Текст книги "Обед за один доллар"

Автор книги: Вейо Мери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

– Моя рука… Моя рука… – послышалось с дивана.

– У него рука затекла, – решил лавочник, встал и вытянул руки спящему.

– Мой живот… Мой живот…

Из радиоприемника на кухне доносились слова молитвы – передавали богослужение.

– Неужели уже обедня идет? – удивился лавочник.

– Проясняется, – заметил один из хуторян.

– Где? – спросил лавочник.

– Да там, на улице.

Ящики с гвоздями

Справа лежал огромный серый и неподвижный, как труп, Финский залив. Даже днем там был беспросветный мрак. Волн различить невозможно было, сколько ни вглядывайся. Песчаный берег терялся в далекой дымке.

С нашей гряды хорошо просматривалась равнина, на которой рос негустой лесок. Там, внизу, саперы вырубали деревья и сооружали проволочное заграждение. Дальше высилась гряда, в точности такая же, как наша, темный сосновый лес ее сливался с серым небом. Вдоль той, другой, и проходила передовая.

Шел дождь, он шел уже так давно, что к этому привыкли. Время от времени с деревьев срывались тяжелые капли и глухо ударялись о землю, как плевки. Мы поднимались на нашу гряду рыть третью линию траншей: решили незаметно от неприятеля перенести передовую на более выгодную позицию. Нам отметили белой известковой линией ход новой траншеи. Почва была песчаной, в день каждый из нас должен был продвинуться на пять метров. Боевой окоп делается узким: на дне шестьдесят сантиметров, а наверху – метр. Глубина – полтора метра.

Копали мы вдвоем, так намного легче, тем более что напарником моим оказался довольно крепкий парень, куда сильнее меня. Мы покончили с работой за два часа и ушли. Решили подкрепиться у себя на артиллерийской позиции. И вот спокойно сидели и болтали. Со стороны залива доносились бульканье и посвистывание, будто в котелке мирно варилась картошка. Это был лишь слабый отголосок канонады: немцы вели артобстрел Ленинграда.

– Не очень-то там сейчас весело, – заметил мой друг.

– Здесь, что ли, хорошо?

– Все лучше, чем там.

– Там город, а здесь насквозь промокший лес, не забывай этого.

…Казалось бы, совсем недавно я окончил лицей. Потом была офицерская школа в Хамина, из которой меня, правда, исключили… Может быть, оно и к лучшему?.. А тут еще я здорово опоздал из отпуска, загулял на собственной свадьбе. Вот так-то! Судили, конечно, и военно-полевой суд отобрал у меня одну нашивку. «Возьмите уж заодно и вторую, так вас и так», – не выдержал я. Отобрали и вторую. Наплевать им, что я успел отличиться во многих боях.

…Мы сидели и трепались о том о сем, и тут подошел к нам полковой интендант майор Метсякууси.

– Где у вас мусорная куча? – грозно спросил он, наступив на отбросы.

– Куча как раз под вами, господин майор, – отчеканил я.

Он тупо уставился на меня. Я, надо сказать, произвожу впечатление интеллигентного человека, и в конце концов майор расценил это как дерзость.

– Смир-р-но! Руки по швам. Запрещается выбрасывать мусор на позиции! заорал Метсякууси и принялся изучать содержимое кучи. Сначала он разворошил рукой картофельную шелуху (ну и дерьма же было внутри!), потом снял перчатки, чтобы не запачкать, и начал усердно вытаскивать все по порядку: заплесневевшую картофелину, проросшую, всю в шишках и наростах, и, наконец, полугнилую. Тут майор обрадовался, поднес ее к заблестевшим глазам и слегка ковырнул ногтем: – Ага, съедобная картошка! Вот что они вытворяют! Предупреждаю, если будете такую выбрасывать, картошки больше не получите. И зарубите это себе на носу.

– Так точно, зарубим, господин майор.

Я удивился, как он не слопал эту гниль. Поговаривали, будто майор на глазах у солдат прямо-таки пожирает отбросы, чтобы продемонстрировать их съедобность. Но сейчас, вероятно, зрителей было слишком мало, всего двое, он не стал устраивать представления и ушел.

