Текст книги "Игра по крупному"

Автор книги: Виктор Мясников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Недалеко от ондатровой хатки, на которой остался лежать Орлов, нашли в камышах его тело и труп ещё одного вервольфа. Кинжала в продырявленном животе не обнаружили, видно, его прихватили с собой соратники. В общем, работы здесь было на целый райотдел, и два милиционера до темноты составляли протоколы осмотра места преступления.

Между заливом и поселком возникло оживленное сообщение. Моторки так и сновали туда-сюда. Слабонервные ретировались с болот сразу после обнаружения первых трупов, сообщили по телефону в районное УВД последние новости и распустили слухи. Сразу хлынули любопытные, в том числе женщины и дети. Скучающие дачники целыми семьями являлись на экскурсию, переходящую в пикник. Милиционеры охрипли, сдерживая поток праздного люда, чтобы не затаптывали следы преступлений.

Вовец под шумок тихо скрылся, выбрался на берег и принялся искать останки каяка. Не унесли же его с собой эти придурки-вервольфы? Ему никто не мешал, весь народ теснился на горелом острове, пачкаясь в саже, или лазал в болоте, пачкаясь там. Вовец снял кроссовки, связал шнурки и повесил на шею. Зачем мочить последнюю пару? Камыши по краю лавды были изрядно помяты и изломаны, кочки потоптаны, а местами даже проделаны дыры, в которых поблескивала бурая вода.

Он вырезал палку с сучком в виде крючка на конце и довольно быстро выудил из-под берега свои ботинки. Потом разыскал те ботинки, которые ночью стянул у вервольфов и оставил потом сушиться у маленькой заводи. Обвешался башмаками с ног до головы. Тут у заводи он устроил свой поисковый лагерь. Выставил на сухом березовом стволе всю обувь под солнышко, положил предусмотрительно прихваченный рюкзачок. Поглядел, на месте ли трофеи, добытые после крушения вражеской моторки. Оказалось, на месте. Перетащил все к бревну.

Маленький радиопередатчик, оставленный на виду, вервольфы не заметили, хотя и крутились поблизости. На солнце он нагрелся, даже руки обжигал. Вовец вставил батарейки, нажал большим пальцем кнопку сбоку. Из круглых дырочек в верхней части послышалось характерное шуршание радиоэфира. Аппарат работал! На коробочке имелся остроносый переключатель, указывавший на цифру "три". А всего рисок с цифрами было шесть. Значит, шесть каналов, понял Вовец. Он попереключал с канал на канал, слыша все то же шуршание и треск, и вернулся на "тройку". Отпустил кнопку, передатчик умолк. Внимательно осмотрев аппарат, Вовец понял, что изготовлен он в США, возможно, для полиции или охранных служб, имеет кнопку вызова, питание от встроенного аккумулятора и ещё какую-то вертушку, видать, для точной настройки или регулировки звука. В общем, настоящая "уоки-токи". Радиостанцию он убрал в рюкзак, чтобы никто не увидел. Он всегда мечтал о такой штуке, хотя переговариваться было не с кем, и не желал, чтобы её конфисковали милиционеры как вещественное доказательство.

Куда можно задевать трехметровый каяк? Туда же, куда он его девал, засунуть под торфяной берег. Ясное дело, что тащить куда-то далеко у вервольфов времени не было. Вовец принялся шарить клюкой под берегом и очень скоро услышал глухой стук. Пришлось раздеться и лезть в воду. Но солнце ещё было высоко, припекало, и стоило слегка охладиться.

Каяк ремонту не подлежал. Такие дыры не заклеивают. Вовец выволок лодку на берег, вылил из неё воду и вытряхнул содержимое. То ли вервольфам не хватило времени, то ли соображения, чтобы внутрь заглянуть, но сохранилось почти все, даже одна банка пива. Вовец её тут же распечатал и с наслаждением осушил – холодное! Но самое главное, уцелела анисимовская карта. Оклеенной пленкой, ей вода ни по чем! Вовец развернул её, аккуратно взял за уголки и стал плавно махать. Лишняя вода скатилась с пленки, остальная быстро высохла. Карту он решил оставить себе как память о Салкине, которого и вблизи ни разу не видел, но зато искал, упорно и с риском для жизни. Может, ещё и найдет.

