Текст книги "Занятная пикировка (СИ)"

Автор книги: Виктор Минаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Annotation

Истина – истиной, но право весомей.

Минаков Виктор Александрович

Минаков Виктор Александрович

Занятная пикировка

Николай Перепелкин, не дождавшись появления в местной газете своего сатирического рассказа, пришел в редакцию за выяснением причины задержки. Здесь он с недоумением услышал, что рассказ вообще опубликован не будет.

– Главный редактор забраковал, – пояснила девушка, принимавшая рукопись полторы недели назад, и, сочувственно улыбнувшись, вернула автору его сочинение.

Перепелкин рассказ считал неплохим, даже лучшим из того, что было им написано ранее, и отказ его озадачил. Он, как любой здравомыслящий автор, был не против критических отзывов. Он видел в критике несомненную пользу, и причины браковки профессионалом его лучшего произведения были тем более интересны. Николай Перепелкин захотел их узнать.

Главный редактор – Поспелов, сутулый седоволосый мужчина в массивных очках, был в кабинете один. Он сидел, откинувшись к спинке глубокого кресла, и думал о подступающем крахе. Спрос на газету упал, более половины ее последнего тиража из киосков возвратилось в редакцию. И так – постоянно. От банкротства спасала только реклама разной спекулятивной продукции.

Стук в дверь прерывает унылые размышления.

– Входите! – разрешает редактор, надеясь увидеть заказчика или рекламы, или платного объявления.

Но входит Николай Перепелкин – надоедливый автор пространных критических измышлений.

Поздоровавшись, Перепелкин начинает с претензий:

– Мне в секретариате сказали, что вы лично запретили публикацию моего рассказа, и я очень хотел бы услышать причину...

– О каком рассказе вы говорите?..

Перепелкин передает редактору рукопись.

– Ах, этот...

Мельком взглянув на заглавие, Поспелов кладет бумаги на стол и говорит, поправляя очки:

– Написано грамотно, образно, хлестко, но не наш, к сожалению, формат...

"Подслащает пилюлю отказа, – думает Перепелкин. – Причем здесь какой-то формат? Материал абсолютно газетный и по объему, и по тематике – поднят злободневный вопрос".

Николай Перепелкин почувствовал плохо прикрытую несправедливость, и вознамерился свое детище решительно защищать. Решительность эта проявилась и на его лице, и в фигуре, и он стал чем-то похож на котенка, прогнувшего спину при встрече с опасностью и сердито фырчащего на нее.

В мире диких животных существует жестокий закон: выживают сильнейшие. Слабых обижают, избивают, пожирают, клюют. Желание доконать слабого – обычное явление в дикой природе. Но оно стало сегодня заметно и в человеческом обществе.

Поспелов сам только что чувствовал свою обреченность, а тут перед ним оказался еще больший страдалец, страдалец уже потому, что – проситель. Проситель – значит слабак, и редактор, сказав о недолжном формате, высокопарно добавил:

– Никак-то вы, господин Перепелкин, не успокоитесь. Во всем-то вы ищите недостатки, недоделки, промашки...

Он осуждающе смотрит в глаза посетителю и продолжает с барственным снисхождением:

– Не любишь ты, Перепелкин, нашу страну, порочишь ее... И народ, и правительство... Выметаешь сор из избы, а у нас такое не принято.

Перепелкин горячо протестует:

– Ни народ, ни страну я никак не порочу!.. Я просто стремлюсь к улучшению жизни!..

Он вдруг подумал, что редактор находит его материал недостаточно убедительным, и стал восполнять убедительность своими эмоциями.

– Разве можно равнодушно смотреть, – говорит он с патетикой, – когда вокруг лицемерие, воровство и обман?!..

В глазах Поспелова при этих словах появился оловянный оттенок, какой случается у людей, опасавшихся быть втянутыми в публичный скандал; лицо его стало совсем отчужденным. Он медленно выдвигает ящик стола, берет из него лоскут замши, снимает с мясистого носа очки и начинает их тщательно протирать.

