Текст книги "Ребёнок магната. Не.Разлучные (СИ)"
Автор книги: Вероника Лесневская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 7
Доминика
Липкие пальцы ползут по горлу вниз, оставляют мерзкий влажный след на ключице, забираются в разрез блузки.
Ледяная рука задирает юбку, сжимает бедро.
В носу стоит запах сырости, которым пропитана темная кладовка. И пота мужского тела, что давит на меня со спины, впечатывая грудью и животом в холодную стену.
Ловушка захлопывается. Безысходность парализует. Страх отключает мозг.
В ушах шум и гадкий голос.
– Довыпендривалась, мелкая тварь? Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Сейчас я тебя…
Невидимый тумблер щелкает в сознании, активируя крик. Безумный, животный вопль. Не верится, что он исходит из меня.
Я. Не. Сдамся!
Брыкаюсь, как одержимая, размахиваю руками, лягаюсь ногами.
Но он сильнее, старше, мощнее. А я одна.
Во всем доме больше никого.
Только он. Рядом. Всюду. Вокруг.
Мне нечем дышать.
Я бьюсь до последнего…
Липкие холодные лапы превращаются в теплые объятия. Вонь сменяется каким-то до боли знакомым запахом, почти родным. А голос… звучит ласково, успокаивающе.
– Тише, ёжик. Проснись. Ты в безопасности. Я с тобой.
Выныриваю из кошмара и пытаюсь понять, где я сейчас и что происходит. Но мысли путаются, а тело млеет расслабленно в чьих-то руках, из которых больше не хочется вырываться.
Ко мне возвращается чувство защищенности. И его я способна испытывать только с одним мужчиной.
Ну нет! Только не он! Не в этот миг, когда я жалкая и разбитая.
Медленно поднимаю голову, различаю в тусклом свете прикроватной лампы знакомые черты лица. И обреченно выдыхаю:
– Ян?
Замечаю царапины на его щеке, настолько глубокие, что их видно даже в полумраке. Импульсивно поднимаю руку, касаюсь пальцами ран, чувствую что-то влажное на подушечках.
– Это я? – задаю глупый вопрос, ведь и сама знаю, что я. Расцарапала Яна до крови, когда боролась с призраками прошлого. Сумасшедшая, неадекватная истеричка со сломанной психикой. И как же противно, что он узнал меня такой.
– Не важно, – шепчет хрипло, участливо. Жалеет, как котенка подзаборного, отчего мне только хуже. – Ты как?
Отвратительно, Ян, отвратительно! Особенно сейчас, когда ты стал свидетелем моей больной паники!
Мне казалось, что я справилась со своими кошмарами. Подавила их в себе несколько лет назад. Не полностью, ведь я по-прежнему видела мерзкие эпизоды прошлого во снах, но хотя бы не кричала наяву, контролировала себя. И даже в Польше, под одной крышей с Левицкими, ничем не выдала свою неадекватность.
Но стресс после отравления отбросил меня на исходную. На протяжении трех месяцев Дана чуть ли не дежурила возле моей спальни, готовая успокоить меня после очередного приступа. Антидепрессанты я упорно отвергала, а снотворное помогало через раз.
Но только что… Кажется, произошла самая мощная вспышка воспоминаний. Я опустошена настолько, что не могу дышать. Не то чтобы говорить.
Однако должна. Обязана собрать остатки воли в кулак, чтобы опять казаться сильной.
– Все в порядке, – отзываюсь бодро и даже улыбаюсь. – Я в полном порядке, – повторяю, как мантру. Но не помогает, потому что внутри по-прежнему все дрожит.
– Ты кричала, – произносит Ян все так же тихо, будто спугнуть меня боится. – Громко, – скользит изучающим взглядом по моему лицу.
– Ужастиков на ночь пересмотрела, – хихикаю нервно. В качестве отвлекающего маневра.
Пытаюсь высвободиться, но Ян крепко держит меня за плечи. Сам остается серьезным.
– Расскажи, – звучит полупросьба-полуприказ.
– Сюжет фильма? – продолжаю изображать дурочку, но с ним мои уловки не работают. – Я уже успокоилась, Ян, – меняю тактику. – И хочу спать. Спокойной ночи, – многозначительно киваю на дверь, но тут же хмурюсь. – Как ты вошел? Я закрывалась.
