Текст книги "Фатальное колесо. Пятое колесо в телеге"

Автор книги: Виктор Сиголаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Глава 1
Проблема выбора

– Все! Хватит спорить. На тебе двенадцать… э-э, постой-ка… жирно будет. Вот тебе десять рублей, и покупай сам чего захочешь!

– Ну, ма-ам…

– Все, я сказала!

Мама беременная, поэтому нервная. Я – подросток, поэтому… трудный.

Очередные разногласия возникли у нас по вопросу высококультурному и, можно сказать, художественно-концептуальному. А именно – в чем приличный молодой человек должен идти завтра на организационные сборы в техникум: в «правильном солидном пиджаке, как у людей» или в «безобразной подстреленной курточке для шантрапы».

Заметили, как сформулирована проблема?

Так что очень трудно ошибиться в выборе правильного ответа. Без иллюзий! Я тем не менее, по мнению матери, все-таки умудрился найти неверное решение. Разумеется, в пользу современного «куртеца», а не допотопного «лапсердака».

Впрочем, ни того, ни другого у меня все равно пока что нет – в школе до восьмого класса обходился форменным прикидом, а летом по причине проживания в южном регионе страны все каникулы пробегал в футболках да теннисках. Да! Была еще в моем арсенале шикарная туристическая штормовка из брезентухи, которую я окончательно ухайдакал в походах, и крутая майка-борцовка, выгодно открывающая высушенные подростковые бицепсы, размер которых все-таки оставлял желать лучшего.

Эту майку из темно-серой шерсти мне связала бабушка. На зиму. Чтобы, значится, внучок надевал это дело под рубашку и не мерзнул почем зря. Однако этому чудесному аксессуару нашлось более достойное применение – в майке я ходил, вы не поверите, на море! Потому что выглядело это почти как у хиппи. Жарко, правда, бывало до чертиков, как бабуля и планировала, но это только туда, на пляж. На обратном пути было все же полегче, майка тогда была уже того… мокрой.

Да-да, я в ней купался!

Были такие у нас обычаи, и у парней и у девчонок, – кто в футболке сиганет в воду, кто в трениках. Девчонки любили плескаться в позаимствованных у пацанов мужских рубашках, завязанных узлом на пузе. Без лифчиков, разумеется. А я принимал водные процедуры в… бабушкиной шерстяной майке и плавках! Иногда еще и в брезентовой панаме на голове с завязанным под подбородком шнурком. Сам пришил… в целях оригинальности. Ну и чтобы не терялась в глубинах.

Отлично помню, с каким ужасом от меня шарахались пассажиры в автобусе на обратном пути с моря, а я млел от чувства подросткового достоинства и собственной исключительности: ведь никто из друзей до такого не додумался – ехать в мокрой тряпке в общественном транспорте аж с Фиолента в центр города. А может, и не у всех были такие классные бабули, как у меня…

Только в любимой майке в техникум не попрешь.

Или все же… Да нет, нереально.

Я, конечно, парень хипповый, но не до такой же степени безбашенности! Опять же прекрасно помню, что та дискуссия с мамой по поводу технарского дресс-кода окончилась в мою пользу. Победила купленная в комиссионке куртка! Странноватого вида густо-зеленая вельветка в стиле «вестерн» (разве что без бахромы), за необходимость приобретения которой я стоял насмерть. Как те упертые триста спартанцев, которые делали нервы персам в Фермопильском ущелье. Мама, устав тогда бороться с моей безнадежной твердолобостью, только устало махнула рукой да и пошла в кассу оплачивать одиозную покупку.

Только ведь тогда мы ходили в магазин… вместе!

Что поменялось-то?

Почему в этом варианте юности мать отправляет меня на шопинг одного? Надо думать, кое-что обновилось в окружающей реальности? Где-то и когда-то вновь была раздавлена пресловутая бабочка Брэдбери? Очередная, надо думать. Не перевелись бы…

Очень любопытно. Получается, в этом слегка обновленном мире мне доверяют чуть больше, чем в прежней жизни. Взрослее, стало быть, считают. Самостоятельнее. Эх, есть повод зазнаться! Сказались все же те полтора года путешествия взрослого беспокойного пассажира из будущего в «старинном детском трамвайчике». И даже его семилетнее отсутствие в вяло пыхтящем транспорте не изменило ситуации. А кто-то из фантастов считал, что время, как болотная тина, затягивает все привнесенные извне возмущения и пытается выровнять искажения в естественном ходе событий. Не работает гипотеза! Мы сами лепим под себя наше будущее, хотим мы этого или нет. Просто есть смысл задумываться об этой закономерности почаще и делать правильные выводы. Только кто об этом думает в пятнадцать лет?