Перепелкин не мог не заметить перемену в редакторе и с беспокойством подумал: "А не ляпнул ли я сгоряча что-то лишнее?.. С этим господином надо быть осторожнее в выражениях". Но отступать было поздно: слово не воробей, и он стал искать в памяти доказательства для своих обличительных слов на случай, если придется их защищать в других ситуациях.

Доказательств оказалось так много, что тревога пропала. Они нашлись и в его же рассказе: в нем он, ссылаясь на достоверные факты, под орех разделывал местных чиновников за неразумные траты государственных средств и казнокрадство.

– А когда ворует начальство, – делает он логический вывод, – подчиненным, как говорится, туда вся дорога открыта. Одни воруют, потому что видят безнаказный пример. Другие – потому что боятся оказаться белой вороной среди стаи воров... Да и сам принцип рыночной экономики способствует воровству и обману. Он абсолютно чужд бескорыстию! – заключил Перепелкин и тут же продолжил. – Возьмем медицину. Лекарства поднялись до неимоверной цены... Не потому, что их стали делать из золота, а потому, что больные – самый беспомощный контингент!.. Их можно стричь, как овец, ничего не боясь. Врачи больше думают сейчас не о том, как лечить, а о том, как бы выкачать деньги с больного... Я сам был свидетелем одного из хитроумных поборов.

И он рассказал, как в больнице, в которой ему, простудившись, довелось оказаться, заведующая отделением через палатных врачей вынуждала больных покупать биологические добавки, иначе, мол, лечение будет неэффективным. Плакатами о пользе добавок были обвешаны стены больницы. А польза от них была только заведующей: она заключила договор с фармацевтической фирмой, по которому имела хороший процент от реализации ее продукции. И усиленно сбывала ее, используя свое положение.

Перепелкин привел еще ряд примеров приобщения врачей к не врачебному предпринимательству, утверждая, что все эти случаи происходили или с ним лично, или с людьми, которых он знал и которым "доверял как себе".

Поспелов слушает его и, молча, продолжает натирать желтой замшей очки.

Перепелкин, затронув медицинскую тему, разбередил и болезненную рану Поспелова. Супругу редактора, пораженную тяжелой болезнью, практически, "выдавили" из бесплатной медицины. Ему самому часто хотелось разразиться громогласной статьей по этому поводу, но он понимает: нельзя! С одной стороны – в медицине ничего не изменится: на выступления прессы сейчас не принято реагировать. А вот с газетой может измениться все кардинально, и в худшую сторону. Вплоть до закрытия. Покарают, конечно, не прямо за критику, а окольным путем: у тех, кто при власти, есть много возможностей показать свои зубы. Эти мысли занимали Поспелова, продолжавшего заниматься очками.

Перепелкина его поведение сбивает с толку. "Чего он молчит?.. То ли он согласен со мной, то ли готовит какую-то каверзу?.. Может быть, у него в столе работает диктофон?.." Перепелкин вспоминает про закон о клевете, недавно добавленный в уголовный кодекс, и думает, как бы не подпасть под эту статью. Но он настолько был убежден в своей правоте, что решительно отбросил тревогу.

– А что творится в торговле?! – говорит он, покончив с врачами. – Злоупотребляют на каждом шагу: обвесы, обсчеты, обманы по качеству ...

Примеров приводить он не стал, сказав лишь, что плутовство торговых работников известно каждому, даже ребенку.

– Не могу равнодушно и безучастно взирать на коррупцию, взяточничество, на то, как вывозят из страны миллиарды, оставляя стариков и детей в нищете,

– обобщил он свое обвинение.

– Но с этим ведется борьба, – говорит, наконец, редактор, положив очки перед собой. – С той же коррупцией: в тюрьмы сажают даже крупных чиновников – проворовавшихся мэров и губернаторов. Нашего мэра, о котором вы пишете, осудили на длительный срок...

– Сажают в тюрьму только тех, кто обнаглел уже до безумия, да при этом еще умудрился стать неугодным... А что с обнищанием народа?.. Депутаты, члены правительства и сам Президент говорят: мы стараемся, чтобы страна была процветающей, чтобы люди жили в комфорте. Это – слова, а на деле?.. В комфорте живут единицы! И не самые лучшие и полезные для государства! Хапуги!.. А большинство – прозябают!.. Недавно министерство труда сообщило, что число находящихся в бедности увеличилось... Не уменьшилось, а увеличилось!..

