Текст книги "Министерство Глупости"

Автор книги: Вик Веймар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Аннет почувствовала, что остатков ее человеколюбия не хватит на то, чтобы продолжать разговор. Нет, Тымок – конечно, прикольный чувак, забавный и смешной, но выносить его словоизлияния она больше не могла. Тымок заметил перемену в лице Аннет и поспешил ретироваться.

– Вижу, я тебя немного утомил. Тогда поспешу откланяться. Ещё увидимся, Аннет! – Тымок уверенным шагом направился к коридору и быстро вышел, аккуратно закрыв за собой дверь.

Аннет поймала себя на том, что как минимум одна вещь в новомирье ей точно по вкусу – то, что люди, которые в определённый момент становятся ей неприятны, не стремятся к продолжению диалога. «Наверное, почувствовал, что его заносит… Ещё немного – и он бы лишился наших милых добрососедских отношений». Вообще-то Аннет хотелось заткнуть Тымока за пояс, объяснить ему, что он не прав, но она не стала спорить и возражать, потому что испугалась неожиданного исхода дела. Она боялась, что в ходе диалога поставит на Тымоке клеймо «полный неадекват». И как потом дружить с таким человеком? Всё-таки на сегодняшний день её чудаковатый сосед был единственным, кого она хотя бы могла назвать человеком. Жечь с ним мосты в этом смутное время было бы опрометчиво.

Ещё Аннет отметила, что, даже не смотря на всю абсурдность их беседы, после неё она почувствовала себя значительно лучше. У неё как будто стало больше сил. Аннет решила набраться смелости и сегодня же сходить в архив. Ей срочно нужно найти своих, узнать, что с ними случилось. Сказано – сделано. Идти оказалось недолго. Первым делом Аннет спросила про Марка. Ей сказали, что он совершил Переход и куда-то переехал. Выдавать его новый адрес или какие-либо другие его координаты ей отказались. «Если он захочет, он сам с вами свяжется. Ну, или в какой-то момент вас просто сведёт нейросеть» – развела руками сотрудница архива. Аннет решила оставить свои негодования на потом и поинтересовалась о том, что стало с её мамой. «Ваша мать умерла от инфаркта во время революции. Я очень сожалею. Примите мои соболезнования!» – глядя ей прямо в глаза, сообщила обслуживающая Гульд девушка. Дальнейшие вопросы про подружек-приятельниц Аннет задавать уже не стала. Всё вдруг резко перестало иметь значение. Почва ушла у неё под ног. Время как будто остановилось. Тело Аннет словно налилось свинцом, оно стало таким тяжелым и неподвижным, что казалось чужеродным и бесполезным. Внутри у Аннет была пустота. Она даже подумала о том, что, возможно, раньше, до этого момента, у неё действительно была душа, в существование которой она вообще-то не верила. И только сейчас, когда эта самая душа как будто бы её покинула, она оказалась готова в это поверить. Хотя теперь уже поздно, теперь уже – какая разница?! Аннет стояла на месте как вкопанная, не в силах сдвинуться или открыть рот, уставившись в одну точку. Случилось самое страшное – то, чего она так боялась. Нечто глобальное и непоправимое. Какое ей теперь дело до бросившего её Марка, какое дело до старых соседей, до бывших подружек-приятельниц? Совершенно точно в этом мире теперь больше нет самого родного для неё человека. Нет его и в том, другом, старом мире. А где же он теперь? Где мама? В какое такое страшное небытие она попала? Аннет на мгновение даже готова была поверить в переселение душ – во всё что угодно, лишь бы сохранить для себя образ мамы, продлить в той или иной форме её жизнь.

Сотрудница архива, заметив шоковое состояние Аннет, вызвала санитаров. Девушку уложили на кушетку и ввели в вену какой-то раствор. Пока она засыпала, медсестра бережно держала её за ладонь и аккуратно поглаживала её побледневшую кисть. Ритмичные движения и деликатное давление на кожу успокоили Аннет быстрее, чем подействовало лекарство. Она вновь почувствовала себя маленькой, ребенком, от которого ничего не зависит, малышом, о котором заботится большой и всемогущий родитель.

