Текст книги "Щепотка соли"

Автор книги: Виктор Болгов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Виктор Евгеньевич Болгов
Щепотка соли

© Болгов В. Е., 2017

© Издательство «Союз писателей», оформление, 2017

Розыск

Внимание!

Ответственными Карающими Органами Цензуры и Критики (ОКО ЦиК) разыскивается злостный неисправимый графоман, который самовольно и преступно, не имея на то направляющего и руководящего соизволения высшего начальства, а также без заверенного всеми печатями документа, нагло выдаёт себя за поэта и даже, где-то там, писателя, имеющего на всё свои подозрительные виды.

Предупреждение

Преступник вооружён острым пером и крайне опасен заряженными остротами бомбами в виде книг: «Виды», «Виды на жизнь», «Эх, спою я вам частушки!», «Давние годы» и смехо-взрывчатой книгой под кодовым названием «Щепотка соли».

Приметы

Вид нарушителя суховатый, взгляд хитроватый. Часто заговаривается в рифму. Иногда носит шляпу и к ней усы.

Неоднократно был замечен под видом актёра на сцене народного театра.

Он также коварно прикидывается художником и фотографом.

Скрывается под кличками (псевдонимами): Виктор Вьюга, Коловрат Крапива, Евгенадий Ясь, Нил Оглоблин, Правдолюб Резаный, Болговенко-Коленчук, Болгов-Железногорский и другими, пока не установленными, преступными прозвищами-именами.

Досье о том, что при мне было с 1948-го по 2000-энный год

(Перечень «преступной» деятельности)

Место рождения и местожительство – г. Красноярск, Затон, барак на станции Злобино. 1948 г.р. Это было послевоенное, то ещё, «сталинское время», когда народ недоедал, но страна строилась, залечивая послевоенные раны, поднималась из руин.

Семья наша была бедна, как множество других семей, но богата детьми. Отец, Болгов Евгений Степанович, 1919 г. р. Мать, Надежда Романовна Болгова (Коленчукова),1924 г. р. И мы – четверо их детей, а именно – три брата: Виктор (то бишь я), Николай, Анатолий и сестра Валентина.

Был ещё один брат, старше меня на два года, но умер в младенчестве. Тяжело болел и я и вполне мог бы умереть, но то ли ангел-хранитель помог, то ли сам Господь решил, чтобы мне, непутёвому, все прелести и гадости земной жизни на себе испытать. Живу пока, радуюсь жизни, несмотря на то, что ко мне она была не всегда ласкова. Родителям я стал помогать в их повседневных домашних делах, наверно, лет с пяти-шести, до этого всё болел. В Злобино и в Тартате, где мы жили, помогал собирать на насыпи железной дороги рассыпанный из вагонов уголь для растопки печки-«буржуйки»; окрепнув; валил с отцом сухие сосны, пилили с ним их на чурки и кололи. Сажали и копали картошку. Отец мой, жилистый мужик, прошедший всю войну от Москвы до Кенигсберга, работал, как ломовая лошадь. Я старался, по мере своих слабых сил, не отставать.

Родители каждое лето отвозили меня в родовую деревню моей матушки Марьинку, что в Козульском районе, на покос. Я там и косил, и метал, и копны возил на кобыле без седла и уздечки, и мёд с дедом Романом качал. У деда была небольшая приусадебная пасека. И землю в огороде пахал сохой, погоняя лошадь. И за ягодой «синикой» (жимолостью) в тайгу ходил. Есть что вспомнить.

Помню тот день, когда умер «вождь народов» И. В. Сталин. Но это было, когда наша семья переехала, вначале в землянку в п. Тартат и затем в строящийся атомный Соцгород Красноярск-26 (ныне Железногорск), в двухэтажный, показавшийся сказочным, оштукатуренный и покрашенный дом из бруса по ул. Школьная-14.

Моя мама, Надежда Романовна Болгова, 1924 г. р. (из крестьян-переселенцев Белоруссии, урождённая Коленчук), плакала вместе с другими женщинами: «Что теперь будет?!. Как жить?..»

