Текст книги "Дом изгнанников (СИ)"

Автор книги: Вероника Тутенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

  Жанна вздохнула.

  – Думаешь о доме? – заволновалась Люда.

  – Об Эле, – уточнила Жанна. – Она приходит к вам?

  – Мы ее звали, – уклончиво ответила Люда. – Не все, как я, приходят каждую неделю, кто-то чаще, кто-то реже...

  Людмила осеклась на полуслове, потому что на сцену поднялся бритоголовый плотный мужчина в ярко-красном галстуке. Он поприветствовал всех нас, широко улыбаясь и простирая к небу руки.

  Максим стоял внизу перед ним и повторял каждое его движение, будто призывая собравшихся делать то же самое.

  Речь, впрочем, была недолгой, и мужчина в красном галстуке уступил место какой-то рок-группе.

  Я спросила у Майи, как она называется.

  – Просто группа, – ответила девушка.

   Просто рок-группа состояла из музыкантов разных возрастов. Совсем юный бас-гитарист, мужчина лет сорока пяти с соло-гитарой, за барабанной установкой дама лет тридцати с небольшим. Примерно столько же солистке – пышнотелой блондинке с несколько хищным лицом, но черты его красивы и правильны. Голос тоже красивый и сильный, но от него постоянно отвлекает внимание слишком устойчивый каблук батильонов. А может быть, я обратила на них внимание, потому что слишком старалась подмечать каждую деталь – существенную, и не очень. Почему-то эти каблуки и красный галстук одного из их, по-видимому, лидеров были важными чертами этой нестатичной картины. Иногда мне кажется, вся наша жизнь бесконечное гениальное полотно, пришедшее в непрерывное движение.

  Такая ересь вертелась в моей голове, когда я обводила взглядом по контуру три высоких бело-голубых свечи на журнальном столике.

  Их почему-то так и не зажгли.

  На сцену снова вышел господин в красном галстуке.

  Людмила сообщила нам полушепотом (почему-то восторженным), что он семь лет отсидел за разбой.

  Раскаявшийся разбойник между тем призывал отрешиться от всех земных проблем, от насущных забот.

  «От всего, что еще вас там волнует», – поймал мой приклеившийся к столику взгляд.

  А потом на сцену снова вышла та же группа и снова исполнила те же песни, во всяком случае, одна из них точно уже звучала второй раз за утро.

  Следующим выступал с проповедью какой-то мужчина с небольшой бородкой. Людмила шепотом сообщали нам, что он просто активный член общины, и что никому не возбраняется призывать к делам добра.

  Он говорил о взаимоотношениях детей и родителей, сопровождая свой рассказ видеорядом с инфографикой, и ставил в пример всем кавказцев, почитающих отцов и матерей.

  В проповеди время от времени проскальзывал один и тот же сюжет, как кто-то продал свой временный дом ради дома вечного и никогда ничуть не пожалел об этом, хотя это и не имело прямого отношения к теме.

  – Сегодня мы видим среди нас новые лица, – остановился, не доходя до сцены, господин в красном галстуке. – И это замечательно, все не случайно в этом мире. Всему свое место и свое время. Давайте же возьмемся все вместе за руки и все вместе помолимся за них, пошлем им свою любовь, свои добрые пожелания.

  Я сжала протянутые мне ладони – прохладные Майи и теплые Жанны...

  – Отпусти, отпусти, отпусти, – услышала я горячий шепот Людмилы, обращенный к Жанне. – Вот оно, настоящее, вот оно!

  При этих ее словах откуда-то из-за стульев появился вдруг большой бархатный мешок, отделанный золотом, – для пожертвований.

  Людмила достала из сумочки приготовленную заранее пятитысячную купюру и с чувством благоговения опустила ее в мешок.

  Добрые пожелания на этом не заканчивались. На сцену вышла полная красивая брюнетка в платье цвета электрик с ажурными вставками. Оно отлично гармонировало с ее длинными, отливающими синевой, блестящими волосами и ровно обрезанной челкой и букетом белых хризантем в руках.