Проснулась Аннет уже в своей комнате. На тумбочке рядом с кроватью стоял пакет из «Миндоставки», а рядом с ним лежала записка. Аннет развернула её и прочла. «Дорогая Аннет! Мы искренне вам соболезнуем! В пакете вы найдете еду, а также таблетки, способные облегчить ваше эмоциональное состояние. Для вызова врача звоните 112». Слово «соболезнуем» сразу вернуло Аннет в удручающую реальность. Нет, нет, этого не может быть! Неужели всё это правда? Аннет готова была смириться уже и с войной, и с революцией и даже с новомирьем, но с потерей мамы – нет, ни за что! Такого просто не может быть! Мама в свои 75 лет была живее всех живых. Она регулярно участвовала в любительских лыжных гонках, зажигала на ретро-дискотеках, вырастила целый огород на своем небольшом балконе, разгадывала кроссворды и судоку на раз-два! Она быстро думала и быстро двигалась. Если кто-то и мог в её возрасте пережить Переход, то это она! «Это какая-то ошибка! Мне нужно ещё раз сходить в архив и всё проверить! Они наверняка что-то напутали. Сколько там людей в их базе – страшно представить! Наверняка, где-то с кем-то они накосячили! Конечно же, мама жива! Она не могла умереть!» – пронеслось в голове у Аннет. Она хотела встать с кровати, но не смогла. Тело её обмякло, руки и ноги занемели. Она повалилась обратно на постель и, пролежав без движения около получаса, предприняла повторную попытку. Идти девушка никуда не могла. Она решила позвонить по единственному знакомому ей номеру – 112, и попросить дать ей номер архива. В службе спасения её заверили, что сами уточнят интересующую её информацию и перезвонят. «Ошибки нет. Да, откровенно говоря, её и быть не могло. Данные в архиве многократно проверены и превосходно упорядочены. Ваша мать скончалась. Сожалеем! Отправить к вам доктора?». Ответа на том конце провода не дождались: Аннет повесила трубку.

Пару дней она провалялась дома. Еду из «Пафоса» от «Миндоставки» Аннет успела возненавидеть. Странное дело: вроде бы и блюда были все те же самые, и продукты свежие, а кусок совершенно не лез в горло. И это при том, что Аннет принадлежит к числу людей, которые в стрессовых ситуация вовсе не страдают от отсутствия аппетита, а, наоборот, предпочитают поплотнее набить желудок. Аннет не находила себе места, не знала куда себя деть. Как ей выживать теперь одной в этом новом, чуждом ей мире? Как жить среди людей, которых она не понимает? Среди этих зомби с промытыми мозгами…

Аннет ненавидела Министерство и его вассалов, ненавидела новомирье, ненавидела войну и революцию. Печальные исторические события отобрали у неё самое дорогое, самое любимое, самого родного человека, на которого всегда, даже в самые смутные времена, она могла опереться – её мать. Обстоятельства и люди, которые повернули ход истории в то самое убийственное, кровавое русло, сделали из Аннет инвалида. Как живут сейчас эти скоты, которым нужно было дойти до крайности? Те, кто всё это устроил, наверняка, спасли не только всю семью и родню, но и весь ближний круг, заранее побеспокоившись об их комфорте и адаптации. А она, Аннет, безвольный винтик в этой системы, вынуждена сидеть теперь у разбитого корыта, с разбитым сердцем – без друзей, без любимого, без мамы! У неё больше нет ничего и никого. «Хотите, чтобы я сдохла? Этого вы добиваетесь? – провопила Аннет, обращаясь непонятно к кому и глядя в потолок. – Как бы не так, суки! Друзей у меня нет – ладно, зато врагов теперь полно! Я выведу вас на чистую воду! Я восстановлю историческую справедливость! Я раскопаю всю вашу подноготную! Моим оружием в этой войне станет информация. Журналист я или кто, в конце концов?! Если надо, я доберусь и до самого Министра! Людей массово одурачили, их заставили поверить во весь этот бред! Как? Я это выясню! Чего бы мне это не стоило! Терять-то всё равно уже нечего!» – злость и жажда отмщения придали ей сил.

