Текст книги "Жернова (СИ)"

Автор книги: Вик Росс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Глава 21. Выбор оружия

– Ну и каков план боя? Что станешь делать? – Хрящ хлебнул холодного эля, поданного рабыней. Он увел Бренна из Харчевни в одну из караульных на Скотном дворе – свежаков отправили в Загоны, и служебные помещения опустели. Неужто, дрессировщик и правда хочет помочь? Неужто, верит, что у Бренна что-то получится? Но иначе, зачем бы ему заморачиваться, таскаться с порхом в Харчевню, искать место для уединенного разговора? Надежда опять замаячила, подразнила и подстегнула…

– Первая моя задача – не утонуть и дольше продержаться под водой, господин, – не слишком уверенно ответил Бренн.

– Но вас, свежаков, не обучали подводным схваткам, а готовили к Игре живцов-надводников…И потому Краб не сомневается, что через минуту, пообнимавшись с многоруким уродом, ты начнешь пускать пузыри… Ведь никто не даст тебе дыхательную маску для ныряльщиков.

Можно подумать, что Бренн хоть мгновенье на это надеялся… Хотя, если честно, то да, надеялся. А если еще честней, то он сразу подумал о маске, когда Хрящ рассказал о сквиде – он помнил слова Гайра о том, что кортавида-ныряльщик без маски долго не продержится, а короткий подводный бой зрителям не интересен, – развлечение должно щекотать нервы подольше…

– Я могу не дышать под водой почти три с половиной минуты…

Бренн врал. Ныряльщик-Микко постоянно натаскивал его, учил правильной задержке дыхания, обзывал лягушонком и ругался почище Хряща, если Бренн что-то делал не так. И теперь, с помощью яджу и «наставничества» Микко он сможет не дышать под водой вовсе не три минуты, а дольше, намного дольше, а значит – и выиграть драгоценное время.

Акулий хрящ поморщился. – Три минуты – неплохой результат для свежака, но на деле, чтобы одолеть головоногого хищника и пяти минут мало. Крак утопит тебя, удержав под водой подольше, а вернее всего, придушит и пробьет клювом.

– И что же мне делать, господин? – Бренн осмелился задать прямой вопрос, чтобы вынудить Ригана ответить по существу. Но сургач ушел от прямого ответа, продолжая рассказывать о том, что ожидает живца, если он отважится на бой с краком.

– Крючья на щупальцах сквида небольшие, но острые, и когда вспарывают кожу, ядовитая слизь попадает в кровь… Чтоб замедлить действие яда, тебя покрасят, может даже польют маслом. Будешь красиво блестеть, – Хрящ показал в кривоватой усмешке крепкие зубы. – На несколько минут такой защиты хватит… но когда повреждений много, то и отравы попадает больше…

Само собой, без яджу мне никак не обойтись – мелькали мысли, пока Бренн слушал сургача, – придется хоть как-то замедлить движения сквида, а самому действовать очень быстро. Тогда и крови потеряю меньше, и яда в ней будет немного. Он сосредоточился на словах наставника, – ведь любая мелочь может помочь, но Джерг Риган не особо старался помочь, а только пугал… Зачем? – он и так напуган до мокрых штанов…

– Хорошо бы знать, где у него сердце… Я бы вбил копье ему в пасть и достал до нутра… – пытался найти выход Бренн.

– У него три сердца… – Хрящ захохотал, – не ожидал, порх?

Да, этого Бренн не ожидал. И с чего это сургач ржет, как конь, – Бренн в первый раз видел, чтобы обычно сдержанный, холодноватый по характеру наставник так хохотал, показывая широкие желтоватые от табака зубы. Или это у него от расстройства, что живец не справится, и выкуп за него уплывет, или ему доставляет удовольствие ставить его в тупик, обрушивая пугающие до дрожи сведения о головоногом уроде, но не давая никаких советов, как ему противостоять… как его убить…

Подождав, пока Джерг Риган отсмеется, Бренн сделал паузу, нарочито глядя в сторону, и только потом задал следующий вопрос: – Я слыхал, что против крака можно использовать гарпун…

