Текст книги "Банда"

Автор книги: Виктор Пронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)

– После столкновения водитель, конечно, удрал?

– А, ты уже знаешь, – в голосе прокурора прозвучало облегчение.

– Да нет, предположил. Могу еще предположить... Хочешь? До сих пор тебя не интересовали мои предположения, а сейчас?

– Предположи.

– И этот не последний.

– Остановись, Паша! – чуть ли не в ужасе воскликнул Анцыферов.

– Кто будет заниматься Голдобовым?

– К тому идет, что опять же тебе придется, Паша. Бери в подмогу Дубовика. Цепочка одна тянется.

– Наконец, ты это понял, – ответил Пафнутьев и положил трубку. Посидел, молча наблюдая за секретаршей. Она взяла ключ и направилась к кабинету Голдобова. – Одну минутку, – Пафнутьев встал, остановил Жанну у самой двери. – Ключ изымаю. Кабинет опечатываю.

– Но у нас там документы!

– Потому и опечатываю. Ключи от сейфа у вас?

– Нет, они всегда были у Ильи Матвеевича.

– Хорошо, – Пафнутьев оторвал от листа узкую полоску, поставил на ней свою роспись и, взяв со стола клей, собственноручно наклеил бумажку на дверь. – Под вашу ответственность, – сказал он, глядя секретарше в глаза. – Вы меня поняли? До скорой встречи. Да, чуть не забыл... А как вам удалось так быстро найти портрет Голдобова? Вы что, заранее знали, что он попадет в аварию?

– Как вы можете так говорить, товарищ Пафнутьев! – укоризненно произнесла Жанна, и ее маленькая смуглая мордочка сморщилась. – У Ильи Матвеевича через неделю юбилей... Он двадцать лет руководит нашим управлением... Готовился вечер, поздравления...

– Ас чем собирались поздравлять?

– Как вы можете, – опять скорбно произнесла секретарша, и столько неподдельного горя было в ее голосе, что следователь устыдился.

* * *

– Что же произошло? – не переставал задавать себе вопрос Пафнутьев. – То, что они перегрызлись, что наружу вылезли какие-то концы, это наверняка. Неужели я их так расшевелил? Но у меня не так много успехов, я не мог прижать к стене ни Заварзина, ни Голдобова... Уж не сам ли он избавился от своего подручного, а тот сумел предупредить своих... Нет, больно плотно пошли события. Если Голдобов убрал Заварзина, то его самого прибрали бы к рукам не сразу, его подоить было бы не грех, данью обложить... Тут другой механизм сработал...

Фырнин? Его появление, конечно, ускорило процессы. Но – только ускорило. Не более.

А может, в самом деле чистая автомобильная авария? Чего не бывает... Но как оказался угнанный грузовик на глухой трассе в блатном дачном поселке? А ведь он уже ехал оттуда! Грузовик ехал не из города! То есть, речь идет не о пьяной безрассудной гонке. Самый простой вывод может быть таким... Грузовик действительно угнали, уехали за город, затаились в уютной рощице и выжидали. С помощью нынешних радиосредств нетрудно предупредить о приближении цели... Водитель заводит мотор, выезжает на дорогу, а тут навстречу собственной персоной мчится Илья Матвеевич... Здравствуйте, Илья Матвеевич!

И все. После этого водитель протирает руль и рычаги, чтобы не оставить отпечатков пальцев, и спокойно идет на дорогу, где его поджидает другая машина. И вопрос заключается только в одном – оставят ли в живых этого удачливого исполнителя?

Войдя в кабинет, Пафнутьев попал на самое интересное – Дубовик допрашивал красивую подружку Заварзина. Молодой женщине было неуютно в этом маленьком помещении, заваленном следами прошлых преступлений, стул тоже для нее был маловат, он скрипел, шатался, зажатый между батареей и сейфом, но в глазах Дубовика, в его знаменитом носе, налитом какой-то таинственной силой, было столько искреннего сочувствия, что вряд ли бедная красавица замечала бытовые неудобства помещения. Замечательный психолог Дубовик перед важными допросами всегда на видном месте небрежно оставлял высохшую человеческую руку – он давно заметил, что глядя на нее, врать почти невозможно.