Разве что… я.

И то проживая свое детство и юность по второму кругу.

Повезло так повезло!

– Мам, а ты не помнишь… э-э… то есть я хотел сказать… если бы ты со мной завтра пошла… Короче! В каком магазине мне лучше всего прибарахлиться? Не подскажешь?

Спросил и… почувствовал, как под ногой щелкнул запал взрывателя.

– А что такое? – «расцвела» мама. – А где же наша великая самостоятельность? Ты же взрослый уже! Сам же только что выступал: «Мне носить… Мне решать…» А чуть что – сразу «мам»?

М-да.

А знаете, почему подростков традиционно считают «трудными»? Не поверите – из-за «трудных» родителей! Ну что, разве сложно ответить просто, по-людски? К чему эти… унижения формирующейся личности? Нельзя же вести себя так авторитарно с вольнолюбивыми «детьми цветов». Помню я, что «шопились» мы тогда с мамой в какой-то комиссионке, а вот конкретно в какой из них – вылетело, знаете ли, из головы, за… без малого сорок лет отсутствия.

– Думаю, около «России» есть неплохой магазинчик одежды. – Я демонстративно не реагирую на обидные раздражители и пытаюсь с мамой общаться миролюбиво, «по-взрослому». – Помнишь? Через дорогу, напротив кинотеатра. Наискосок.

Мама как-то странно на меня посмотрела, нахмурилась, будто пытаясь что-то вспомнить, а потом молча кивнула. Согласна, мол, годится. Туда и шпарь. Вон оно что! Это матери, по всей видимости, вспоминаются психологические катаклизмы семилетней давности, когда я невольно пугал окружающих своей неконтролируемой «взрослостью». Вернулся демон?

Да, мама. Вернулся. Трепещите, смертные!

Хотя… права любимая родительница: лучше надо маскироваться! Тем более что, как я уже говорил, события прошедших лет благополучно откристаллизовались в текущей памяти. Нарисовались в деталях, хрен сотрешь. И… впечатлений уникума в последнее время я уж точно не производил. Так, стандартный подросток уровня разве что чуть выше среднего. На «четверочку».

Этого типажа и нужно придерживаться.

Вспомнился «бородатый» анекдот времен начала восьмидесятых:

«– Ты же дворник, дядя Вася, сбрей бороду, на Карла Маркса больно похож! – Бороду я, положим, сбрею, а вот умище-то куда девать?»

Вот и мне – куда девать умище-то?

Прикинуться-то середнячком я, положим, прикинусь, только что делать с многомудрым взрослым сознанием в неугомонной подростковой голове? С этой страстью к справедливости и занудному морализаторству? И чего это мы все, старички, такими «правильными» становимся с возрастом? Причем чем больше безобразничали в молодые годы, тем праведнее пытаемся выглядеть к старости! Из-за того, что куролесить уже нечем? Что за двуличие?

«Ах, знала бы молодость… Ах, старость могла бы…»

А вот в моем случае… нашли, знаете ли, друг друга два непримиримых антагонизма. Слились в экстазе. И «могу» я теперь многое, и «знаю» немало. Как удержаться от искусов с такими возможностями? Появился, понимаешь, рог у «бодливой коровы», словно лишняя беспокойная нога у пресловутой собаки. И не дают эти дополнительные аксессуары спокойной жизни бедным изувеченным животным.

У телеги появилось пятое колесо! Причем ведущее.

«Сгорают души в прах под колесом фатальным…» – спасибо, Омар Хайям. И не поспоришь с гением – судя по рискованным моим приключениям в возрасте семи лет, иначе как «фатальным» это пятое колесо и не назовешь! Хотя бы по количеству «зажмурившихся» на моем пути злодеев. И по способам, отправившим их в мир иной.

