Текст книги "Укоренённые"

Автор книги: Вея Нечаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

На скулах Наиля заходили желваки. Он понял, что Чармиан, женщину, которую он по-настоящему полюбил – впервые в жизни – у него отобрали не просто так. Чтобы сделать ему больно, ещё больше втоптать его, истинного царя, в грязь.

В Наиле забурлила ненависть, высвобождая силу. Он ускорил шаг и… вышел туда, откуда пришёл. Наиль увидел знакомые места, свой дом, утихающее свечение глины.

Это знак? Судьба привела его обратно, судьба хочет уберечь его от ошибок, от неведомых опасностей. Вернуться домой – и всё будет хорошо, главное повиноваться Башне, бояться косарей, и всё будет…

Наиль усилием воли отогнал от себя эти мысли. Сжал кулаки. Бояться косарей! Да ни за что в жизни! В самом деле, какая от них польза? Они жируют, пока другие работают, они убивают своих кормильцев.

У Наиля возникла ассоциация с пожирающими плоды гусеницами.

Да, гусеницы – вот кто эти косари.

«Чья воля породила косарей? Не сами же по себе они возникли. Они существуют, потому что так хочет Иохия. Раз Иохии нужна столь мощная и свирепая стража, он сам боится. Кого? Народа, конечно. Нас, полулюдей-полурастений».

Наиль повернул обратно с твёрдым намерением отыскать тело Чармиан. В этот раз, идя через туман, он ни о чём не думал.

Неизвестно, сколько ему пришлось бродить в седой дымке – когда Наиль подошёл к границе стены из тумана, было уже утро.

Мир по ту сторону стены надвигался с неотвратимостью укоренения, оглушал цветами и запахами. На Наиля надвигалась стена зелени; мясистые растения были настолько сочными, что казались чёрными. Небо, необыкновенно синее, ясное, зоркое, слепило не хуже белоснежных одеяний Иохии. Ну не может быть в мире настолько ярких и насыщенных цветов!

Стоя на коленях, Наиль понял, что в этом мире возможно всё. Над парнем пролетело насекомое размеров с десятилетнего ребёнка. Из стены растений кокетливо высунулся цветок невиданной красоты, схватил насекомое хрупкими на вид усиками и вместе с ним скрылся в листве. Послышались неприятные звуки, похожие на протяжное чавканье. Цветок переваривал насекомое.

Наиль с трудом встал. Ноги дрожали. Воздух – вот что чуть не лишило его сознания. Здесь, по ту сторону тумана, был совершенно иной воздух.

Растения были намного выше Башни, некоторые из них терялись в небесах. Сплошная стена растений начиналась приблизительно в ста метрах от стены из тумана. Эти сто метров прочно оккупировал папоротник. Он стелился по земле и имел лёгкий красный оттенок, будто внутри него текла алая кровь.

Зелень была слишком ярко-агрессивной. Нелегко принять, что в мире есть не только страна Лиан с её приятным глазу пейзажем в пастельных тонах, но и это зелёное безумие, прелестный плотоядный цветок.

Посреди плантаций папоротника росли мелкие нежные цветы, белые в сиреневую полоску. Наиль растрогался. Уж они-то не могут быть плотоядными.

Папоротник упруго пружинил под ногами, кололся, норовил опрокинуть, будто и он был живым, хотел отведать плоти получеловека-полурастения.

«Как глупо, – подумал Наиль, – вот они, настоящие растения. Но кто же тогда мы?».

Наиль подошёл к цветам и обнаружил, что они облепили скелеты. Эти милые цветочки сожрали трупы.

Судя по величине скелетов, они принадлежали двум убитым мужчиной косарям. Но где сам мужчина, его мать и сын? И самое главное – где тело Чармиан?

Как только Наиль подумал о Чармиан, интуиция подсказала ему развернуться и пойти в другую сторону. Наиль шёл, оглядываясь на скелеты косарей. Выходит, тот мужчина не лгал. Он смог убить косарей.

Наиль не сразу заметил халат Чармиан; халат лежал на папоротнике, как на перине, такой тусклый, старенький, жалкий на фоне жизнерадостного папоротника. Тела Чармиан нигде не было. Не осталось даже костей.