– Для меня не существует замков, когда дело касается тебя, – чеканит он. – Ложись, – заявляет неожиданно.
Аккуратно укладывает меня на постель, заботливо накрывает одеялом. А сам устраивается рядом, на боку, приподнявшись на локте и подперев голову рукой. Нависая надо мной, впивается в меня взглядом-рентгеном.
– Расскажи, что случилось с тобой? – повторяет, будто загипнотизировать пытается.
– Ян, но…
– Мика, ты знаешь меня. Я настойчивый и не отступлю, – делает паузу, обдумая свой следующий шаг. – Хочешь спать? – киваю неуверенно, предвкушая подвох. – Тогда рассказывай. Иначе не уйду.
– Не хочу, – признаюсь честно, однако поворачиваюсь на бок, чтобы быть лицом к лицу с Яном, и натягиваю одеяло до самого носа.
– Доверься мне, – протягивает ко мне руку, касается волос, проводит от виска к затылку. – Тебе станет легче, ёжик.
Ян берется за край одеяла, одергивает вниз. Он не меня раскрывает, а словно душу мою обнажает. Она искрит и кровоточит.
Прикрываю глаза и выпаливаю на одном дыхании:
– Легче? Мне с пятнадцати лет так и не стало легче. С тех пор, как меня домогался сводный брат…
Рука Яна непроизвольно сжимается на моей голове, дергает локоны. Морщусь не от боли, а от неожиданности. Но хватка тут же ослабляется, уступая место ласковым поглаживаниям. Будто я ребенок, которого нужно успокоить.
– Дальше, – короткий, тихий указ.
И я срываюсь. Слезы текут сами собой, а следом звучат и слова. Будто это не я произношу их. Хочу остановить себя, но глупая наивная Мика, которую я запечатала внутри, сейчас вышла из-под контроля.
– После смерти родителей нас с Даной отправили в детдом, потому что никто из родственников за нами не явился, – не могу подавить нотки обиды. На Левицких. – Через какое-то время нами заинтересовалась одна супружеская пара. У них был детский дом семейного типа, и они забрали нас к себе. Не удочерили, нет, просто взяли временно на воспитание, до совершеннолетия. Мы… должны были радоваться, что растем в подобии семьи. Кроме нас, там были еще дети. Среди них лишь единственный родной сын этой пары – Игнат. И его мы были обязаны слушаться, – сглатываю, стоит лишь вспомнить этого прыщавого шкафа. – Правда, Дана вскоре тяжело заболела, и «приемные родители» каким-то хитрым путем вернули ее в детдом, чтобы избавиться «от заразы», а мне сказали, что она там и умерла.
– Вы ведь встретились? – догадывается Ян.
– Да, мы нашли друг друга незадолго до моего приезда в Польшу, – хмыкаю я. – Как бы это ни было странно, но благодаря тем самым шантажистам, которых я оставила в австрийской тюрьме. Они вынуждали меня подставлять Дану, выдавая себя за нее. Я поначалу даже не знала, что и зачем делаю. А когда все поняла – и мы с сестрой объединились, то… бедными стали они, – ухмыляюсь я.
Умолкаю. Может, довольно откровений на сегодня? Больно вдаваться в подробности, горько ворошить прошлое. Но Ян намерен вывернуть меня наизнанку.
– Дальше, ёжик, – накрывает мою щеку ладонью и поглаживает кожу большим пальцем.
– Ну, пока я была маленькой, жить в той семье было… кхм… терпимо. Да, нас заставляли выполнять разную работу по дому и не только, тяжести таскать, но это действительно мелочи. Труда я не боялась. Я боялась Игната, который возомнил себя чуть ли не надсмотрщиком. И позволял себе нас бить. Ну а я… делала ему гадости исподтишка, – закусываю губу, подходя к самому страшному. – Когда мне было пятнадцать, ему как раз восемнадцать исполнилось. Ну и… Игнат и раньше позволял себе меня трогать, за что получал по рукам и другим частям тела. А в один день он… зашел слишком далеко.
Не успеваю подавить сдавленный всхлип – и прикрываю рот ладонью. Чувствую, как по виску на подушку ползут соленые ручейки.