– Боже, – стонал Дубовик, заглядывая женщине в глаза снизу вверх, – неужели все произошло при вас? Как же вы вынесли?! – в этом месте женщина зарыдала, уже не сдерживаясь. – Тебя все время добивается какой-то молодой человек, – сказал Дубовик.

– Он не назвался?

– Нет... Но сдается мне... Не тот ли это парнишка, которого ищет вся милиция города.

– Да? – изумился Пафнутьев. – Обещал еще звонить?

– Не обещал, но, думаю, позвонит.

– Ну что ж, – Пафнутьев в задумчивости посмотрел на человеческую руку, от которой безуспешно пыталась отодвинуться заварзинская красотка. – Ну что ж, буду ждать.

Он снова попытался состыковать происшедшие события в какую-то связную цепочку.. Убийство Пахомова... Тут все ясно. Человек вынес сор из избы, в которой сам долго жил и кормился. Он мешал. Его нужно было убрать. Все правильно, так и должно быть. Исход мог быть иным, но суть не менялась. Идем дальше – с перепугу прокалывается один жидковатый боевичок. Он называет фамилию, произносить которую вслух не стоило. И здесь смертельного исхода могло не быть. Посоветовали бы ему исчезнуть на годик – этого было бы вполне достаточно. Но, видимо, какая-то нервозность охватила банду... Нервозность? – Пафнутьев вскинул брови, склонил голову к одному плечу, к другому. – Из-за чего? Следователь, который ведет дело, то есть, я, Пафнутьев, можно сказать, выключен. У меня, правда, появились кое-какие подозрения... Но для них это не очень опасно. Мало ли какие мысли появляются у кого...

И вдруг загадочное убийство Заварзина. Неужели эта красавица так нехорошо с ним поступила? Вряд ли. Не верю. Ей в таком случае не было надобности вызывать скорую и милицию, достаточно запереть дверь и выйти. И никто бы месяц ни о чем не догадался, пропал Заварзин и пропал. А по ее вызову скорая приехала, когда он еще остыть не успел, то есть, где-то через пятнадцать минут. Она сказала, что слышала грохот...

– Скажите, – неожиданно обратился Пафнутьев к женщине. – Эта табуретка в комнате... Она всегда там стояла, или ее время от времени заносили?

– Табуретка? – она удивленно посмотрела на Дубовика – Не знаю...

– Может быть, он пользовался ею, когда забирался в шкаф, там у него высокие полки... Или на антресолях что-то брал... Или лампочки в люстре менял... Вспомните?

– Знаете... Мне кажется, – медленно заговорила женщина, так медленно, что Дубовик уже решил было перебить ее, но Пафнутьев успел приложить палец к губам. – У меня такое впечатление, что Саша забирался на табуретку, когда курил... – она преданно посмотрела на Пафнутьева.

– Это интересно! – воскликнул он с воодушевлением, хотя ничего не понял. – Получается, что курить он мог только на возвышении? А сидя, лежа, стоя не мог?

– Мог, конечно, – с облегчением улыбнулась женщина. – Но дело в том, что я запрещала ему... Ну, в смысле, просила не курить в комнате. Не переношу дыма. У каждого бывают свои заскоки, у меня вот такой. Саша покурит в комнате, а я прихожу через день и не могу в комнату войти... Воняет.

– А что менялось, когда Заварзин забирался на табуретку?

– Менялось, – женщина была, видимо, довольна тем, что сможет доказать свою правоту. – Он в форточку дым выпускал. Затянется, а дым выдыхает на улицу. Становится на табуретку, отодвигает штору, открывает форточку...

– Мне кажется, в протоколе нужно очень подробно записать этот рассказ свидетельницы – как курил Заварзин, куда забирался, какую штору отодвигал в сторону.

– Но кто-то должен был знать об этой его привычке, – с сомнением проговорил Дубовик. – И у кого-то было много времени, чтобы дождаться, пока Заварзин решит закурить, пока заберется на табуретку, отодвинет штору в сторону...

В этот момент раздался телефонный звонок.

Пафнутьев снял трубку.

– Да! – сказал он. – Слушаю!