Только мы сели снова, как заявился командир батареи Вики Сунд, самый толстый в мире артиллерийский капитан. Вечно голодный, Вики всюду неотступно ходил за интендантом. Еще бы, одна ножища нашего капитана с мое туловище! Уникальное зрелище, скажу я вам. Нас отправляли на фронт со станции Коувола, так люди просто диву дались: «Боже праведный, а таких-то зачем берут на войну? Кому понадобилось это пушечное мясо?!»

Вики только посмеивался. У него было большое имение, и каждые две недели ему присылали из дома полтелячьей туши и деревянные ящики с хлебом и картошкой. На ящиках было аккуратно выведено: «Зимнее обмундирование».

– Что вы тут прохлаждаетесь? Идите выполнять задание! – с брезгливой миной приказал Вики.

– Уже выполнили, господин капитан! – ответил я.

Но Вики не поверил. Пришлось тащиться и показывать.

– Молодцы, и в самом деле вырыли. – Вики угостил нас сигаретой и ушел.

Мы спрыгнули в мокрый окоп и, сев на рукавицы, закурили. Если бы нам не помешали, вероятно, мы так и проболтали бы здесь до самого вечера. Но вдруг появился незнакомый капитан, остроносый, смахивающий на иностранца.

– Кончил дело – гуляй смело, верно, мальчики? – Он протянул сигареты.

– Да мы уже курим.

– А вы положите за ухо, выкурите потом, – посоветовал он и бодро спросил: – Как тут у вас насчет боевого духа?

– Кончился бы наконец этот дождь и эта проклятая война, – вздохнул я.

– Артиллерист?

– Так точно, артиллерист.

– Зря жалуешься. На фронте не так уж плохо быть артиллеристом. Кстати, кто у вас командир батареи?

– Капитан Сунд.

– Не знаю такого.

– Быть не может, этакая туша!

– Все равно не знаю. Так вот, мальчики, чем баклуши бить, лучше помогите мне. Я тут недалеко ящики с гвоздями припрятал, они валялись на дороге. Зачем добру зря пропадать! Ящички-то ничейные!

– Ну что ж, годится, – согласился я.

Капитан пошел первым, и тут только обнаружилось, что сзади на поясе у него русский наган. Мы спустились по тропе вниз. Проволочное заграждение было уже готово, но в одном месте зияла большая дыра.

– Осторожнее, идите за мной, здесь мины, – предупредил капитан.

– Что он сказал? – спросил мой друг.

– Он сказал, тут мины.

– Ну и черт с ним!

– Кто не верит, может пройтись, – добавил капитан.

– Я не говорил, что не верю.

– А то попадется такой, ни за что не поверит, пока на собственной шкуре не испытает. Но в жизни-то не все можно испытать на себе, это точно.

Противоположный склон не был расчищен, мы повернули налево и пошли вдоль него.

– Ишь ты, сколько колючей проволоки, целые километры, – удивлялся мой друг. – Я думаю, не так-то просто ее сварганить.

– Почему? – поинтересовался капитан.

– Больно колючая!

– Не волнуйтесь! – усмехнулся капитан. – Проволоку делают машины.

– Еще бы, просто так, голыми руками, и не схватишь.

– Слушай, а ты у нас, оказывается, умник!

Мы все шли и шли, и лишь когда отмахали километров пять по верху гряды и по равнине, капитан объявил перекур. Он дал нам по сигаретке. Присели на корточки и закурили. Тихо было, кругом сплошь лес. И вдруг за спиной у нас прогремели выстрелы.

– Вас как зовут? – невозмутимо спросил капитан.

– Хэмелайнен.

– Вы что, из Хэме?

– Да нет, из Хельсинки.

– Так обычно и бывает, а в самом Хэме и не встретишь Хэмелайнена… Стихло, по-моему. А ты что скажешь, умник?

– Ничего.

– Тогда пойдем дальше. Вроде бы где-то тут я прятал ящики.

– Послушай, – мой напарник пнул меня в бок. – Кто он такой, а?

– Откуда мне знать?

– И зачем только нас нелегкая понесла!

– Черт, как сквозь землю провалились! Должны же быть где-то рядышком, капитан почесал в затылке. – Неужто кто-то оказался хитрее нас?!

Мы прибавили шагу.

– Смотри, у него русский наган, – шепнул мой друг.

– Да вижу я.

– А у меня и винтовки-то нет.

– Тише ты, он услышит.

Тут явственно донесся шум и треск, будто где-то впереди валили лес. И действительно, вскоре мы увидели человек двадцать, яростно работавших топорами, причем совсем незнакомых.