Наиль упал на колени и прижал халат к лицу. Он уже пропитался едким ароматом папоротника, но всё ещё пах Чармиан, сохранял в себе её неуловимо-тонкий запах.

Только сейчас Наиль в полной мере осознал, что Чармиан больше нет. Её смерть вырвала сердце из его груди. Всю оставшуюся жизнь Наилю предстоит жить с этой болью. Острая, как стилет, она не забудется со временем. Есть сила, против которой бессильны любые ложные воспоминания. Даже если в повседневных хлопотах Наиль забудет о Чармиан, боль от её утраты напомнит о себе кинжалом ночного вора. Вынырнет из подсознания в самый неожиданный момент.

От острого чувства потери Наиль готов был закричать. Зелень уже не казалось такой сочной и яркой, небо – таким чистым. И зелень, и небо, и мир были с червоточиной. Всё поблекло, опростилось, стало скучным и ненужным.

Он никогда не увидит, как волшебно блестят её глаза, не поцелует, как что-то заветное, её тёплые губы. Её косы не заскользят по его телу. Наиль не увидит Чармиан спящую. Не увидит, как восходит солнце, и тени от ресниц Чармиан стрелами ложатся на её румяные щёки. Не увидит, как она раскинется в золотистой наготе на ложе любви, томная, скромно укрытая атласом иссиня-чёрного покрова волос.

Придя с работы, он не увидит на пороге дома след её миниатюрной, продолговатой, длиннопалой ножки.

Её услышит её голос, её смех. Чармиан больше нет. Чувство потери сделало то, что начала делать ненависть. Оно сломало плотину памяти, сорвало крышки с пороховых бочек.

В глубине подсознания остались чёрные тени, но и им не избежать сияния разума.

С глубоким стыдом Наиль вспоминал, как воображал себя царём. Из всех грехов тщеславию легче всего надеть шоры на глаза получеловека… нет, на глаза человека. Наиль думал, что в здоровых амбициях нет ничего дурного, но тщеславие чуть не заставило его свернуть на ложный путь. Пойти по ложному пути… «Сконцентрируйся! Ну же! Тебе предстоит тяжёлая работа», – приказал себе Наиль.

Туман боязливо расступался перед Наилем. Издалека он увидел Башню и косарей.

Косари направлялись к Наилю вальяжной походкой. В глазах – прищур, дешёвый атрибут ложной власти. Кем они возомнили себя, убийцы Чармиан? Опричники, цепные псы. Наиль вышел из тумана и пошёл прямо на косарей. Он не знал, были ли эти теми самыми, что убили Чармиан. Наиль посмотрел в их глаза. Косари замедлили шаг, растерялись, мгновенно разозлились в ответ на эту растерянность – откуда в обычном получеловеке-полурастении взялась сила, способная напугать их, полулюдей-полубогов? Наиль шёл. Косари потащили серпы. Понятно. Не выдержали у соколиков нервы.

– Я общалась с Чармиан, теперь меня не укоренят, звёзды, меня не укоренят, что со мной будет, – посыпая голову пылью, причитала рыжеволосая женщина.

Полулюдей-полурастений тяжело удивить. Косарям это удалось. Они вонзили серпы друг другу в животы. Полулюди-полурастения глазели, сворачивали на ходу шеи, но помочь косарям даже не пытались.

Рыжеволосая покосилась на косарей, как сорока, и продолжала причитать (не укоренят, не укоренят, не укоренят), щедро посыпая жизнерадостные свои кудряшки пылью вперемешку с подсохшей глиной.

Та сила, что выбросила в окно запрещённую игрушку, когда к нам в дом нагрянули косари – вот она, думал Наиль.

Силой мысли он надавил на серпы, провернул их в животах косарей. И прошёл мимо.

«Скольких опричников мне ещё придётся убить, чтобы попасть в Башню? Всё равно. Убью всех», – решил Наиль.

Дорога ковром ложилась под ноги. По пути к Башне Наиль не встретил ни одного косаря. Наиль подошёл к главному входу в Башню. Бесконечные ступени вели к теряющемуся в блеклой выси двери. Наиль сконцентрировался и поднялся к двери, не касаясь ногами ступеней. Кажется, в его мире эта способность называлась левитацией. Что ж, левитация так левитация. Она отняла у Наиля много сил, значит, не была его врождённой способностью.