Дрессировщик внимательно посмотрел на него, будто заподозрив в насмешке над собой, затем пожал плечом, по-видимому решив, что ему показалось. – В Абиссае я наблюдал живописную картину, когда тройка не особо крупных сквидов напала на малый рыболовецкий баркас. Твари выдергивали людей прямо из лодки, придушивали, топили и били клювами. Из четверых не хилых мужиков один еще шевелился, когда его спасли. Правда, он уже мало походил на человека. Крак раздробил ему клювом кости, изжевал, а потом скреб на языке как на терке, что у кухарок для сухарей припасена…

– У этих рыбарей что – не было тесаков, рогатин? Почему они не вбили копья в мозг тварям прям через глотку? – озвучил Бренн мелькнувшую мысль, – или… или в глаз?

– Пару-тройку рук тесаками отрубили, но лишь по концам щупалец прошлись – под корень не удавалось, – огорчил его Риган. – Одному умельцу даже удалось вбить рогатину в глаз крака, и тот, подергавшись напоследок, ушел под воду. Но два других только разъярились больше, вошли во вкус. Баркас опрокинули… а дальше все закончилось, как должно было закончиться…

– Значит, копье или трезубец все же могут помочь… – повторил Бренн, – или хотя бы помешают сквиду сомкнуть челюсти.

– И могут, и помешают, – равнодушно кивнул наставник. – Но вот незадача – тебе запрещено пользоваться боевыми вилами или копьем. Разрешено взять меч и кинжал на выбор. Из амуниции – кожаный доспех и кулачный щит…

Бренна затопил прилив злости. А вот это подлый удар под дых! Нет – удар в спину! – он все же надеялся, что сумеет достать копьем до мозга твари. Или хотя бы не даст сквиду щелкнуть клювом, всадив ему в поганый язык трезубец… А кулачный щит – этот жалкий кусок дерева и кожи, которым едва можно прикрыть пузо – просто насмешка!

– Ну, значит, попробую мечом… – заявил Бренн, чувствуя как от негодования пульсирует в висках. Эта идея вызвала очередной приступ веселья у дрессировщика.

– Если сунешь меч в пасть, клюв раздавит и сломает тебе руку… – добивал его план Акулий Хрящ. – И даже, если бы ты по дурости решил пожертвовать рукой, то длины меча все равно не хватит, чтобы дотянуться до мозга через пасть.

– Можно использовать патту – у нее длинная гарда – она защитит руку до самого локтя…

– Гляжу, ты малость разбираешься в оружии, бывший ученик кузнеца… Ну, иди, выбирай, коли такой упертый, – Хрящ лениво поднялся и двинулся к двери. Бренн с ненавистью смотрел на широкую спину Ригана, но сумел отвести взгляд и задавить рвавшийся наружу выброс яджу. Не время. Не место.

***

В оружейной Казаросса он никогда не был. Во время дрессировок свежакам выдавали тупые копья и деревянные мечи с утяжеленной железной сердцевиной, а свободный доступ к боевому арсеналу имели только вольноотпущенные кортавида. Стены низкого просторного помещения были увешаны холодным оружием. Старый увечный порх, засуетившийся при виде Акульего Хряща, стал спешно зажигать пятисвечники, и отблески пламени медью заиграли на металле, придавая оружейной вид некоего святилища.

Бренн почувствовал, как злость и напряжение отступают под напором яростного интереса. Он узнал обоюдоострую лонголу с рукоятью из черного дерева, похожий на огромный серп острейший шотел, позволяющий достать врага даже за щитом, волнистые клинки шамширов, скошенный на обухе сторта, боевые адьяры. На низком массивном столе с выщербленными бортами лежали разных видов абордажные сабли и тесаки. Кортавида может выбирать, что захочет, в зависимости от того, с каким гадом он должен встретиться на водной арене, и как именно намерен его уничтожить…

Вот и патта – тяжелая, с длинным клинком и долгой гардой в виде рукавицы… очень старая, судя по исцарапанной кистевой чашке в виде змеиной головы, закрывающей поперечную рукоять. Крутанув меч, Бренн отложил его в сторону – не пойдет – предплечье прикрыто железом лишь сверху, а с нижней стороны лишь пара узких крепежных ремней, – нижнее подклювье твари пробьет незащищенную руку снизу. Хрящ, как это не обидно признавать, прав… Но пока – это хоть какой-то вариант.