Поток её мыслей прервал звонок в дверь. Аннет злорадствовала. Она ожидала увидеть за порогом курьера «Миндоставки» и готова была уже спустить на него всех собак и даже напялить ему пакет с едой на голову, но вместо курьера она, к своему удивлению, обнаружила немного растерянного, совершенно безоружного Тымока. Было в нём что-то такое неуловимое детское. Каждый раз, сталкиваясь с этим чем-то, Аннет волей-неволей становилась мягче. Вот и в этот раз при виде соседа её внутренняя пружина как будто мигом потеряла упругость, превратившись в мягкую и плавную волну.

– Привет, Аннет! У меня для тебя подарок! – улыбаясь, произнес Тымок и, достав из-за пазухи пачку сигарет, протянул девушке.

– Что это?

– А ты попробуй и узнаешь!

Уставшая давиться махоркой Аннет с интересом изучила гостинец. В махорке, впрочем, был несколько плюсов: она шла в расход довольно медленно и никак не кончалась, благодаря чему у Аннет совсем не было нужды выходить из дома, а ещё она была настолько гадкой и забористой, что девушка постоянно заходилась кашлем старого туберкулезника и тогда мысль о саморазрушении отвлекала её от мыслей о потере матери. Аннет затянулась прямо в гостиной. Вместе с клубами сигаретного дыма она словно выдохнула всё накопившееся за последние дни напряжение. Она поверить не могла: в руках у нее был самый настоящий «Vogue», натурально – тот старый-добрый «Vogue», который она знала и любила.

– Зачетный подгон! Спасибо тебе! – поблагодарить Тымока Аннет смогла, только сделав подряд пару глубоких жадных затяжек. – Где ты их нашел? И главное – как?

– Всё в той же палатке. Ловкость рук и никакого мошенничества! – рассмеялся Тымок.

– Так, скажи мне срочно, сколько они стоили?

– Стоили чуть меньше, чем раньше, на треть.

– Хм, интересно… И где здесь логика?

– Логика есть, но она не та, которой ты привыкла руководствоваться. Впрочем, не буду тебя смущать своими разглагольствованиями. Я мог бы попытаться в этом разобраться, но, думаю, это просто ни к чему. Всё равно вывести какую-то рабочую прикладную формулу не удастся. Если коротко, то всё это – просто лотерея. Знаешь, Аннет, я думаю, мне в ней повезло как раз потому, что я думал о тебе, когда выбирал эту пачку. Мне очень хотелось как-то тебя поддержать. Расскажи мне, как проходит твоя адаптация?

Аннет нервно сглотнула. Слова застряли у неё в горле. Произнести вслух страшное «мама умерла» она не могла. Сказать вслух значило бы принять это, расписаться в своей полной и безоговорочной беспомощности. В то же время ей хотелось поделиться с кем-то своим горем, и этим самым кем-то был Тымок. Он был единственным человеком на всем белом свете, с кем она могла общаться.

– Я не знаю, как к такому вообще можно адаптироваться! Я, наверное, здесь никогда не приживусь и никогда не адаптируюсь. Не хочу стать как они! – заняла девушка оборонительную позицию.

– Что случилось? Откуда такие мысли? Как они – это как кто? Как Министры что ли? А что тебя, собственно, в них не устраивает? – глядя на Аннет своими широко распахнутыми наивными голубыми глазами, спросил Тымок.

– Ты что, правда, не понимаешь? – взбесилась Аннет.

– Нет. Объясни мне!

– Из-за революции погибло огромное количество людей! Этот грёбанный Переход поставил всю жизнь с ног на голову, это самый ужасный госпереворот в истории! А тех, кто выжил, остался массово целенаправленно сводят с ума!