Наиль знал о силе иллюзий Башни. Любопытно, в силах ли Башня скрыть левитирование получеловека… нет, человека над её ступенями?

Двери Башни были гостеприимно распахнуты. Используя левитацию, Наиль проник в запретные чертоги. Завис высоко над полом.

Наиль знал, что сейчас его добродушно-равнодушное лицо превратилось в лицо убийцы. Пусть видят. Пусть те, кто убил Чармиан, видят, что он пришёл убивать, пусть знают, что крышки с пороховых бочек сорваны.

Его встретила прохлада и скудный, неверный свет. Пахло металлом и пряными благовониями. На возвышении, на поблескивающем серебром троне неподвижно восседала Чармиан.

В глубине этого пустынного зала на низкой скамеечке как-то не по-царски сидел Иохия. Наиль видел только силуэт царя, похожий на средневековую статую.

На стенах висело старомодное оружие.

– Избранный Наиль, мы рады, что ты открыл в себе силы. Ты поведёшь наш народ к процветанию, – изрекла Чармиан.

Несколько минут Наиль смотрел на женщину. Как же она похожа на Чармиан! Пугающее сходство, невообразимое. Для кого-то в этой женщине, возможно, заключён весь мир, но для Наиля она – суррогат.

– К чему эта клоунада, леди? Зачем вы хотите меня обмануть? – опускаясь на пол, спросил Наиль.

– Я же говорил тебе, Эсперанса, он не купится, – устало сказал Иохия.

Глаза у Эсперансы были светло-карими; по лицу шли морщинки – точь-в-точь трещинки на покрытом лаком клавесине. Она злоупотребляла золотой краской. Густой позолотой было вымазано и лицо её, и шея, и поднятые корсетом груди, и даже пепельно-чёрные волосы.

– Эсперанса, да? Леди Эсперанса и господин Иохия, сделайте одолжение, не заставляйте меня марать руки. Убейте себя сами.

Иохия встал, держась за поясницу. Эсперанса неподвижно застыла на своём троне.

– Я знал, что рано или поздно это произойдёт, – печально сказал Иохия, – наша дорогая идеалистка Керамбита, с который вы, Наиль, имели удовольствие познакомиться, ошиблась. Невозможно жить бок о бок с эсперами и не дождаться, когда один из них придёт нас убивать.

– Вас есть за что убивать! – вне себя от ярости воскликнул Наиль, – вы и сами убийцы!

– Позвольте нам объясниться, – смиренно попросил Иохия.

– Да, сейчас! Пока вы будете вешать мне лапшу на уши, сюда подоспеют косари и попытаются покромсать меня!

– Ошибаетесь, Наиль, – сказала Эсперанса. Чудный тандем. Застывшая внешность, застывший голос, – мы не можем рисковать косарями, бросая их в бой против эспера. Косарей и так мало.

– Убить нас вы всегда успеете. Наиль, вы ведь многое вспомнили, но не всё, так ведь? Неужели вам не хочется узнать больше? – спросил Иохия.

– Главное я помню. Как только я появился на свет, вы начали колоть мне нечто убивающее меня. Потом, когда мама принесла в дом игрушку из Башни, и я силой мысли вышвырнул игрушку в окно, чтобы её не нашли косари, вы прокололи мне это ещё раз, – сдавленно проговорил Наиль.

– «Ламия», – безучастно сказала Эсперанса, – зелье, подавляющее способности эсперов, называется «Ламией».

– Чармиан тоже была эспером? – поинтересовался Наиль.

– Чармиан была больше, чем эспер. Она была храбрым, мыслящим и внутренне свободным человеком, – сказала Эсперанса, и её голос дрогнул.

– Зачем вы её убили? – хрипло спросил Наиль, – неужели из-за пары опрометчивых выражений? Но когда идёт дожди, полулюди-полурастения говорят и не такое. И их никто не трогает.