Он снова вспомнил слова умирающего Орлова, что не вервольфы мужиков уложили. Что-то тот знал об этом деле. И неспроста оказался на топком берегу. Не был ли он сам в этом замешан? А Кучер Селифан? Почему он так лениво занимался поиском? Ждал, что тела всплывут, или, наоборот, знал наверняка, что не всплывут никогда? У Вовца постепенно созревала уверенность, что исчезновение мужиков связано с этим болотом, и Орлову это было известно. Вервольфы всячески пытались скрыть свое присутствие, даже костров не жгли и переговаривались свистками. Они и за ним погнались потому, что сам спровоцировал. А Саня собирался, по словам Кучера, акваланг попробовать. И оказался в болотистом заливе, где глубина два метра, а видимость ещё меньше. Правда, именно там стояли сети. Но их-то как раз легко найти и без акваланга...

Чем больше Вовец думал обо все этом, тем больше запутывался. И он бросил это занятие, решив для себя, что с Кучером надо вести себя осторожно и ничего лишнего не говорить. А сейчас следовало предъявить милиции дырявую лодку.

Ближе к вечеру на моторке привезли криминалистов. Занятые трупами, они чуть ли не в сумерках принялись оформлять каяк. И успели засветло. Мало того, нашли несколько пыжей и круглых картонных прокладок, а так же стреляную гильзу двенадцатого калибра. А следователь зарисовал берег, и Вовец изобразил кто где стоял, стрелками обозначив направления движения себя самого и вервольфов. Написал: "Нарисовано мною собственноручно" и поставил подпись.

* * *

На более-менее сухом месте разместился целый лагерь: Вовец, Кучер, заводские особисты, милиционер, оставленный охранять тела и вещдоки, десяток дачников, соскучившихся по развлечениям. Запалили большой костер, наварили ухи, настелили одеял и разных подстилок. Каяк вполне сгодился на роль скамейки. Откуда ни возьмись появилась разнообразная закуска и полдюжины бутылок водки и коньяка. Милиционер первый подставил кружку, махнув рукой на покойников, кому они нужны, охранять? Вовец ещё раз обстоятельно рассказал в лицах и с подобающей жестикуляцией о своих приключениях, стараясь не сбиться и не сболтнуть лишнего. А некоторые ещё пытались обвинить его в том, что он присочинил. Знали бы они...

И тут начались рассказы о всяких страшных случаях, о бандах, маньяках, русских нацистах и чеченских террористах. Местный милиционер тоже попытался вспомнить какой-нибудь забористый случай из практики, но самая жуткая история оказалась такой: пенсионер Ковырялов семидесяти семи лет убил кочергой сожительницу пятидесяти восьми лет, на почве ревности. Получил шесть лет, но через три года вышел по амнистии как инвалид войны. Нашел другую сожительницу, ещё моложе той, и опять ревнует. Как напьется, так сразу за кочергу.

– А ведь я их видел в понедельник, – вдруг подал голос один из дачников.

– Кого? Деда с кочергой? – под общий хохот спросил милиционер.

– Да нет! – дачник тоже расхохотался. – Этих, фашистов. С зятем на рыбалке были в ночь, на леща. И утречком, на зорьке, ещё клев не начался, смотрим, кто-то на резинке шлепает прямо на нас. А у нас уже удочки заброшены, прикормка. Я хотел крикнуть, чтоб в сторону отваливали, но эти, видать, сами увидели и отгребли.

– А с чего ты взял, что это они?

– Так ведь их там сидело человек десять, совершенно молча. И гребли сюда. Я, правда, особо-то не смотрел, тут как раз клевать начало. Ну, ничего, штук пяток взяли. Один такой лапоть, килограмма на три, попался.

– Ну ты загнул – на три! Тут и на два отродясь не лавливали!

– Да я сам прошлым летом на два с половиной взял! – кто-то громко поддержал рассказчика.

Вспыхнула обычная нетрезвая перепалка, когда все говорят и никто не слушает. Усердней всех старался милиционер, пытаясь выяснить фамилию и адрес свидетеля. Когда Вовцу надоел всеобщий гвалт, он тоже заорал:

– Наливай!