Редактор опять занялся очками, он понимает, что слова возбужденного автора отражают реальность, но он понимает и то, что согласиться с ним и принять его материал он не может: опасно, тоже легко оказаться в числе неугодных. И он угрюмо молчит.

А Перепелкин, задавшись целью добиться выхода в свет плода своего вдохновения, продолжает ораторствовать с большей энергией:

– Вот и надо нам тормошить тех, кто у власти!.. Раз они взялись управлять – пусть управляют по справедливости... И сами подают пусть пример безупречности, и очищают страну от пороков... Замалчивать плохое, это – поведение страуса. Замалчивать – это сор оставлять в избе. Зачем же нам жить в сорной избе?..

– Не так-то все просто, – говорит редактор со вздохом. – На эти вопросы еще нужно правильно посмотреть.

Он оставил свой снисходительный тон и теперь рассуждает на равных:

– Вы считаете, что критикуете с целью искоренить недостатки, считаете, что этим приносите пользу... Но на критику вашу можно смотреть не только с этих позиций. А, например, вот с таких – вы помогаете нашим врагам. Врагов у нас много, и им очень хочется демонстрацией недостатков и временных трудностей опорочить нашу систему. Обнаружат небольшой недостаток, с муху, и раздувают ее до слона! Поднимают эту паршивую муху, как флаг, и горланят: смотрите, как они плохо живут! У них и медицина хромает, и взятки все поголовно берут. Ну, словом, все то, о чем вы говорите, то же блюдо, но под другим соусом. Подадут это не как сор, который можно и нужно вымести, а как органический компонент всей нашей системы. Компонент, без которого она не может существовать. У простого народа создается предвзятое мнение... И получается, что воду вы льете на враждебную мельницу. Практически, вы вооружаете наших врагов. Получается именно так.

Перепелкин настолько часто думал, говорил и писал об изжитии пороков и недостатков, что готов был к любой форме дискуссии на эту тему.

– Я не нахожу в моих словах помощи вражеским группировкам, – четко произнес он. – И цели такой никогда не имел... А если кто-то еще критикует на тех же основаниях, то они не враги, они нашей мельнице помогают вращать жернова и перемалывать те вредоносные палки, которые насовали псевдодрузья в колеса нашей телеги... Говоря, что у нас процветает коррупция, что у нас – беднота, что у нас плохо лечат, что у нас старики живут, как изгои, они же не врут... Есть правда и в том, что система, на которую повернули страну Горбачев вместе с Ельциным, порочна. Там, где целью жизни становится личная выгода, личное обогащение, там и есть постоянное место коррупции и обману!.. Это научно доказано!.. Указывая на пороки, враги, как вы их называете, вынуждают шевелиться наших правителей в нужном нашему большинству направлении.

Редактор уже сожалел, что позволил втянуть себя в эту дискуссию. "Отказать можно было и без особого объяснения, – думал он. – Не наш формат, – и все, понимай это, как способен понять". Он вытер платком потеющий лоб, хмуро посмотрел на разгоряченного автора и попытался возобновить свой менторский тон:

– Другие авторы тоже пишут о недостатках, но подают их как-то иначе. Как исключение из правил, как случайность, как частности. Например, о бедности: берут конкретного человека, скажем, Иванова Ивана Ивановича, и изучают, почему этот Иван Иванович превратился в бомжа.

Говорил Поспелов снова напыщенно, с превосходством учителя над непонятливым учеником.

– В каждом отдельном случае можно найти объяснение. Почему, например, Рабинович богат, построил великолепный коттедж, учит детей за границей, а Иванов этот – беден, концы с концами не сводит, детям его не в чем в школу ходить. Почему так?.. И выясняется часто, что Иванов наш, Иван Иванович, пропивает зарплату, или свою невысокую пенсию. Или, что этот гипотетический Иван Иванович – лодырь... В каждом конкретном случае, – продолжал он все тем же наставительно-пренебрежительным тоном, – есть своя, сугубо конкретная причина. Вот и надо ее обнаружить. На причину и надо направить острие своей критики. Еще классик сказал, что по капле воды можно судить о состоянии целого океана... Если вас интересует природа бедности, займитесь отдельным таким персонажем...