– Мика, – срывающимся голосом зовет Ян. Как будто издалека, а я в вакууме, погруженная в жуткие воспоминания.
– Что Мика? – вскрикиваю я. – Он дождался, когда дома никого, кроме больной бабули, не будет, зажал меня в кладовке и чуть не… Я бы не вырвалась. Никак. Игнат был сильнее. Мне повезло, что у него… кхм… ну… – теряюсь и краснею, словно мне до сих пор пятнадцать. – В ответственный момент он не смог ничего со мной сделать. Ударил меня от злости и ушел.
– Ты сказала приемным родителям? – допытывается Ян.
– Да, – усмехаюсь я сквозь слезы. – Они решили, что я лгу. Заявили, будто у меня плохая наследственность и гены шлюхи. И я оговариваю их «хорошего мальчика». Еще и наказали. Правда, я им на следующий день слабительного подмешала, которое в аптечке бабули нашла, – уточняю со злостью.
– Моя храбрая девочка, – ласково шепчет, перебирая пальцами локоны, отчего я немного успокаиваюсь.
Но ненадолго.
– Потом начался настоящий ад. Игнат, озлобленный своим «позором», прохода мне не давал, – хнычу я, раскрывая душу перед Яном. – Преследовал дома, в школе, лапал, делал больно. Угрожал привести друзей и завершить начатое. Я запиралась от него в комнате, пряталась на чердаке, сбегала к бабуле и сидела у нее часами. Я постоянно находилась в страхе. В напряжении. Не могла спать, озиралась по сторонам, когда покидала «убежище». Иногда мне казалось: лучше бы Игнат изнасиловал меня тогда и отстал, – Ян дышит тяжелее и сжимает мое предплечье. – Потому что морально он мучил меня еще сильнее. Я превратилась в настоящего параноика, – дрожащим голосом добавляю сипло: – И до сих пор им осталась.
Прячу лицо в ладони, выдыхаю тяжело, ощущаю, как Ян гладит меня по плечу, спине. Обнимает. Хватаюсь руками за его футболку, будто ища спасения, утыкаюсь носом в лихорадочно вздымающуюся грудь и продолжаю тише:
– Я устала быть беззащитной и залезла в аптечку бабули. С того момента я перепробовала на Игнате практически все ее лекарства, не зная заранее их действия. Методом тыка. Сводный то страдал от диареи, то терял сознание от внезапно упавшего давления, то задыхался от аллергии… Родители возили его к врачам, даже проверяли на наркозависимость. Но главное, Игнату было не до меня.
На секунду смотрю на Яна. Ловлю на себе сочувственный и в то же время напряженный платиновый взгляд. Опускаю ресницы, чтобы не вступать в зрительный контакт. Так говорить легче, когда чувствуешь, но не видишь.
– Когда мне было семнадцать, бабуля умерла. Единственный человек, который нормально относился ко мне в той семье, оставил меня, – надуваю губы, будто она виновата в своей смерти. – Другие дети были старше – и к этому моменту многие из них «выпустились» во взрослую жизнь. Семья тем временем подбирала в детдоме «новых» воспитанников. Игнат становился все сильнее и бешеннее. И я… поняла, что жить там больше не смогу. Я сбежала, украв у них… – качаю головой, отважившись всю правду сказать. – Да я хватала все, что плохо лежало. Деньги, ценности, даже аптечку бабули. Смылась из их загородного домика в столицу, где смогла затеряться в толпе. И скрывалась до совершеннолетия, чтобы меня насильно не вернули в семью.
– Тебя больше… не обижали? – Ян говорит со мной, как с маленькой, но в тоне четко прослеживается сталь.
– Я больше не позволяла себя обижать, – чеканю гневно. – Я какое-то время работала в круглосуточном кафе уборщицей. Нелегально. Чтобы не «светиться». Когда ко мне начал подкатывать хозяин заведения, я «угостила» его таблетками от бабули – и опять сбежала.
– Малышка моя, – шепчет с надрывом, отчего мне становится жалко себя.