Уфф! Вспоминать жутко.

Я вдруг заметил, что в нашей с мамой дискуссионной баталии возникла несуразная пауза. Мент родился! А еще – за мной внимательно наблюдают. Пристально и со все возрастающим подозрением.

– Э-э… – протянул я, соображая, как выкрутиться. – М-да. У «России», значит. Комиссионка. Туда, значится, и… Слушай! А как тебе нравится имя Ольга?

Беспроигрышный вариант для экстренного перевода стрелок на другую тему.

Выбором имени для сестры, которая, я знаю точно, появится ровно через одиннадцать дней, вся наша семья занимается уже битый месяц. Исступленно и непримиримо. Папа склоняется к патриархальным Верам и Дарьям, мама – к более продвинутым Алисам и Снежанам (не дай бог!). Бабуля, папина теща, втайне мечтает, чтобы внучку назвали Раисой, в честь… нее, любимой. Наивная – плохо она своего зятя знает! Тот быстрее Авдотью выберет из патриархального арсенала.

Я же до последнего момента на эту тему помалкивал. Из деликатности. А Ваське, брательнику, просто наплевать. Он очень болезненно воспринимает сам процесс постепенного смещения координат ценностей с его персоны на будущую родственницу. Я это, кстати, тоже заметил – родители в предвкушении появления новой игрушки к нам, пацанам, стали как-то прохладненько относиться. Без привычного руководящего и направляющего пресса. Мне так даже по кайфу, в силу переходного возраста, а малой эгоистеныш бесится втихаря и не по-детски ревнует.

Так вот, вариант «Ольга» на семейном совете пока не рассматривался.

И я даже знаю почему…

– Не-эт. Что ты? – Мать моментально забыла о беспокоящих ее подозрениях. – Ольга. Оля. Леля… Нет. Точно нет. Слишком просто! И… Леля… фу!

– А ты не называй ее Леля! – подлил я масла в огонь, точно зная, что в самый последний момент, устав бодаться друг с другом, мама и папа остановятся именно на этом компромиссном варианте. – Никто ж тебя не заставляет. Зови ее просто Оля! Чем плохо?

– Оля… Оля-Оля, оля-ля́. Да точно нет!

– Почему?

– По кочану!

Аргумент!

Вот и поговорили.

Наивная моя мама! Даже не подозревает, что семя уже ушло в благодатную почву и в эту самую минуту начинает экстренно проклевываться – одиннадцати дней как раз и хватит, чтобы дать крепкую здоровую поросль. Поздравляю, Ольга Анатольевна, судьба вашего имени предрешена! Не будем полагаться на волю случая.

Самотек – не наш метод!

– Ну, как хочешь, – отступил я на заранее подготовленные позиции. – Прасковья Анатольевна тоже нефигово. Или… Ефросинья, Агафья… Даздраперма – вообще офигеть!

Это был финальный мазок кистью. Не… «энерген» для зернышка!

Мать злобно зыркнула в мою сторону и отправилась на кухню – возмущенно греметь кастрюлями. А я плюхнулся на стул у своего персонального письменного стола. Да-да! По поводу окончания школьной восьмилетки и моего успешного поступления в технарь мне полагался письменный стол и прилегающий к нему кусок жилплощади – целый угол нашей квартиры, где на стенке я еще разместил радиоточку, пару светильников и всунул к батарее отопления кресло-кровать – для изучения низменных наук и размышлений о глобальном – в тепле и в… горизонтальном положении.

Ну и для банального ночного сна, чтобы далеко не ходить.

Раньше мы этот письменный стол эксплуатировали совместно с братом. Теперь – все! Я типа взрослый, и мне с мелочью пузатой рабочий орган по приобретению знаний делить как-то не с руки. А братан и на кухне домашку сделает. Ваське, впрочем, и это пофиг. Ему нравится гулять и заниматься спортом, а учатся пускай «зубрилы» вроде меня! Ну и ладненько.

В другом проблема.

Куртка, конечно, дело хорошее, только… мозгами «куратора» из двадцать первого века все же понимаю – мать права. Пиджак в технаре, как ни крути, органичнее выглядит. По всем показателям. Я, настояв в то бунтарское время на своем капризе, весь первый курс выглядел… папуасом. Точно так же, как выглядит отморозок в мокрой шерстяной майке в переполненном автобусе.