Отец же, Болгов Евгений Степанович (1919 г. р.) из сибирского села (станицы) Тинская Саянского района Красноярского края, прошедший всю войну рядовым от Москвы до Кенигсберга и устроившийся работать вначале обходчиком железнодорожных путей, а годом позже на «Ворошиловский завод» (Красмаш) стропальщиком-такелажником, только желваками водил: «Переживём!.. Другие вожди будут».

И пережили, вожди друг друга меняли. После Сталина был «кукурузник»-волюнтарист Никита Хрущёв с его «оттепелью», потом бровастый Леонид Брежнев с его «застольным застоем», за ним Юрий Андропов с «дисциплинарными зажимами», Константин Черненко с «несостоявшейся реанимацией сталинских порядков», меченый Михаил Горбачёв с «плюрализмом, новым мышлением и перестроечной переломкой всего и вся», за ним узурпатор власти, куцепалый алкаш Борис Ельцин – автор развала СССР, передавший власть низкорослому кэгэбисту Владимиру Путину в тандеме с таким же низкоростиком, наивным Дмитрием Медведевым…

И мы, простые люди, жили при всех «вождях-генсеках-президентах», без преувеличения, всё лучше: вначале в бараке, землянке, потом в двухэтажке по улице Школьная, а из неё переехали в пятиэтажный дом-«хрущобу», где жили по улице Андреева, 29 аж на 4-м этаже с чудесным балконом во двор… Место нынешнего моего проживания – Красноярский край, г. Железногорск, однокомнатная квартира на 8-м этаже в девятиэтажном доме на проспекте академика Курчатова. Этажность растёт, а жизнь, увы, длинней не становится. Но многое в ней, в не очень длинной моей жизни, было весьма интересным.

Интересно было в школе, в ГПТУ, на работе авторемонтником.

Потом интересно было в армии. Мне всегда было интересно жить. И не понимаю: как другие устают от жизни?!

Ну разве не интересно уже то, что местом моей военной службы стала далёкая Камчатка. Не зря, нет, не зря классная говорила мне, сидящему на последней в классе парте, прозываемой всегда, во всех школах, «Камчаткой»: «Ох, Болгов, где ты витаешь – быть тебе на Камчатке». Как в воду глядела.

Так или не так, но я угодил служить именно на дальневосточный полуостров Камчатка. Служил два года рядовым в ракетных войсках, скитаясь в основном по военным командировкам. Облетал на вертолётах и самолётах всю Камчатку. После демобилизации продолжил работу и учёбу. Окончил КПТ (Красноярский промышленный техникум). Образование – так себе, то есть средне-техническое, не считая школьной десятилетки и ГПТУ.

Мои достижения, если это можно так назвать, – в другом, а именно в том, что я женился, родился сын. Сын Михаил, 1980 года рождения – инженер, специалист-патентовед, автор около 10 изобретений. В школе учился очень хорошо, а в техникуме и институте – ещё лучше. У него два красных диплома.

Стыдно о своей учёбе вспоминать. Но коли взялся – всё начистоту.

По обязательным предметам, таким как математика, физика, химия, я учился, откровенно говоря, плохо, особенно по математике. Часто попросту прогуливал уроки, как неинтересные и тягостные. И вот что любопытно: объяснение учителя схватывал на ходу, спроси он – тут же слово в слово повторю всю математическую задачу, но проходит неделя-другая – и… куда что девалось.

Зато у меня отлично шли гуманитарные предметы. Все сказки Пушкина знал наизусть, и «Мцыри» Лермонтова, и многое другое. По географии мог назвать все страны и столицы мира с прилегающими к ним городами, островами и пр. По истории – все битвы давно прошедших эпох. Много читал и мечтал.