– Аннет, это уже какая-то теория заговора! Революция – это условное обозначение того, что произошло. Это была не силовая акция и не восстание. Это был естественный процесс, точнее говоря, сверхъестественный, если судить по тому, что подобного никогда не происходило раньше. Тут нет виноватых, зачинщик – сама природа. Просто в определённый момент в пространстве-времени скопилась критическая масса людей, которая больше не могла жить по-старому. Министерство – это, можно сказать, временное правительство. Во главе страны встали наиболее энергетически сильные и энергоемкие люди, те, которые прожили наиболее интенсивную трансформацию. Знаешь историю Будды? Он просветлел, когда пережил жизни всех живых существ, испытал всю палитру эмоций, которые когда-либо были доступны человеку со времен сотворения мира. Так к нему пришло понимание, так он достиг нирваны. Но он не ушёл в это, скажем так, параллельное измерение, а остался служить людям. Так вот, Министры – это кто-то типа Будды, хотя, конечно, о том, что все они достигли нирваны и речи не идёт. Всё-таки мы все пока ещё очень плотно привязаны к земле, к материи. Я, понимаю, всё произошло очень быстро и неожиданно, людям нужно время, чтобы к этому привыкнуть. Это нормально. Но поверь мне, смысла в том, чтобы искать виноватых, нет. Это только затянет процесс адаптации.

– А сколько их вообще, Министров? Что тебе об этом известно?

– Эта информация не раскрывается. Министры не любят, когда их отвлекают, не любят привлекать к себе излишнее внимание.

– Это же абсурд! Зачем тогда было идти в Министры? Не любишь внимания – не лезь в политику! Это уже какое-то тайное правительство получается! Это же абсурд! Это не прогресс, а регресс!

– Аннет, скажи мне, как изменится твоя жизнь, если ты будешь знать о них всё?

– Кардинально! Они обязаны раскрыть информацию! Как можно жить в стране, которая управляется непонятно кем?

– Аннет, твою жизнь творишь ты сама! Причём здесь правительство?

– Как это при чём? Мир же не состоит из меня одной! У нас тут страна, общество вообще-то! Мы все должны как-то мирно сосуществовать, учитывать интересы друг друга.

– Ну, так и учитывай! Кто тебе не дает?

– Они и не дают! Я вообще ни о чем думать не могу, когда не знаю и не понимаю, что происходит и кто этим всем рулит!

– Происходит жизнь, которой рулит сама же жизнь, ну или законы мироздания, если тебе так удобно. Так было испокон веков, ничего нового в этом нет.

– Ты меня троллишь, да? – Аннет хотелось бы разозлиться на Тымока, но она не могла. Слишком уж спокойным и расслабленным он выглядел. В его манере речи не было ни капли агрессии. Аннет подумала, что он мог бы работать дипломатом.

– Да это жизнь нас всех тут троллит, если ты не заметила! – рассмеялась парень.

– Ладно, я рано или поздно все равно все выясню! Я разберусь с этим!

– Знаешь что, Аннет, тот момент, когда ты окончательно и бесповоротно со всем разберёшься, и будет нирваной. Тут есть ещё одна маленькая деталь, которая, возможно, тебе не понравится: такие моменты обычно сопровождаются физической смертью.

– За правду я готова даже умереть!

– Значит, правда дороже жизни?

– В текущих условиях – так точно!

– А не в текущих? Вообще, в принципе, безотносительно?

– Хм… – Аннет призадумалась и внезапно вспомнила про маму, про хрупкую человеческую жизнь и беспощадные обстоятельства разного рода, которые могут эту самую жизнь забрать. – Я бы отдала всё, чтобы вернуть маму! И правдой бы легко пожертвовала! – слёзы брызнули из глаз Аннет, она зашлась в истерическом плаче.