– Лес рубят – щепки летят, – заметил капитан. – Вы устали?

– Нет.

– Эти люди, по-видимому, совсем из другого отряда. Выходит, мы проскочили.

Повернули и пошли обратно.

– Вот увидишь, нет у него никаких ящиков.

– Тсс, помалкивай.

– В чем дело? – вмешался капитан. – Кажется, нашему умнику уже все порядком надоело. Что ж, сядем покурим.

Мы плюхнулись на мокрую землю, как в кадушку с водой.

Три ящика с гвоздями вскоре нашлись в ближних кустах, они были поставлены один на другой. Капитан вытащил средний и уселся на него.

– Что это умник такой мрачный? Неужто устал? Не верится, разве что самую малость. Такого богатыря усталость не берет.

– Не устал, – мой напарник схватил сразу два ящика, а капитан только сделал вид, что тоже собирается нести.

Мы поплелись в обратный путь. Спустились в долину и сразу же с головой пропали в густом и высоком кустарнике. Целых полчаса мы продирались сквозь него, как сквозь заросли камышей, – такая же пытка.

– Скоро уже наша дыра, – бодро сказал капитан.

Словно в ответ, со стороны проволочного заграждения застрочил автомат. Он трещал, будто игрушечный. Мы бросились на землю.

– В чем дело? Почему в нас стреляют? – удивился капитан. – Эй вы, не стреляйте!

– Кто там кричит? – спросили «кусты».

– Да Йокилехто.

Снова рвануло и шарахнуло.

– Это Йокилехто. Вы что, не слышите?

– Слышим, конечно. И откуда они только берутся?

– Что?! Да ты у меня сейчас схлопочешь за эти слова. Я капитан Йокилехто.

– Видали мы таких…

– Ну и дела, – возмутился капитан, – придется переползать на другое место.

Как только мы поползли, «кусты» угрожающе зашевелились: они умели стрелять.

– Не стреляйте, не то я прикажу открыть огонь, – рассердился капитан.

– Ишь, гады, так залегли, что и не зацепишь, – переговаривались в кустах.

– Ой, ящик выронил! – спохватился мой друг, отползая назад.

– Куда это он? – быстро спросил капитан.

– Он ящик выронил.

– Вот сумасшедший, ящик вздумал искать! Здесь же кругом мины. Только помалкивай. Вскоре показался мой друг.

– Надо же, вернулся оттуда, живой.

– Я ящик уронил.

– Да знаю. Хэмелайнен мне уже доложил. Стемнело. Мы ползли и ползли.

– А вдруг здесь мины? – занервничал мой друг.

– Без паники! Спрашивается, кто и когда мог заминировать этот кустарник?! Давайте лучше послушаем, почему-то моря совсем не слышно. А что это такое сыпучее, интересно? Ха, да это же песок. А вот и вода! Ну что ж, обыкновенная вода. Ничего страшного.

Я и не заметил, как уже стоял по грудь в ледяной воде. Волна бесцеремонно съездила мне по физиономии.

– Кто-нибудь видит зарево? – не унимался капитан. – Вот темнотища, ни зги не видно. Где же этот Ленинград, черт возьми, провалился он, что ли? Там же должно все полыхать.

– Стой! Кто идет? – спросили глухо, будто из-под земли.

– Это капитан Риббентроп! – крикнул остроносый. – Не узнаете?

– Ага, ну покажись, раз назвался, – пролаяли из подземелья. – Выходи, выходи, что же ты?

В небо взметнулась ракета и осветила все вокруг. Мы почувствовали себя словно раздетые и побежали со всех ног, пока, наконец, не ввалились в лес. Я заметил, что на берегу не было заграждения, по-видимому, еще не успели сделать, а может быть, просто проволоки не хватило.

– Да кто ж вы такой на самом деле? – не выдержал мой ДРУГ.

– Я же только что назвался, – отмахнулся капитан.

– А тот, кто спрашивал, Молотов, что ли?

– Как вы разговариваете с начальством! – вдруг рассвирепел капитан. Фамилия!

– Егерь Лохенполви.

– Что-что?

– Лохенполви, Вильо.

– Врет и не краснеет. Вот погоди, я выясню твое настоящее имя. Молись, пока не поздно.

– Разрешите обратиться, куда поставить эти ящики? – спросил я в надежде избавиться от капитана. На самом-то деле свой ящик я «обронил» еще на берегу моря.