– Мы возлагали на Чармиан большие надежды, – со странной гордостью произнесла Эсперанса, – как вы знаете, в полулюдях-полурастениях больше от растений, чем от людей. Чармиан же была человеком. Как я уже говорила, она была бесстрашной, думающей и внутренне свободной. Страной управляет маленькая группа таких, как Чармиан. Со временем лучшие из этой группы займут моё место и место Иохии. Мы не заставляли Чармиан идти против её воли. Не принуждали размножаться. Не хочешь – не надо, знакомься и спи, с кем хочешь, а пожелаешь, не с кем не знакомься и ни с кем не спи. Мы поставили её на самую ответственную работу, на работу с детьми, с нашим будущим. Открыли ей тайну эсперов и «Ламии». Работа пришлась не по душе Чармиан. Мы дали ей возможность самой выбрать себе работу. Мы закрывали глаза на то, что она выходит за стену из тумана. Это было главнейшими испытанием – увидеть, что находится по ту сторону тумана, узнать правду о нашей стране и промолчать. Но Чармиан, увы, не умела молчать.

– Насколько я понимаю, ничего крамольного Чармиан не сказала. Она всего лишь выразила общую мысль, – не сводя глаз с Иохии, произнёс Наиль.

– В этом и беда. Если бы она начала говорить правду, ей бы не поверили. Но она начала озвучивать общее мнение. Как вы понимаете, слова Чармиан упали в благодатную почву. Они подорвали наш престиж, а это немыслимо, ведь мы и так переживаем тяжёлые времена. Сказать по правде, лёгких времён никогда не было.

– Во время дождя говорили и не такое, – настаивал Наиль, – и никого не трогали.

– Времена изменились. Керамбита… Знаю, вы видели её. Она извратила природу своего потомка, заменила благословенное равнодушие на воинственность. Тот человек, её потомок, убил двух косарей. Для нас это тяжёлая потеря, – с искренней горечью сказал Иохия.

– Отец мальчика, которому Чармиан отказалась колоть «Ламию», – пробормотал Наиль.

– Верно, – кивнул Иохия, – мы думали, что Керамбита и ребёнок мертвы, а оказалось, что всё это время они преспокойно жили у нас под носом. Мы испугались. Поэтому… Возможно, в другое время мы бы не тронули Чармиан. Но мы не знаем, чего ждать от Керамбиты…

– Она тоже эспер? – спросил Наиль.

– Нет, она из нулевого поколения, – ответил Иохия, – член экипажа, высадившегося на этой проклятой планете.

Наиль оторопел.

– Выходит, Керамбите миллион лет?!

– Мы не так долго здесь, – сказала Эсперанса, – она последняя выжившая из нулевого поколения, и в том, какой стала страна Лиан, есть и её вина.

– Её вклад, – поправил Иохия, – другого будущего для нашей страны нет. Ты был за стеной из тумана, Наиль, ты и сам это понимаешь.

Царь шёл вдоль стены, сгорбившись, заложив руки за спину. Не верилось, что он, такой величественный, отдал приказ казнить Чармиан. И балахон у Иохии не белоснежный, даже не чисто-белый… А что вы хотите – иллюзия Башни.

– У Чармиан было другое будущее, – отрезал Наиль, – испугались Керамбиты? Испугались, что её потомок убил косарей? Это не оправдание убийству Чармиан.

– Откуда же мы знали, что ты так отреагируешь? После двух курсов «Ламии» ты должен был стать бесчувственным, как растение, – обречённо произнесла Эсперанса.

– Какие же вы жалкие, – брезгливо поморщился Наиль, – царь… царица…

– А ты попробуй, поживи с наше, – повысил голос Иохия, – думаешь, мы сделали из людей полулюдей-полурастений с их специфическими болезнями и равнодушием? Думаешь, нам не страшно жить бок о бок с эсперами, надеясь, что вы найдёте для нас другой путь? Думаешь, нам не горько от осознания, что эсперы опасны или бесполезны, потому что от страха перед их способностями мы колем эсперам «Ламию»? Думаешь, мы построили общество, в котором ты живёшь? Нет, это сделали люди из поколения нулевых! Думаешь, нам не больно смотреть, как полулюди-полурастения равнодушно проходят мимо своих больных или умирающих собратьев? Думаешь, нам легко выживать на этой планете, зная, что защита Башни может в любой момент рухнуть, и тогда джунгли, все эти плотоядные растения захватят нас?!