Редактор покачал укоризненно головой и продолжил свои поучения, не замечая в них разительного противоречия:

– А вы стремитесь подать подмеченные вами издержки как систему: бедность, нищета, безработица, повсюду коррупция, самолеты падают, будто подбитые галки!.. Жуть, да и только!

Выражение этого чувства редактор усилил содроганием плеч, почти как цыганка во время исполнения своего национального танца.

– Абсолютно с вами согласен, – сказал Перепелкин, – причины надо непременно вскрывать! И в первую очередь надо вскрыть причину расслоения общества на архибогатых и нищих! На миллиардеров, скупивших и продолжающих скупать себе заграничные дворцы и угодья, и на наших горемычных бездомных!.. Слово-то какое у нас появилось – бомжи!.. Вот вы назовете причину того, что одни, те, кто был ближе к правительству, в одночасье баснословно разбогатели, а другие, и их большинство, оказались нищими и бездомными?.. Назовете причину, почему в стране развились воровство, грабежи, проституция как средство существования?..

Перепелкин перечислил еще ряд позорных явлений, которые раньше не наблюдались, и от которых нельзя отмахнуться, назвав их отдельными недостатками. Они были не отдельными, а массовыми.

– А ведь причина одна: в стране процветает дикая социальная несправедливость!

Эмоционально и красочно обрисовал он жизнь стариков. Он сам был в двух шагах от двери к их жизни, и полемика об урезании индексации пенсий, об изменении срока пенсионного возраста, об отмене льгот, возникшая в кулуарах правительства, его особенно волновала.

– Пенсии, о размере которых можно говорить лишь с насмешкой, уходят на оплату постоянно растущих коммунальных услуг и дорогих баснословно лекарств, – сказал он и тут же, что-то вспомнив, воскликнул: – Кстати, вот пример для сравнения. У нас соседка на днях приехала из Америки, ее туда дочь заманила, а здесь у этой соседки осталась больная сестра. Она и мечется между двумя континентами, но дело не в этом. Я – о пенсионерах вообще. Каково им здесь – вам известно. А там, по словам, конечно, этой соседки, там, в Америке, для стариков – все бесплатно: общественный транспорт, лечение, лекарства....

– Вранье!.. – сказал Поспелов.

Сказал вроде бы убежденно, однако в его голосе прозвучало нечто такое, что вызывало сомнение в искренности его убеждения. Что-то вроде скрываемой зависти. Поспелов сам часто думал о неумолимо наступающей старости, о том времени, когда и ему придется жить на нищенской пенсии. И ему не хотелось жить так, как живут старики сейчас. Хотелось жить лучше. Не хуже, чем в какой-то Америке.

– Вранье, – повторил он. – Враждебная пропаганда!

– Ну, какой она вражеский пропагандист?!.. – сказал Перепелкин с легкой усмешкой. – Пожилая женщина, бывшая медсестра в поликлинике. Какой смысл ей так врать?.. Она и придумать-то ничего не способна. Просто она передает то, что увидела там.

– А как она оказалась в Америке?

– Случайно. Дочь ее за врача вышла замуж. Его родственники перебрались туда из Израиля, расписали, что в Америке хорошо, и эта пара туда подалась... Там у них родилась двойня. Они посчитали, что выгоднее вызвать мать на воспитание, она и уехала...

Поспелов долго молчит и сожалеет, что у него нет дочери, которая подцепила бы в мужья такого израильтянина.

А Перепелкин, обратившись к сравнению, продолжает доказывать, что жизнь пенсионеров в России безрадостна, затронув при этом не только Америку.

– Судите сами, – говорит он, ссылаясь на цифры, – в России средняя пенсия сейчас равна 13 800 рублей. Это – 212 долларов. А в Греции она 573 доллара. То есть в рублях – 37000. А если посмотреть по другим странам – еще более страшная разница. В Финляндии пенсия в долларах 2000, что в наших рублях 130 000.