– Ящики? Вы все еще их несете? Да суньте их куда-нибудь, куда хотите, хоть в задницу, этой войне не очень-то нужны ящики с гвоздями.

Тут мой друг не выдержал и грохнул ящики об землю.

– Ах, твою… А я, идиот несчастный, всю дорогу тащил их, – сказал он, чуть не плача.

– Зачем так отчаиваться?! Главное, что я вас за это не ругаю.

– Ничего! Это в последний раз! Больше уж меня не проведешь. Распелся: «Ящики, ящики, ящики…»

– Ну, наш умник что-то раскис. Пора, наверное, спать, ребята. Большое вам спасибо за помощь.

– За «спасибо» курица яйцо снесла.

– Вы что это, смеетесь надо мной?

– И не думал, господин капитан.

– Смотрите у меня.

Тут я не на шутку рассердился.

– В конце концов, что это за издевательство, господин капитан? Во имя чего, спрашивается, мы, рискуя жизнью, перли на себе эти ящики?

– Можете забрать их себе.

– А те, что в лесу деревья валили, были не наши. Думаешь, мы не поняли? – не отставал мой друг.

– Разумеется, не наши. Наконец-то до вас дошло! Неужели трудно было догадаться: за то время, пока мы с вами ящики искали, передвинули линию фронта.

– Е-елки, так вот, оказывается, в чем дело! – поразился мой товарищ и моментально успокоился.

– Вот умник наш и сообразил. Совсем другое дело… Закурить бы после такой встряски, да сигареты намокли.

– А моя так и лежит за ухом, – обрадовался мой друг. Я стал искать свою, чуть ухо не оторвал, дурак, но сигареты не было.

– Спокойной ночи, – сказал капитан. – Днем встретимся, посмеемся над этой историей.

Но мы больше так и не встретились никогда, тем более днем.

Расческа

Внутренний монолог одного молчаливого финна

…Дело было в поезде. Молодой человек уронил расческу. Расческа эта закатилась под батарею. Молодой человек нагнулся, пошарил по полу, поводил рукой между витками батареи, но расчески и след простыл. Что потеряешь в поезде, ни за что не найдешь. Что расческа, расческа – пустяки, я вот однажды билет потерял. Он упал и тоже провалился за батарею. Я его, разумеется, с тех пор больше не видел. Тут, как назло, появился кондуктор и сурово так сказал:

– Прошу тех, кто вошел на станции Хювинка, предъявить билет.

Он двинулся к нашему ряду, а я сидел себе как ни в чем не бывало.

Им, кондукторам, говорят, даже положено различать новых пассажиров по каким-то приметам. Новенький как-то бодрее и оживленнее, что ли. Зимой его легко распознать по ботинкам – если они в снегу, сомнений и быть не может. Кондуктор, ясное дело, глядит в глаза пассажиру. Пристально так. Некоторые безбилетники начинают нервничать и озираться, а другие просто тупо смотрят в пространство. Я тоже не решился встретить сверлящий взгляд кондуктора. Куда интересней было следить, как качались занавески по ходу поезда: все вроде бы в одинаковом ритме, ан нет, некоторые все же чуточку запаздывали. Любопытно, отчего бы это? Может быть, они были длиннее? Или тяжелее? Да нет, вес тут ни при чем.

Каждый школьник знает: ам-пли-ту-да не за-ви-сит… та-тата-та, та-та-та-та – повторял я, как попугай, до тех пор, пока кондуктор не прошел.

Едва опасность миновала, я снова стал лихорадочно искать свой билет. Искал вплоть до самого Тампере, но так и не нашел. Вот и этот молодой человек наверняка будет искать свою расческу до самой последней минуты и все равно не найдет.

Однажды, помню, на станции Хэмеенлинна в наш поезд неожиданно проник продавец лотерейных билетов. Он шел как-то крадучись, на цыпочках, и все жался к сиденьям. Вроде бы «я – не я, и лошадь не моя». Лотерейщик с трудом удерживал пухлую кипу билетов, перехваченную тонкой красной резинкой. Вдруг что-то хлопнуло, и резинка перелетела на спинку моего сиденья, как раз вровень со щекой, да так и застряла в обивке. Помню, у меня у самого однажды «выстрелила» в точности такая же резинка и села на кромке обоев под потолком. Что ее там держало, интересно?.. Под утро она все же шлепнулась на пол… Вот и лотерейные билеты, к ужасу продавца, тоже полетели на пол. Причем нет чтобы врассыпную, а то образовали какие-то странные завихрения и кружили себе и кружили… Вы бы видели, какую бешеную энергию развил при этом продавец: он извивался и на лету выхватывал свои билеты из этих «воронок», чтобы они – упаси боже! – не коснулись пола. И что за спешка, спрашивается?! Сгорели бы они, что ли?! Тут меня и осенило: торговал-то он ими незаконно. И помочь ему было нельзя – еще подумал бы, что я хочу присвоить его дурацкие билеты.