Андрей чувствовал, что все больше теряет самообладание, он словно бы впал в какую-то странную истерику, когда каждый поступок оказывался неожиданным и непредсказуемым, когда личная безопасность уже не имела значения, даже наоборот – то, что он подвергался опасности, словно в чем-то оправдывало его, снимало с него часть вины. Он с утра искал Свету, нигде не находил, уже наверняка зная, что она похищена и все еще боясь поверить в это. Воспаленное воображение рисовало картины одну ужаснее другой – он видел ее заплаканное лицо, видел совершенно обнаженную, ее били, прижигали сигаретами груди, насиловали...

Убедившись, что ее нет у подруги, он позвонил Подгайцеву, Махначу, Феклисову. Тех не было дома, никто не знал где они, их не видели двое суток. Пренебрегая опасностью, на бешеной скорости рванул в гараж. На ржавых воротах висел замок, прикрепленная рядом бумажка объясняла заказчикам, что ремонтная мастерская закрыта по техническим причинам. Так же лилась вода из крана, так же воняло маслами и бензином, но людей здесь не было. Не веря в это, и веря одновременно, Андрей перемахнул через забор, вышиб окно и проник в контору. Пройдя ее всю до последней кладовки, убедился – пусто.

Вернувшись в город, он позвонил Пафнутьеву, но не застал. Андрей и не надеялся его застать, он знал, где тот – расследует убийство. Уже в полной истерике он открыто сделал круг на мотоцикле по самому центру города. За спиной раздавались милицейские свистки, кто-то рванулся в телефонную будку, кто-то пытался встать на дороге, но мотоцикл был послушен, как никогда, и он уходил, уходил, въезжая во дворы, скрываясь в беспорядочных зарослях, среди мусорных ящиков, доминошных столов. Увидев между двумя пятиэтажками телефонную будку, он позвонил следователю.

– Да! – услышал Андрей. – Слушаю! Это был Пафнутьев. И сразу вся его истерика словно бы улеглась, отступила, и пришла трезвость, четкость, ясность мысли.

– Здравствуйте, – сказал Андрей.

– Добрый день, – услышал он доброжелательный голос, готовый говорить с ним долго и о чем угодно – такое настроение собеседника чувствуется сразу.

– Простите, как вас зовут?

– Павел Николаевич, если позволите. А вас?

– Андрей. Я был у вас недавно... Вы передавали мне повестку для Заварзина. Помните? Николаев моя фамилия.

– А как же, Андрюша! Прекрасно помню! Ты сейчас далеко?

– Неважно.

– А то зашел бы, поговорили... У нас есть о чем, а?

– Как-нибудь в другой раз. Павел Николаевич... Дело вот в чем... Случилось несчастье... У меня есть хорошая знакомая... Светлана... Ее похитили. Улица Плещеева, восемь, это ее адрес.

– Не понял?

– Ее выкрали и куда-то увезли. Может случиться все, что угодно. Если вы ее найдете, если вы ее вовремя найдете... Я приду к вам в любое время. Понимаете?

– Подожди, Андрей! Это твоя девушка, правильно?

– Да... И даже больше. Они предупреждали меня. Я ее спрятал, но они нашли... Она была совсем в другой квартире, в другом районе города...

– Кто предупреждал, что с ней что-то может случиться?

– Заварзин.

– Но ее похитил не Заварзин.

– Я знаю! – выпалил Андрей и тут же спохватился.

– Что ты знаешь? – вкрадчиво спросил Пафнутьев. – Откуда ты можешь знать, что ее похитил не Заварзин?

– Мне так кажется. И потом, я знаю, кто это сделал. Они в нашем гараже работают, у вас есть их данные.

– Знаешь, я обещаю тебе, что сделаю все возможное. Но ты не можешь ставить условия. Ты приходишь, мы подробно беседуем, я записываю и начинаю действовать. Договорились?

Андрей некоторое время молчал, прекрасно понимая, что предлагает следователь. Тот предлагал ему сдаться.

– И оформляем наилучшим для тебя образом, – неосторожно добавил Пафнутьев.

– Явку с повинной?

– Вот видишь, ты и сам все понимаешь. И тут Андрей не сдержался. Вся истерика, которая накапливалась в нем в эти дни, вдруг прорвалась тяжелой, неуправляемой злостью.