Тымок подошёл к ней и обнял. Он так крепко и уверенно сжал её в своих объятиях, что на миг стал для неё щитом, способным укрыть от всех житейских бурь и неурядиц. Аннет вспомнила, как до самой школы любила забираться на ручки к разбаловавшей ее маме. Мама сопротивлялась, протестовала, взывала к совести и жаловалась, что ей тяжело, но всё же соглашалась. Эти моменты были самыми сладкими для маленькой Аннет: в объятиях мамы она чувствовала себя как у Христа за пазухой, спокойно и умиротворенно. «У мамы на ручках» было самым теплым и безопасным местом в мире. В объятиях Тымока Гульд вновь испытала то сладкое забытое чувство родом из детства. Оно, с одной стороны, принесло ей некое облегчение, а, с другой стороны, только удвоило её страдания – боль от потери мамы только усилилась. Однако сейчас, под защитой Тымока, Аннет поняла, что способна её выносить. Она рыдала без остановки, её тело подпрыгивало и сотрясалось мелкой дрожью, нечеловеческие стоны-хрипы с какой-то зверской, животной силой вырывались из груди. Тымок гладил Аннет по голове, приговаривая: «Тише, тише, моя хорошая! Всё обойдется! Всё как-нибудь наладиться!».

Постепенно, потихоньку Аннет пришла в себя. Неожиданно она вновь почувствовала себя живой.

– Я соболезную, Аннет! Мне очень жаль!

– Спасибо тебе за поддержку, Тымок! Ты мне очень помог! – выдавила из себя Аннет, которой теперь вообще не хотелось разговаривать. Все эти споры, выяснения, обсуждения, все эти правды и неправды показались ей теперь такими мелочными, такими ничтожными. «Слова врут, люди врут, мысли – тоже» – промелькнуло у неё в голове. Ей хотелось побыть во внезапно обнаружившейся внутри неё тишине. Рушить красоту момента дальнейшим продолжением диалога не хотелось. Но Тымок всё испортил.

– Знаешь, Аннет, ничего правдивее смерти в этой жизни нет!

– Ты прям стихами заговорил! – выдала Аннет нетипичную для себя реакцию. Она совершенно не пыталась вникнуть в смысл сказанного, оказавшись неожиданно завороженной ритмом и мелодикой произнесённой фразы.

– Ты даже не представляешь, сколько у меня ещё всяких разных талантов! Но это не главное. Главное – ты не представляешь, сколько их у тебя! – приободряющим тоном произнес Тымок, не без радости отметивший, что эмоциональное состояние соседки выровнялось. – Кстати, о талантах: я хочу пригласить тебя на одно культурное мероприятие. Скажи, ты уже была в храме Истины?

– Храме Истины? Это в том, который в Таиланде?

– Да нет же. У нас тут свой есть, с тайским он не имеет ничего общего, за исключением названия.

– Мне казалось, Банум даже при правительстве Министерства остается светским государством… Разве нет?

– Всё правильно. Храм ни к церкви, ни к религии не имеет никакого отношения. Это, скорее, социокультурное пространство. Там идёт непрерывный перфоманс под названием «Рождение Истины». Приглашаю тебя его посмотреть!

– Мм.. даже не знаю. Там наверняка опять будет какая-то идеология и пропаганда…

– Ну, идеологии и пропаганды там не больше, чем в искусстве в целом. Из крипты каждый выходит со своими впечатлениями. Каждый выносит что-то своё. Это то и интересно!

– Из крипты? Там что майнят крипту? А истина, получается, в крипте, так что ли? – рассмеялась Аннет.

– Ну, что я тебе тут буду рассказывать! Так неинтересно! Ты должна всё увидеть своими глазами. Пойдём! Если не понравится, обещаю – мы сразу уйдём, я провожу тебя обратно домой.

– Ладно, уговорил! – Аннет не хотелось выходить на улицу, но и отпускать Тымока тоже. За человека, способного её рассмешить, она готова держаться мёртвой хваткой.

Храм Истины совершенно не был похоже на храм. Аннет здание напомнило перевёрнутую вверх тормашками хрустальную люстру с висюльками. «И когда они успели здесь такое отгрохать? И главное – на какие шиши?» –подумала про себя девушка, но вопросы свои пока решила оставить при себе. Внутри всё выглядело футуристично: как галерея-лабиринт с дверями-порталами в залы, представляющими из себя стеклянные сферы. Тут и там сидели люди с блокнотами и мольбертами, некоторые даже с музыкальными инструментами. «Нам вниз!» – схватив за руку Аннет, проговорил Тымок и увлёк девушку за собой вниз по винтовой мраморной лестнице.