Лотерейщик наконец сошел в Риихимяки, а мне предстояло трястись до Хельсинок. Я откинулся на спинку и приготовился вздремнуть, да тут заметил, что под скамьей напротив что-то белеет. Пригляделся, оказалось, лотерейный билет. Я поднял его, надорвал и развернул – глухо. Потом увидел: между витками батареи торчит еще один. Я нагнулся за ним, а под скамьей еще три, а там еще и еще… На сей раз два из них выиграли по новому билету. Тут уж, как говорится, нельзя было упускать случая. Я нырнул под скамью и пополз собирать урожай… Я выполз в противоположном конце вагона на глазах у изумленных пассажиров и, отряхиваясь, побежал в тамбур. Сгорая от нетерпения, я вскрыл их и просмотрел: билетов было свыше тридцати, но ни один из них не сделал меня, как пишут в газетах, счастливым обладателем фотоаппарата, велосипеда шли радиоприемника. Мне, правда, выпало с десяток новых билетов. Но кого это волновало?!

Урна, по форме смахивавшая на бутыль из-под виски, давно переполнилась надорванными лотерейными билетами. До чего же они длинные – смотреть противно! Каждый приходилось, разворачивать раз пять. У меня пропала охота искать. Что за лотерея такая, хоть бы раз почувствовать вкус выигрыша! В принципе-то я не против лотереи. Бывает, повезет. Взять хотя бы ту лотерею, которую затеяли у нас на институтском вечере. Я тогда еще студентом был, золотое времечко! Мы устроили ее для себя, всего на девяносто девять человек, никого из посторонних не было. И что вы думаете? Выигрыш, как нарочно, пал на нашего профессора. Да не просто выигрыш, а большущая бутылка заморского вина с шикарной этикеткой. Я не успел разобрать названия, когда ее демонстрировали залу, а жаль. Было как-то неловко отдавать бутылку профессору – все знали, что он убежденный трезвенник. Кое-кто предложил преподнести ему настольную лампу, что стоит в кабинете куратора. Но поздно, все уже видели выигрыш. Профессор, кстати, очень обрадовался. Он даже прижал бутылку к груди, студенты смеялись, сам профессор хохотал больше всех, даже больше, чем требовало приличие. Его почему-то сразу потянуто домой, хотя обычно он задерживался со своими питомцами до начала танцев. Но не успел профессор выйти за дверь, как раздался грохот. Бутылка упала и разбилась вдребезги, на мелкие осколки. Осколки разлетелись до самой парадной двери и усеяли улицу перед входом. Они еще долгое время похрустывали у нас под ногами. Небось и сейчас все еще хрустят. Вот люди – не догадались дать профессору портфель, не стал бы он прятать бутылку за пазуху, как самый обыкновенный пьянчужка.

Я не мог отвязаться от этих воспоминаний, потому что молодой человек напротив беспрерывно искал свою расческу. Порой он все же садился на свое место, как и подобает нормальному пассажиру, но сразу же вскакивал и снова принимался за дело, точно убеждая себя, что до сих пор и не искал вовсе, а настоящий поиск еще впереди. Трудно ведь примириться, что после стольких невероятных усилий вещь так и не найдется. Да и кому охота искать, если ясно, как дважды два, что все равно не найдешь.

В Тампере молодой человек наконец угомонился – пора было выходить. В проходе он в последний раз нагнулся и заглянул под сиденья. Тут он встал ко мне боком, и я вдруг увидел: хм, расческа-то выглядывала из правой манжеты брюк. Ей-богу! Даже слегка виднелись темные кончики зубьев. Я не решился сказать ему об этом. Зачем было ставить молодого человека в дурацкое положение! И потом, с таким же успехом могла торчать совсем другая расческа, которую он положил туда на всякий пожарный случай. А может, все это мне показалось, может, просто светлые брюки были подшиты черными нитками. И такое бывает!