  Появление яркой красавицы послужило сигналом для Майи и она, прихватив с подоконника стопку шоколадок, поспешила с ними на сцену.

  Шоколадки предназначались для именинников. Их, чуть смущенных, выстроили в ряд, желали им всяческих благ и новых духовных побед, а одной, женщине средних лет со стрижкой, в простом, но симпатичном черном платье-трапеции вручили букет хризантем. Белое на черном смотрелось как-то очень уж показательно-торжественно, как на первосентябрьской школьной линейке.

  Позже в кафе-столовой, бывшей мастерской Эли, Людмила рассказала нам полушепотом историю той женщины.

  – Ее подобрали в лохмотьях с тремя детьми на вокзале, отмыли, одели, накормили... Живут они здесь же, в общине. А скольким еще несчастным можно будет помочь, спасибо Элечке и всей вашей прекрасной семье...

   22

  Жанна довезла меня до дома. Автомобиль, настоящий дом на колесиках, располагал к разговорам.

  Я села сзади за столик, а Жанна впереди рядом с мужем, приехавшем ее забрать.

  Сначала я приняла его за ее личного водителя, так подчеркнуто старался он не привлекать к себе внимания ни поведением, ни одеждой, ни лишним словом, ничем.

  – Ты знаешь, что Виктория – известная писательница? – с какой-то гордостью даже представила меня благоверному.

  – Ты прочитала мою книгу?

  – Нет, – честно призналась Жанна и тут же солгала. – Но собираюсь прочитать. Если честно, я больше люблю детективы или что-нибудь про любовь.

  – Там есть про любовь, – навязчиво рекомендовала я собственный шедевр. – Еще какая любовь! Герой спасает героиню от болотной гадюки.

  – Отчаянный мужчина, – чуть заметно поморщилась Жанна.

  – Он вырос в тех местах, среди болот.

  – Тогда понятно.

  – Да. Бесстрашный сельский парень.

  – А кто его соперник?

  – У него нет соперника, – растерялась я.

  – Как это нет соперника? – возмутилась Жанна. – А в чем же тогда интрига?

  – Интрига в другом, в том, что героиня бросает вызов обществу, в котором все решают деньги и связи.

  – Она проиграет, – уверенно и грустно произнесла Жанна.

  – Нет, – еще более уверенно ответила я.

  Жанна пожала плечами и вздохнула, и я решила проявить тактичность, не вынуждать ее повторять обещание прочитать мой роман. По-моему, она сочла его несколько надуманным и слишком замысловатым для того, чтобы хотя бы начать читать, и, значит, она никогда не узнает Джордану.

  Для тех, кто не читал это прекрасное произведение, кратко перескажу сюжет.

  «Когда растает снег» – так называется мой роман.

  Книга о девушке с необычным именем Джордана пока единственное, что я написала, хотя иногда я подумываю о продолжении, но потом все же прихожу к выводу, что сказала все, что хочу сказать.

  Джордана любит живые цветы, не те, которые уже чахнут, сорванные, в вазе, а те, которые растут в земле. Сорвать, как бы не так, Джордана никому их не позволит! Она с детства одержима идеей сделать мир лучше. Ее мечта сбылась. Она довольно известный ландшафтный дизайнер, к ней обращаются власть и деньги имущие, и она превращает в живые произведения искусства площадки перед супермаркетами и коттеджами, что позволяет ей купить подержанный автомобиль и путешествовать по старинным городам. Как для любого по– настоящему талантливого человека, смысл искусства для Джорданы не в зарабатывании денег. Она создает шедевры возле детских приютов и домов престарелых. Но как бы не старалась Джордана, в мире по-прежнему остается много зла, а ее шедевры неизменно погребает толща снега, и к весне люди уже забывают о них. Земле нужно очень много ландшафтных дизайнеров, чтобы она постоянно пребывала в красоте. В общем, однажды Джордана обнаруживает на разбитой ей на окраине города прекрасной клумбе в форме двух плывущих рядом и касающихся друг друга боками дельфинов следы пребывания человека, а попросту говоря, свалку. Страшно разочаровавшись в горожанах, Джордана решает самоудалиться в деревню, то есть становится даун-шифтером. Вдали от цивилизации она решает обустроить собственный восхитительный мир, у нее даже появляются друзья – семья фермеров-отшельников с семью детьми и смешной фамилией Жук. Старший сын Жука Джастин однажды спасает Джордану от болотной гатюки и влюбляется в необычную отшельницу. И все бы хорошо, но цветы неизбежно вянут осенью, а впереди такая длинная зима. И в ожидании весны Джордана лепит из снега цветы. Но с приходом тепла они становятся водой, а Джордана с самого марта ждет новой зимы...