– Крипта – это нижняя церковь вообще-то. Слово пришло к нам из греческого и обозначает крытый подземный ход, тайник. Его ещё и в биологии используют, если ты не знала. Так обычно называют какую-то полость, скрытую между стенками каких-нибудь канальцев, этакое слепое пятно, пространство с секретиком, полость между двойным дном, где спрятано что-то неочевидное. Подумай, какая игра слов! Секрет в биологии – это выделения каких-то желез, выполняющих определённую функцию. Для того чтобы понять какую, учёным обычно приходится поломать голову. Сначала они обнаруживают то, что сверху, а уж потом находят крипту, а в ней секрет. Наша крипта в храме Истины – это дом одноименной богини. Где же, спрашивается, ей еще жить, как не здесь?

Аннет и Тымок спустились в помещение со сводчатым потолком, в центре которого было нечто вроде сферической формы шатра, от которого шло мощное белое-фиолетовое свечение. У самого основания шатра оно походило на водяную дымку, состоящую из множества крохотных брызг, а ближе к потолку рассеивалось, приобретая причудливые формы, подобные клубам сигаретного дыма. Аннет заметила фейерверк из сердечек, подобный россыпи лайков, отправляемых пользователями любимым блогерам во время прямых эфиров в «Инстаграме». Среди других символов были кротхотные бабочки, активно машущие своими крылышками, стрекозы, колибри и даже скачущие по радуге единороги. Чуть поодаль вспыхивали знаки свастики, фигурки каких-то чертиков с хвостами, рогами и вилами, трехмерные изображения черепов и костей, фаллические символы. Цифры, буквы, какие-то непонятные и незнакомые Аннет знаки растворялись в воздухе, пожираемые всполохами неонового пламени, языки которого поднимались высоко вверх, до самого купола. Картинка менялась настолько быстро, что спустя секунду Аннет уже забывала о том, что видела накануне. Ей пришлось сильно напрячь всё свое внимание, чтобы продолжать различать витающие в воздухе послания. Довольно быстро взгляд её замылился, и свечение вокруг купола превратилось в одну сплошную стену света. Свет этот вибрировал и даже как будто бы танцевал, завораживая своим движением. Аннет смотрела на него как зачарованная и не могла сдвинуться с места.

– Готова столкнуться с неочевидным? – спросил девушку Тымок, вырвав её из оцепенения.

– Да, пойдем, – растерянно протянула Аннет.

Они приблизились к шатру, который при ближайшем рассмотрении показался Аннет полнейшей бутафорией – собранной на коленке конструкцией из дешёвого пластика. Внутри было полно народу. Кто-то смотрел в потолок, кто-то крутил головой по сторонам, кто-то застыл на месте, будто бы обратив взгляд куда-то внутрь себя. Изнутри обиталище богини напоминало собой то ли какой-то шаманский чум, то ли просто шалаш из говна и веток, как про себя окрестила его Аннет. Она смотрела на людей и пыталась понять, что они все здесь делают, ради чего они тут собрались. И где, собственно сама богиня?

– Тымок! Куда смотреть! Где чудо? Где богиня? – шикнула девушка приятелю.

– Смотри куда хочешь! Ты не ошибешься!

– В смыыысле? – сквозь зубы раздражённо процедила Аннет.

– Пойдем! Я тебе наверху всё объясню!

Они вышли из шатра и Аннет заметила, что посетитетли, которые вышли вместе с ними, бурно обсуждают увиденное. «Поразительно!», «Невероятно!», «Рвёт все шаблоны!» – произносили люди, казавшиеся полностью обескураженными.

– Что, на хрен, тут вообще происходит? Я никак не вкурю! – дёрнула она Тымока, стремительно тащившего её наверх.

– Пойдем сядем где-нибудь! Мы все сейчас обсудим, не беспокойся!