От напора Иохии Наиль потерял почву под ногами.

– Легко! Вам легко было убивать Чармиан! – заикаясь, крикнул Наиль.

Иохия воспользовался растерянностью Наиля, схватил со стены копьё и метнул его в Наиля. Копьё пронзило Наиля, как булавка пронзает букашку. Наиля пригвоздило к стене.

– Память – вода, сдерживаемая плотиной. Способности эспера – бочки с порохом. Фантазия, эмоции – огонь. А равнодушие можно сравнить с радиацией Башни, – неторопливо проговорил Иохия, – за что я люблю свой народ, так это за равнодушие. Прекрасное врождённое качество. Что, Наиль, хочешь меня убить, но не можешь? Копьё отравлено. Твой организм бросил все силы, чтобы залечить раны и ликвидировать яд. В том числе и силы эспера. Два курса «Ламии» не прошли даром. Ты не из тех, кто убьёт, будучи смертельно раненым. Твоя ДНК до последнего будет биться за жизнь. К тому времени, когда твой организм переварит копьё и ликвидирует яд, твой ум, ум эспера, уподобится здешней флоре, попавшей под радиацию Башни. Ничего не останется. Ты вернёшься в прежнее состояние. Станешь сонным, тупым и равнодушным, как раньше. Два курса «Ламии»…

– Ошибаешься, – улыбнулся Наиль окровавленным ртом.

Эсперанса закричала, схватившись за голову. Упала с трона, начала кататься по полу, размазывая позолоту.

– Только не это, – пробормотал Иохия, – Эс, скажи, что он ничего не сделал с твоей способностью!

«Я сразу понял, что эта золотая баба – тоже эспер. Забавно. Эсперанса – убийца эсперов. Я нагло влез в её мозг и знаешь что, Иохия? Я понял суть её силы. Эсперанса никогда больше не сможет вычислять младенцев со способностями эсперов. Отныне вы не уколите ни одному ребёнку «Ламию». В память о Чармиан. Если бы я был сильным… как секунду назад… я бы смог защитить её», – прозвучал в мозгу Иохии голос Наиля.

Наиль шёл с работы домой. Его обтекали студенистые особи, все как один безликие – толпа ноппэрапонов. Детёныши особей были настолько бесплотными, что просвечивали. Наиль не думал, что эти полулюди-полурастения – его братья и сёстры, что среди этих особей бегают и его дети. Он только об одном думал, только одного боялся. Что его не укоренят. В своих страхах Наиль не был оригинален. Все жители страны Лиан боялись, что им откажут в укоренении. Но Наилю вот-вот должно было исполниться сорок лет. Если его не укоренят, то… Что дальше? Персональный конец света? Куда уходят те, кого не укореняют?

Наиль не различал полулюдей-полурастений; чтобы отличить мужчину от женщины, ему приходилось напрягаться. Зато он научился слышать запахи. В тридцать восемь лет у него обострилось обоняние. Вот от этой особи пахнет розами – красивая, но бесполезная женщина. А от этой женщины пахнет алоэ. Если бы дали дожить до пятидесяти лет, она смогла бы принести немало пользы своим собратьям. А от этой парочки исходит приятный запах олеандра. Коварные особи. В пятьдесят лет их способности раскрылись бы в полной мере. А от этого мужчины едва заметно пахнет аконитом. Крайне опасный тип. Но он не сможет никому навредить, потому что основные способности, не считая эсперов, открываются у полулюдей-полурастений к пятидесяти годам, укореняют всех в сорок лет, а кому не посчастливилось быть укоренённым, того ждёт личный армагеддон. От самого Наиля пахло перечной мятой.

Полулюди-полурастения восстанавливали дворец свиданий. Укреплена материалами из Башни, постройка страдала, конечно, во время дождя, но не размывалась полностью. Свои домишки полулюди-полурастения отстроили ещё вчера. Отстраивался и Наиль. Он бы не прочь спасть под открытым небом. Наиль строил свой дом машинально, потому что привык это делать. В последнее время он всё делал машинально. Его жизнь, его действия, его мысли шли по накатанной.