– Слушай, ты! – закричал он в трубку. – Ты хоть знаешь, почему похитили Светку?! Потому что я, понимаешь, я, отказался стрелять в тебя, мудака! Ты сидел на скамейке в сквере?! Так вот знай, что ты сидел под моим прицелом! Оптическим! Как последний дурак, сидел на солнце и обмахивался своей вонючей папкой. Из дома напротив на тебя уже был нацелен ствол! И мне сказали... Не сделаешь – со Светкой будет плохо. Понял?! А ты после этого предлагаешь оформить меня наилучшим образом?!

– Что же ты хочешь, Андрюша?

– Я хочу, чтобы ты спас Светку.

– Как?

Не выдержав, Андрей разрыдался, не сдерживаясь, и только через некоторое время догадался повесить трубку. Он отошел в кусты, сел под мотоцикл и еще некоторое время содрогался в рыданиях, стараясь и остановить их, и в то же время упиваясь ими. Кто-то прошел мимо, кто-то заглянул к нему, шло время, и он постепенно успокаивался. Он был даже рад, что сорвался. Боль осталась, но терпимая, она позволяла поступать разумно. И он снова направился к телефонной будке, вспомнив, что у него есть еще один номер, по которому можно позвонить. До этого дня он запрещал себе даже думать об этой возможности, но сегодня запреты потеряли силу, наступил час, когда все можно, когда нет ничего, что могло бы остановить. Он нашел в маленькой затрепанной книжечке телефон Ларисы Пахомовой. Несколько раз он приезжал к ней с поручениями от Заварзина – то записку передать, то коробку, то взять что-то. И Андрей знал – Лариса связана с ними. Да, убит ее муж, да, убил его именно он, но теперь это не имело значения.

– Здравствуйте. Это Андрей... Может быть, помните, я несколько раз приезжал к вам от Заварзина... На мотоцикле...

– Помню.

– Простите, я хотел зайти к вам на пару минут... Если не возражаете?

– Что-то срочное?

– Да.

– Ну... Если так...

– У вас никого дома нет? Не помешаю?

– Приезжайте, я одна.

Дворами, переулками, пустырями он безошибочно выехал к нужному дому. Он помнил, что Пахомовы жили на первом этаже, и быстро нашел нужный подъезд. Позвонил. Дверь сразу открылась. Но Андрей смотрел не на хозяйку, а мимо, в глубину квартиры, готовый каждую минуту выбежать во двор к своему мотоциклу. Для верности он даже не заглушил мотор. Лариса его поняла.

– Входите, я же сказала, что одна.

Она повернулась и прошла в комнату. В любое другое время Андрей содрогнулся бы от собственной наглости – он пришел за помощью в дом, которого сам же лишил хозяина.

– Садитесь, – сказала Лариса. – Хотите выпить?

– Нет! – быстро ответил он. – Я на... Я на машине. Я пришел к вам... Прошу помочь... Мою девушку.

– Заварзин убит, – бесстрастно сказала Лариса.

– Да, я знаю, мне сказали.

– Кто сказал?

– Следователь. Я знаю, что вы знакомы с Заварзиным, что у вас какие-то отношения... Саша говорил, что Голдобов и вы...

– Голдобов убит.

– Ой, – только и вымолвил Андрей, невольно опускаясь в кресло.

– Мне позвонили из управления... Порадовали.

– Как?

– Автомобильная катастрофа. Столкновение с грузовиком. Так что у вас с девушкой?

– Понимаете, они предложили одно дело... И сказали, что если откажусь, то с ней будет плохо... Они предупредили меня.

– И вы не отказались? – усмехнулась Лариса.

– Не отказался, но и не сделал.

– Что они поручили?

– Понимаете, дело в том...

– Убийство? – жестко спросила Лариса.

– Да.

– Голдобова?

– Нет.

– Кого?

– Следователя.

– Какие дураки! – она схватилась руками за голову и принялась раскачиваться из стороны в сторону. – Какие кретины! С кем ты связалась, Ларка, с кем ты связалась... Его-то зачем? Не будет его, будет другой, а убийство следователя – это чрезвычайное происшествие! Да завтра же здесь будет половина Москвы!

– Но я этого не сделал, – сказал Андрей, видя безутешность хозяйки. – Хотя...

– Жалеешь? Не надо. Все правильно. Все, мальчик, правильно. – Лариса прошла на кухню, Андрей услышал хлопок холодильника. Вернулась она со стаканом в руке и с бутылкой водки. – Тебе нельзя, ты на машине, хотя можно догадаться, какая у тебя машина...