Мечты меня уводили куда-то далеко-далеко, в бескрайние океаны странствий. Видимо, по этой причине я впоследствии оказался на Камчатке, побывал в разных странах, о которых писал в школьных сочинениях. Надо заметить, тогда – более чем полвека назад – я на пятёрки писал школьные сочинения, но подводило правописание. Грамматические ошибки в написании диктантов сдерживали мои тогдашние детские писательские амбиции и мечты – некогда стать знаменитым на весь мир писателем. И что мы имеем в настоящее время?

На момент написания этого саморазоблачительного текста я всего лишь кандидат в члены ИСП (Интернационального Союза писателей). Помнится, был я в октябрятах, пионерах, в комсомольцах и даже в партийцах… Нигде так долго кандидатский срок не тянулся. Хотя, как говорится, пусть я далеко не юноша, но «надежды юношей питают». Может, к концу жизни «выйду в люди».

Спасибо учителям, что вряд ли доживут и дотерпят этот мой конечный (или бесконечный?) выход «в люди».

Кстати, о моих хобби или попытках что-то творить своими руками и мыслями: моё творчество началось с увлечения рисованием и поступления в изостудию при ДК, где преподавал заслуженный художник Молдавии В. Марков. В школе же у меня был учителем по рисованию ещё более известный художник, впоследствии ставший академиком живописи В. Иванов.

Прошло много лет. Писательская деятельность переборола увлечение рисованием. И, как я уже – говорил, меня приняли в писательский союз, а пока до этого дошло, я успел издать за свой счёт мизерными тиражами несколько книг, которые тут же раздарил и раздал по городским библиотекам, – и что? И поныне, спустя десятки лет, прозябаю в «молодых, начинающих». Не далеко же я ушёл вперёд по зову своей детской мечты! Но именно в те бесшабашные школьные годы я, как бы играючи, увлёкся сочинением стихов и рассказов о приключениях, в коих ловил с друзьями шпионов или открывал в закоулках нашего двора потайные ходы в иные миры… Жаль, что из тех моих первоначальных литературных опытов ничего не сохранилось.

Но тяга к знаниям, стремление к свету не угасли до сих пор с того моего молодого задорного и бесшабашного времени, когда я после службы в армии продолжил учёбу в вечерней школе и техникуме. Работал слесарем-испытателем, старшим техником в космической фирме М. Ф. Решетнёва, подрабатывал сторожем, грузчиком, художником-оформителем… Потом два года работал мастером производственного обучения. В то же время стал посещать литобъединение «Октябрь», которое курировал известный сибирский писатель А. И. Чмыхало. Руководителями были П. Гец, Е. Пазников, А. Сныткин, Ш. Кавтарашвили, Н. Филимонов. Литературное объединение стояло на основах соцреализма, маститые «октябристы» были слишком требовательны к тому, что пишут другие, по их мнению, «начинающие», но сами читали мало. Надо отдать должное: кроме того, что встречали продуктовыми дарами куратора лито А. И. Чмыхало и без конца судачили о грядущей публикации в альманахе «Енисей», создали и регулярно вели рукописный журнал «Октябрёнок», в который вошли и некоторые мои первые, ещё слабые стихи. Обложку одного «Октябрёнка» я даже разрисовал масляными красками, изобразив на ней городскую центральную площадь Ленина, и нарисовал несколько шаржей пером. Увы, никто не вечен под луной, ничто не вечно. После смерти нашего всеми уважаемого куратора А. И. Чмыхало лито «Октябрь» залихорадило. Пришедшая молодёжь создала свою группу «Мост», старые формы изжили себя и, лито «Октябрь» прекратило своё существование.

После распада «Октября» и выезда из города лидера пишущей молодёжи С. Князева недолго продержался и «Мост».

Но, как говорится, «свято место пусто не бывает», на развалинах лито «Октябрь» и группы «Мост» создалось (в основном усилиями поэтессы Л. П. Иртеговой) лито «Танит». Я поначалу принял активное участие в создании «Танита». Руководитель (президент) Л. Иртегова умело завлекала к себе новые кадры. Новизна оказалась выражена частью амбициозно настроенными талантиками, с сырой идейной платформой, а то и откровенно не здоровой, точно название «Танит» (луна) притягивало в лито психически больных людей. Из-за чего я перестал посещать это объединение. И оно также распалось.