– Да, порх, не поможет тебе патта, – качнул подбородком Хрящ, – и копье не поможет… Ты, верно, как и многие другие, думаешь, что в огромной башке сквида прячется большой мозг? – он наклонился вперед. – Так вот, мозг у моллюска крошечный, с твой кулачок. Поэтому ни копьем, ни клинком его не нашаришь, – да просто не успеешь нащупать, прежде чем он тебя скрутит…

Несмотря на злость и отчаянье, Бренн пытался сосредоточиться на словах сургача, но волны страха накатывали одна за другой, грозя напрочь смыть все мысли из головы. Джерг Риган щедро делился своими знаниями, но не советами, которые были нужны, как воздух под водой…

– К тому ж глотка у твари, как длинная труба тянется к желудку, проходя прямиком через мозги… А мозги наверчены вокруг этой глоточной трубы навроде…

«Навроде теста, намотанного на вертел, когда пекут «трубочки-пустышки», – закончил про себя Бренн фразу дрессировщика. Из холодной мглы вдруг всплыла яркая картинка – он с Дуги покупает у пекаря Сироса хрусткие, печеные на открытом огне трубочки, залитые сверху медом и посыпанные толчеными орехами… На миг вместо тяжелого холодного запаха железа, пыли и пота, Бренн ощутил приплывший из прошлого аромат корицы… Он все позабыл – полгода беспросветного мрака и ежедневного выживания выдавили из него почти все воспоминания из прежней жизни… И вкусы, и запахи… и даже лица людей…

– А если меч вбить в глаз и достать до мозга через него? – встряхнулся он. – Как сделал тот рыбарь из Абиссая, ведь он все же сумел завалить одного крака… И кортавида, я знаю, тоже иногда убивают барракуд, акул и даже огромных ракоскорпионов именно таким способом… Вгоняя меч в глаз! – Бренн упорно продолжал искать выход. Глянул на Хряща, ожидая хоть какого-то знака одобрения или подтверждения, что он мыслит в нужном направлении.

– Всерьез надеешься дотянуться до глаза монстра ножиком? И головоногая тварь великодушно подарит тебе такую возможность, покорно ожидая удара и смирно опустив ручки? – обрезал сургач. – У того рыбаря была острога! И он бил, когда сквид подставился, повернувшись к нему бочиной и хватая его сотоварищей. Думаешь, он позволит тебе подобраться к себе сбоку? Вплотную? А спереди глаза прикроет частокол щупалец, и пока ты будешь замахиваться, чтобы отрубить их…

Глубоко вдохнув, Бренн перебил наставника, даже не заметив этого:

– Я их отсеку. Срежу. Без замаха.

– Ну да, кто бы сомневался, – хмыкнул сургач.

Ну почему Акулий хрящ – в прошлом опытный кортавида-ныряльщик, не подскажет ему выход, не мог понять Бренн. Будто находит некое мрачное удовольствие, тыча носом в оплошности и подчеркивая, что он неспособен разработать четкий план боя. Или его забавляет, что свежак исходит соплями от страха и собственного бессилия? Или, что еще хуже – может, сургач и сам не знает, как завалить иглозубого крака без маски и необходимого оружия? Эта смутная раздражающая догадка повергала Бренна в еще большее отчаянье.

– А прежде, как кортавида справлялись с таким зверем, господин? – задал он прямой вопрос.

– Да никак, – небрежно пожал плечом Хрящ, подтверждая опасения Бренна. – Такого сквида в Казаросса привозили лишь раз.

– И как же боец отбился? – спросил Бренн, уже предвидя ответ.

– Да никак, – нахмурился Риган. – Когда тварь атаковала, подводник почти ничего не успел предпринять, хотя к бою готовился серьезно. И тактику продумал, и трезубец у него был, и тулвар, маска, само собой, и доспех не хилый. А сквид решил поиграть – зажал ему руки и ноги щупальцами, растянул навроде морской звезды, подтащил к пасти, пробил клювом доспех, и, не спеша, стал выгрызать парню требуху. Лучше бы тот задохнулся, но он дышал, пока работала эта хренова маска, и сквид принялся растирать его на языке еще живого. Смаковал. Зрители, конечно, были в диком восторге.

