположный край темнел камышами. Метрах в ста от берега стоял вагончик и палатка на десять человек. Там варили ужин. Я только что приехал на тракторе ДТ-54, и теперь надо было искупаться. Я задержался на поле, дискуя стерню, хотелось добить этот участок, чтобы завтра начать новый. Я сбросил с себя промасленную рубаху и брюки, постоял немного и зашел в воду. Теплая, она была приятна и ласкова. Я заплыл на середину этого искусственного озера, образованного запрудой в овраге, полежал немного на спине, потом доплыл до противоположного берега и двинулся вдоль камышей. Здесь уже все было исследовано за полтора месяца работы. И все же я нашел просвет, с метр шириной, извилистый, может, потому и не замеченный никем. Плыть здесь можно было только брассом, тихонечко, да я и не торопился, не хотелось вылезать из воды. Таинственный ход в камышах закончился маленьким пятачком песка, метра два на три, а дальше шли заросли кустов. Этот пятачок нельзя было заметить и с берега. Я покрутил головой по сторонам: никого. Вылез, стряхнул воду, потянулся… на плечи мне легли чьи-то руки, нагретые солнцем, и горячее тело прижалось к спине. Я вздрогнул и чуть было не заорал: «Кто это?!» – но лишь замер. Потом руки опустились, меня резко повернули… Та самая студентка из последнего купе. Беззвучно смеется, и солнечные зайчики прыгают в ее глазах. «Что же ты так долго не приплывал?» – «Только что пригнал трактор… А ты…» – «Тс-с… Наговоримся еще… Ага?» – «Да». Ее лицо уткнулось мне в грудь, и я потрогал черные распущенные по спине волосы. Они были сухими.

– Эй, голубчик! – закричали с того берега. Но мне не хотелось уплывать отсюда.

– Голубчик, ишь заснул как крепко. Вставай. Старотайгинск.

Это был сон. Но какой сон!

– А как ты сладко спал, голубчик… Зря я тебя разбудила.

– Нет, нет, бабуся. В самый раз. Все равно бы эти через пять минут приперлись.

– Кто же?

– А-а… Фу! Во сне это. Хорошо, бабуся, что разбудили.

– Ну и ладно. Ты, поди, умываться будешь?

– Потом. Провожу вас, пробегусь по вокзалу. Не был здесь ни разу.

– Ну и хорошо. Пробегись. Разомнешься немного.

– Еще один безбилетный пассажир, – сказала проводница, выходя из последнего купе. – Вот чудит молодежь!

– Серьезная женщина, – заметил я, когда она прошла.

– Работа ответственная, будешь серьезным, – сказала бабуся.

За окнами в мутном еще рассвете мелькали огни, поезд вздрагивал на стрелках и замедлял ход.

Я взял рюкзак за лямку, рванул, толку пока никакого не вышло. С верхней полки соседнего купе соскочил парень, молча ухватил рюкзак. С помощью бабуси он нацепил на меня эту самую пасеку. Стоять еще было можно, но как сделать шаг, я не представлял. Рискнуть, что ли? Я рискнул, но, чтобы не упасть, обеими руками ухватился за стойки по бокам коридора. А как же бабуся с ним? Я сделал еще шаг. Теперь нужно было сделать два без всякой опоры для рук. Это мне удалось только с помощью волевого усилия. Ну а теперь снова есть за что уцепиться. Сзади пыхтел парень с чемоданом, ему приходилось не легче, да еще и руки заняты. Поезд притормаживал, а когда толчком остановился, я по инерции понесся вперед, чуть не раздавив трех пассажиров с полотенцами в руках. Парень загремел чемоданом, зацепился за что-то. Меня здорово тряхнуло, да и весь поезд тоже.

Вот и тамбур. Теперь бы только шагнуть на платформу.

– Пропустите, – прохрипел я проводнице.

Вид у меня, наверное, был страшен, потому что тетя Маша резко отскочила в сторону. И я вывалился на перрон.

– Бабуся у вас в вагоне есть? – спросил меня черноволосый гигант.

– Во… Вот рюкзак. – Я и снять-то его не мог. – Помогите.