Но зато в Красноярске литературная жизнь била ключом и не могла не манить к себе провинциалов. Вся ещё не совсем распавшаяся группа «Мост», со мной в том числе, посещала лито «Дебют», руководимое писателем чеховского направления Эдуардом Русаковым. Тогда же я шапочно познакомился с рядом красноярских поэтов и прозаиков (В. Астафьевым, Р. Солнцевым, З. Яхниным, В. Белкиным, Т. Ряннелем, Г. Арутиняном, М. Успенским, А. Фёдоровой, Астраханским, Зябревым… позднее с Бушковым, Третьяковым, Ермаковым, Тарковским… более близкие отношения завязались с Э. Русаковым, Н. Ерёминым, Кузичкиным, Савиных, Стрельцовым, Елтышевым, Карапетяном, Ахадовым и другими)…

В Железногорске я вступил в литературный клуб «Бибимго», так как куда-то хотелось идти со своим внутренним миром. Группа же «Мост», руководимая некоторое время Сергеем Князевым, не совсем соответствовала моему пониманию товарищества. Тем не менее, «Мост» оставил после себя памятный след, выпустив, по инициативе Е. Чупрова, три номера литературного журнальчика под названием «Бредень». В один из «Бредней» попало и моё небольшое стихотворение.

После краха СССР и горбачёвской «перестройки» наш «рупор свободы», со странным названием «Бредень», изорвали коряги безденежья, и вскоре лит-процесс свёлся к рекламной газетке «Девятка», где иногда члены бывшего «Моста» печатали свои короткие стихи. Серость безденежного быта разбавляли туристические походы, в коих принимал участие и я, тогда сорокалетний, несколько более старший по возрасту, чем мои тридцатилетние, молодые тогда друзья.

Запомнился первый с ними сплав по реке Мана на связанных бревенчатых плотах и особенно поход в Саяны, на горный хребет Ергаки. А ещё был поход в степной Алтай, когда я вступил во Всесоюзное общество астрономов и геологов «ВАГО». Мне повезло участвовать в научной экспедиции по поиску «марковского метеоритного дождя» в районе двух алтайских деревень: Марковка и Полуямки.

Мы очень старались. Даже миноискатели с собой прихватили. Но метеориты нашли не мы, а «мобилизованные» для поисков школьники Марковской средней школы. За что им была выражена большая благодарность от руководителей «научно-исследовательской экспедиции» В. Чеботарёва и С. Котельнокова.

Так вот, после той экспедиции я к каждому придорожному камешку приглядываюсь – а вдруг?! Как был в детстве мечтателем, так мечтателем и остался до преклонных лет.

Увлечение туризмом подарило мне дальние путешествия по Средней Азии, Турции, Таиланду, Китаю, Украине, Северному Кавказу… Впечатлений от поездок скопилось множество!

Постепенно пошли проза, драматургия, продолжил самостоятельно заниматься живописью и графикой, затем и этого показалось мало – потянуло в артисты. С 1973 года я уже актёр народного театра. Режиссёры – В. Петров, З. Жильцова, Арянова, Молодов, Кожушкин, Аксёнова-Залесская, Полянская, Годанов. играл Петра Первого, Дон Кихота, Орфея, Эндрю Эгьючика, Дюлу, Хирина, Маргаритова, Дергунова, Ушицу, тюремщика, Отелло, Кассия, короля Людовика, царя-батюшку, князя Дулебова, матроса с крейсера «Аврора», Христолюбова, Ловейку, Блина-2, падишаха, ангела, злоумышленника, Д´Артаньяна, поручика Ржевского, Остапа Бендера, милиционера, дворника, пассажира, пьяного повара, Ивана-дурака, Зиму, черепаху Тортиллу, модель, бабку, Апоку Липсиса и даже коня и воробья… Видимо, неплохо играл, раз стал лауреатом 2-го Всесоюзного фестиваля народного творчества.