– А как можно догадаться? – не удержался Андрей от вопроса.

– Вон зеркало, подойди и посмотри на себя... В тебе мотоциклист виден за квартал. Ну, да ладно, – она налила водку в стакан, выпила, отставила бутылку в сторону, на пол, но недалеко, при случае легко можно дотянуться. – Заварзина нет. Но его не жалко, это подонок, это он мужа застрелил, я знаю... Голдобова нет... Коли моего тоже нет... Все кончилось, все кончилось... Помочь, говоришь... Когда пропала твоя девочка?

– Вчера. Днем.

– Значит, ночь она провела с ними... О, хо-хо-хо, – вздохнула Лариса с искренней печалью. – Боюсь, плохие у тебя будут новости... Держись, мальчик. Держись. – Она наклонилась к нему, положила руку на плечо, чуть встряхнула. – Знаешь, что я тебе скажу... Ты сейчас думаешь, что нет горя больнее твоего... А оно есть. И я через него прошла... Это никому легко не дается. Я вот сломалась... – она подняла пустой стакан, повертела его перед глазами. – А ты держись... Помочь? А чем я могу тебе помочь?

– Может быть, вы знаете, где они могут быть?

– Хм, можно подумать... В вашем гараже их нет?

– Нет.

– Дома у них побывал?

– Да.

– Есть еще пара мест... Но после смерти Заварзина и Голдобова, эти точки накрылись... Остается... Остается, – она шало блеснула глазами... Остается дача Голдобова.

– Дача? – взгляд Андрея остановился.

– Никольское шоссе. За семнадцатым километром крутой поворот направо. Зеленые железные ворота. А над каждой половинкой ворот – голубок из листового железа. Когда ворота закрыты – голубки оказываются клювик в клювик. Где-то на юге он такую красоту увидел. Ворота зеленые, а голубки белые. Очень красиво, – Лариса выплеснула в стакан остатки водки.

Андрей уже стоял в дверях, прикидывая, как удобнее уйти.

– Подожди, – сказала Лариса. – Не торопись... Я дам тебе одну вещь, но с условием... Никогда и ни при каких обстоятельствах не скажешь, где взял. Договорились?

– Да.

– Хорошо. Если бы ты стал убеждать, не поверила бы... А так – верю.

С неожиданной легкостью она поставила стул в проходе, взобралась на него и сняла с антресоли металлическую кастрюлю. Когда Лариса спрыгнула на пол, Андрей увидел, что кастрюля доверху наполнена орехами. Не раздумывая, Лариса тут же в коридоре опустилась на колени и, перевернув кастрюлю, высыпала на пол все ее содержимое. На горке рассыпающихся орехов оказался сверток из газетной бумаги.

– Держи.

Осторожно взяв сверток, ощутив ее форму, тяжесть, Андрей понял – пистолет.

– Пользоваться умеешь?

– Приходилось... В армии.

– Обойма только одна. Но на месте. На предохранителе.

– Вижу.

– Берешь?

– Беру.

– Не пригодится – выбросишь. Мне он не нужен. Возвращать не надо, – она опустила голову, и ее длинные волосы упали, скрывая лицо. – Коля убит, Илья убит, Саша убит... Что происходит?

– Я пойду, мне пора.

– Ни пуха, мальчик. Держись. Никольское шоссе... Сразу за семнадцатым километром... И ворота с голубками... Клювик в клювик... Какая дурацкая пошлость! – вдруг сказала она с неожиданной злостью. – Не так ли и мы с тобой, Ларочка! – передразнила она кого-то и сплюнула от отвращения.

* * *

Пафнутьев уже положил трубку, но все еще, казалось, слышал рыдания этого, в общем-то сильного парня. И почему-то вспомнилась давняя история из школьного учебника – заяц, загнанный собаками, бросается к ногам охотника в поисках защиты. И охотник его спасает от собственных же разъяренных псов.

– Значит, и так бывает, – пробормотал Пафнутьев. Он оглянулся и с удивлением увидел, что женщина, которую допрашивал Дубовик, уже ушла. – Слушай, ты ведь нынче в моем подчинении?