Гигант мигом высвободил мои плечи из лямок. Я тяжело дышал. Надо было помочь парню. Но гигант сообразил сам. А тут уж и бабуся осторожно выходила из вагона.

– Бабуся, родненькая!

– Коленька! Голубчик!

Пока они целовались, я отдышался. Тот парень тоже.

– Вот спасибо за помощь, голубчики. Теперь уж я доберусь. Внучек вот меня встретил. Извини, голубчик, за ночной разговор.

– Да что вы! Спасибо вам за него, а вы – извините. А второй чемодан? Может, заберете?

– Да ну его к лешему!

– Что за чемодан? – загремел внучек Коля.

– Да отцов подарок. Магазин, вишь, состроил, чтобы внучка играла.

– Это он Анюте простить не может. И правильно. Пусть этот чемодан едет в Марград.

Он взвалил на плечо рюкзак, осел немного, но выстоял, подкинул его еще чуть-чуть, чтобы удобнее лежал, присел, не сгибая спины, за чемоданом, взял его за ручку, хрипло ухнул, приподнял и пошел ровно, не пошатываясь, хотя и медленно. Бабуся поспешила за ним, оглянулась и еще раз сказала на прощание:

– Спасибо, голубчики.

Бабуся с внуком скрылись в тоннеле. Поезд стоял, кажется, у четвертой платформы.

– Может, в буфет заглянем? – предложил парень. – Ресторан еще когда откроется.

– А что? Идея! – согласился я. – А где тут буфет?

– Найдем, не маленькие. Ты в Марград? – спросил он, когда мы уже шагали ко входу тоннеля.

– Ага. А ты?

– Я дальше, в Москву. А вообще-то я коренной фомич Иван. – И он на ходу протянул мне руку.

– Артем, – сказал я, пожимая его ладонь.

– Интересная бабуся, – сказал Иван. – Не спалось что-то сегодня. Я слышал, что она рассказывала. Извини, так получилось.

– За что же тут извиняться? Слышал да и слышал… История, конечно, интересная. И что-то в ней есть, а вот что, не могу сообразить.

– Ну, это самовнушение после рассказа товарища Обыкновеннова. Непробоистый, видно, мужик, раз с диссертацией у него туго.

Мы вышли из тоннеля в зал. Слева размещался буфет. Блестящий автомат для приготовления кофе периодически исторгал из себя клубы пара. Человек десять стояло в очереди. Я взглянул на часы. Фу, пропасть! Часы стояли.

– Послушай, Иван, сколько времени на твоих?

Иван взглянул на руку, потряс ею, поднес к уху.

– Стоят, – изумленно произнес он. – Невероятно!

– И у меня стоят. Скажите, пожалуйста, – обратился я к гражданину, последнему в очереди, – сколько сейчас времени?

У гражданина, оказывается, часы тоже стояли. Ну, у одного – понятное дело, у двух – куда ни шло, но чтобы сразу у троих! Гражданин заволновался, наверное, часы его никогда не подводили, и повторил мой вопрос стоящему впереди. Через десять секунд все трясли руками и прислушивались к ходу часов. Ни у кого из всей очереди часы не шли.

– Вам что? – кричала продавщица, но ее плохо слушали. – Вам что?! У нас только кофе и булочки! Кофе без сахара, булочки вчерашние. Выбирайте скорее. – В очереди обсуждали проблему точных часов. – Эй, Зина! – Это относилось к ее помощнице или сменщице. – Говорила я, что надо объявление повесить. Так сменную выручку не сделаешь! Граждане! Вам, гражданин, что? О господи! Да успокойтесь вы со своими часами! Раз вы в очереди стоите, значит, и часы стоят. Во всех буфетах это ввели. С сегодняшнего дня. Для экономии времени. Вам что?

– Позвольте, как это: мы стоим – часы стоят? Это что еще за издевательство! – Полная женщина всем своим видом как бы говорила, что уж над собой-то она издеваться не позволит.

– Товарищи, успокойтесь! – сказала сменщица или помощница Зина. – Я сейчас все объясню. С первого августа во всех буфетах на железной дороге ввели остановку времени. Это для вас же сделано. Время, время останавливается!

– Что-то непонятно, – сказал мужчина, стоявший передо мной.