Бренн вдруг понял, что окончательно запутался – паника не давала ему собраться и не спеша, хорошенько все обмозговать… Ведь подобрать именно то оружие, которое понадобится, можно только после того, как придумаешь план предстоящего боя…

– Ладно, обрыдло мне ходить кругами, порх. Тебя ан Хурц хочет использовать именно как живца, как сочную трепыхающуюся наживку, чтобы раздразнить крака и впечатлить публику его лютостью… А после того, как сквид отымеет тебя по полной, к уже сытому зверю запустят троих кортавида в масках, вооруженных и защищенных как надобно…

Последние слова сургача Бренн слышал будто сквозь воду – у него заложило уши. Он чувствовал себя одним из попавших в корзину махоньких каменных крабов, которых они когда-то очень давно – и в другой жизни – ловили с Дуги. В тело уже впился крючок и вот-вот тебя закинут в жадную рабью пасть. Бренн помотал головой, отгоняя морок.

– Мне нужен изогнутый клинок, типа скальме, чтобы резал, а не рубил, – упрямо гнул он свою линию.

– Надеешься, значит… – покачал головой сургач.

– А что – лучше сразу утопиться, не дожидаясь Игры? – не выдержал Бренн, прямо посмотрев в глаза Ригану, и тут же получил короткий удар кулаком.

– Обнаглел, порх?! Место свое позабыл? – рявкнул сургач. Но, отлетев в угол, Бренн сразу почувствовал, что тот бил не в полную силу. Он не стал, как полагалось, вымаливать прощенье у господина, опасаясь сурового наказания. Приблизившаяся вплотную смерть прибавляла смелости, – когда на кону жизнь, разбитая морда не в счет… Он поднялся, утер разбитый рот.

– Вот твой скальме, – буркнул Хрящ, кивнув на меч-кинжал с изогнутым потемневшим лезвием и открытой рукоятью. Удивительное дело, но удар сургача неслабо встряхнул Бренна. Он пришел в себя. Хмуро покрутил скальме, рассеянно вытирая с клинка кровь, капающую из носа.

Нет, не то. Надо сосредоточиться. Хрящ прав – с мечом длиннее локтя неловко драться в воде, которая замедлит движение и уменьшит вес меча. Так что рубящие удары, при которых нужен замах, – лишь потеря времени и сил. Значит, нужен короткий обоюдоострый меч, годный для режущего и колющего удара. И никакой гарды – она не спасет руку, а лишь помешает вращать кисть.

– Вот этот. – Перед сургачом лег клинок с перекрестьем-дугой, листовидным телом, как у ксифоса, но более короткий – всего в локоть длиной.

– Почему не махайра? – с вялым любопытством спросил Хрящ.

– Махайрой лучше рубить, а не резать, господин.

– Акинак?

– Годится для колющих ударов…

– Копис?

– У него односторонняя заточка… А меч, который выбрал я, хорош и для секущих, и для тычковых ударов.

– Это не меч, а игла портняжная… Пойдешь на головоногого монстра с иголкой?

– Вы сами сказали, господин, что замах только время сожрет, ну а длина клинка мало что значит, коли им все одно до мозга через пасть не дотянуться… Наоборот – даже помешает…

– Пусть так, это твой выбор, девяносто девятый, – не стал возражать Хрящ, – что еще?

Бренн провел пальцами по клинку увесистого чинкуэда с костяной рукоятью. Ему нравилось треугольное лезвие, расширяющееся к перекрестью. Кинжал был длиннее, чем тот, которым ему угрожал гнусавый Джок. Покойный Джок. Чуть подумав, отложил.

– И чем не угодил?

– Чинкуэда неплох в ножевой драке – его легко выдернуть прямым хватом из поясных ножен за спиной. Но такой широкий клинок в тулово сквида глубоко не войдет. Прорежет да и завязнет…

– Но ведь ты собираешься выковырять им глаз твари? Где ж он завязнет? – поймал его Хрящ. На миг Бренну показалось, что сургач увлекся разговором, и он попытался объяснить подробней.