   23

  Казалось, промозглые затяжные дожди, так неуместные зимой, хотели смыть с людей одежду и даже тела.

  Как назло в квартире Лисички вырубило все лампочки разом, как это случается в старом доме. Электрик обещал приехать рано утром, а пока я смотрела на дождь из окна.

  На этот случай у меня имелась настольная лампа в форме свечи.

  «Надо бы ее зажечь», – подумала я и приготовилась повернуть лампочку, вытянутую вверх наподобие пламени, но неожиданно электрический огонек вздрогнул и ярко засиял, как настоящая свеча.

  Старый дом сотрясается от шагов, от голосов, от чего угодно, вот и пришел в движение нехитрый механизм, нашли я самое простое объяснение.

  Я прислушалась. В дождливой тишине не было слышно тиканья часов. Или, может, музыка непогоды заглушала его? И все же они прячутся в этой квартире, как затаившийся зверек.

  На столе зазвонил телефон, и это было очень кстати. Номер показался мне знакомым.

  Да. Сегодня меня приглашали в театр, а я совершенно забыла об этом, как вообще перестала придавать какое-либо значение всем новым знакомствам. Да, иногда я выбиралась на свидания в кино, кафе или ресторан, потом меня провожали до дома и, оказываясь за дверями Лисичкиной квартиры, где жил Саша, я тут же забывала об очередном ухажере. Еще недавно сама мысль хранить верность человеку, которого никогда не видела и даже не знаешь толком, как он выглядит, и которого уже нет на Земле, показалась бы мне абсурдной, но именно это происходило со мной. Даже строгая соседка Лисички и та ни в чем не могла меня уличить. До этих пор никто кроме кота из представителей мужского пола не переступал порог моего временного дома.

  Я с вызовом посмотрела на искусственный огонек пластмассовой свечи, повернула его обратно и, твердо решив влюбиться сегодня же в кого-нибудь реального, впотьмах направилась к выходу.

  Стратегия чувств, которую я придумала, пока спускалась с первого этажа, была проста – не замечать недостатков и отмечать малейшие достоинства.

  Знакомый вышел мне навстречу без зонта и с букетом, открыл мне дверь машины.

  «Галантный», – поставила я в уме жирный плюс.

  – Ты знаешь, в театре сегодня трагедия. Шекспир. Итак погода не важная, да и трагедии я как-то не очень люблю. Лучше сходим в другой раз на какую-нибудь веселую комедию. Может, лучше в кино или где-нибудь посидим, или... – знакомый слегка притормозил возле филармонии. – Что там у нас сегодня? Моцарт, золотая флейта... Скукотища... Поедем лучше в «Старую Прагу», неплохой ресторанчик...

  – А я очень люблю Моцарта, – призналась я, почему-то чувствуя неловкость за свои пристрастия.

  – Хорошо, хочешь на Моцарта, пойдем на Моцарта. В любом случае, лучше, чем Шекспир.

  Саша бы так никогда не сказал – выбралась, как мышь из норы, непрошенная мысль из черной дыры подсознания.

  Флейта, на которой играла юная богиня в лиловом бархатном платье в пол, была, действительно, золотой, марка какой-то известной фирмы, не в этом дело. Теперь я знала, как поет та птица с флейтой вместо носа, которая высиживала золотые яйца в чаще неземного леса. Я как будто брела по этому лесу, и Моцарт-шутник смеялся над временем из Вечности, и зимний дождь за окнами становился забавной шарадой.