– Ну, время останавливается, время! Сколько бы вы ни стояли в очереди, а времени на это не израсходуете ни секунды. Отстояли очередь – время снова пошло нормально.

– А-а… Замедление времени, – догадался кто-то.

– Правильное нововведение, – поддержали его. – Это только в буфетах?

– Пока только в буфетах. Чтобы пассажиры успевали перекусить. Но учтите, что как только вы взяли что вам хотелось, время для вас снова начинает идти нормально. Так что у кого скоро отправление, жуйте булочки побыстрее.

– Ну никогда ничего до конца не могут сделать! – возмутился гражданин передо мной. – Почему не замедлят время и на процесс еды?

– А столиков хватать не будет, – парировала Зина. – А так вы быстренько.

– А вот для них самих, интересно, как время движется? – спросил я. – Нормально, пожалуй.

– Должно быть, так, – согласился Иван. – Только объяснить себе не могу.

– А-а, – сказал я. – Подумаешь! Мы многого не можем объяснить, а принимаем как должное. Двойной кофе и булочку.

Мы отошли к столику.

Булочку я не доел, а кофе выпил с удовольствием.

– Газет бы купить, – сказал Иван.

Мы прошли вверх по лестнице. Иван хорошо знал этот вокзал. И пока я осматривался по сторонам, он сделал круг по всем залам и вернулся.

– Нет еще свежих газет. Теперь только в Балюбинске. Пошли, а то опоздаем.

И мы понеслись с ним что было силы. Я запыхался даже и остановился на минутку у буфета, пристроившись в конец очереди. Я точно знал, что теперь время для меня остановилось. Отдышавшись, я помчался дальше и догнал Ивана лишь у самого вагона. Поезду уже дали отправление. Мы успели заскочить в тамбур.

6

Проводница бросила на меня злой взгляд и спросила:

– Хоть молока купил?

– Какого молока? – не понял я.

– Какого, какого? Коровьего!

– Не пойму я, о чем вы?

– Сразу уж и не пойму. Раньше надо было думать.

Проводница еще раз бросила на меня испепеляющий взгляд, но больше ничего не сказала. Поезд тронулся. Иван что-то насвистывал. Слова проводницы были непонятны и чем-то обидны.

– Это кто у вас там в купе… – Иван не договорил, но я понял.

– Тосей ее зовут. Кажется, молодая супружеская чета.

– Угу, – мрачно бросил Иван и посмотрел на меня подозрительно. – Бессонница у меня.

– Конечно, бессонница. Что же еще?

– Ты это… брось, Артем. – И открыл дверь в коридор.

Я пошел за ним. Вернее, стал протискиваться за ним между стенкой и прижавшимися к другой стороне пассажирами, желавшими умыться. В самом вагоне было свободнее. Иван сбросил туфли и полез на полку, на нижней еще спали, так что и сидеть-то ему было негде. В моем купе оказались два новых пассажира: женщина и мужчина, оба лет тридцати. Я сначала принял их за супругов. Но по тому, как мужчина предлагал женщине свою нижнюю полку, понял, что они даже незнакомы. Гражданин в сером продолжал сидеть в своей неизменной позе.

Семен спал. Тося лежала с открытыми глазами, и по ее виду было ясно, что она не прочь заговорить с новыми пассажирами и даже предложить им холодный завтрак из наверняка неисчерпаемых запасов, заготовленных ее мамой.

– Доброе утро, – буркнул я.

– Это Мальцев. Он марградец, – сказала Тося. – А я коренная фомичка. У нас вчера в купе ехал пришелец.

– Да что ты, милочка! – обрадовалась женщина. – Что же он не поехал дальше?

– У него билет был на другой поезд. А меня зовут Тосей. А Семена, – и Тося показала на верхнюю полку, – зовут Семеном.

– Очень хорошо, – сказала женщина. – Меня зовут Зинаидой Павловной.

– Ну что ж, и я имею честь представиться. Кандидат технических наук, заведующий лабораторией Крестобойников Валерий Михайлович. Прошу любить и жаловать.

– А тот товарищ? – поинтересовалась Зинаида Павловна.

