Текст книги "Серафим"

Автор книги: Виктор Кочетков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Он чувствовал, что быстро слабеет. В глазах расплывались яркие полукружья, звон в ушах неумолимо нарастал, доходя до невозможной громкости. Положил безымянный палец, словно на плаху. Вставил носок в педаль, чувствуя, что уже теряет сознание. Лицо барона стремительно приближалось, расширяясь, вырастая до невероятных размеров, надвигалось медленно, неукротимо…

Не помня себя, не медля, нажал педаль… и, ничего не почувствовал. Лишь зрение зафиксировало сверкнувший огнем камень, одетый на то, что только что было его плотью…

Ворвался Петр, кинулся бинтами останавливать фонтанирующую кровь. Ловко перевязал руку, подняв повыше. Игорь находился, будто в забытьи, совершенно не реагируя на случившееся. Монах сделал для руки перевязь, повесил ему на шею. Подобрал отрубленный палец с надетым перстнем, аккуратно завернул в чистый платок, и положил это в карман Игорю.

– Надо идти. Торопись, скоро вечер…

Вывел парня на улицу и, осенив знамением, произнес кратко:

– Помоги, Христос! Аминь…

Вечерняя заря заливала прокаленное небо косыми солнечными лучами. Сторона горизонта, куда опускалось на ночь утомленное светило, полыхала красным пожаром. Отблески зарниц алели яркими закатами, высь отсвечивала малиновым переливом.

И на все это вольно раскинувшееся великолепие, со стороны востока, крадучись наползала, заволакивая противоположный горизонт, черно-лиловая, медленно клубящаяся, страшная в своей сдерживаемой пока неукротимой ярости, переполненная природным электричеством и влагой, туча. Зрелище подобного контраста было настолько невероятным, что не верилось, будто это все происходит в реальности.

Было очень тихо, и перегретый душный воздух, остановившись в своем движении, тяжелым наваждением висел над головой. Там, в чернеющей дали, быстрыми змеями проскакивали ослепительные летние молнии. Грома не было слышно, гроза находилась еще далеко и не набрала силу, сдерживая свой гнев. Никаких посторонних звуков не долетало, напряженная атмосфера тонко, еле слышно звенела, наполняя все вокруг необъяснимым чувством опасности. Все замерло в тревожном предчувствии…

Он стоял перед могилой цыганского барона и смотрел прямо в беспощадные глаза, глядевшие из-за стекла фотографии в деревянной рамке. Ничего не изменилось с тех пор, когда они с Юркой были здесь в последний раз. А казалось, будто прошла целая вечность. И вот, нет уже друга, лишь память о нем укором плавит воспаленный мозг.

– Зачем ты забрал его? – Игорь не отводил требовательного взгляда. – Зачем?

Тишина была ответом ему. Деревья скорбно стояли вокруг, поникнув листвой. Они помнили ту ночь, видели все… И еще много-много чего… Но молчали.

Слева что-то затрепыхалось. Большая черная птица села на столбик оградки. Игорь узнал ее. Это был тот самый степной коршун, круживший над рекой во время купания. Перья слегка отливали сине-зеленым, крепкий клюв хищно изогнут. Повернув в его сторону пернатую голову, птица внимательно следила за ним, временами зловеще скрежеща и царапая металл длинными заостренными когтями, будто изготавливаясь к прыжку. Вдруг вытянула шею, злобно прокаркав что-то ему, забила расправленными крылами, и тут же успокоилась.

Игорь оцепенел от неожиданности…

Будто петлей опоясало и начало сжимать еле заметно, но неотвратимо, жестко…

Барон тянул его к себе в могилу, в вечный мрак, в холодную безысходность, в страшные глубины. Туда, откуда не было возвращения, где не помышляют о спасении, где кипит смола и вариться ртуть, где падшие существа страшными мучениями тщатся искупить свои грехи, где содрогается геенна от дел, творящихся на земле. Где бессмысленны слова и мольбы, где нет времени, где мытарства бесконечны…

Сам не понимая, каким образом, он приближался и приближался к могиле. Ужас, всепоглощающий ужас полностью овладел им, а портрет цыгана все надвигался…

Опять забил, заколотил крыльями черный коршун. Закаркал пронзительно, громко.

Солнце уже село, и страшная туча почти полностью затопила небо, лишь тонкая полоска еще рдела у самой линии горизонта, оставляя слабую надежду. Перед глазами мелькнуло лицо мамы, озарился синей вспышкой образ Нади, привиделась широкая Юркина спина…

Из груди вырвался надрывный стон, и небо ответило ему перекатами грома. Стало быстро темнеть, но яркие вспышки молний освещали фиолетовым светом все вокруг, отбрасывая быстро меняющиеся тени. Он стоял уже у края могильного холма, и что-то гнуло, тянуло вниз, ноги вдавливало в рыхлую почву. Последним отчаянным усилием Игорь вытащил из кармана окровавленный платок с отрубленным пальцем и перстнем…

– Забери!..