  – Ничего, можно послушать для разнообразия, – вынес в антракте вердикт мой новый знакомый. – Мне больше нравится современная эстрада.

  Я тщетно пыталась выискать в моем новом знакомом что-то, что могло бы меня удивить и восхитить, но он, похоже, совершенно ничем не интересовался, кроме бани, шашлыка и рыбалки, и то рыбак он был, судя по всему, так себе.

  Театр, который и ввел меня поначалу в заблуждение, тоже не входил в сферу его интересов. Он всего-то три спектакля и видел, один из которых «Винни-Пух» (дочь выиграла в школе два билета, и пришлось ее вести), а два других – комедии, какие, он не помнит.

  Всю свою жизнь он проработал на одном месте и в одной должности – прорабом в строительной фирме, и ничего в своей жизни менять не собирался. Разве что после развода года три он наслаждался свободой, а теперь ему хочется, чтобы рядом был близкий человек, но я уже точно знала, что этот близкий человек не я.

  Умом я понимала, что мой новый знакомый, возможно, неплохой человек, пусть и не особенно разбирается в музыке, а чтение книг считает пустым времяпрепровождением. Он так и сказал «зачем тратить время на книги, лучше сходить на шашлыки и на рыбалку». Да, такой глупости Саша, уж точно, никогда бы не сказал!

  Не знаю, какие книги читал Саша, но уверена, он их читал. И много. Не то, что мой новый знакомый зануда, с которым я, конечно же, больше никуда не пойду. Да. Мой новый знакомый (как, впрочем, и все прочие мои новые и старые знакомые) с треском проиграл в битве с невидимым Сашей.

  Я пробралась на кухню, села за стол, зажгла свечу.

  – Ну что? – обратилась я в пустоту съемной квартиры. – Ты доволен? Ладно, не обижайся, – я поставила букет в вазу. – Я знаю, ты не виноват. Это все Моцарт...

  За тонкой перегородкой завозилась соседка. Наверное, решила, что у меня гость. Мужчина. Я даже отчетливо представила ее ухо, плотно прижатое к стенке и расхохоталась.

  Да, согласна, разговаривать с собой, смеяться в квартире без света – все это несколько странно. Хотя вся моя жизнь в последнее время стала какой-то странной.

  Влюбиться в умершего человека – за гранью моего понимания, вообще за гранью. Я слышала, влюблялись в Есенина и других умерших поэтов, но Саша не поэт и не художник, не один созданный им шедевр не пережил его самого. Хотя ничего страшного не произошло. Просто напишу новый роман.

   24

  Ночью меня разбудило тиканье часов, и это было не страшно, а странно, только как будто навалилась со всех сторон пустота.

   25

  Под моим окном все время пасется тип, и я бы приняла его за тайного поклонника, если бы он не отводил от меня так быстро глаза, как будто боится встретиться взглядами.

  Он поглядывает на меня как-то искоса. Какое-то шестое чувство подсказывает мне, что нужна ему именно я. Остается только гадать, зачем.

  Я видела его во дворе уже несколько раз, у нашего подъезда.

  Нет, совершенно точно, он в нашем доме не живет, у меня отличная память на лица.

  Мои соседи напротив – молодая счастливая пара Андрей и Лена. Как и все люди, довольные своей жизнью, они стараются сделать лучше и жизнь окружающих.

  Соседка, от которой меня отделяла тонкая перегородка, Тамара Васильевна относилась ко мне высокомерно-пренебрежительно, точнее, совсем меня не замечала, но замечала соринки у порога, накренившийся почтовый ящик – все-все-все, и докладывала напрямую Лисичке, а та уже звонила мне и просила подмести у порога и заодно поправить ящик. Просила заискивающим тоном, дескать, да, соседка та еще грымза и вредина, но лучше с ней не связываться.

  Связываться я с ней совсем не собиралась, вряд ли вообще когда-либо позвоню в ее квартиру.

  Тем более в моей есть все, что нужно мне сейчас, образно говоря, зачем Магомету идти в горы, если все горы, моря и леса, какие он только пожелает, сами придут в его крошечную квартирку?