– Нынче – да, – улыбнулся Дубовик, и знаменитый его нос опять налился какой-то неведомой жизненной силой.

– Тогда записывай... Светлана Игоревна Королева... Примерно двадцать лет... Плещеева, восемь... Это ее адрес. Пропала вчера. Похищение.

– Но я разбираюсь с Заварзиным, – попробовал возразить Дубовик.

– С Заварзиным уже разобрались, – невозмутимо ответил Пафнутьев. – Пиши дальше... В похищении подозреваются работники авторемонтного кооператива... Феклисов, Махнач и Подгайцев. Вот их данные, – Пафнутьев протянул листок.

– И что мне с этими данными?

– Ты лучше меня знаешь, что делать с этими данными. Срочно к Королевой. Подробный опрос, фото во все отделения, всем участковым. Группы по адресам этих кооператоров. Опросы, допросы, протоколы и так далее. Забирай моих оперативников. Подключай своих. Анцыферов тебе еще пару выбьет. Советую настоятельно – пройдись по адресам Голдобова и Заварзина.

– Голдобов? Начальник управления торговли похищает девок с улицы?

– Советую очень настоятельно, – повторил Пафнутьев. – В моей просьбе прошу не отказать, – добавил он без улыбки.

– А ты?

– А я буду искать этого парня, пока он не перестрелял полгорода. А он может. У него винтовка с оптическим прицелом. И если он начнет охоту... А он может начать охоту... Созрел.

– Откуда знаешь про винтовку?

– Он сам сказал.

– И ты поверил?

– Да. В таком состоянии врать невозможно. – Я у него в долгу. А долги надо платить. Если хочешь оставаться человеком. Позвонит – скажи, что все силы областной милиции брошены на поиски его Светки. Успокой, как можешь. Если потребует задействовать воинские части, артиллерию и авиацию – скажи, что танки уже вышли на исходные рубежи.

– Ну, так уж и танки! – воскликнул Дубовик, который, похоже, все слова Пафнутьева принял всерьез. И когда тот вышел. Дубовик все еще ворчал себе под нос. – Надо же – танки, авиация, артиллерия... А что обстреливать, скажите, пожалуйста? Гараж?

Пафнутьев вышел из прокуратуры и, хотя в его распоряжении была машина, отправился по улице пешком.

– Я свободен? – крикнул водитель.

Пафнутьев обернулся – свободная машина не будет слишком долго стоять во дворе. Вернулся и сел рядом с водителем.

– Садовая, – коротко бросил он.

– Так это через дорогу, Паша!

– Садовая. Гастроном.

Халандовский был на месте. Поскрипывая, гудел вентилятор, в углу стоял ящик с пивом. Сам хозяин в распахнутой рубашке сидел за столом. Увидев в дверях Пафнутьева, улыбнулся, сверкнув бесконечно печальными глазами, сдвинул бумаги в сторону, протянул мягкую волосатую руку.

– Рад тебя видеть, Паша, живым и невредимым. Кругом трупы, кровь и смерть, а ты... Хоть бы хны! Глоточек?

– Потом, Аркаша, потом. Ты не переживай, я наверстаю. Я тебя догоню.

– О! Какая самонадеянность, – Аркаша покачал головой. – Стремление похвально, но неосуществимо. Тебе, Паша, меня уже никогда в этом деле не догнать.

– Но похвально хотя бы стремление! – усмехнулся Пафнутьев. – Скажи мне, Аркаша, что случилось с твоим шефом?

– А ты не знаешь?

– Я знаю только то, что наши на дороге увидели.

– А... – Халандовский налил пива в граненый стакан, выпил, прислушался к себе и, видимо, убедившись, что пиво пошло по назначению, поднял глаза. – Помнишь, Паша, я говорил тебе, что он может сделать ошибку? Он ее сделал. Он нехорошо повел себя с одним человеком.

– С кем?

Мохнатый палец Халандовского указал на потолок.

– Первый? – прямо спросил Пафнутьев.

– Похоже на то, Паша. Я думал, что он на довольствии у Голды. Оказывается, все далеко не так, все гораздо сложнее и естественнее... Они оба были друг у друга на довольствии. Симбиоз. Есть такое ученое слово. Оно означает...

– Знаю, Аркаша. Дальше.