– Я не знаю, когда это произошло, но в какой-то момент в мозгу что-то щелкнуло, а в груди закаменело, – произношу внезапно обледеневшим тоном. – Страх ушел. Будто умерло что-то внутри меня. Остался только холод. И вообще ноль эмоций. Словно пустая стала. Тогда же я наткнулась на один элитный ночной клуб. И не заметила сама, как начала опаивать и обчищать богатых мужчин. Во мне играла не столько жажда денег, сколько желание проучить их, отомстить. Будто это они виноваты в том, ЧЕМ я стала. Один раз влипла, но меня спас администратор. Он вообще хорошо ко мне относился, прикрывал. Странный, – пожимаю плечами.
– У вас были… – Ян запинается, – …отношения?
– Наверное, могли быть, – свожу брови задумчиво, вспоминая того парня. Он действительно хорошим был. – Но нет. Я сбежала. В очередной раз, – шумно втягиваю воздух носом. – Ну, а потом были те влиятельные люди, которые использовали мое прошлое против меня, встреча с Даной. И… Польша. Все, – отодвигаюсь от Яна, но он приближается.
– Где. Тот. Подонок? – чеканит железным голосом. – Игнат? Дай мне адрес и…
– Думаешь, я не искала его потом? – выпаливаю с проступившим ехидством. – Не так давно я ездила в тот дом… К нему… Чтобы отомстить. Но… – проталкиваю образовавшийся в горле ком. – Игнат сам это сделал за меня.
– То есть?.. – недоумевает Ян.
– Он все-таки добился своего. Но не со мной, – не выдержав, срываюсь в плач. – С другой несовершеннолетней девочкой. И сел. Надолго. Так что сейчас расплачивается за все. В тюрьме к таким, как он, «особое отношение»…
– Господи, ёжик, – с рыком выдыхает Ян, хочет опять заключить в объятия, но я сопротивляюсь.
– Вот только не надо меня жалеть! – фыркаю я, хлопаю его по груди и яростно стираю слезы со своих щек. – Ты обещал уйти, когда я все расскажу. Исполняй!
Отталкиваю его словами, хотя понимаю, что без Яна мне опять станет плохо и одиноко. Только с ним тепло.
– Мика, – зовет он нежно. – Позволь мне остаться, – смотрит не в глаза, а в самую душу. – Ты в безопасности со мной. Больше не одна, слышишь? – берет лицо в теплые ладони и целует в лоб. – Я не дам тебя в обиду, обещаю.
Все-таки обнимает, прижимает к себе, пока я ерзаю в его руках, предпринимая слабые попытки сопротивления. Его футболка, к которой я прижимаюсь лицом, насквозь мокрая от моих слез. Я не могу прекратить это. Будто плотину прорвало.
Ругаю себя за слабость, но остановиться не в силах.
– Прекрати, Ян, – умоляю сипло. – Уходи. Не трать время, – поднимаю голову и выплевываю ему в лицо. – Оставь меня! После всего, что было… – кричу на выдохе. – Я сломана! Не починить, – зажмуриваюсь и реву. – Не хочу, чтобы ты меня жалел…
– Я не уйду, ёжик, – целует мои мокрые щеки, а я позволяю. Потому что мне так не хватает ласки. Всю мою проклятую жизнь не хватало.
– Ты должен, – еле слышно.
– И я не жалею тебя, – Ян обхватывает пальцами мой подбородок, приподнимает. – Я тебя люблю, моя маленькая Мика, – и пользуясь моим шоком… он меня целует.
Глава 8
Доминика
Задерживаю дыхание, чуть приоткрываю губы, впуская Яна. Он не напирает, действует ласково, аккуратно. Будто приручает. И ему это удается. Потому что уже через пару секунд я порывисто выдыхаю, обвиваю его шею руками, всем телом прижимаюсь в поисках желанного тепла – и отвечаю на поцелуй. Со всей своей неистраченной нежностью.
Очень быстро становится жарко. Я будто горю изнутри. Особенно, когда Ян скользит руками вниз по моей пояснице, укладывает ладони на бедра и сжимает, впечатывая в себя.
Вопреки ожиданиям, отторжения я не чувствую. Наоборот. Мне впервые в жизни хорошо и легко. Я почти готова довериться Яну, но он вдруг убирает руки. Прерывает поцелуй резко. Делает над собой усилие – и вовсе отстраняется, судорожно дыша.