  Вот только закончились спички, и пришлось идти за ними в соседний магазин, благо, соседних магазинов вокруг великое множество, больших и маленьких, и в том числе работающих круглосуточно.

  Нет среди них только художественного, в который я наведываюсь все чаще.

  Процесс покупки профессиональных акварельных красок сродни инициации. Магически звучат названия цветов – кадмий, умбра, охра, ультрамарин, индиго – и ты уже не ты, не та, которая была до приобретения.

  Еще в нашем доме живет тот самый дальнобойщик, который развел мокриц у Лисички, но теперь двумя этажами выше и в двухкомнатной квартире.

  «Как-то встретил меня, – не без злорадства поведала мне как-то Лисичка, – и говорит „а плачу я почти столько же, сколько за однокомнатную“. Это он не знает еще, сколько ему насчитают за коммунальные услуги, особенно сейчас, когда зима».

  На обратном пути из магазина я снова заметила того типа, который прятал нос в поднятый высоко воротник. Может быть, просто замерз, но у меня интуиция, как у дикой кошки, и она не посылает просто так сигналы «Осторожно». Зачем он следит за мной?

  – Осторожно, здесь очень, очень скользко, – резво обогнал меня пожилой мужчина с прекрасной выправкой. Он жил с дочерью и двумя внуками на втором этаже. Наверняка, военный, в отставке.

  – Дамы вперед, – открыл передо мной дверь и чуть наклонившись, сделал шаг назад, как на балу.

  Я обернулась. Тень странного типа мелькнула за забором.

   26

  Впрочем, о данном эпизоде я забыла уже на другой день. Другой день был в общем-то самым обычным днем, но в любом самом обычном дне всегда можно найти что-то необычное, судьбоносное даже. Правда, осознаешь, что да, вот же, это был знак, иногда не сразу.

  Нехотя, так как погода была пасмурная и холодная, в общем, неважная, я выбралась из дома и направлялась в ближайшее отделение банка. И деньги, и продукты в холодильнике уже закончились, но, к счастью, перечислили гонорар из детского журнала за сказку, которую я отослала им уже давно и, признаться, уже забыла о ней.

  Рассказывалось в ней о неких фантастических существах, и чтобы художнику было понятнее, как они выглядят, я их даже отважилась изобразить. Как ни странно, редактору понравилось, и он даже решил опубликовать сказку вместе с моим же рисунком. И теперь, шлепая за гонораром, я думала о том, что здорово было бы стать настоящим художником-иллюстратором.

  Не удивительно, что я оказалась на одной волне с одной своей очень давней и не очень близкой знакомой.

  Она, как и я, с детства мечтала быть художницей, но работала много лет в банке. И вот теперь, встретив ее на улице, возле того самого банка, я поняла в полной мере смысл фразы «заново родиться».

  Татьяна (так зовут знакомую) с таким восторгом и упоением рассказывала о Профессоре живописи, у которого она взяла пару уроков, и который как раз набирал группу, что мне тоже захотелось исполнить свою детскую мечту.

  Правда, пока дело ограничилось тем, что я купила акварельные карандаши, акварельные краски, тюбик лимонно-желтой масляной, небольшой листок грунтованного картона, кисть и лимон, который собиралась изобразить, как сказать, с натуры. Но у меня ничего не вышло. Кисть оказалась слишком тонкой и мягкой, так что лимону была одна дорога – в чай.

   27

  Да. Среди моих близких и неблизких знакомых почему-то много художников.

  Вчера после обеда позвонила Роза. Мы с ней не то, чтобы подруги, но прекрасно понимаем друг друга. Роза расписывает матрешек, глиняную посуду и игрушки, а ее муж Кондратий их создает. Познакомились мы довольно давно на какой-то творческой тусовке и с тех пор время от времени общаемся. Они даже приглашали меня погостить на денек в их загородный дом, кто бы мог подумать, в готическом стиле.