Едва поезд тронулся, я пересел на его место, оттуда было удобнее искать: в конце концов, мне нужно было выяснить, куда девалась расческа – в поезде она или в штанине молодого человека. У меня с собой был длинный карандаш. Я умудрился засунуть его во все дыры и уголки, но так и не нашел расчески. Значит, она на самом деле застряла в манжете брюк. Смех смехом, а именно в манжете собственных брюк я нашел как-то серьгу, в поисках которой участвовала большая компания. Но не отважился вернуть ее хозяйке. Зачем? Она бы мне все равно не поверила. Вы когда-нибудь встречали женщину, которая поверила бы мужчине?! Вот и я не встречал. Она бы наверняка заподозрила, что я хотел припрятать серьгу. В подобных случаях надо заранее предвидеть, что дело может обернуться против тебя, – иди потом, оправдывайся. Попробуйте сказать женщине, что она похорошела, неприятностей не оберешься. Она наверняка решит, что прежде вы считали ее дурнушкой.

Кстати, о женщинах. Вспомнил еще один случай. Моя знакомая, магистр математики, потеряла у себя дома кольцо. Причем не обычное кольцо, а кольцо магистра {Кольцо магистра – знак окончания вуза в Финляндии.}. Всю неделю она искала его, едва с ног не сбилась, и наконец закатила генеральную уборку, после чего абсолютно уверилась, что вытряхнула кольцо с одеждой. Какая-то польза от уборки, разумеется, была: моя знакомая прекратила поиски. И тут к ней приходит ученик сдавать экзамен по математике. Она усадила его в прихожей за маленький круглый столик, покрытый тяжелой льняной скатертью. Скатерть эта была расшита всевозможными цветочками, лепесточками и птичками колибри. Ученик облокотился о стол и вдруг почувствовал, что что-то мешает ему писать. Это и было золотое кольцо магистра. Оно ловко улеглось на скатерти и казалось деталью замысловатого узора.

Все прекрасно, одного я не могу понять: что же это была за уборка, да еще генеральная, если магистр даже скатерть не вытряхнула как следует. Впрочем, это, конечно, ее личное дело!

Пока я ковырялся карандашом в батарее, напротив успел усесться толстый пожилой коммивояжер. Он отдувался и утирал пот со лба тряпочками, сшитыми в крохотную тетрадку. Наверно, это были образцы тканей его фирмы.

– Что-нибудь потерялось? – с любопытством спросил новый пассажир.

– Да вот расческа где-то тут застряла. Поджав ноги и неуклюже свесившись, он тоже заглянул под батарею.

– Ничего ценного. Обыкновенная расческа за полмарки, – сразу предупредил я. – Ищу вот от нечего делать.

– Конечно, поискать всегда стоит. Если всякий раз, как потеряешь расческу, покупать новую, никаких денег не хватит.

Так обычно думают все коммивояжеры. И не только думают, они еще занудливо учат людей скупердяйству, будто бизнес на этом делают. И вовсе уж бессовестно он пытался уверить меня, что у коммивояжеров никогда ничего не теряется. Но вскоре и сам увлекся, забыл про свои нравоучения, отстегнул ремень и начал манипулировать им, точно индийский маг. И все приговаривал при этом:

– Не смотри, что ремень старый: гибкий, черт, в любую щель пролезет. Цены ему нет.

Попутно коммивояжер похвастал, что с помощью такого, дескать, ремня он лично смог бы открыть три из четырех захлопнувшихся дверей. Оказывается, если вы захлопнете дверь, а ключ забудете дома, ничего страшного в этом нет. Надо снять почтовый ящик и попросить какого-нибудь слоняющегося без дела мальчишку просунуть в щель руку и открыть замок изнутри. Коммивояжер утверждал, что это массовое явление. И готов был побиться со мной об заклад, что, если осмотреть подряд четыре двери, три из них наверняка окажутся с дырой. Однако пари не состоялось. В Хаапамяки я сошел с поезда, а коммивояжер поехал дальше. Когда я проходил по перрону, головы его в окне видно не было. Искал небось злополучную расческу, а может быть, в этот момент он нагнулся и завязывал шнурки на ботинках. Один из них уже болтался, когда коммивояжер вошел в вагон. У полных людей вечно шнурки развязываются! Если бы только шнурки, а то помнится…