И сразу наступила тишина. Только стаканы и кружки забрякали. Выпили, закусили и, как обычно, разговор сразу повернул в другое русло. Принялись разбираться, чем боевики отличаются от террористов. Вовец тихонько откатился в сторонку из света костра, сразу исчезнув из вида, завернулся в чужое ватное одеяло и тут же уснул. Последней его мыслью было: если боевики, сиречь террористы, появились в ночь на понедельник, то Салкина с мужиками как пить дать замочил кто-то другой, потому что пропали они за два дня до этого...

Утром его растолкал Кучер и сунул под нос стакан.

– Лечиться будешь?

– Что это такое? – не понял спросонья Вовец.

– Панадол! – хохотнул Селифан. – От головной боли, рекомендуется международной ассоциацией наркологов и опохмеляторов.

– Только не это и не с утра, – Вовец отстранил стакан.

– А зря, с утра, знаешь, как хорошо! Принял – и весь день свободен!

У костра захохотали, кто-то крикнул:

– Ладно, иди сюда, чай уже готов!

Вовец, сладко потягиваясь, выбрался из одеяла. Пошел к озеру умыться. Солнце стояло уже довольно высоко. Ого, почти девять часов! Сверкая ветровыми стеклами в залив входил большой катер. Он таких солидных судов здесь ещё не видал.

Не успел съесть полбутерброда, как катер подмял мордой торфяной берег. Сенсационное преступление привело на болото все районное начальство и бригаду из областного управления. С собакой и металлоискателем. Всех посторонних тут же поперли с берега. А Вовца интеллигентно пригласили на катер для нового допроса. Он рассказал то же, что и вчера, ни разу не сбившись.

Тем временем металлоискатель показал наличие нескольких аномалий, требующих изучения. Во-первых, обнаружился вкопанный в землю и хорошо замаскированный ящик-тайник. В нем лежали полиэтиленовые пакеты с продуктами: разные крупы, соль, сахар, макароны. На взгляд Вовца, тайник оборудовали с месяц назад. Поверх пакетов лежали акваланг, маска с трубкой и свинцовый пояс. На поясе и баллоне акваланга нацарапано "Орлов".

Похоже, оборудование тайников входило в курс обучения вервольфов, поскольку вскоре отыскали ещё четыре. Два были набиты обгорелой утварью и металлическим остатками различных вещей – складных стульев, примусов, палаточных стоек, транзисторного приемника, станковых рюкзаков... Еще один заполнен консервами, а четвертый инструментами и строительными материалами – топорами, пилами, гвоздями, проволокой, всякими железными штырями и трубами. Все это тщательно фотографировалось и скрупулезно описывалось.

Кучер, после опознания акваланга, тут же напросился нырнуть под лавду, посмотреть, на что реагирует металлоискатель. Следователь, поразмышляв, согласился. Все равно придется нанимать водолазов, пусть уж этот бесплатно нырнет и прямо сегодня, чтобы не таскаться больше на это болото в ближайшее время. Вначале Кучер спустился в квадратную дыру, кем-то прорезанную в торфе и аккуратно заложенную вырезанным куском. К поясу на всякий случай привязали веревку, чтобы не потерялся в темноте. А Кучер её отвязал и прицепил к тому, что нашел на дне. Оказывается, подвесной мотор без винта. А вверху под лавдой болтался почти пустой бачок для бензина. Следующей находкой, по логике, должна была стать дюралевая "казанка". Грести несколько километров у всех на виду вряд ли вервольфы могли решиться, а уж через болота тем более не поволокли бы. Проще утопить.

Так и оказалось. "Казанку" затолкали под лавду и утопили. Кучер привязал веревку к скамье, но из-за сопротивления воды вытащить её долго не могли. Кучер тем временем ещё понырял, где Вовец указал, и отыскал изрезанный надувной плот. После чего в баллонах почти не осталось воздуха.