  При этом они были так искренни и дружелюбны, что я не смогла им отказать. Мне нравится описывать чужие дома, наверное, потому, что собственного у меня нет. Мне нравится заглядывать в окна домов незнакомых мне людей. Не подглядывать, а мимоходом как будто случайно ухватить силуэты, цветные какие-то пятна, может быть, обрывки разговора – воображение сложит все воедино. А потом какое-то время спустя спросить у кого-то, кто знает, кто живет в таком-то и таком-то доме и как там живут. Такая игра в «Угадай, что творится за окнами дома», мне кажется, прекрасно развивает интуицию, раз за разом ты все ближе к истине и часто, как опытный оценщик пробу золота, видишь уже на глаз – за этой занавеской обитает чье-то счастье, а эти шторы скрывают фальшь.

  А такие дома, как у Розы и Кондратия, я просто обожаю.

  У таких домов есть характер, душа.

  По деревянной лестнице-спирали можно, как в трюм, спуститься в подвал и подняться наверх, усесться, свесив ноги, на окно уютной башни. Под ногами верхушки цветущих садов. Среди яблонь, груш и вишен притаилась японская гостья сакура.

  В саду – небольшой пруд. Возле зарослей ирисов цвели маки всевозможных оттенков – красные, белые, розовые, желтые и даже голубые.

  – Мало кому удается вырастить голубой меконопсис, – с невольной гордостью сообщила мне Роза. – Если хочешь, я тебя научу.

  Я кивнула. Само имя Розы, мне казалось, предопределяло ее любовь к цветам.

  Она даже подарила мне семена удивительного цветка, привезенные другом Кондратия из какой-то гималайской экспедиции. Многие коллекционеры флоры позавидовали бы сокровищу, которое лежит, завернутое в белый лист, вырванный из блокнота для эскизов, у меня на полке в квартире Лисички.

  – Еще хочу, чтобы у меня в саду были голубые плетисные розы, – мечтала вслух Роза, – правда, говорят, оттенок у них совсем не такой, какой представляется многим, не кобальтовый, а слегка голубоватый, ближе к сиреневому, но все равно хочется. Пойдем, покажу тебе свою новую картину.

  На новой картине Розы голубело целое поле меконопсисов. У картины не было рамы, и она казалась совершенно бескрайней.

  «Бескрайний» – на Земле сплошная аллегория. Мы говорим «бескрайнее поле», прекрасно зная, что и у леса, и у поля, конечно же, есть края, как даже у океана, как ни хочет он выйти за предначертанные грани.

  А у поля голубых меконопсисов на картине Розы не было границ, оно было, действительно, бескрайним.

  Меконопсисов на нем могло оказаться как звезд. Целая Вселенная голубых меконопсисов.

   Роза учила меня писать их маслом.

  Когда-то пару лет тому назад я брала несколько уроков керамики у одного маститого мэтра, во всяком случае именно так нескромно, хотя ему, наверное, казалось, с самоиронией, себя называл «маститый мэтр». У него было морщинистое, слегка брезгливое лицо, высокий умный лоб и беспокойные, как у пойманной мыши, глаза.

  Не знаю, почему мне пришло в голову это сравнение с грызуном. Наверное, потому, что мы с ним делали полую мышь. Она вполне могла бы стать колокольчиком. Но я почему-то не захотела. Решила, пусть будет полая мышь.

  На мой взгляд, она получилась отличной. С вздернутым носиком, наивной и с хитрецой.

  «Мышь с характером» – одобрил маститый мэтр.

  При обжиге шов на платье моей мыши слегка разошелся, но это, на мой взгляд, ничуть не портило ее внешнего вида.

  Маститый мэтр тоже сказал «Ничего страшного. Так бывает», и мы остались бы довольны друг другом, если бы я не задала один вопрос.

  Мастер был не только керамистом, но и художником-живописцем, и я знала это.

  Осторожно я поинтересовалась, можно ли у него взять заодно и уроки живописи.

  – Да вы что! – воскликнул он таким оскорбленным тоном, что у меня не осталось ни малейших сомнений: я покусилась на святое. – Этому двадцать лет, всю жизнь учатся, а вы думаете, так все просто: пришел и научился. Так не бывает. Керамика – другое дело, и здесь тоже можно совершенствоваться и совершенствоваться – хоть всю жизнь. Глина – материал благодатный.