– Помнишь, я говорил о фотографиях, которые вручил однажды нашему общему другу Голдобову Илье Матвеевичу? Так вот при обыске у Голдобова их не найдешь. Но ты их найдешь у Первого, если таковой обыск случится. По некоторым признакам я понял, что Голдобов все-таки показал Первому фотографии. И мой тебе совет... Будешь у Первого, а ты у него будешь... Он наверняка захочет знать о твоих поисках и находках... – Халандовский поднял свой мохнатый палец, но теперь в этом жесте было предупреждение и даже восхищение собственной прозорливостью. – Так вот не повтори Илюшину ошибку. Упаси тебя Бог сказать нечто такое, в чем он может усмотреть угрозу скрытую или явную. Преданность! Только преданность должна сверкать в твоих глазах, только робость и признательность за то, что тебе позволено предстать перед столь высоким лицом.

– Неужели он? – озадаченно проговорил Пафнутьев.

– Не сомневайся, Паша... Я ведь тоже, с утра успел кое-где побывать, вопросы кое-какие задал... Вали все на Голдобова, на Заварзина, на кого угодно... А у него можешь просить только понимания и поддержки. Но не вздумай требовать. Первый... не очень умный человек, но у него звериное чувство опасности. И власть. А власть – это больше, чем ум, Паша. Власть вполне может заменять ум и даже очень успешно.

– Времена меняются, – неопределенно заметил Пафнутьев.

– Забудь об этом! – с неожиданной живостью ответил Халандовский. – Забудь и выбрось из головы. Времена меняются! Но не при жизни одного поколения. Люди остаются прежними.

– Ты не веришь в перемены?

– Я верю в перемены! – Халандовский попытался порывисто вскочить, но у него не получилось и он остался в кресле. – Я верю в перемены! Я жду их с нетерпением и даже с опаской.

– Почему с опаской?

– Потому что я не верю в счастливые перемены. Подозреваю, что их не ;бывает. – И потом, Паша, тебе нужно пореже присутствовать на разных совещаниях, поменьше читать газеты и слушать радио. Отключись от этих пустобрехов и оглянись вокруг... И убедишься – ничего не меняется.

Пафнутьев хотел что-то ответить, но смолчал. Не хотелось ему сейчас вступать в спор, для этого будет другое время. Да и пришел он не за этим.

– У тебя сложности, Паша, – проворковал Халандовский, снова наполняя пивом свой стакан. – Говори.

– Боевики Голдобова...

– Ну? – насторожился Халандовский.

– У них есть укромный уголок? Берлога? Халандовский поправил ручку, отодвинул какие-то бланки, подняв голову, надолго уставился в высокое окно.

– Мне бы не хотелось говорить на эту тему, Паша, – наконец произнес он. – Извини.

– Жить хочется?

– Вот и опять ты, Паша, попал в самую точку.

– Послушай, – Пафнутьев положил руки на стекло стола, как и хозяин кабинета. Их лбы почти соприкасались, смотрели они друг на друга исподлобья, но без зла. – Послушай... Голдобова нет. Он отлучился и, похоже, надолго. Заварзин вроде бы того, что боевиками слегка командовал... Его тоже нет. И не будет. И боевики... Они уже больше таковыми не являются. Это разбегающееся хулиганье.

– Ошибаешься, Паша. Человек, который прошел школу Голдобова, всегда найдет себе приличное место. Кстати! – неестественно оживился Халандовский, откидываясь на спинку стула. – У тебя есть машина?

– Личная? Нет. А государственная стоит у твоего гастронома.

– А вот это напрасно. Не надо свои машины ставить у моего заведения. Я уже говорил.

– Виноват, – Пафнутьев положил ладонь на руку Халандовскому. – Виноват.

– Жаль, что у тебя нет машины. А то я мог бы порекомендовать тебе очень приличное место по ремонту. Они и перекрасить могут, и запчасти достать, каких ты нигде не достанешь... И вообще, там работают отличные ребята.

– Работали.

– Что так?

– Мимо, Аркаша. Они свое заведение закрыли. На неопределенное время. Я с ними немного познакомился.

– И жив? – радостно изумился Халандовский.

– Жив, хотя на прицеле уже был... Целый час на прицеле.

– Что же им помешало спустить курок?

– Это одна из загадок...