Глаза барона осветились изнутри, опалились сатанинским пламенем.

– Забери! Свое! Обратно!.. – с диким утробным рычанием Игорь выкрикивал слова – Вот тебе! Забирай! – вытряхнул жуткое содержимое платка, и что есть силы стал втаптывать ногой, продавливая могильный холм.

Лицо цыгана зажглось кроваво-красным, черты его исказились переполняющей ненавистью и стали быстро увеличиваться в размерах. Игорь почувствовал, как подломились ноги, он пал на колени и огромная невыносимая тяжесть клонила голову ниже и ниже, а холодный могильный плен мощным магнитом уже втягивал его в бездну небытия. Он еще слышал, как шумно била крыльями и безостановочно кричала черная птица, разъяренно сверкая каплями глаз.

Понял, что погибает, что это конец его жизни, что пришла неизбежность и ничего уже не изменить. Страшный треск близкого громового удара потряс все вокруг. В бессильной тоске устремил он глаза в бушующее небо. Увидел в сверкании разъярившихся молний, четкий, будто в трехмерном изображении, близкий лик Спаса Живого…

– Боже… – шепнули мертвеющие губы. – Помоги, Господи…

Черный коршун сорвался и, подлетев, вцепился когтями в волосы, наотмашь хлеща крылами по лицу, грозно крича непереводимые птичьи проклятья…

Снизу вдруг ударило что-то в грудь, подняло и бросило навзничь. Небо ярилось и грохотало, вдребезги разлетелось стекло на портрете цыганского барона.

А вверх, улетая, поднимался степной хищник, раздосадовано горланя что-то.

Проливной ливень обрушился на землю. Потоки холодной воды смывали накопившийся сор и грязь, унося все это в туманную неизвестность, орошали прохладой истомленную почву, освежали застоявшийся воздух, умывали мир чистотой возрождения.

Игорь лежал, глядя в разрываемые сполохами небеса, близкий гром гремел для него бесподобной музыкой избавления. Лицо заливали струи дождя, он совершенно не чувствовал промокшую одежду. Перед глазами стоял чудный образ Спасителя…

Постепенно непогода успокаивалась. Гроза ушла далеко на запад. Потянул легкий ночной ветерок, зашумели деревья, утолившие свою жажду, теряя невесомые капли с тонких листьев. Зажглись дальние звезды, выкатилась бледная луна.

А он все лежал и лежал, не имея желания подняться и ощущая входящую в него силу совершенного преображения…

Легко кружась в морозном воздухе, ослепительно белый снег засыпал призрачный город. Одев высокие тополя в белые шубы, заметал тротуары и широкие улицы. Поземкой кружил в переулках и, вспыхивая в ярком свете зимнего солнца, осыпался мелкими снежинками на лица прохожих, спешащих по своим важным мирским делам. Некоторые из них, являясь прихожанами Вознесенского собора, торопливо шагали на праздничную утреннюю службу. Золоченые луковицы куполов храма зажигались отблеском солнечных лучей, устремленные в небо кресты сияли и искрились, торжествуя в честь Рождества Христова. Церковь была заполнена людьми, но народ все прибывал, приезжали из далеких мест и райцентров, затерявшихся в просторах пригорода деревень, поселков городского типа…

Внутреннее убранство просторного храма сверкало в свете электрических свечей. Лики икон излучали живую энергию, образа утопали в свежих еловых ветках разливающих аромат хвойного леса. В лицах многочисленных священников лежала неподдельная радость рождественского дня.

Шла служба, и весь церковный причт в золотых и серебряных ризах, во всем блеске великолепия стоял двумя торжественными рядами. Сам митрополит читал слова праздничной молитвы.

 По левую руку владыки ровным строем, одетые во все черное, стояла монастырская братия во главе с игуменом Петром. Монахи сильными голосами величаво воспевали святочный канон. Висевшее на самом верху огромное паникадило, звенело от вибраций хрустальными каплями играющего бликами стекла.

Молодой монах старательно пел, истово осеняя себя крестным знамением, и кладя бесчисленные поклоны, устремляя просветленный взгляд ввысь, туда, где на высоком потолке купола росписью переливающихся красок был исполнен неведомым художником иконописный лик Нерукотворного Спаса.

В, без сомнения сильном теле, читалось искреннее смирение. Длинные темные волосы обрамляли тронутое тяжелыми испытаниями мужественное лицо. На левой руке не хватало безымянного пальца…

Принимая монашеский постриг и обязуясь всю оставшуюся жизнь посвятить служению, уйдя от всего мирского и выбрав свою единственную судьбу, он принял новое имя – Серафим…

                                                           Май 2011г.

 

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/