Дома тоже выглядели одинаково – просто груды глины. Свой дом Наиль узнавал по стёклам, пурпурным и оранжевым.

На пути Наиля лежал получеловек-полурастение, погибающий от переизбытка влаги. В стороне – ещё один. На несчастных никто не обращал внимания, это почти норма – терять во время дождя двух-трёх граждан страны Лиан.

Возле умирающего остановились двое детей, мальчик и девочка.

Наиль замедлил шаг. Остановился. Ему не пришлось концентрироваться, чтобы рассмотреть мальчика.

Как звали ту женщину? Чаттерли? Моргиана? Моргана? Чармиан – вот как её звали.

Эти чёрные волосы, этот золотистый загар, эти хризоберилловые глаза кошачьего разреза, эти скупые и в то же время отточенные движения танцора… Мальчик вполне мог оказаться сыном Чармиан.

Наиль не помнил толком, что случилось с Чармиан. Она исчезла четырнадцать лет назад, а мальчику на вид было лет десять. Возможно, он выглядит моложе своих лет, возможно даже, что он сын Наиля.

Нет, такое Наиль не забыл бы.

Сконцентрировавшись, Наиль начал видеть полулюдей-полурастений. Девочка рядом с сыном Чармиан (сыном Чармиан?) была рыжеволосой, с длинным лицом и выступающим подбородком.

– Консуэло, без брата я ничего не смогу сделать, – сказала девочка.

Мальчик нетерпеливо мотнул головой. Вытянул руки по направлению к умирающему получеловеку-полурастению.

Наиль с холодным любопытством смотрел, как тело умирающего приобретает нормальные размеры. Зато его рука пухла и приобретала ядовито-зелёный цвет. Наконец, рука надулась, как шар. Вытянутые руки Консуэло дрожали от напряжения. Рука человека-растения отвалилась от его туловища и лопнула. Страшная рана заросла в мгновение ока. Консуэло с облегчением вздохнул.

– Я отращу ему новую руку, – неуверенно сказал он.

Девочка кивнула на приближающихся косарей.

– Консуэло, надо бежать!

Но мальчик шатался от усталости. Идти, а тем более бежать он не мог. А косари всё ближе, и глаза их отливают металлом.

– Леро! Леро! – закричала девочка.

Полулюди-полурастения отворачивались, по опыту зная, чем грозит внимание косарей.

К детям со всех ног бежал рыжеволосый мальчик. То же вытянутое, как огурец, лицо, выступающий подбородок. Близнец девчонки.

Взявшись за руки, брат и сестра заслонили собой Консуэло от косарей. Их было четверо. Они достали свои серпы.

Дети не дрогнули. Наиль видел, как напряжены спины брата и сестры. Что до Консуэло, то его взгляд приобрёл отсутствующее выражение.

Косарь занёс серп над головой Леро. За назревающей трагедией наблюдал десяток полулюдей-полурастений одного возраста и Наилем. Те, кто помоложе, давно разбежались.

Наилю показалось, что он смотрит одними глазами со своими ровесниками. Какое странное чувство…

У одного из ровесников была перевязана рука. Наиль почувствовал боль в своей руке.

У одного из косарей начали заплетаться ноги. У другого треснула шея, запрокинулась голова; срезанным снопом он рухнул на землю. Тот, у которого заплетались ноги, выронил серп.

Два других косаря прыгнули, как гепарды, намереваясь серпами снести детям головы. Консуэло ощерился. Нападающих швырнуло друг к другу, и они срослись головами. Стараясь освободиться, косари опасно ранили друг друга.

Рыжеволосые брат и сестра не медлили. Подхватив Консуэло под руки, они побежали, направляясь к стене из тумана.

Сросшиеся косари бестолково возились, скверно бранясь. Наиль подумал об оленях, которые сцепились рогами. Наиль подумал, что одному из этих двоих придётся лишиться скальпа.

Хотя Консуэло и висел кулём на плечах брата и сестры, дети бежали на удивление быстро.

Наиль только сейчас понял, что пахнет от мальчика неприятно – грибницей.

Наиль пожал плечами и направился к себе домой. Пурпурные и оранжевые стёкла согревали привычным течением безжизненной жизни.