– Собираюсь, но ведь это вовсе не значит, что у меня получится. Кто знает, куда и как придется бить на самом деле. Потому лучше выбрать такой кинжал, который я смог бы заменить ксифосом, если не выйдет использовать и тот, и другой одновременно.

Бренн внимательно рассматривал клинки. – Этот, – положил он перед Хрящом тяжелый, похожий на баслард, кинжал с прямым перекрестьем, длиной около двух ладоней.

– Тогда почему не кваддара? – заинтересовался Хрящ, кивнув на большой кинжал с роговой рукоятью. – Или дага?

– Слишком длинный клинок у обоих. К тому же, у кваддары нет перекрестья, и при тычковом ударе запросто можно распороть ладонь – соскользнет на лезвие…

Сургач хмыкнул – похоже, ему нравилось обсуждать достоинства и недостатки оружия, – неважно с кем, пусть даже с рабом. – И где закрепишь?

– Справа на бедре…

– Почему справа? Ты ж не левша, – приподнял бровь Хрящ.

– Не левша, господин, просто не хочу терять время – недосуг мне будет прокручивать кинжал или перекидывать его в правую руку. Выхвачу его левой обратным хватом… Правой отсеку мечом щупальца, прорвусь через них к башке и вобью кинжал в левый глаз твари…

– Все? – как-то устало спросил сургач, внезапно теряя интерес, будто осознав, что слишком долго беседует с никчемным мальчишкой-порхом, и что выбор оружия ничего не решит в предстоящем бое… Тем более, что бой этот вряд ли состоится, если только бог удачи – хромой Перу-Пели – не благоволит этому свежаку, как когда-то молодому Джергу Ригану.

– А еще, – Бренн на миг задумался, подойдя к соседнему столу с амуницией, – я все же возьму кулачный щит, – это лучше, чем ничего… – Он покрутил в руке треугольный баклер в полторы ладони шириной. Щит напоминал детскую игрушку, что продавались в лавке старого Ямси на Рыночной площади, и по размеру был даже меньше круглых батлеров, которые свежаки применяли на дрессировках.

– Бери, играйся, порх, – пожал плечом Риган, уже подходя к двери, подтверждая своим поведением, что бывший кортавида обсуждал с Бренном подробности схватки лишь по старой привычке, а живца-смертника с самого начала списал со счетов. Но тогда какой прок сургачу тратить на него время и разводить эту канитель с оружием и разговорами? – недоумевал Бренн.

– Да, совсем забыл, – Акулий Хрящ остановился в дверном проеме и, не удостаивая живца взглядом, бросил через плечо: – Хозяин обещал тебе свободу, если справишься с иглозубым гадом… Впрочем, это неважно.

Как это неважно? – растерянно метались мысли. Ведь свобода – это та самая цель, к которой стремятся все порхи, все живцы и кортавида… Или это неважно, потому что Джерг Риган действительно считает, что для Бренна свобода так и останется недостижимой мечтой?…

Глава 22. Цвет железа

Сердце радостно бьется. Ему семь лет. Он стоит перед угольным горном в просторной полутемной кузне. Глаза перебегают с наковален на доску с молотками-ручниками, на полки, где тускло поблескивают зубила, чеканы, подбойники и гладилки. Горьковато-крепко пахнет углем, дымом, каленым железом. Хороший запах, он успокаивает. В длинном кожаном фартуке подходит Морай и принимается разжигать горн. Он никогда не использует спички, а делает это по старинке: частыми ударами разогревает докрасна гвоздь и поджигает им паклю, а от нее уже вспыхивает костерок. Бренн завороженно следит за мастером.

Вот Морай надевает огромные рукавицы и, подождав, когда уголь в горне раскалится, закладывает туда кусок железа. Вот заготовка засветилась красно-малиновым. Кузнец клещами переносит ее на наковальню, берет ручник и начинает ковку. Удары быстрые, веселые. Когда цвет заготовки тускнеет до темно-красного, мастер останавливается: – Научись определять готовность железа к ковке по цвету. Если металл заиграет, заискрится звездами, значит, ты за ним не уследил, и он уже «сгорел». Суетиться поздно. Такая заготовка разлетится под ударами молота. Бренн важно кивает. Он понял.