Устремляю на него замутненный слезами и чем-то еще, новым для меня, взгляд, всматриваюсь в напряженное, каменное лицо. И губы сжимаю. Непонятный мужчина.
– Так, ёжик, – строго произносит он после паузы. – Ложись спать, – нащупывает уголок одеяла, тянет – и накрывает меня так, чтобы между нашими телами оказалась ткань. Как барьер.
Я послушно киваю, утопаю головой в подушке, зарываясь носом в ее край. И боюсь на Яна взглянуть. Неловко.
Молча жду, пока он покинет мою спальню. Но вместо этого Ян устраивается удобнее рядом, кладет ладонь на мою талию, не позволяя себе большего.
– Я останусь, – невесомо целует в лоб. – Не бойся, я тебя не трону.
И застывает, будто в подтверждение своих слов. Не двигаюсь и я, украдкой изучая его суровые, по-мужски красивые черты. Ян так близко ко мне, но я ни капли не боюсь. Более того, успокаиваюсь.
Окончательно осмелев, подаюсь вперед и прижимаюсь щекой к мощной груди. Прикрываю глаза, невольно вслушиваясь в лихорадочный стук сердца. Уютно, но уснуть не могу.
В голове, словно зацикленные, крутятся слова Яна.
– Ты сказал это, чтобы успокоить меня? – горячо выдыхаю.
И боюсь взгляд поднять. Затаившись, жду ответа.
– Глупый ёжик, – усмехается он, касается губами моей макушки. – Я ведь в тот день в Кракове не смог мимо пройти, – обдает жарким дыханием, отчего кожу покалывает миллионами иголочек. – В тебя невозможно не влюбиться, – вздрагиваю от его фразы и тона. – Невозможно не ревновать, когда ты играла невесту Эда. Невозможно не злиться, когда ты упорно называла меня братом. Невозможно не желать тебя сейчас, когда ты так близко. И в то же время недоступная.
Зарывается рукой в мои волосы, массируя пальцами затылок.
Решаюсь запрокинуть голову, встретиться с Яном взглядами. И сдаться ему.
Поднимаю ладонь к его лицу, провожу по шершавой щеке, даю себе пару секунд, чтобы собраться с духом, и…
Сама. Целую. Мужчину.
Единственного, к кому вообще могу прикоснуться. Того, с кем я чувствую себя не одинокой.
Целую так, будто отдаю всю себя. И жду хотя бы частичку взамен.
– Мика, – на мгновение прерывается Ян, но из цепких лап больше не выпускает. Его голос охрип, тон звучит предупреждающе.
Но я больше не боюсь. Возможно, пожалею об этом, но не хочу размышлять сейчас.
– Я хочу… – по телу будто судорога проходит, но я переступаю через себя и свои страхи, – …доверять тебе.
Моих слов оказывается достаточно. Ян обводит меня вспыхнувшим взглядом и овладевает моими губами. Схожу с ума от его поцелуев и ласк. Нежных, но в то же время требовательных.
Ян сам задает курс, а я впервые в жизни позволяю себе плыть по течению и просто…
Наслаждаться.
Умелыми руками, блуждающими по моему телу, освобождая его от ненужной одежды и подчиняя. Неожиданно мягкими губами, оставляющими «ожоги» в самых нескромных местах. Лихорадочным дыханием, обдувающим мою кожу до мурашек.
И своей реакцией. На него. Единственного.
Растворяюсь в ощущениях и эмоциях. Отдаю себя Яну.
Но все-таки он делает мне больно. Я знаю, что это неизбежно, но не могу подавить разочарованного вскрика. От приятной неги не остается и следа.
– Одно твое слово – и я остановлюсь, – абсолютно серьезно заявляет Ян.
В такой момент? Вместо того, чтобы получить свое? Мужчина сам предлагает остановиться?
Все же Ян не такой, как все!
И хотя мне действительно дискомфортно… Но нет. Отступать поздно. Я слишком хочу, чтобы это был именно он.
Здесь. Со мной. Сейчас. И всегда.
Отрицательно качаю головой, обхватываю шею Яна руками, чуть приподнимаюсь, чтобы быть еще ближе к нему. Несмотря на то, что каждое движение отзывается покалыванием.