И переигрывать эти нюансы как-то страшновато. Бабочка Брэдбери, помните?

Дожился. Что-то семь лет назад этакие тонкости меня мало заботили!

Погрузившись в тяжелые раздумья, я непроизвольно колупал каплю засохшего силикатного клея на толстом стекле, лежащем на столешнице и облагораживающем мою канцелярскую вотчину.

А ведь дело не в одежде.

Не в яростном сражении приличного пиджака с неприличной курткой. У меня же обыкновенная депрессия! Типичная, подростковая, я бы сказал, если бы не опасался выглядеть капитаном Очевидность. Гормональные метаморфозы. Что-то в организме растет быстрее, что-то отстает. Черт, и не глянуть нигде, что именно, – ни компа тут нет, ни интернета. Средневековье. Хоть опять шпарь в библиотеку! Ага, а там этот неоднозначный и слабо идеологически выдержанный материал прямо на центральном стенде размещен. Щ-щас…

К черту библиотеку! Я забрался с ногами на свой лежак и потянулся к гитаре: «И новой муки ищут руки…»

Точно. Примерно так я и рефлексировал в своем беспокойном отрочестве.

М-да, ну и времечко.

Глава 2
Покорение поколения

Мучает меня один вопрос.

Насколько я понял из намеков женщины, в той или иной степени причастной к странностям, что сейчас со мной происходят, нужен я ей из чисто корыстных соображений – планируется якобы моими скромными силами оказать неким людям какую-то важную и неоценимую помощь в священном деле сохранения любимого нами всеми Советского нашего Союза. Не слабо так, да? Есть, конечно, у меня подозрения, что все это чушь собачья для легковерного лоха, но… вопрос не в этом.

Если даже все принять за чистую монету и поверить в прогрессорскую лабуду, остается непонятным вот что – почему это взрослые мозги, семь лет назад куролесившие в детском теле и оставившие его по невыясненной до сих пор причине, именно СЕЙЧАС вернулись все же в эту беспокойную пятнадцатилетнюю голову?

Ни раньше ни позже?

Царю Леониду править еще больше двух лет, претенденты на лафетную гонку еще живут и здравствуют, меченый реформатор-неадекват даже и не предполагает еще, что в марте 1985 года получит бразды правления страной в свои шаловливые ручки. И понесется тогда… зверек… по кочкам: «ускорение», «перестройка», «плюрализм мнений». А там и до катастрофы в Беловежской Пуще будет рукой подать.

Но сейчас до нее больше десяти лет!

Пять из которых более или менее спокойные. И что требуется от меня на эдаком расстоянии от ключевых событий? Что я должен поменять в заданной действительности?

Непонятно. Это с одной стороны.

А с другой, между прочим, вопрос похлеще – а что я вообще могу тут сделать? Об этом, кстати, я и раньше размышлял неоднократно. Еще… кхм… в первом классе (прикольно звучит). Да и во втором тоже. И всегда мои рассуждения приходили к неутешительному выводу: ни хрена я здесь не могу поменять! Чего бы там Диана мне на уши ни вешала.

Тогда к чему эти экзерсисы со временем и переносом сознания? Не понимаю. Отчего нервничаю и злюсь, потому что приходится болтаться в собственной юности, словно… цветок в проруби. Того и гляди, пахнуть начнешь!

Ладно… пока суд да дело, будем обживаться в новом мире. Точнее, в старом, хоть и слегка подзабытом. Кстати, в этой связи странные у меня какие-то ощущения. Двоякие. С одной стороны – все мне здесь знакомо до мелочей. Ожидаемо. Все близко, привычно и понятно. И не в качестве отголосков тридцатипятилетней памяти о смутной и далекой юности, а так, словно я действительно все это прожил и пережил буквально только что и… между прочим, продолжаю переживать и сейчас. То есть я действительно в теме, как и было обещано коварной Дианой.

С другой стороны – все равно я тут чужой!