– А коли заготовка недостаточно нагрета, то уж после нескольких ударов потеряет гибкость. И придется тебе опять закладывать ее в горн и нагревать. А от частых нагревов железо становится дурным, слабым… Потому в кузне всегда полумрак, чтобы легче следить за цветом металла…

***

Бренн открыл глаза и наткнулся взглядом на сырые каменные стены Загона. Впервые за полгода ему привиделся сон из его прежней жизни. Желто-красные переливы на металле, веселый огонь в горне, ободряющая улыбка Морая, сверкнувшая в полумраке…

Сегодня Игра. День смерти или день победы.

Уже за неделю до проведения Игры живцов и следующих за ней боев кортавида, стены Казаросса и городских зданий пестрели яркими афишами, сообщавшими о подробностях устраиваемого зрелища. Большими яркими буквами писали имена самых успешных бойцов, – как свободных, так и бывших порхов, сумевших выкупиться и теперь продающих свои умения за деньги. Листки с программой раздавались гостям у всех входов и на зрительных рядах.

Тухлый Краб, знаменитый своей легендарной алчностью, очень хорошо умел считать и рассчитывать, и потому стоимость билетов на самые верхние трибуны была доступна даже обитателям Канавы. Курочка, он ведь по зернышку клюет… Так думал ан Хурц, умудрявшийся разглядеть в себе, не смотря на жабью внешность, эту самую кропотливую курочку… Но основная доля прибыли набиралась за счет дорогих билетов на первые и центральные трибуны, а также – благодаря азартным игрокам и бешеным ставкам. Изучая списки бойцов, зрители заключали пари, причем это разрешалось делать и в антрактах, и даже в определенные моменты в процессе представлений. Хозяин Казаросса учитывал все мелочи, все зернышки…

Пресыщенный казнями и зрелищами, великий город скучал, если опытные бойцы расправлялись с морскими гадами слишком легко и быстро, а живцы на Игре отделывались лишь увечьями. Потому, чтобы насытить людской аппетит к кроваво-красочному зрелищу, гибель трети новобранцев на Игре рассматривалась как обязательный минимум. Пороки и страсти требовалось подпитывать, иначе влечение зрителей к представлению угасало.

***

В зелено-голубой воде древнего Аквариума растворено больше крови, чем соли, но в погожие дни она сверкает как изумруд, кожа молодых кортавида золотится под солнцем, а кровавые брызги кажутся особенно яркими и нарядными. Вместе с другими Бренн уже пару часов напряженно ждал лязга открываемого засова. Парни, которые сегодня провожали на Игру первую группу живцов, исчерпали запас насмешек и ободряющих слов, и сникли в глухом молчании. Бренн чувствовал, как в спину упираются их взгляды. Остающиеся сегодня в безопасности, они понимали, что судьба дала им лишь отсрочку на пару-тройку недель, и скоро с тем же безжалостным равнодушием насадит их на крючок… И тогда вслед за первой группой они покинут Загон, чтобы уже не вернуться.

Скудная порция жидкой похлебки не проталкивалась в горло. А больше ничего, кроме воды, им сегодня не давали. Да и плевать – от волнения Бренн все равно не мог глотать. Поставленная полгода назад цель – выжить, пробиться в группу лучших кортавида и выкупить свободу, теперь казалась далекой, как звезды, а все усилия казались тщетными. Даже лоху понятно, что обещание Тухлого Краба подарить ему свободу в случае победы над сквидом, дано лишь для вида, чтобы поддержать у зрителей репутацию «справедливого и доброго хозяина». Ведь нужно как-то обосновать тот факт, что уцелевшего живца – если он, конечно, уцелеет – сразу после Игры вновь отправляют в бой. А так – все приличия соблюдены, – великодушный владелец Казаросса Нут ан Хурц дарит шанс ничтожному, но везучему порху стать свободным. Правда, за определенную плату – за дополнительный смертельный риск. Неслыханная щедрость…

Наконец, дверь громыхнула. Сегодня Шило сопровождали четверо стражников, державших наготове тулвары – случалось, что психика идущих на смерть молодых живцов не выдерживала, и они нападали на охранников и воспитателей. Чтобы напрочь вышибить даже мысль о подобных выходках, в коридоре их ждали еще четверо стражей с короткими тяжелыми мечами и алебардами. Этим страшным оружием в случае бунта рубили всех порхов без разбора – глубокие рваные раны не оставляли надежды выжить.