Когда они оказались в холле, Тымок стал высматривать место, где они смогли бы присесть. В одной из рекреаций сидели художники-скетчисты, которые, судя по всему, зарисовывали то, что открылось им в крипте. Аннет не постеснялась заглянуть в их блокноты и альбомы. Некоторые изображали животных или насекомых, особо часто – мух или козлов, другие ангелов с крыльями, цариц или нимф. Третьи вообще ваяли на листах какие-то кляксы или закорючки, четвертые строчили какие-то непонятные формулы. Аннет казалось, что она попала в театр абсурда. Тымок нашёл для них тихое место в стороне и усадил девушку на большой мягкий пуфик.

– Ну и? – с угрозой в голосе произнесла Аннет, требуя от Тымока немедленных объяснений.

– Ты ничего не увидела, верно?

– А что там, скажи на милость, можно было увидеть, кроме кучки упоротых зевак, усердно изображающих, что получают какие-то внеземные откровения?

– Увидеть можно всё что угодно. Красота в глазах смотрящего, помнишь? Здесь этот принцип работает на 100%.

– Ты издеваешься? – скептически отозвалась на это Аннет.

– Это как посмотреть! – рассмеялся Тымок, но, заметив, что Аннет пилит его недовольным взглядом, поспешил реабилитироваться в её глазах. – Аннет, прошу, давай обойдемся без жертвоприношений! Вижу, ты уже готова сделать меня агнцем на заклание! Это слишком опрометчиво! Поверь, я ещё тебе пригожусь! – молодой человек улыбнулся как можно шире. – Кстати, я говорил тебе, что тебе очень идёт злится?

– Не съезжай с темы! Так что за прикол с этой Истиной? Где богиня?

– Ну, как бы тебе сказать… Везде и нигде, и в том числе и в тебе. То, что ты ничего не увидела – это вполне нормально, это естественная реакция. Просто истина – такая вещь, такая субстанция… ну, странненькая, мягко говоря. Эта такая богиня Шредингера: она как бы есть, и в то же время её как бы нет. Недаром её издревле одаривали такими эпитетами, как непостижимая, неуловимая, неочевидная… Рождение истины – это непрерывный процесс. Она рождается в тот же самый момент, когда и умирает. Идет постоянное перерождение, непрекращающаяся трансформация – настолько быстрая, что её невозможно отследить. Так что твоя реакция, можно сказать, самая здоровая.

– Но ведь люди, которые вместе с нами выходили из шатра, были убеждены в том, что они что-то видели? Это что гипноз? Или массовый психоз, всеобщая галлюцинация, помешательство?

– Ну, не совсем так… Эти люди были в трансе разной степени погружения. Всё то, что они видели – продукт их фантазии, опыта, восприятия, на которые накладываются ожидания и проекции. Скажем так, истину нельзя увидеть, можно только поверить в то, что ты как-то её почувствовал, прикоснулся к ней на миг. Но тот образ истины, который возникает у людей в голове, по сути лишь – когнитивное искажение.

– И зачем тогда все это представление?

– Ну, во-первых, храм – это место тусовки, социокультурное пространство. Во-вторых, здесь, как и в любом храме, идёт накопление и распределение энергии, мощный массовый энергообмен. Люди здесь находят утешение и вдохновение.

– Но это же какая-то профанация!

– Пусть так, Аннет. Это лишь вопрос терминов и определений.

– И к чему мы в итоге приходим? Истины нет, равно как и способов её увидеть! Так?

– Это слишком радикальное заявление! Ее настолько же нет, насколько и есть. Истина парадоксальна – вот ещё одна ее характеристика. Это не какой-то универсум, ни калька, ни застывшая маска. Не знаю насчёт того, можно ли её постичь, но вот определённые её проблески, отдельные её части – вполне. Хотя части, отделенные от целого, сильно искажают представление об этом самом целом.

– Ладно. А что за декорации мы видели внизу? Что значит всё это свечение вокруг шатра? Все эти спецэффекты? Это голограммы или что там было – всё это просто декор, получается?

– Ну, это просто побочный эффект, вызванный наличием наблюдаталей. Это просто образное выражение эмоций свидетелей рождения Истины.

– Это какое-то запрограммированное многомерное компьютерное изображение?