Я пытаюсь расслабиться, но…
Чувствую облегчение, лишь когда Ян наконец-то отстраняется. Мысленно все же радуюсь, что моим первым мужчиной оказался именно он. Ласковый, заботливый… Однако дело во мне. Чего-то подобного я и ожидала. Пусть.
Жду, когда можно будет просто лечь с Яном в обнимку. И уснуть, чувствуя жизненно необходимую мне защищенность.
Но он не торопится почему-то.
Горячая ладонь проводит по моему животу вниз, отчего невольно ерзаю на простынях. Широко распахиваю глаза от новых ощущений, когда…
– Доверяй мне, – напоминает Ян, и я чувствую волнение от одной его фразы.
А после… Он высекает искры своими прикосновениями. И там, где совсем недавно было больно, теперь пылает пожар. Распространяется по всему телу, заставляет меня метаться по постели, сдавленно постанывать. Кусать губы, впиваться ногтями в мощные плечи Яна, царапать их бешено. Что-то просыпается во мне, но я сдерживаю это из последних сил.
– Ну же, Мика, отпусти себя. Для меня, – срывающимся голосом хрипит Ян и жалит лицо поцелуями.
– Я… – мощный импульс пронзает низ живота. – …не… – волна кипятка окатывает с головой. – …уверена-а-а-а!
Срываюсь в крик и выгибаюсь, потому что внутри меня взрывается вулкан. Наполняет лавой. Она бежит по моим венам вместо крови. Цепляюсь за Яна, словно он мое последнее спасение. И сквозь стоны повторяю его имя.
– Пламя, – шепчет Ян мне на ухо, покрывает шею поцелуями, пока я продолжаю дрожать под ним, не осознавая до конца, что произошло. – Я знал, что ты такая. Только моя Мика.
Поворачивается на бок, увлекая меня за собой. Кутает в одеяло, будто от всего мира меня хочет укрыть. А я и не против спрятаться. Только с ним. Потому что внешний мир слишком жесток ко мне.
* * *
Ян
Обнимаю холодную подушку – и резко подскакиваю, откидывая ее на пол. Осматриваюсь, ищу Мику в спальне, но тщетно. Непроизвольно параллель провожу с нашим знакомством и той ночью в отеле, когда наутро я проснулся без денег, без часов, но главное – без вредного ёжика. История повторяется?
И я взрываюсь.
– Мика! – ору что есть мочи и встаю с постели. Найду и свяжу, ей-богу!
Мельком замечаю темные пятнышки на белоснежных смятых простынях – последствия нашей с ёжиком ночи. И свидетельство то, что, черт возьми, моя она!
Если опять вздумала сбежать…
– Ты чего раскричался? – раздается тихий голосок, и я поворачиваюсь на него.
Выдыхаю с облегчением.
Мика стоит в дверях. После душа, обернутая в полотенце, уголок которого на груди сжимает. Свободной рукой спутанные влажные волосы поправляет.
Улыбаюсь, жадно окидываю ее взглядом, заставляю смутиться и опустить ресницы. И куда только исчезла вся ее дерзость?
– Думал, ты сбежала, – признаюсь честно и ближе к ней подхожу. Настолько, что запах ее носом вбираю, как безнадежный токсикоман, и сбивчивое дыхание слышу.
– Ты ведь сам сказал: только вплавь, – Мика хитро прищуривается, головку набок наклоняя. – А в озере вода ледяная.
– Ёжик, – обхватываю острый подбородок и приподнимаю, целую податливые губы.
Ощущаю горячую ладошку на своей груди. Вверх ползет, пальчиками шею щекочет.
– Я не хотела так поступать тогда, – отстранившись, шепчет Мика виновато. – Я даже думала дождаться, пока ты в себя придешь, и извиниться. Потом испугалась, что разозлишься. И решила просто уйти. Но… Гравировку на часах увидела, – совсем сипло произносит. – Ну и… – прячет взгляд.
«Яну с любовью», – усмехаюсь мысленно. Глупый ёжик.
Но мне нравится, как она все больше раскрывается передо мной. И в то же время спугнуть боюсь.
– Ревнивая, значит? – беру ее за талию, впиваюсь пальцами в полотенце.
– Не знаю, – пожимает Мика плечами. – Не приходилось…
Наклоняюсь к ней, целую в маленькое плечико, веду носом по тонкой шее.