Ночью Наиль сидел на пороге своего домишки. Пора идти спать, да неохота. Сон долго не шёл к Наилю. Он плавал в чёрной пустоте, без чувств, без мыслей, с проблесками памяти, и не было ничего болезненнее этих проблесков.

Наиль чувствовал себя галькой на берегу моря; море как-то приснилось Наилю, тяжёлое, как бархан, кроваво-красное. А какие оно ещё должно быть? Огненные языки моря лижут берег, засасывают в себя гальку. Засосёт и Наиля, и никому не будет до него дела, даже ему самому. Кто он и зачем он? Почему он живёт среди этих странных особей?

Наиль выходил на улицу. Чувствовал огоньки – своих ровесников, таких же потерянных, тоскующих. В силу физиологии и ещё чего-то, непонятного для рассудка, но ясного, как день, для подсознания, ровесники не были особями. Или были, но такими же, как Наиль; близкими по духу.

Наиль чувствовал, что он не одинок на этой странной планете, и ему становилось легче.

Послышались шаги. Шагал кто-то тяжёлый и неловкий. Полулюди-полурастения не ходят по ночам, не отходят от порога своего дома.

Получеловек-полурастение остановился перед Наилем, заслонив собой жиденький свет невзрачных, точно на рассвете, звёзд.

Наиль немного видел в темноте. Он узнал косаря, напавшего на детей.

Это был тот косарь, которому покалечили ноги. Он упал. Наиль продалжал неподвижно видеть.

Косарь с трудом сел.

– Здравствуй, Наиль.

Наиль промолчал.

– Так и знал, – вздохнул косарь, – я ведь специально к тебе шёл. От своих сбежал. Лишил себя последней отдушины.

Наиль проигнорировал слова косаря.

– Чармиан я убил, – сказал косарь, – черканул серпом по её тонкой шейке.

Наиль был само молчание.

– Ладно, лгу. Не я, – тяжело вздохнул косарь, – так и знал, что ты станешь таким, как все. Но пришёл к тебе. Знаешь, на рассвете меня начнут искать. Придётся уходить. Я теперь калека, а косарям-калекам путь один…

Наиль смотрел мимо косаря.

– Я ведь к тебе шёл, – в голосе косаря прозвучали жалобные нотки, – неужели ты совсем ничего не помнишь из своего детства, ровесник? Мы ведь дружили. Ты, я и Чармиан. Я стремился к вершине, Чармиан стремилась к бесконечности, а ты был самым умным, ты ни к чему не стремился. Но что-то в тебе было, нечто… притягательное. Ты был душой компании, Наиль. Что, совсем не помнишь меня? Я Лима.

– Припоминаю, – неохотно откликнулся Наиль, – а что случилось с Чармиан?

– Её казнили.

– Вот как. Я вроде бы помню её, но забываю, что с ней произошло, – неохотно ответил Наиль.

Сейчас он думал о Чармиан не больше, чем о давным-давно укоренённой матери.

– А я вот всё помню. Привилегия косарей. Ну, почти всё. Чармиан была вдумчивой и отстранённой, очень отстранённой. Отсюда и бесстрашие. Уже в детстве мне стало ясно, что такие не выживают. Существование – для тупых и равнодушных. Жизнь – для сильных. Так я думал. Стремился стать сильным, стал им, и теперь умираю от ран, нанесённых детьми-эсперами. А? Как тебе такое? Думаю, идея ничем не подавляемых эсперов понравилась бы Чармиан. Не понимаю, почему эсперам не колют «Ламию». То, что произошло сегодня, будет иметь последствия. Боюсь, косари взбунтуются… И рухнет наш милый уютный мирок. Кстати, тот мальчишка не совсем обычный эспер. В отличает от других эсперов, он не узкоспециализированный. Кроме того, он мицелий. Как видишь, не растение, а скорее бактерия. Если бы не его холодный и замкнутый характер, к нему бы тянулись. Мы тоже тянулись к тебе, хотя ты всего лишь мята.

Речь Лимы становилась всё бессвязнее.

– К тебе тянулись, как холодной ночью люди тянутся к огоньку. Тепло и приятно. А к нему тянутся, как к воде. Есть разница? Без огонька можно и прожить, а без воды поди, проживи.