  Но мне расхотелось уже заниматься керамикой... Но сегодня позвонила Роза.

  – Послушай, – начала она чуть заискивающим тоном. Такой обычно не предвещает ничего хорошего, но в этом случае вышло как раз наоборот. – У Кондратия в группе не хватает одного человека. Можно записать тебя для галочки? В смысле, фиктивно.

  – Пожалуйста, – разрешила я и добавила, что как-нибудь, не прямо сейчас, а попозже записалась бы в группу к Кондратию не фиктивно, а с удовольствием научилась бы делать и обжигать горшки. Пока же это дело кажется мне слишком трудным, и вкратце я рассказала Розе о Маститом Мэтре и Мыши.

  – Ха! – издала Роза победный клич амазонки. – Нашла, у кого учиться! У дилетанта! Кстати, что ты делаешь завтра вечером?

  – А что?

  Голос Розы звучал так многообещающе, что я готова была отменить чуть ли не любые планы.

  – Завтра Кондратий едет к Никите обжигать котов, – продолжала интриговать Роза. – Если хочешь посмотреть, как работают настоящие профессионалы, он возьмет тебя с собой.

  Что я могла на это ответить?

  Только то, что ответила.

  – Хочууу!

   28

  По настоящему талантливые люди остаются детьми на всю жизнь. А таких взрослых детей как Кондратий и Никифор еще поискать!

  Кондратий даже верит в бабу Ягу. Мне кажется, он говорит об этом вполне серьезно.

  По образованию Кондратий геолог, о чем он сообщает, чуть смущаясь, словно чувствует досаду и почему-то вину за то, что не смог выведать у каменистых пород и половины их тайн, но теперь решил взять реванш и привлек в союзники высокое искусство.

  Кто-то скажет, горшки и кувшины никакое не высокое искусство, а простое ремесло. Что ж, этот кто-то, скорее всего никогда не был в мастерской Кондратия и Никифора.

  Гораздо больше она похожа не на мастерскую художников, а на лабораторию алхимиков, и так отчасти и есть.

  Дом Никифора настолько просторный, что кажется мне похожим на лабиринт. Как будто стены в нем только условность, и кажется, что комнат в нем на самом деле гораздо больше, чем те несколько просторных залов, которые я видела. Я, правда, не помню, сколько их там. В одном из помещений находится печь, гончарный круг, куча еще какого-то оборудования, которое превращает глину в почти ожившие создания. А может, они и впрямь оживают, когда хозяев нет дома?

  Ежики, распушив иголки, громко топают ножками и сопят, а коты и мышки играют в кошки-мышки.

  Глиняные черные коты с завитушками хвостов уставились на меня, выстроившись в ряд в соседнем зале.

  Лакированные, с черными ушастыми головами, мне показалось, они улыбались мне все, как один, как старой знакомой. Рядом с ними ждали обжига такие же белые. Так и хотелось ответить: здравствуйте, мы где-то с вами встречались? Может быть, в этом огромном готическом замке из глины у соседней стены. Интересно, найдется ли у него покупатель, какой-нибудь обеспеченный эльф?

  «Вы не летали на корабле в позапрошлую среду?» – подсказывает улыбчивый котяра и косит на летучий корабль, на всех парусах стремящийся к звездам, но звезд не видно из-за потолка, только молодильные яблочки притаились наверху в углу.

  Зато в третьем помещении, где собраны горельефы, один из них вобрал в себя все мои мысли, закрутил их в воронку вместе с небесными телами, так что не сразу понимаешь: планеты – из стекла, которое Кондратий и Никифор искусно вживили в глину.

  – Она же живая, они, планеты движутся!.. Как вам это удалось?

  Я не могла и не хотела сдерживать восторг.

  – Игра света, – в двух словах объяснил Кондратий. Они с Никифором довольно улыбались и предложили нам с Розой тортик и чай из бузины.

  Женщины редко попадают за их алтарь искусства, но тех, кому повезло, они всегда угощают напитком на травах и чем-нибудь сладким.