Вовец сам вызвался отогнать "казанку" в поселок с помощью пары весел. Можно было, конечно, прицепиться к кому-нибудь на буксир, но ему хотелось, пусть ненадолго, остаться одному. Но не вышло. Навязался в попутчики начальник особого отдела. Ясно, неспроста. Вовца сразу начали терзать всякие мысли: узнал, разнюхал, догадался, сейчас начнет раскалывать – ты зачем, Вовец, царевича зарезал? Люди его поколения подавлены мифом о всесилии и всезнаниии могучего КГБ.

Но того, похоже, меньше всего волновали покойники. Особист даже не выспрашивал ничего, а так, рассуждал. И, наконец-то, назвал свое имя. Он раньше думал, что каждая собака на заводе его знает и даже боится, и только сейчас уяснил, что работягам до него и дела не было. Работяги помалу тянут, потому опасаются вахтеров, а вот начальники прут машинами, им охрана нипочем, режимники – другое дело. Ведь заводские феесбешники ещё и следят, чтобы незаконно не расхищались материальные ценности. Милицию на оборонные предприятия не пускают, а в каждом изделии содержится чуть ли не полкило золота и полпуда серебра! А все удивляются, куда коммунисты золотой запас девали? Да никуда, рассовали по боеголовкам, по торпедам, локаторным стациям и так далее...

Вот какие политические разговоры вел полковник Василий Степанович Васильев с лейтенантом запаса Владимиром Меншиковым, пытаясь вовлечь в откровенный разговор. Он даже расказал, что никакой на самом деле не феесбешник, а самый простой контрразведчик. В армии служил, до начальника особого отдела соединения дослужился и собрался на пенсию, отдыхать от тяжких трудов и неусыпной бдительности. Но не пришлось, назначили начальником режима на завод. Теперь тут пятый год шпионов ловит.

– И много уже поймал? – поинтересовался Вовец, успевший перейти на ты.

– Шутишь? – развеселился Васильев. – Да сейчас каждый инженер за две минимальных зарплаты любую гостайну на блюдечке принесет, жрать-то надо! Ты вот не принесешь, скажешь?

– Скажу. Я не инженер, за две не принесу.

– А за сколько в таком случае? Тысяч за сто долларов?

– Да куда мне столько? Я же ими и воспользоваться, небось, не смогу, засекут. Ты же и засечешь, а? Да совесть всю жизнь грызть будет, что Родину продал. А сам-то за сколько продашь, полковник?

– Я-то? – Васильев простецки улыбнулся. – А это как начальство решит. Хорошая деза дорого стоит, потому как должна нести существенную часть подлинной информации. А деньги все равно в управление сдать придется...

– Ишь, хитрый какой, выкрутился. Потом ещё и орден получишь. Небось, и деньжат маленько прижмешь?

– А как же!

Посмеялись. Потом Васильев по-честному сменил Вовца на веслах. Греб он неторопливо, но сильно и размереннно, не дергал, и не булькал поверху. Чувствовалось, что в свои пятьдесят с хвостиком, он в отличной спортивной форме. Вовец все гадал, что надо полковнику? Завербовать хочет в добровольные помощники? Или про кого-нибудь иформацию вытянуть? Но тот снова вернулся к разговору о вервольфах. Объяснил, что не для службы, а из личного интереса. Хочет понять, что за люди такие, что своим кумиром избрали злейшего врага русского народа – Гитлера.

– А что тут понимать? – удивился Вовец. – Пацаны, в голове опилки. Кто пальчиком поманит, за тем и идут, как бараны. Тем, которых видел, на вид лет по семнадцать-девятнадцать, от силы двадцать. В организации минимум по году, иначе их не повезли бы сюда на спецподготовку. Пацану надо обязательно в стае быть, в команде, в банде какой-нибудь. Иначе он никто, ноль. Во дворе его все гоняли, в школе тройки, рожа прыщавая, а тут он личность. Опять же тайна, подпольная армия. А Гитлер там, Троцкий или Брежнев – это роли не играет. Да хоть Ленин! Какая ему разница? Гитлер даже интереснее, потому что запретно. Какой плод самый сладкий? То-то... Васильев внимательно слушал и поощрительно кивал. Вовец продолжал свои размышления вслух: – Встретились бы кришнаиты, он, может, горланил сейчас "Харю-Кришну", а обработал бы православный батюшка – "Отче наш". Сейчас его приучат подчиняться, а потом и идеи в мозги вколотят. Мол, евреи виноваты, что у него денег мало и рожа прыщавая. Начальники все евреи, писатели, журналисты, министры и прочие. Евреи придумали коммунизм и капитализм, микробов открыли и природу загадили.