До начала представления их держали в Отстойнике – душной раздевальне, пропахшей старой кожей, едким потом и страхом. Здесь уже было приготовлено не учебное, а настоящее оружие, которое им предстояло опробовать впервые, однако до особого разрешения никто из живцов под страхом смерти не смел к нему даже притронуться. Надсмотрщики следили за каждым движением порхов, и Бренн чувствовал их тайную надежду на то, что кто-то их живцов сорвется, и можно будет устроить показательную расправу над непокорным рабом.

Одних парней накатывающий волнами страх заставлял онеметь, другие были в крайнем возбуждении, и не могли успокоиться, страдая неудержимой болтливостью, остальные бестолково топтались возле узких окошек-бойниц, за которыми бурлила и пенилась жизнь свободных. С одной стороны бойницы Отстойника, выходили на празднично украшенные трибуны и арену, где уже все было готово к Игре, с другой – на шумную площадь перед главным входом в Казаросса, накрытую огромной тенью древнего здания. Казалось, что там собралось население всего города.

Касаясь виском прохладного камня, Бренн жадно смотрел на площадь, впитывая краски, голоса и запахи. За полгода заключения в подземельях, это было первое, и возможно – последнее свидание с родным городом. Квартал вокруг стен древнего центра развлечений лопался от обилия гостиниц, Веселых домов, дорогих и дешевых трактиров и шатров-закусочных, где кормили простой едой, но обильно и сытно. Яростные вопли зазывал эхом отражались от каменных стен. Шустрили разносчики, продавая лепешки с медом, жирные сладкие булки, горячие мясные и рыбные пироги. В лавках можно было отыскать любой товар: здесь продавали ветхие фолианты эпохи Раздора и дешевые книги с красочными картинками, целебные микстуры и редкие травы с юга, торговали тканями и готовой одеждой для простолюдинов и ноблесс, духами и притираниями, предлагали на разлив бочковый эль, синюху, сладости и механические игрушки… Вдоль стен тянулся ряд колясок и портшезов, возле которых сидели на коленях порхи-переносчики, ожидавшие хозяев.

К главному входу Казаросса то и дело прибывали паланкины богачей, легкие коляски, запряженные порхами, спешивались благородные всадники. Среди мужчин, потираясь о них бедрами и едва прикрытыми грудями, скользили молоденькие хусры, заманивая клиентов в Веселые дома и продавая картинки оголенных дев в крайне возбуждающих позах и разных видов соитий, где в качестве половых партнеров выступали собаки, свиньи, ослы, обезьяны и жеребцы.

Бренн напряженно выискивал знакомые фигуры и лица, – сегодня он постоянно думал о Дуги и Морае – вдруг здесь окажется кто-то из них, ведь теперь им точно известно, что он в Казаросса… И вполне может быть, что они купили билеты на балкон. Хотя вряд ли они на площади – ведь для простолюдинов предназначены входы в боковых арках здания. Да и если бы он их увидел, то все равно не смог бы подать знак…. Надо заставить себя отвернуться, надо…. Но оторвать взгляд от кусочка прежней жизни, бурлящей за узким, как щель, окошком, не получалось.

В желудке застыл кусок льда, надежда на жизнь и возможное бегство благополучно сдохла еще вчера, когда он провернул в голове все сведения, которые ему любезно изложил Акулий Хрящ. И что толку было обсуждать план боя? Даже если он уцелеет в Игре, то остатков яджу вряд ли хватит, чтобы справиться с огромным хищным гадом.

Потребуется целый мешок удачи от Перу-Пели.