– Нет, если ты говоришь об айтишниках, то нет. Изображение это запрограммировала сама природа. Ты можешь его видеть только потому, что совершила Переход. Переход перепрошил нас всех. Нам теперь доступно более чуткое многомерное восприятие. Спецэффекты, как ты их назвала, –всего лишь продукт твоего мозга.

– Ты хочешь сказать, что видел что-то другое?

– Да нет, думаю, я видел примерно то же, что и ты. Шатёр все видят примерно одинаково, потому что снаружи бросается в глаза его форма. Купол – это ретранслятор, где аккумилируется общая психо-эмоциальная энергия, он её усиливает и равномерно на всех распределяет. То есть, грубо говоря, энергия самого этого объекта – доминирующая. Она настолько мощная, что сглаживает все неровности индивидуального восприятия. В итоге все видят примерно одно и то же. Внутри же пространство совсем другое, как бы максимальное бесформенное – как раз для того, чтобы у каждого была возможность личного, шапочного знакомства с госпожой Истиной. Ну, по крайней мере, это так задумывалось. Министерство, когда строило храм, изначально рассматривало его как увеселительное заведение. Никто не думал, что оно будет иметь такой успех. Что сюда будут приходить толпы. Изначально внутрь шатра пускали только по одному. Истина – дело личное, даже интимное, можно сказать. С ней сталкиваются наедине, переживают её в тишине. Но тишина и одиночество – это некий недостижимый абсолют, впрочем, как и сама истина. Поэтому о чистоте эксперимента говорить не приходилось. В итоге все ограничения сняли, и так получилось даже интереснее. Когда в шатер стали пускать всех подряд, как раз и образовалось то самое свечение снаружи. И те, кто проникся увиденным снаружи, потом смогли уже дофаназировать и то, что увидели внутри. Так что если у сей басни про истину и есть какая-то мораль, то она такова: истина – в синергии, как показал опыт с этим храмом.

– Слушай, ну об этом интересно послушать как о какой-то отвлеченной философской концепции, но меня пугает, что эту расплывчатость формулировок Министерство использует, чтобы снять с себя ответственность и запудривать мозги своим вассалам.

– Запудривание мозгов Министерством – преступление не более ужасное, чем запудривание расширенных пор записной красоткой.

– Как ты можешь такое сравнивать? Кому и когда испортила жизнь пудра на расширенные порах?

– Речь не о пудре, и даже не о порах, а о необходимости эти самые поры маскировать.

– Ну, а что в этом такого?

– Да нет, ничего. Зачем вы, девушки, это делаете?

– Ну, потому что расширенные поры неприглядны, с пудрой кожа смотрится более эстетически привлекательной.

– Ну вот: с истиной – то же самое. В том виде, в каком она есть, она мало кого устраивает.

– Слушай, но мы же – люди, мы стремимся к красоте и совершенству, что в этом плохого?

– Да, только порой эти стремления ведут нас совершенно в противоположную сторону.

– Слушай, ну с тобой просто невозможно разговаривать! Ты – просто мастер демагогии 80-го уровня!

– Спасибо! Таких комплиментов мне ещё никто не делал!

– И всё-таки я не понимаю, как можно жить без каких-то нравственных ориентиров, без четкого понимания того, какими словами какие понятия мы обозначаем. Без общего знаменателя…

– Это ведь всё – условности. В какой-то момент они сильно упростили нам жизнь, зато потом они же её и усложнили, они же довели её до крайности. Условности как раз и стали катализаторами Перехода.

– Но ведь жизнь без них невозможна!

– Боюсь, это утверждение мы не сможем ни подтвердить, ни опровергнуть. Не волнуйся, Аннет, никуда не денутся эти твои условности! Они до сих пор есть и останутся с нами ещё на долгое-долгое время. На наш век их точно хватит. Другое дело, их будет становиться меньше, и они будут менять форму.

– Ладно, истина – слишком претенциозное понятие и слишком заюзанное – буквально до тошноты. Навязшая в зубах пошлость. Я так понимаю, с правдой дела обстоят так же – ни определений, ни рамок?

– Есть и определения, и рамки. Только у каждого они свои.

– Я хотела бы понять, какие они у Министерства.