– А тот товарищ, – ответила Тося, – еще с нами не разговаривал.

«Тот» товарищ открыл глаза.

– Год, число, месяц?

– Первое августа тысяча девятьсот семьдесят пятого года, – сказал я и для точности добавил: – Новой эры.

Гражданин в сером почему-то не стал спрашивать о реальности, и это меня озадачило.

Тося делала робкие попытки вылезти из-под простыни. Я достал полотенце, мыло, крем. Иван из соседнего купе смотрел на Тосю. Я осторожно повернул его голову лицом к стене. Он даже не сопротивлялся. В обеих сторонах коридора стояла очередь. Но мимо одной я уже проходил, поэтому двинулся в другой конец вагона. Последним стоял, вернее сидел, с полотенцем в руках студент, из тех, что ночью пели романтические песни.

– Я занял на шестерых, – предупредил он. – На семерых даже. – В голосе его чувствовалась какая-то растерянность.

– Хорошо, – обреченно ответил я.

Пойти, что ли, протолкнуться в тамбур? На меня глядели с верхней полки. Я знал кто. Та самая девушка, что сегодня ночью чертила указательным пальцем по багажной полке, а потом, когда я спал, явилась ко мне во сне. Я хотел встретить ее взгляд и боялся его, потому что он уже привязал меня крепко-накрепко. Только знал ли это сам? Еще сутки с небольшим, а потом прости-прощай, девушка-студентка. Так стоит ли мучиться? Выбросить все из головы, из сердца то есть. Я уже решил, что буду проходить это купе, не поднимая головы, или вообще не буду здесь ходить.

– Скажите, пожалуйста, – обратился я к студенту, – что я за вами. Пойду в тамбур.

– Еще и прикидывается, – сказал чей-то девичий голосок, но не она, это я знал точно. У нее не мог быть такой голос. Ну а так как я ни перед кем не прикидывался, то фраза эта меня не касалась.

– Разрешите, – попросил я, намереваясь все же пройти в тамбур.

И тут на полке, где лежала она, заплакал ребенок. От неожиданности я вздрогнул, остановился, оглянулся. Лучше бы мне этого не делать… Она лежала на полке, почти на самом краю, а рядом, у стенки… у стенки… там плакал ребенок, грудной, с розовым личиком и повязанный белым платочком.

Откуда он тут взялся? Не было же его, не было, когда я первый раз проходил мимо. Да и на перроне фомского вокзала его не было. Они же студенты стройотряда! Они же что-то там строили, коровник или свинарник. Да разве женщину с ребенком возьмут на такое дело?

– Молока? – спросила другая девушка, приподнимаясь с нижней полки. – Вот только чуть-чуть.

– Ты бы хоть поплакала, Инга, что ли… – сказала третья.

Значит, ее зовут Инга. Но только какое это теперь имеет значение? У нее и ребенок уже есть, и муж, конечно, какой-нибудь из этих парней. Не уподобляться же Ивану, который все смотрит на Тосю.

Но в последний раз можно и встретить ее взгляд. Она молчала, она не слышала ни подруг, ни крика своего ребенка, она смотрела мне в глаза, и от этого становилось больно. Боль источали ее глаза, безысходную, страшную, последнюю. И лицо… За такое мужчины отдают свои жизни. И я бы отдал. Она была лучше всех женщин в мире! Но у нее был муж и ребенок, который вот сейчас заходился в крике.

– Инка, ты что? Очнись! Да что ты на него уставилась?! Проживем и так. Подумаешь… Не воспитаем мы его, что ли? Да всей группой.

А вторая:

– Проходите, если вам все равно и вы ничем не можете помочь.

Мне было не все равно, но помочь я ей ничем не мог. Да я и не знал, какая ей нужна помощь. И нужна ли от меня?

В тамбуре я оказался один. И хорошо. Ну что за глаза у этой женщины?! И почему она на меня так смотрела?

Колеса вагона стучали громко и зловеще. За окном проносилась какая-то пригородная станция. На платформе стояли люди. Они, наверное, были чем-нибудь озабочены с утра, но ведь не страдали. Не страдали же они! Ну что за глаза… Что за боль, что за несчастье у нее? Ин, Инка, Инга!