– Если ты целый час был под прицелом, а курок так и не спустили, – рассудительно проговорил Халандовский, – значит, что-то у них разладилось. И Заварзин опять же, и Голдобов опять же...

– Ну, вот видишь, ты и сам все понял.

– Эх, Паша, если б ты знал, как мне жаль Голдобова, – скорбно проговорил Халандовский, но лицо его при этом приобрело необыкновенно хитрое выражение. – Золотой был человек, щедрый, душа широкая, для друзей такие столы закатывал... Ты никогда не был у него на даче?. О, Паша! – Халандовский свел ладони вместе, приблизил их к лицу и, закрыв глаза, тихонько завыл.

– Для меня, Аркаша, не бывает угощения выше и дороже, чем то, которое я ощутил на себе как-то вечером!

– А! – с неподдельным презрением крякнул Халандовский. – Это ты говоришь по невежеству, потому что не был на даче у Голдобова, – и он поднял мягкий мохнатый указательный палец, пытаясь подчеркнуть и придать значение своим словам. – Участок, – продолжал восторженно стонать Халандовский, – подсобные помещения, подвальные...

Пафнутьев наконец понял. Халандовский называл дачу Голдобова. “Боже, но он боится даже здесь! Даже в своем кабинетике не может говорить откровенно! – поразился своему открытию Пафнутьев. – Ну что ж, может быть, он и прав. Ведь и я могу говорить только намеками... Как и все мы, как и все мы... Это урок, Паша. И кто тебе его преподает? Директор гастронома. Мудрец, вор и пройдоха. И он же – твой лучший друг."

* * *

Андрей понимал, что напрямую выскочить на Никольское шоссе ему не удастся и решил пробираться пустырями, переулками частных пригородов. Но в одном месте ему все-таки пришлось проскочить через оживленный перекресток. Пристроившись сзади к тяжелому самосвалу, он шел за ним на расстоянии одного-двух метров. Хорошо, что тот хоть не гнал на большой скорости, а то запросто можно было врезаться при неожиданном торможении. Когда до гашишного поста оставалось около ста метров, Андрей начал потихоньку обгонять самосвал с таким расчетом, чтобы тот прикрыл его от бдительных гаишников.

Все получилось как нельзя лучше – мимо поста он проехал рядом с самосвалом и тут же пошел на обгон. Его заметили, когда он был уже далеко впереди. В зеркало Андрей видел, как рванулся в будку гаишник, но он уже не опасался его – впереди было несколько развилок и вряд ли они догадаются, куда именно он свернет.

Семнадцатый километр оказался неожиданно близко. То ли он шел с сумасшедшей скоростью, то ли не замечал предыдущих километровых столбов, но Андрей успел сбавить скорость, только когда мимо промелькнул указатель с цифрой “семнадцать”. А вот и поворот направо – все правильно, Лариса точно описала дорогу. Пошли заборы. Андрей медленно ехал по тихой улочке, – высматривая зеленые ворота с голубками. И он их увидел. Ворота оказались высокими, закрывались внахлест, без щели. Калитка тоже была железная. На ней не было даже ручки, только сбоку, почти неприметная кнопочка звонка.

Поколебавшись, Андрей решил не звонить. Прокатил мотоцикл до соседнего участка – там шло строительство и ворота были лишь чуть прикрыты. Он поставил мотоцикл во дворе так, чтобы его не было видно с улицы, осмотрелся. То ли строители закончили раньше времени, то ли и не начинали в этот день.

Забор, отделяющий голдобовский участок от соседнего, был совсем простой – штакетник, правда, был набит плотно, без просветов.

Перемахнув через него, Андрей оказался в густом кустарнике. Убедившись, что за ним никто не наблюдает, а дача выглядит безжизненно, он переместил пистолет на спину, запихнув его под ремень. Что-то подсказывало ему, что такая предосторожность не помешает.

Обойдя двухэтажный бревенчатый дом со всех сторон, он убедился, что войти можно только с главного входа. Медленно поднявшись по ступенькам крыльца, подергал дверь – она оказалась запертой.

И тогда постучал. Ни единого звука не раздалось в ответ, но по каким-то признакам Андрей понял, что в доме есть люди. Постучал еще раз – сильно, по-хозяйски. В доме от этих звуков должно было все грохотать.