– Люди-растения умирают от воды.

– Без воды полулюди-полурастения погибнут. Вы получаете необходимое количество воды через пищу. Тебе ли не знать. Но ты прав, когда воды слишком много, получеловек-полурастение погибает. Вот и подумай, что будет, если дать этому Консуэло развиваться. Ему будут поклоняться. Золотой телец – большего мы не заслужили. Но тебя это не волнует, да? Ты думаешь об одном. Боишься, что тебя не укоренят.

– Боюсь, – признался Наиль, – мою жизнь трудно назвать жизнью. В такие ночи я начинаю осознавать, что жил, как растение. Укоренение принесёт мне…

– Что принесёт тебе укоренение, ровесник?

– Покой и гармонию.

– А если не принесёт?

«Умирающий косарь говорит скверну, а слушаю, вместо того, чтобы уйти», – уныло подумал Наиль.

– Как ты думаешь, если ли жизнь после укоренения? – гнул своё Лима.

– Конечно, есть. Жизнь, полная гармонии и покоя. Жизнь в себе.

– А как ты думаешь, почему Керамбита не пожелала быть укоренённой? Почему до сих пор не укоренён царь Иохия? Ему ведь почти шестьдесят лет.

– Меня это не волнует, – искренне ответил Наиль.

– Ты не можешь думать. Если говорить о левом полушарии головного мозга, то ты, мой друг, кастрирован.

– Мне кололи «Ламию», – неожиданно для себя признался Наиль.

Странно, но в этом косаре он почувствовал родственную душу, мысленно отождествился с ним.

Лима присвистнул.

– А подозревал, что ты мог бы стать эспером. Что уж теперь… Наиль, а ты не думал, что укореняться не необходимо? Тебе не кажется, что с годами твоя способность к выживаемости повысилась? И будет повышаться дальше?

– Не думал, – сухо ответил Наиль.

Слушать скверну было неприятно.

– С возрастом мы, ровесники, полулюди-полурастения, которым исполняется сорок лет, чувствуем себя ближе друг к другу. Ты ведь чувствуешь, что я тебе не лгу?

– Чувствую, – кивнул Наиль.

– Укоренение вовсе не так приятно, как ты думаешь. Веришь мне?

– Верю, – сказал сбитый с толку Наиль. Он знал, что такое физическая боль. Неужели укоренение – болезненно? Лима сказал «не так приятно», но в его устах это прозвучало так, будто укоренение – пытка.

«Одну правду можно осветить с десяти точек зрения, и получишь десять видов лжи. Восприятие правды у всех субъективное. Что хорошо получеловеку-полурастению, то может быть плохо косарю. Лима не смеет хулить идею укоренения», – подумал Наиль.

– Растения по ту сторону стены из тумана не так монстуозны, как я сначала думал. Они нападают только в двух случаях, защищаясь либо добывая еду. Растения живут в своём ритме, питаются по графику. Если кого стоит по-настоящему бояться, так это насекомых. За годы эволюции они выработали механизмы защиты от растений. Полагаю, недалёк тот день, когда насекомые сместят растения с вершины пищевой цепочки. Я знаю, о чём говорю. Не одно десятилетие я, как и другие косари, ходил за стену из тумана, добывал пищу для нашей страны. Мы не охотимся, чаще ставим силки… По ту сторону тумана – папоротник, а чуть дальше живёт харита – красивый плотоядный цветок. Насекомые облетают его стороной. Когда харита голодна, она испускает феромоны, которым насекомые не могут противиться. На получеловека-полурастение эти феромоны не действуют. Рядом с харитой растут вполне съедобные ягоды. Мы не приносим их в страну Лиан. Если наши граждане отведают ягод, то не захотят есть желе из тараканов. Если поселиться рядом с харитой, то можно вполне себе комфортно жить. Наиль! Понимаешь, куда я клоню? Я предлагаю тебе уйти за стену. Там можно жить гораздо лучше, чем здесь. С возрастом мы будем становиться лучше и сильнее, мы станем новым типом людей. Который может успешно жить за стеной из тумана. Лет через десять мы придём в страну Лиан и покажем всем, что есть другая жизнь, другой путь!