И это несмотря на сложные, называемые «дикими» девяностые годы, когда ради куска хлеба пришлось поработать маляром на автоприцепном заводе, дворником, сборщиком мебели, грузчиком в магазине, пока не устроился экспедитором в энергоуправление, откуда перешёл в тепловики и, выработав стаж, получил звание ветерана предприятия, города, атомной промышленности, ветерана края и всей матушки России! Чуть ли не полный «орденоносный кавалер»…

Ну да ладно об этом, вернёмся к стихам, что не приносили, как ваучеры, никаких дивидендов, а просто автоматически писались и тупо складывались в ящик стола, в папки, мешки, шкафы… Не писать, бросить литературу я уже не мог и не хотел. Как начал, так и продолжаю.

Хотя стихи я стал писать позже, чем рисовать, но когда втянулся в этот подобный заразной эпидемии процесс, то заразился, и уже меня не вылечить и не остановить! До того поднаторел в этом своём графоманстве, что несколько более-менее удачных стихотворений были даже опубликованы в нескольких коллективных сборниках Красноярска и Железногорска, в краевых альманахах «Енисей», «Огни Сибири», «НЕЛ» («Новый Енисейский Литератор»), в московских альманахах «Российский колокол», «Атланты». И это не считая менее значимых газетных публикаций. Не бесплатно, конечно, – за деньги публиковался и без всяких спонсоров. За много лет борзописного творчества я так и не научился просить, клянчить… И до сих пор стыжусь. Язык не поворачивается просить.

Тем не менее, подтянув ремешок, скопил за счёт живота своего энные суммы для изданий, публикаций и участия в некоторых литературных «международных» конкурсах. Немеждународные стали непрестижны. Этих «международных выпендрёжников» стало так много, что физически участвовать во всех них невозможно, – ни времени, ни денег не хватит. Да и побеждают в них чаще всего сами же организаторы конкурсов и их ближайшее окружение. Но в десятку сильнейших я попадаю!.. А это, если отбросить блатных, уже чего-то стоит!

О моём творчестве узнали в крае… Появились первые одобрительные отзывы, ласкающие авторское самолюбие. Ну, думаю, – началось!.. И вдруг по городу Железногорску прошла новость о моей якобы смерти. Уф, как это нелепо и странно! Но, как вы понимаете, произошла ошибка, перепутали «молодого и начинающего» Виктора Болгова с умершим в Пскове Виктором Боковым. Приняли за со старейшего, маститого и прославленного советского поэта-деревенщика.

Даже наш главный, признанный поэт, вращающийся в высших литературных кругах края, М. Мельниченко обеспокоенно позвонил мне на квартиру, видимо, чтобы узнать подробности смерти и когда похороны. А услышав мой голос в трубке: «Але, я слушаю вас?» – вздрогнул и нерешительно спросил: «Витя, это ты?!» Я ответил: «Да, я, а что, голос не узнаёшь?!» – «Уф!.. – раздалось облегчённое Мишкино выдыхание воздуха из скорбной поэтической груди. – А мы думали, это ты умер! В городе паника. По радио передали… Интересуются, когда отпевание, – ты ведь верующий. А это, оказывается, другой преставился. Сейчас обзвоню всех, чтобы не волновались». Что я мог на это ответить? Только хохотнул и пробормотал нечто вроде: «Не дождётесь!»

М-да, однако есть в городе неравнодушные к моей скромной персоне. Может, я слишком скромно и предвзято к себе отношусь, раз так забеспокоились?! Чего не бывает. Узнали, что умер не я, порадовались – и забыли, как нелепый анекдот. Но после этой мнимой смерти я точно заново родился. И активизировался. Может, благодаря этому стал автором трёх поэтических книг и одной прозаической, куда вошли роман «Давние годы», повести и рассказы на сибирскую тему. О чём не сожалею! Быть живым куда как приятней, чем мёртвым!