Потому что помню и знаю, что случится через десять, двадцать, тридцать лет с моим городом и моей страной. И понимаю, что сытое и беспечное благополучие в этой громадной тихоходной посудине под названием СССР на поверку окажется настолько хрупким и ненадежным, что достаточно будет одному недалекому комбайнеру, прикинувшемуся волей обстоятельств нашим общим кормчим, лишь чуть резче обычного дернуть рулем в сторону, и… все пойдет прахом!

И это тайное знание жжет меня изнутри.

Из-за него я вижу то, чего не дано видеть другим. Я легко замечаю вокруг себя отчетливые знаки грядущих катаклизмов, в обыденных пустяках угадываю фатальные противоречия, в глупых недоразумениях – мины замедленного действия. В естественных поступках обычных людей вдруг обнаруживаю вопиющее равнодушие, скрытый цинизм и мещанство. И прогрессирующий воинствующий эгоизм, который неведом старикам, хлебнувшим военного лихолетья и нужды послепобедных лет. Голодных лет, чего уж греха таить.

А сейчас, в благополучные, без всякого сомнения, годы, я отчетливо вижу ЭГОИЗМ СЫТЫХ! Который еще и культивируется исподтишка апологетами священной частной собственности.

Все это вкупе лишний раз напоминает мне, что страна, оттрубившая с помпезным пафосом прошлогоднюю Олимпиаду, тянущая за уши в социалистический рай беспокойных беспорточников третьего мира и внушающая священный ужас всем без исключения воротилам мирового капитализма, на самом деле беспомощна и уязвима. Перед глупостью и подлостью собственных граждан. Зажравшихся граждан, спешу заметить!

Стругацкие называли грядущую ломку «СЫТЫМ БУНТОМ».

Может, поэтому меня и «выкинуло» именно сейчас? Заведомо.

Потому что вижу отчетливо – «бунта» как такового даже и не потребуется. Достаточно будет «сытого» себялюбия, чванства и беспринципности. Аморфности. Безучастия и высокомерного брюзжания из-под ароматной отрыжки после употребления вполне соответствующей мировым стандартам докторской колбасы: «А у них там кушают лучше!»

Медленно, но верно проявляются среди однородной и правильно идеологически выдержанной народной массы пионеро-комсомольцев предтечи секты «кружевных трусиков», привыкающие постепенно молиться бездумно на вожделенный Запад. На «Град на холме», далекий и прекрасный. С запахом «риглеспермина» и хрустом новенькой «джинсы» в промежности.

Ментальный вирус.

Происходит!

Происходит уже заражение. Махровая и безболезненная оккупация моей страны враждебной чужеродной составляющей. Тихая и неумолимая. Не вышло когда-то у злодеев сделать это танковыми клиньями, обломались. А вот против «бочки варенья да корзины печенья»… мы сами слабоваты оказались. Не все, конечно, но кое-кто готов покориться уже прямо сейчас.

Вот что происходит – ПОКОРЕНИЕ ПОКОЛЕНИЯ!

Ни много ни мало.

И это пока в нашем благополучном мире понимаю только я.

Один!

Потому что родом из будущего. Потому что, если быть точнее, наше общее горемычное будущее у меня уже… в прошлом. Наше трагическое, бестолковое и парадоксальное будущее. Уникальное, я бы сказал. Неведомое и непостижимое для продуманных европейцев и прагматичных американцев.

«Умом Россию не понять», – давайте дружно скажем «спасибо» дальновидному поэту-гению за эту логическую бронь. За преграду, куда мы теперь по-страусиному можем прятать свою бестолковую головушку. На самом деле – гениальную в масштабах человеческой цивилизации, по-славянски бесшабашную, по-мужицки сметливую, по-богатырски удалую, но… все равно бестолковую!

Особенно по западным и заокеанским меркам.

А еще эта голова очень доверчива и наивна.

До инфантильности.

Да-да, именно такая она у нас – странная и беспокойная. Одна на всех – на более чем двести шестьдесят миллионов сытых и благополучных простофиль. Только вот не видит никто пока этой ненормальности, никто… кроме меня.

Время, стало быть, еще не наступило.

А я уже здесь!

В эпохе сытой беспечности, культивирующейся в обществе с младых ногтей.

С октябрятско-пионерско-комсомольского единогласия.

– Эй, чувак! Хиляй к нам! Слышь, фантик?