– И Христа распяли! – подхватил Васильев.

– Хуже, они и христианство выдумали, чтобы нас дурачить! Апостолы-то все кто? Евреи!

– Действительно, – восхитился полковник, – какой универсальный враг. Никакая борьба идей не нужна! Чем плох капитализм? Евреи придумали! А коммунизм? То же самое! Ну а с кавказцами как быть?

– Э-э, – погрозил пальцем Вовец, – я и так тут лишка наговорил. Ты лучше объясни, их что, в партизаны готовят? В лесные братья?

– Вопросик интересный. – Васильев бросил весла, неспеша закурил, выпустил струю дыма. Вовец терпеливо ждал, что он скажет. – Готовят солдат. Можно, конечно, и боевиками назвать, но по сути своей – солдаты для боевых действий в условиях дикой природы. После подготовки отправят на стажировку в Хорватию или в Сербию. Или ещё куда. Полно таких мест: Карабах, Приднестровье, Абхазия, та же Чечня. Украинские националисты именно так делают. А потом держат парня в резерве, пока не понадобится.

– Так он, может, сто лет не понадобится?

– В этом все и дело, что скоро понадобится. Штандартенфюрер зря никого кормить не будет. Сдаст в аренду за тысячу баксов в месяц не в загранку, так здесь. Тут тоже на таких орлов спрос имеется. Но речь сейчас не о них, а о тебе. Ты ведь единственный свидетель и многих запомнил в лицо. Они это тоже соображают. Так что по твою душу скоро явятся.

И полковник Васильев принялся обстоятельно объяснять, как себя вести, обнаруживать слежку и отрываться от нее, как подходить к дверям и окнам, смотреть на отражения в витринах и стеклах припаркованных автомобилей, чтобы знать, как там за спиной...

Только к вечеру доплюхали до места.

– Слушай, – спросил Вовец перед тем, как расстаться, – неужели ваших людей нет в этих бандах?

– Беда не в том, что их там нет, а в том, что они там есть...

– Что? Что? – Вовец опешил. Потом внимательно посмотрел в глаза Васильеву, но не выдержал ответного взгляда, отвернулся. – А ведь ты, товарищ полковник, сам чекист.

– Я военный разведчик, смершевец, на худой конец, но не жандарм. Ладно, звони, если припрет. Когда родился Ленин, помнишь? Это и есть номер телефона.

Он быстро ушел. Вовец услышал, как за домом фыркнул автомобильный двигатель. Уехал полковник. Втащив лодку на берег, Вовец отправился в салкинские апартаменты. Кухонная дверь оказалась заперта изнутри, пришлось довольно долго стучать. Глупая ситуация, может, там Селифан уединился с вдовушкой, а он им кайф ломает? Тем не менее, Вовец не собирался вечеровать в саду. Он обошел особняк и нажал кнопку звонка у центрального входа. Из окна второго этажа показалась Салкина.

– А, это ты! – вроде даже обрадовалась. – Сейчас ужинать будем.

Оказывается, она осталась одна. Все уехали в город. Вовца это вполне устраивало. Надоели бесконечные вопросы, распросы. Он бы сам их с удовольствием позадавал, например, мадам Салкиной, и хорошо, что никто не помешает. Но сначала ему самому пришлось в очередной раз рассказать о своих приключениях. Ада Андреевна слушала с сочувствием, подкладывала вкусные кусочки, переживала и ахала, и подливала в бокал. Но сама не пила. Потом за распросы принялся Вовец. В первую очередь его интересовало, кому был неугоден главный инженер.