Потребуется много чего еще…

***

К главному входу для благородных направлялась открытая коляска, запряженная бледнокожей порхой, которая бежала, напрягаясь изо всех сил. На бритую голову невольницы была надета лошадиная узда, на плечи и шею хомут, к которому крепились оглобли. Ременная упряжь туго охватывала ее груди и проходила меж бедер. Кожаный треугольник прикрывал лобок невольницы, оставляя обнаженными ягодицы, исхлестанные плетью. Полулежащий в кресле Непорочный в красной широкополой шляпе то и дело дергал за поводья, и голова женщины откидывалась назад. Жрец не использовал лошадь или сильных упряжных порхов-мужчин, – похоже, он наслаждался мучениями молодой рабыни. Если порха замедляла бег, гибким стеком жрец наносил удар по ее заду и на коже вспухал багровый след. Еще две невольницы, бегущие рядом с коляской, обмахивали Непорочного огромными веерами из хвостовых перьев джаккайских дивноптиц. Коляску сопровождали четверо вооруженных телохранителей и двое эфебов.

Экипаж подъехал ближе, развернулся, и Бренн увидел лицо жреца. Ненависть и давний детский страх сжали сердце – невольницей управлял Отец Непорочных Скаах ан Хар. Лунообразное лицо, очки цвета тухлой крови и приветливая, будто приклеенная улыбка, не сходившая с губ, даже когда жрец энергично хлестал рабыню.

Увидев продавца желтых слив, Верховный жрец резко натянул поводья и упряжная порха издала вопль, схватившись за мундштук во рту – по-видимому жесткое грызло впилось женщине в небо и язык. Это вызвало довольные смешки юных эфебов.

– Ах ты гнида подкожная… – пробормотал Бренн, ощущая ярость и свое полное бессилие помочь, наказать, отомстить…

Пожилой разносчик, кланяясь, подбежал коляске и протянул Жрецу блюдо с огромными сочными сливами. Выбрав и надкусив сливу, Скаах, скривив губы, отшвырнул ее и тут же «пришпорил» рабыню, хлестнув стеком. Коляска резко тронулась, и торговец не успел отскочить – тяжелое колесо прокатилось прямо по его ступням в веревочных сандалиях. С воплем упав на спину, старик корчился, схватившись за раздавленные пальцы. В пыли золотистыми шарами сияли сливы.

Жаркая злость, ударившая в голову, и жажда мести подстегнули Бренна не слабее бича. Кроме Скааха, который изуродовал его детство, перед глазами всплыла самодовольная холеная рожа Вислоусого. Эти скоты ответят по полной! Бренн Ардан не поплетется безропотно на заклание, как жалкая овца… Он не сдохнет ни на Игре, ни в клюве поганого сквида… Он сам задушит этого морского гада, он выгрызет его сраный глаз!

А если он выживет…. Нет, не так, – а когда он выживет, то сразу начнет думать, как выбраться из этой задницы и вернуть свою жизнь обратно.

Отвернувшись, Бренн подошел к противоположной бойнице, через которую открывался прекрасный вид на место смерти тысяч молодых парней – живцов и кортавида, погибавших здесь веками на потребу любителей острых впечатлений. Водная арена была раза в четыре больше бассейна с Каруселью, где проходили дрессировки свежаков.

Кровавое действо было продумано до мелочей. Чтобы публика не скучала ни минуты в ожидании главного зрелища, на ажурных перекидных мостиках, перекинутых через изумрудное водяное зеркало Аквариума, ее развлекали акробаты, танцовщицы, музыканты, шуты и жонглеры. Но Бренн сосредоточился на другом, – внимательно оглядывая водную арену, он запоминал расположение площадок, подвесных конструкций, прикидывая время перебежек, наиболее удобные и опасные места…

Дверь в Раздевальню отрылась – Хис Яппар, поморщившись от кислого запаха, висевшего в тесном душном помещении, приказал всем снять набедренные повязки. После этого живцам было велено по очереди вставать в принесенный слугами чан, куда стекала красноватая маслянистая жидкость, которой рабы обливали каждого из больших ведер. Бренн почувствовал сладковатый железистый запах… Что-то знакомое… Точно – смесь анисового масла с кровью и мясным соком для привлечения хищных рыб. Бренн вспомнил рыбалку с Дуги у Черного зуба, в который раз с горечью осознавая, что теперь приманкой будет он сам.