Ну, вот, пожалуйста! Говорил же… И… при чем тут «фантик»?

Я недоуменно оглянулся вокруг.

– Наверх! Эй, «зеленый», наверх глянь! Тут мы, в общаге!

«Зеленый» – это потому что вопреки материнскому наказу приобрел я все же в комиссионке вожделенную курточку. Яркую и нарядную. Видимо, «фантик» – именно по этой причине. Да я и сам на радостях даже на троллейбусе не захотел ехать обратно! Ну как же тут не прогуляться в обновке по свежему воздуху – через широкую Карантинную балку, вдоль дачных домиков и старинного кладбища, мимо студенческого городка строительного техникума. Главное, успеть домой засветло.

А тут…

Зов доносился справа и сверху, где меж зарослей кипариса торчал угол общежития строительной бурсы. И там угадывалось какое-то скопление беспокойного студенчества, прямо на балконе. И рассмотрели же меня на таком расстоянии, зоркие соколы! А точно ли это меня зовут?

– Чувак! Че крутишься? Эй! К тебе обращаются, «зеленый»! Двигай давай сюда!

Я пересек небольшой газон с хвойными зарослями и задрал голову:

– Чего надо, парни?

– Братан! Поднимайся к нам. За углом лестница.

Ну… лестницу я, положим, вижу – металлическая «пожарка» в торце здания, змейкой бегущая кверху – от этажа к этажу. Только… на кой это мне?

– А че хотим-то?

– Тебя… это… дамы приглашают… гы-гы. На день варенья!

Что за напасть?

– Эй! Я здесь! – Какая-то девчонка машет мне рукой. – Это я приглашаю! Это у меня сегодня именины! Не бойся.

Я пожал плечами. Чего мне бояться? Чай, не девяностые на дворе, человек человеку пока еще друг, соратник и брат. Ну… или сестра.

– Ща иду!

Однако… я даже заинтригован.

Потому что не помню в своей биографии такого события. В тот день мы с матерью проехали на «шестерке» до комиссионки, приобрели после штатного ожидаемого скандала для меня обнову да и вернулись себе назад – без приключений и потерь.

Новый сдвиг в реальности?

Стараясь из соображений солидности сильно не торопиться, я поднялся на третий этаж и толкнул застекленную дверь. Общага как общага, свежевыкрашенные к учебному году стены уже кем-то испорчены: черный пацифистский значок прямо по масляной краске – обычное дело.

– Лена, – встретила меня в коридоре именинница, пухлая и не очень высокая красотка с рыжими волосами. – Ты не пугайся, я просто в «бутылочку» проиграла.

Ах, вон оно что! Старая добрая «бутылочка».

– Давай, кореш, присоединяйся к нам. – За спиной у именинницы маячил крепко сбитый улыбчивый парень. – Я Артем, жених этой барышни. В дверях вон Никита торчит, там внутри… ну, там и разберешься.

– Не слушай его, – отмахнулась строптивая невеста. – Жених! Раскатал губу, фантазер. Мечтать не вредно!

– Ты меня отвергаешь?

– Даже не сомневайся!

Гордо дернув головой, девчонка исчезла в комнате справа по коридору.

– Не сильно-то и хотелось. Слышь, чувак, не обращай на этих баб внимания. Вино будешь? Тебя как звать-то?

– Витя, – пожал я руку новому знакомцу, благоразумно не став выяснять отношений по поводу «фантика». – Вино не буду. «Бэ-эф», поди?

– Ну, – опять улыбнулся Артем. – С водкой мешаем. А водку будешь?

– И водку не буду.

– А спирт?

– Да я погляжу, у вас тут просто… карта вин! Изобилие напитков.

– А то!

– Спасибо. Повременю пока…

Я шагнул в комнату.

Мальчишки, девчонки, числом около восьми. И возрастом – шестнадцать плюс-минус год. Явно не абитура, старожилы, стало быть. Перед началом семестра возвращаются в общагу от родителей, сваливают харчи в общий котел и гудят вплоть до первого сентября – обычное дело.

Шумная и веселая компания, дым коромыслом. Кто-то ржет, кто-то пьет, кто-то в шутку мутузит товарища. Одна пара танцует – из бобинника льется увесистый медляк «Юрай-Хипа» в хорошем качестве. А альбомчик, между прочим, новье – довольно чистая запись с диска прошлогоднего розлива.