Ада Андреевна опять ахала, путалась, повторялась и жестикулировала, не в силах вспомнить финансовые термины. Но в целом Вовец рассказ понял и мысленно очистил от всякой словесной и эмоциональной шелухи. Расклад получался такой. На заводе существовали две конкурирующие группировки директорская и главного инженера. Ситуация совершенно типичная для приватизируемых предприятий. Именно эти двое могли распоряжаться имуществом, ресурсами, помещениями, финансами, заключать договора и так далее. Каждый стал соучредителем дюжины кооперативов, малых предприятий и того подобного, где лично, где через подставных лиц и родственников. Оба имели поддержку в министерстве и главке, а также у местных властей. Пока было что делить, находили компромиссы, но когда делить стало нечего, а приватизация состоялась, началась борьба за контроль над заводом. Директор организовал холдинговую компанию и принялся уговаривать работников вступать в неё и сдавать туда акции, обещая дурные дивиденды. Некоторое число конторских женщин вступило. Главный инженер отправил в цеха эмиссаров, которые предлагали рабочим объединить свои акции в единый голосующий пакет. Салкин предварительно написал программу экономической стабилизации и развития завода. В результате большинство рабочих сборочных цехов, где народ более образованный, доверило ему свои акции. В механических цехах, где народ попроще, акции просто скупались. В скупке участвовали все, в том числе финансовые фонды, брокерские конторы, совершенно непонятные финансовые компании и директор с Салкиным, конечно же. Некоторые начальники, особенно имеющие свой бизнес, тоже потратились, формируя личные пакеты. Их не интересовали дивиденды, им важно было иметь долю в заводском имуществе и голос на собрании. К лету все стало на свои места. Салкин имел в распоряжении примерно тридцать процентов голосов. Директор едва натягивал пятнадцать. Пять процентов оказалось у Савватеева, коммерческого зама. Подкупив начальницу отдела кадров, он с её помощью обработал заводских пенсионеров и скупил у них все акции по минимальным ценам. По проценту-полтора имели ещё несколько человек. Разные фонды, банки, брокеры и финансовые компании держали процентов двадцать, и каждый из них мечтал продать свой пакет подороже. Остальное принадлежало Госкомимуществу или было распылено среди мелких акционеров. Салкин намеревался собрать обладателей мелких пакетов и предложить им вступить в игру на его стороне. А у Савватеева его пять процентов он просто покупал. Тот здорово прогорел на торговых операциях, влез в долги и просто вынужден был уступить меньше чем за миллион "зеленых". Именно к этому деловому банкету и предназначалась свежая рыбка.

Таким образом главный инженер расчитывал собрать контрольный пакет и положить завод в карман. Недостающий процент взял бы у брокеров относительно недорого, потому что после этого все прочие акции уже не стоили бы ничего. Кому надо их покупать, если дивиденды не светят, а управлять предприятием будет Салкин? Он сразу же намеревался созвать внеочередное собрание акционеров, сместить директора, сесть на его место и вышибить с треском всю директорскую родню, оккупировавшую половину цехов своими ТОО и ЗАО. Так что директор лицемерно строит постную рожу глубоко скорбящего и сочувствуещего, а сам ликует и празднует. Теперь может спокойно продолжать разорять предприятие. Мало того, теперь он потихоньку сам будет скупать акции. Сквалыга тот еще, а, небось, пару миллионов баксов отстегнет на это дело.

У Вовца в голове не сразу уместилось: завод в долгах, работы нет, зарплату работягам платить нечем, а начальство дурные миллионы из фирмы высосало и её же покупает! Чудны дела твои, приватизация. Никогда собственность не была народной и никогда не будет. Да и зачем она народу? Не пропьет, так потеряет.

К дому подъехал автомобиль. Из цокольного кухонного этажа, где они находились, не было окон на ту сторону, но шум двигателя слышался вполне явственно. Резко прозвенел звонок. Ада Андреевна поднялась и с недовольным видом отправилась открывать двери. Вовец направился следом, не годилось оставлять женщину одну, когда является неизвестно кто.

За дверями оказалось двое, один из них милиционер. Другой в кожаном плаще и с бульдожьей физиономией.

– Добрый вечер. Господин Савватеев у вас?

Салкина не сразу нашлась, что ответить. Вовец тоже стушевался, настолько нелепым показался вопрос. И неожиданным, только о Савватееве вспоминали, и на тебе – действие первое, картина первая: Бульдог и те же!