Предвидя скепсис редактора, Перепелкин назвал источник сведений о пенсионном содержании стариков. Это была газета одной из парламентских партий России.

– Да вот же она перед вами! – воскликнул он, заметив среди кипы бумаг уголок той газеты.

– Нет у нас таких возможностей... – промолвил Поспелов, накрывая провокационный уголок другими бумагами. – Кризис...

Перепелкин немедленно возражает:

– А в Греции?!.. Даже в этой стране, которая живет за счет подачек из МВФ, даже в этой стране пенсионеры обеспечены лучше. Разверните газету, которую вы только что спрятали, и сами увидите цифры, которые я вам назвал!.. Вы говорите – кризис. Но почему он коснулся у нас только малоимущих?..

В полемике на пенсионную тему редактор заметно уступал оппоненту, и он решил с нее соскользнуть.

– Ну, допустим, рассказ ваш будет опубликован. Дальше-то что?.. Что-то изменится?..

– Наверно... Люди будут знать...

– Что они будут знать?.. Все, о чем вы пишете, чем возмущаетесь – все это давно всем известно!..

Перепелкин дальше публикации произведения, в котором он критиковал существующее, не заглядывал Он считал, что, назвав непорядки, он свою миссию выполнил. Остальное – дело правительства. Поспелов же глядел дальше, как говорится, глядел за бугор. Он понимал, что все явления несправедливости порождены человеческим несовершенством, диким инстинктом грести все себе. Коммунисты пытались путем уравниловки создать атмосферу братства и равенства, кое-что у них получалось, но стоило им ослабить строгий ошейник, и все вернулось на "круги своя". Причем с еще большей степенью несправедливости. Оказалось, что животные инстинкты изживать очень трудно.

– Судя по вашим словам и рассказам, вы жалеете о советских порядках, – вдруг вкрадчиво осведомился Поспелов. – Так я вас понимаю?.. Вы хотели бы их возвратить?..

– Я хочу, чтобы была восстановлена социальная справедливость. Чтобы не было воровства у чиновников, чтобы не было безработных, чтобы девушки жили не за счет проституции...

Перепелкин, чтобы подчеркнуть порочность окружающей обстановки, вновь перечислил явления, которые осточертели ему. И не только ему.

– Но ведь тогда, особенно в последние советские годы, жизнь была тоже не сладкой...

Редактор проигнорировал то, что Перепелкин не подтвердил желания возвращении советской системы в формате один к одному. Тот сказал лишь о воссоздании утраченной справедливости и об исключении позорных явлений.

– Надеюсь, вы помните: в магазинах – пустые прилавки, за любым товаром – километровая очередь, автовладельцев – наперечет, телефон в квартире – величайшая редкость! – теперь Поспелов перечислял ущербность советской эпохи. – Что это – райская жизнь?!.. При производстве товаров на душу населения больше, чем в любом другом государстве, если конечно верить тогдашней статистике, простые люди не имели свободного доступа к этим товарам. Только по блату. По звонкам и записочкам. Что, разве было не так?..

– Да, – сказал Перепелкин, немного смутившись, – было такое. Но...

– И в это же время вы боготворите Америку! – Поспелов не дает возможности закончить фразу, в которой могло быть объяснение отмеченных им парадоксов. – А в этой Америке живут по волчьим законам, как вы изволите характеризовать рыночную экономику. Как это все у вас вяжется?..

– Да я так про Америку, к слову... Я не хочу, чтобы у нас ухудшалось. А у нас ухудшается. От бесплатного образования катимся к платному. От бесплатной медицины – к платной! Во всех СМИ только видишь и слышишь: помогите, перечислите деньги на операцию, ребенок, или кто там еще, погибает!

Теперь смутился Поспелов – в свежем номере газеты тоже было помещено объявление о помощи: девочке-инвалиду нужна операция, она стала платной, а у родителей нет на нее ни копейки.

И редактор больше не спорил с докучливым автором, но рукопись он так и не принял.

Март 2017 г.