Неплохо… для конкурентов.

Надо сказать, что мы реально конкуренты. Два наших городских техникума – строительный и судостроительный – просто по умолчанию обречены на соперничество. Хотя бы потому, что аббревиатура одинаковая, как фамилия у однояйцевых близнецов. И мой технарь в силу морской специализации выигрывает по всем параметрам: в городе все же база Черноморского флота! С другой стороны – все здесь постоянно строится, растет невиданными темпами. Это в их кассу плюс. Зато у нас есть «вышка» – приборостроительный институт, наш шеф и старший брат. Фактически мы его филиал со средне-техническим «потолком» – методички, библиотечные фонды, преподаватели одни и те же.

Шах и мат, штукатуры!

– Ты где учишься, брат? – доброжелательно поинтересовался Артем, аккуратно разливая «шипучку» по столовским кружкам. – Или работаешь уже?

– Не-а. Не работаю. В судостроительном буду учиться, – честно признался я. – Поступил только.

– О! Враг наш?

– Ага. Лютый.

То, что наше соперничество не переходит пределы разумного, тоже обязательно следует подчеркнуть. Драки начнутся только после восемьдесят четвертого года, не знаю даже, по какой причине именно тогда. Какой-то Рубикон переступит весь город. Всюду начнутся жестокие групповые побоища. С травмами и увечьями разной степени тяжести. Против «панков», против «битлов», «хиппов», «металлистов». Интересно, что первые конфликты начнутся большей частью именно по музыкальным предпочтениям. А чуть позже вспомнится и конкуренция двух «бурс».

Пока же между нами лишь снисходительное подзуживание.

– Давай, мазута, располагайся. Наш дом – твой дом. Готовься, тебе еще Ленку целовать. Только не увлекайся, смотри…

– О! Даже так? На первого встречного бутылочку крутили?

– Ага. Слушай, «Бэ-эф» двенадцати градусов крепости! Ты чего бухнуть-то боишься? Давай! Для храбрости. Или мама не разрешает?

Наша песня хороша, начинай сначала.

Вообще в нашем возрасте отношение к алкоголю – вопрос статусный.

Не пить ты просто не имеешь права, нехорошо это. И подозрительно. К тому же реально по-настоящему на самом деле не пьет никто. Потому что вино, даже такое дешевое, как «Бахчисарайский фонтан», – ценой чуть больше рубля, – пока еще очень хорошего качества. Иными словами, «вставляет» быстро и надежно. И почти без похмелья на следующий день. Только кому это понравится – бездарно вырубиться и потеряться на этом празднике жизни где-то в районе плинтуса? Ищите дураков! Поэтому большей частью вино чуть пригубляют и изображают после этого пьяный кураж – каждый в силу богом данных артистических способностей. Случается, что и талантливо. Опять же экономия какая!

То, что мой новый знакомец Артем заикнулся про водку, тоже одно из статусных начал. На самом деле такие крепкие напитки пьют только или дураки, или крестьяне-колхозники. «Кресты». По все тем же вышеуказанным причинам. Хуже только можно разве что «дурь» покуривать, но сей порок в наше время – общепризнанное «селюковское долбоящерство». Что, вина мало для полного счастья?

Странные люди эти наркоманы!

Вот такое золотое время. Гораздо менее алкогольное, чем станет оно после антиалкогольной кампании, устроенной меченым реформатором в восемьдесят пятом.

Парадокс.

– Было бы странно, если бы мама мне бухать разрешала, – равнодушно отмахнулся я от неудавшегося собутыльника. – Не хочу просто продукт переводить. Гляжу, пузырь-то у вас один. На такую банду.

Кто-то одобрительно хохотнул. Попал, значит, в точку.

– Как тебе наш музон? – подкатил ко мне жутко лохматый сутулый парень в черной застиранной футболке и с шальным глазом. – По кайфу?

– А то! Это же «Ко́нквест»? Переводится как «Покорение». Надо же, и здесь… «покорение поколения»! Как знак…

– Чего?

– Да не бери в голову. Это я о своем. А вообще… ума́тно, классный альбом! Люблю «Юрай-Хи́пов».