– Простите, а почему вы решили, что он здесь? – Вовец все-таки нашелся и вложил в вопрос максимум недоумения.

– Жена его сказала, – вступил в разговор милиционер.

Поверх формы на нем была черная кожаная куртка, так что погоны не были видны. Вовца внезапно пот прошиб. Он понял, что это за ним. Не зря его полковник предупреждал. Сразу вспомнился долгий дневной инструктаж. Так, сейчас важно сохранять самообладание и не подавать вида, что он догадался, кто эти люди. Это убийцы, посланные вервольфами. И милицейская форма специально надета, чтобы дачная охрана пропустила без лишних вопросов. Они хотят прикончить их внутри дома, чтобы соседи не заметили. Вон их сколько у соседних домов пялится сюда, интересуются, зачем опять милиция прикатила? В случае чего сразу на вахту позвонят, чтобы ворота захлопнули и помповики заряжали. Вовец сделал решительный шаг вперед.

– Попрошу документы!

Гости восприняли это нахальное требование как само собой разумеющееся и спокойно полезли во внутренние карманы. Вовец весь напрягся. Но они достали удостоверения и отдали ему в руки. У Бульдога даже наглое выражение лица сменилось на уважительное. Он оказался начальником службы безопасности Уралинтербанка, а сержант вневедомственной охраны служил у него по договору с районным управлением.

– Дело в том, – пояснил Бульдог, он же Миловидов Ю. А., – что господин Савватеев должен нашему банку по кредитным договорам более четырех миллионов долларов. Около миллиона должна покрыть как гарант фирма "Энола", но остальное висит на нем. Поэтому он и скрывается. Как выразилась его жена, поехал к Салкину на дачу и там застрял. Это так?

Ада Андреевна молчала, глядя в живот банковскому Бульдогу. Она плотно сжала губы и медленно покачала головой вверх-вниз, не то в задумчивости, не то в знак утвердительного ответа.

– Видите ли, – Вовец тяжело вздохнул, словно должен был сообщить нечто чрезвычайно неприятное, впрочем, так оно и было, – господин Савватеев отправился на рыбалку с господином Салкиным и ещё одним товарищем. Еще неделю назад. С тех пор их никто не видел. – Он помолчал, ощущая недоверчивые и ожидающие взгляды. – Сегодня здесь было полно милиции и феесбешников, поскольку Салкин – главный инженер режимного предприятия. Его жена вам высказала свою версию. Можете выяснить в районном УВД и областной прокуратуре другие. А можете соседей спросить. Сегодня неподалеку целое тайное кладбище нашли, но наших там не было.

Пауза затянулась. Все молчали. Салкина всхлипнула и убежала в дом, прижимая к глазам платочек. Визитерам оставалось только откланяться. Проводив взглядом отъезжающий автомобиль, Вовец запер дверь и отправился обратно на кухню. Вопреки его ожиданиям, Салкина не плакала, а спокойно заправляла кофеварку.

– Ада Андреевна, название какое-то знакомое – "Энола". Это не заводская фирма?

– Директорская, – поморщилась Салкина и пояснила: – У него тяга к таким изысканным именам. Магазин в фойе у проходной называется "Регина", потом там есть ещё "Эсмеральда", торгует сантехникой, представляешь? Что еще? "Эйнджи". Можно подумать – фирма интимных услуг. Даже железные двери и решетки делает не кто-нибудь, а "Доззи". Оказывается, это значит "Двери. Окна. Замки. Засовы. Изоляция." Ну, скажи, не идиот?

– Романтик, – пожал плечами Вовец. – Слушай, а кто из директорской группировки здесь обитает?

– Да почти все. Из наших только трое. А рядом сплошь директорские главбух, начальники цехов.

– Мне показалось, что у Селифанова с ними хорошие отношения, лодку с мотором дали.

– У человека талант быть всем нужным, – поморщилась Салкина. – Он за всю жизнь ни с кем не поссорился, представляешь? На него даже рассердиться невозможно, такой человек. Не был бы таким бабником и лодырем, давно бы стал миллиардером.