Поскольку я слишком податлив на уговоры, то почти охотно давал согласие на различные «творческие нагрузки»: был в центральной детской библиотеке имени А. Гайдара одним из организаторов и ведущим детско-юношеской поэтической студии «Стихия». Как ни упирался, но был избран, так скажем, ведущим литературного клуба «Вдохновение». Слово «Президент клуба» мне не нравится. В России должен быть один президент, и это, скорее всего, не я.

Скромность скромностью, но мои небольшие драматургические сценки ставились в местном народном театре ТЭМП (Театр эстрадных миниатюр и пародий, режиссёр А. Годанов) и в литературном клубе «Бибимго» (аббревиатура от «библиотека имени Горького») – руководитель клуба (президент) С. Проценко. И хотя, вдобавок ко всему вышесказанному, я стал лауреатом двух или трёх краевых и международных конкурсов («Серебряный стрелец» – в малой прозе и «Литературная галактика») и ещё какого-то, забыл название, в номинациях «Современная сказки» и «Фантастика», – но пока не забронзовел и музейной пылью не покрылся. Чего и всем желаю.

С СИБИРСКИМ ТЕПЛОМ

Виктор Болгов

Школьная «Камчатка»

С ноября 1970-го по ноябрь 1972-го года служил я в Советской Армии, на самом-самом Дальнем Востоке – образно говоря, на краю света. А именно – на полуострове Камчатка.

Мистика ли присутствует в этом факте моей биографии, или случайное совпадение, но, будучи ещё школьником, я всегда старался попасть на самую последнюю парту, в дальнем углу класса, что ближе к окну. Окон в классах нашей городской школы было много – большие, светлые. И последнее окно как раз находилось напротив последней парты. Так вот, во все времена, во всех школах и школьных классах последняя парта именовалась «Камчатка». Наверное, с начала открытия русскими мореплавателями богатой вулканами земли, прикрепилось это географическое название и к самой дальней в классе парте. Обычно «на Камчатке» сидели не очень успевающие по обязательным школьным предметам ученики, к коим я тогда относился. Отличники и хорошисты почему-то предпочитали сидеть впереди, ближе к учителю. Я – нет. Но были у меня и любимые предметы: география, история, ботаника, рисование, зоология, литература… Учебники по этим предметам я ещё до школы перечитал от корки до корки. Ныне в продвинутых учебных заведениях школьников делят по их склонностям: на «физиков» и «лириков». Одним легче даются точные, «сухие» предметы, к которым я относил в свои юные годы математику. А другим – отвлечённые, гуманитарные. Тогда же, в послевоенные годы, строгие учителя на разность мышления не смотрели – учили всех одинаково. Результат от такой учёбы был, увы, не в мою пользу.

Вдобавок я был большим мечтателем. Любил рассматривать географические карты и как бы путешествовать по ним. Я заучивал наизусть многочисленные названия рек, гор, стран и населённых пунктов, соединял на картах реки каналами и протягивал через всю страну новые железные дороги. Однажды, рассматривая очертания материков, сам догадался их соединить, а соединив, пришёл к выводу, что когда-то материки составляли одно целое. И только гораздо позже прочёл в научно-популярном журнале гипотезу учёных о том же самом, что я открыл, будучи школьником. Сидя «на Камчатке», я мечтал о настоящих открытиях «белых пятен» на Земле. И так, сидя у классного окна, в мечтах уносился я в такие дальние дали, что, когда меня окликала учительница, – не сразу приходил в себя.

– Ох, Болгов! – в сердцах отчитывала меня училка. – Быть тебе на Камчатке!..

А я и не возражал! На Камчатке интересно, там есть огнедышащие вулканы и Тихий океан. Там загадочный мир, которого здесь, рядом, не увидишь!

Воображая себя на Камчатке, я рисовал корабли под парусами и почему-то ещё пиратов.