– Надо говорить – «Юрай-йЯ».

– Те же яйца…

– Те, да не те.

– Как скажешь. А где такую запись отрыли?

– Там уже нет! Хочешь, переписать дадим?

– Хочу. – Я рассеянно рассматривал белый значок анархии, намалеванный на футболке нового знакомца, корявая буква «А» в круге. – Ты что, анархист?

– Что? А… это. В журнале видел. Сам набивал, поролоном. Классно?

– Прикольно. Может быть, у тебя… и майка шерстяная есть?

– Какая майка?

– Забей! Это я снова о своем. Думал, братана встретил по… фэшн-загибам. Короче, что там с перезаписью?

– Ты это, давай приходи сюда завтра. С утра… нет, лучше к обеду.

– Завтра не могу. В технаре сбор.

– Ну… послезавтра тогда. У тебя кассетник?

– Не-а, бобинник старый.

– Ну, ничего, тащи. Шнур у меня есть – «европа». Распайка на твоем маге правая?

– Ага.

– Тогда прокатит… Ой! Ты чего?

Ленка-именинница бесшумно подкралась сбоку и с деланым возмущением ткнула маленьким кулачком моего музыколюбивого собеседника в бок.

– Ничего, – пожала плечами как ни в чем не бывало. – Утомил ты уже своей музыкой! И вообще… объявляется белый танец. Дамы приглашают… браконьеров.

– Это же… Это «энергичный» танец, – попытался съехать я через «Афоню». – Музон же быстрый!

– И че? Пригласили – танцуй!

Дурашливо хлопнув меня по плечам, она водрузила сверху руки, и мне ничего не оставалось делать, как приобнять ее за талию. Музыка, если честно, долбила в среднем темпе. Модерато. Что достаточно комфортно для «медляка». И, к слову, в танце именинница двигалась на удивление уверенно и точно – ровненько по тактам, несмотря на то что до этого старательно изображала из себя подвыпившую «шальную императрицу».

– Играешь на чем-нибудь? – шепнул я ей прямо в ухо.

Она заметно вздрогнула от неожиданности и слегка отстранилась, сбив темп:

– А ты откуда знаешь?

– Я даже знаю, как твои духи называются.

– Ну… и как?

– «Шанель». Номер пять. Капля на ночь. Правильно?

Беспроигрышный вариант.

Назвать рижский «Дзинтарс» «Шанелью», да еще «номер пять» – значит убедить партнершу в собственной забавной некомпетенции в парфюмерных вопросах. А заодно и признаться в скрытой симпатии. Это комплимент высшей пробы. Для этого времени, разумеется. Ведь про «Шанель» все только слышали – спасибо милиционеру из «Бриллиантовой руки». А вот нюхали… только разве что тот самый милиционер, и то если верить сценарию.

– Не угадал, – кокетливо повела плечами именинница. – Это не «Шанель».

– «Шанель»! Вас обманули, гражданка. Вам дали гораздо лучшие… духи.

– Вот дурак! А ты знаешь, что должен меня поцеловать?

– Чегой-то вдруг?

– Так надо!

– Ну… ладно тогда. Раз надо… Давай, что ли, свои губы сюда, детка!

– Подожди, – уткнулась она мордашкой мне в плечо. – Я хотела попросить… давай скажем, что уже… поцеловались. Вот сейчас… танцевали и поцеловались… уже. Темно ведь, все равно никто не видит!

В действительно сгущающемся сумраке просяще блеснули ее глаза.

Детский сад!

Я укоризненно вздохнул, скептически качнул головой и неожиданно коротким движением чмокнул ее в уголок рта.

– Все! И врать не надо, – попытался я минимизировать уже готовое вспыхнуть возмущение. – Ни «засосов», ни «французов»…

– Дурак… – беспомощно пискнула Ленка и вновь уткнулась мне в плечо. – Браконьер.

Кажется, на куртке останутся следы от помады.

Мать заметит стопудово. Не к тому, что типа заругает – как за такое можно ругать? Просто начнутся выразительные полувзгляды, полувздохи, кружения вокруг моего бренного тельца, а потом как бы невзначай равнодушные вопросики с подвохом. Короче, шаманские пляски, одним словом…