   29

  Умершего человека любить легко. Он не храпит по ночам. Не разбрасывает носки по углам. Не спросит, почему не отвечала на звонки.

  Да, в таком тяжелом и легком случае можно только самой решать, что ему говорить и думать, и делать. И не важно, что все это только твои фантазии. Мир эмоций и чувств куда реальнее, чем ободранная клеенка на старой двери Лисички.

  Да, еще чуть-чуть, и эта клеенка истлеет вконец. Надо хоть чем-то заклеить ее.

  Мысли о Саше так плотно заполнили мою реальность, что практически заменили мне ее, даже более того, стали важнее реальности. Гораздо важнее.

  Вырвать меня из этого наваждения могло только что-то из ряда вон выходящее. Я даже не знала, что.

  Может, поискать какую-то работу?

  Внутренний голос порой дает весьма неплохие советы.

  Пролистав доску объявлений на сайте рекламной газеты я пришла к неожиданному выводу – прельщает меня всего-навсего одно объявление – экскурсовод на выставке обезьян. Туда я и отправила свое резюме.

   30

  В тот день у меня не было совершенно никаких планов, но никогда не знаешь, что произойдет в следующий момент, а произошло вот что. Мне позвонили с выставки обезьян. Звонивший представился, почему-то чуть смущенно, Иваном.

  Собеседование назначили на вечер.

  В восемь вечера рабочий день еще продолжался. Молоденькая билетер ждала посетителей у входа. Посетителей, правда, уже не было.

  – Вы на собеседование? – появился из-за ширмы молодой мужчина с гибким телом и подвижным лицом

  За ней более пятнадцати приматов – одни прыгали по клеткам, другие скучали в них.

  – Как вообще, животных любите?

  По-видимому, это был решающий вопрос.

  – Да, – честно ответила я.

  – Но надо не только проводить экскурсии, но и убираем за животными сами. Как вы к этому относитесь?

  – Нормально, – не увидела я особой проблемы.

  – Вот и хорошо. Не только утром, но и в течение дня, в процессе, но вы, я вижу, девушка подвижная, справитесь. И смотрите, чтобы обезьяна не укусила посетителей. За это у нас штрафуют. Экскурсовода на 5 тысяч, администратора – на 10, а меня – на 20. А как вы относитесь к частым переездам? Вас ничто не держит? В каждом городе мы останавливаемся максимум на месяц, потом переносим клетки, но это уже у нас делают мальчики, и едем дальше. Следующий город – Ростов-на-Дону.

  – Нормально.

  – Вот и хорошо, а то работала у нас недавно одна девушка, тоже сначала ее ничего вроде бы не держало, а через месяц оказалось, что это не так.

  Мартышки протягивали мне лапки, словно приглашая в свой нескучный коллектив. Одна из них, правда, посматривала на меня как-то настороженно, а крупная надпись возле клетки предупреждала:

  «Женщинам и детям не кормить».

  – А мужчинам можно?

  – Можно, – удивил Иван. – Мужчин она любит. Это мартышка брасса, у них на одну самку в природе приходится по десять самцов, поэтому в каждой женщине, не только в мартышке, они видят соперницу.

  Обезьяний мир начинал меня завораживать.

  – А это, – продолжал потенциальный работодатель, – капуцин, они у нас артисты, такие особи снимались в «Пиратах Карибского моря», «Ночь в музее», такую обезьянку можно увидеть и в детском мультфильме «Алладин».

  В какой-то передаче я видела, что капуцины по своему развитию находятся на уровне пятилетнего ребенка и могут даже помогать ухаживать за больными или выполнять работу официанта.

  – Зарплаты у нас хорошие, – перешел молодой человек от обезьян к людям. – Первые три дня, пока вы будете стажироваться, то есть смотреть, как нужно правильно делать, и учиться у второго экскурсовода, оплата – 500 рублей в день, потом тысячу, а когда уже научитесь всему, тогда и суммы совсем другие – проценты от общей выручки. В ином городе, где на выставку хорошо идут, и по 120 тысяч на каждого, жилье, проезд оплачиваем. Работа интересная, но не у каждого, конечно, получается, да и обезьяны могут не принять...