"Сурово она его, – подумал Вовец, – не ожидал."

– Ада Андреевна, а кто знал, что ваш муж на рыбалку собирается?

– Да никто. Савватеев приехал обсудить продажу акций и дальнейшие действия. А потом вдруг решили сети поставить. Только на берег вышли, тут откуда ни возьмись Герка Мышковец на моторке подкатывает. Сели к нему и поехали. Тот всегда готов рыбачить, хоть круглые сутки, особенно если бутылка есть. Так что некому было знать. Заранее не собирались.

Она продолжала рассказывать всякую такую ерунду, но Вовец её не слушал, только поощряюще кивал, мол, весь – внимание. Он потягивал кофе и складывал в уме все новые сведения в более-менее связную картинку. Получается, что долги Савватеева продажа акций могла покрыть в лучшем случае на четверть. Мало того, директорская фирма выступила его гарантом перед банком и теперь должна будет раскошелиться на целый миллион долларов. Вполне естественно, что они имеют право на его пять процентов заводских акций. Можно считать, что они уже у них в кармане. А Салкин, судя по всему, об этом не знал. Не знал и об общей сумме долга, думая, что продажа акций покроет его. Есть ещё один любопытный момент. Тот, кто ликвидировал троих рыбаков, должен был убедиться, что в лодке не осталось никаких следов преступления, завести мотор и пересесть в другую лодку.

Долгие и совершенно пустые рассказы Салкиной о её тяжелой жизни здорово утомили Вовца. Ему как-то слабо верилось, что женщину так могут обременять походы на званые юбилеи, официальные церемонии и презентации, поездки в дальнее зарубежье, канарские пляжи, шубы, бесконечные примерки и так далее до бесконечности. Единственное, что он мог принять, это готовка. Похоже это было главным делом её жизни в доме Салкина. Муж требовал, чтобы еда была наготове постоянно, разнообразная и обильная. Она и сейчас продолжала по инерции готовить постоянно и помногу, а может, занимала себя работой, чтобы горькие мысли не донимали. Прерывать её излияния Вовец не решался, стеснялся. В конце концов, пусть женщина выговорится. Был бы ещё кто-нибудь в доме, он бы её аккуратно переключил с себя на другого, а сам бы спать отправился. А так приходилось терпеть, делать внимательные понимающие глаза и кивать. У него уже шея начала болеть от этих кивков. Про себя он так и эдак складывал разные факты и фактики. Следовало завтра посмотреть лодку Геры Мышковца, может, ещё какой фактик обнаружится?

Он и не заметил, когда Салкина замолчала. Видно, выговорилась. Оставалось сочувственно вздохнуть и сказать давно заготовленную фразу:

– Поздно уже, спать пора...

Вовец лично проверил все запоры и замки. Свет в своей комнатушке не включал, чтобы не обозначать местопребывание для возможных наблюдателей. В общем-то он пока не ждал визитеров. Вервольфам нужен день, чтобы слинять и попрятаться, ещё минимум день, чтобы вычислить Вовца, и только потом они могут подплыть. А могут просто попрятаться, а не обозначать себя, выясняя, кто он и откуда. Все-таки неплохо было бы иметь под рукой что-нибудь подходящее. В кухонном инвентаре нашелся длинный острый нож. Вовец прихватил его в дополнение к своему охотничьему. Кухонный воткнул стоймя между матрасом и спинкой кровати, чтобы рукоятка возле головы была. А любимый охотничий слева под одеяло сунул, в ножнах, конечно. Так что в случае чего хоть один из них возле руки должен оказаться. Их присутствие действовало успокаивающе. Лег на спину, расслабился и начал засыпать. Но тут же насторожился. Кто-то поднимался по лестнице. Потом робкие шажки раздались в коридоре. Постукивали каблучки. Вовец взялся за рукоятки ножей. Стук каблучков был очень знаком. Да это же Салкина брякает домашними туфлями без задников! Было слышно, как она сунулась в первую комнатку этажа, вторую. Вовец располагался в последней. Стук каблучков ускорялся, и в последнюю комнату Салкина уже бегом влетела. Видно, показалось, что одна осталась в доме.