– Мне эти часы мама подарила, – шепчу на ухо. Доверие за доверие. – Так что в ту ночь я потерял сразу две ценности: память о ней и… тебя, – всматриваюсь в ее милое личико.
Сама на себя Мика сейчас не похожа. Не грубит, не отталкивает, лишь пушистыми ресницами хлопает – и телом идеальным ко мне льнет.
– Еще вопросы? – бросаю смело, но мгновенно жалею об этом.
– Есть что-то, о чем ты должен сказать мне? – бьет под дых.
– Нет.
Ничего из того, что тебе следует знать, маленький ёжик. И чего бы я не смог решить самостоятельно…
– Ян, все ведь закончится здесь? – выдает она неожиданно, отклоняя голову и в глаза мне заглядывая. Серьезно так, хмуро и немного грустно.
– Почему это? – недоуменно поднимаю брови.
Ошибаешься, ёжик. Все только начинается. Ты моя, и я каждого порву за тебя.
И прежде… Сделаю пару звонков в Россию, чтобы подонок Игнат не вышел досрочно. Будет он у меня на особом контроле. И никого больше близко к моей женщине не подпущу. Мика не должна бояться – со мной безопасно.
– Слишком хорошо, чтобы долго продлиться, – заявляет она с прохладой в голосе. Опять броней своей покрывается, иголки выпускает, но я не боюсь поколоться. – У меня так не бывает.
– Со мной будет, – убеждаю Мику я, хотя слабо понимаю, как обещание выполнять буду. Не потерять бы ее шаткое доверие.
Подумаю потом об этом, а пока… обнимаю ёжика. Руки сами скользят по ее спине вниз, задирают полотенце, под которым ничего нет.
Хочу ее опять, будто не было ничего минувшей ночью.
Моя одержимость.
Веду ладонями по бедрам, попку сжимаю. Слышу слабенький стон. Мика дергается, когда я касаюсь ее слишком откровенно.
– Больно еще? – убираю руки к чертям. Идиот озабоченный.
– Немного, – говорит еле слышно и голову опускает.
– Тогда беги, глупый ёжик, – целую ее в лоб. – Потому что я себя рядом с тобой не контролирую.
Но ухожу сам. От этого сладкого греха подальше. Хлопнув дверью, оставляю Мику одну. Смущенную и растерянную.
Наспех одеваюсь, собираю вещи. И жду Мику в гостиной, нервно на часы поглядывая. Нам еще к ее сестре заезжать. Можем опоздать на самолет. Но торопить ёжика – это подписать приговор нам обоим.
– Слушаю, Марк, – отвечаю начальнику службы охраны. Всегда беру трубку, потому что по пустякам он не звонит.
– Пану Адаму плохо было ночью, но уже все обошлось, – выпаливает, как пулемет, чтобы я не успел испугаться.
– Так, врачи из списка на месте? – выпрямляюсь я и телефон крепче сжимаю.
– Да, конечно, вызвали сразу, – рапортует Марк.
– Я вернусь уже к вечеру, – заверяю его и, подумав, добавляю. – Не один. Так что поручи комнату подготовить на втором этаже. Возле детской…
Думаю, Мике понравится. Она будет рада жить через стенку от Даниэля.
– Но… сейчас… – мнется Марк. – Там Пани Левицкая…
– Какого черта она вообще в особняке делает? – рычу и подрываюсь с места. – Что я тебе говорил?
– Приехала, когда пан Адам заболел. Она за ним ухаживает сейчас, – оправдывается он.
Понимаю, что это была воля деда, а ему перечить бесполезно. Но, мать их всех, я же приказал!
– Минус половина зарплаты, Марк. Еще одна ошибка – и я полностью сменю службу охраны, – угрожаю серьезно.
– Виноват, но…
Обрываю звонок, потому что из комнаты Мики доносится возмущенный вопль. Взметаюсь по лестнице вверх, распахиваю дверь и подлетаю к ёжику.
– Ян! – она шипит на меня, как дикая кошка. – Ты зачем телефон мой вчера отключил??? – тычет дисплеем мне в нос. – Тридцать пропущенных от Даны и сообщений куча, – лихорадочный вздох. – Она. Нас. Убьет!
